Geum.ru

Антология Москва «Academia»

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   36   37   38   39   40   41   42   43   ...   59


В наш век мы стали свидетелями третьего открытия в области обработки информации: появления компьютера, наиважнейшего изобретения современности.


Говоря о компьютерах, мы чаще всего имеем в виду их быстродействие. Как отмечал Блюменталь, «в семнадцатом веке Иоганну Кеплеру понадобилось четыре года, чтобы рассчитать орбиту Марса. Сегодня микропроцессор делает это всего за четыре секунды»12. Однако основное достоинство компьютера состоит не в том, что он может молниеносно производить вычисления. Какую бы ценность ни представляла собой эта способность, сама по себе она может стать как благословением, так и проклятием, поскольку, расширяя наши знания, она в то же время повергает нас в пучину новых информационных потоков.


Что делает компьютер поистине важным изобретением, так это его способность обрабатывать результаты вычислений под управлением человека, а именно сортировать и сопоставлять данные, связывать разные слои общества сложными коммуникационными сетями, осуществлять передачу информации по этим сетям в любое место на земном шаре, где она необходима.


В результате этих свойств широкое внедрение компьютеров не только вызвало информационный бум, но и дало нам средства справиться с этим сокрушительным потоком. Тем не менее, нам по-прежнему лучше удается производить новую информацию, чем оценивать ее и обмениваться ею. Технологии развиваются так стремительно и охватывают столько областей, что сегодня основным фактором, ограничивающим изобретения, является не столько способность инженеров и предпринимателей выступать с новыми идеями, сколько их способность быть в курсе последних достижений в других областях, лежащих за пределами его узкой специализации, и умение воспользоваться этими достижениями.


Именно в этом заключен способ увеличения размеров пирога. От того, насколько мы сможем усовершенствовать свою способность обрабатывать информацию, зависит скорость развития технологии в целом. Чем быстрее развивается технология, тем выше ее возможности — как в увеличении полезных запасов существующих естественных ресурсов, так и в определении совершенно новых их видов, и в результате мы становимся богаче и богаче.


Что же значат слова о том, что благодаря современным технологиям мы получаем доступ к неограниченным запасам ресурсов? Прежде всего, это означает, что накопление ресурсов уже не является ключом к достижению благосостояния.


Такой урок получили компании, попытавшиеся воспользоваться страхом перед оскудением ресурсов, охватившим мир в начале и середине 70-х. В 1974 — 1975 годах появилось не менее восьми новых картелей, объединявших экспортеров из стран «третьего мира», которые считали, что способны диктовать цены и объемы поставок основных товаров — от бананов до бокситов, меди, каучука, древесины и вольфрама. В 1978 году была даже предпринята попытка создать организацию, которая координировала бы ценообразование в отдельных подобных группах. Но к середине 80-х все эти картели были вытеснены с рынка. То же самое произошло и с ОПЕК, когда-то предметом ненависти индустриального мира.


Главной логической ошибкой, допущенной этими картелями, было предположение, что промышленно развитые страны не смогут выжить без товаров, поставляемых ими, и что потребители будут готовы заплатить любую цену, лишь бы поставки не прерывались.


На самом же деле по мере роста цен потребители начали оглядываться вокруг в поисках субститутов, которые они могли отыскать с помощью средств и методов, предоставляемых технологией. Например, когда картель, поставляющий олово, в начале 80-х годов взвинтил цены до рекордной цифры в 12 тыс. долл. за тонну, потребители дружно перешли на алюминий, стекло, картон и пластмассы. Еще в 1972 году 80% банок для прохладительных напитков в Америке изготовлялось из жести, к 1985 году практически все пивные банки в США и 87% банок для безалкогольных напитков делались из алюминия. Всего же из-за жадности производителей мировое потребление олова сократилось за период с 1980 по 1985 год на 15%13.


Аналогичным образом, с повышением цен на медь в 70-е годы промышленность телекоммуникаций стала ускоренными темпами разрабатывать новые технологии, такие, как волоконная оптика, не зависевшие от медных проводов и кабелей. В результате к концу 80-х годов телефонные компании США проложили на 1,5 млн. миль больше волоконно-оптических кабелей, и как минимум два отделения районного обслуживания компании «Белл» объявили о сво- ем намерении полностью заменить медные кабели волоконно-оп-тическими сетями в течение следующих двадцати лет14.


Из этого следует извлечь серьезный урок, а именно: в мире «Алхимии» рынок не имеет углов.


В то время как старомодный экономист пытается загнать рынок в угол, сыграв на наиболее ценных сырьевых товарах, «алхимик» доказывает, что коммерческие предприятия, пытающиеся сыграть на дефиците, обречены.


Когда дело доходит до оценки стоимости товаров, «алхимик» становится настоящим фундаменталистом. Он знает, что в мире практически неограниченных ресурсов, поскольку мало каким из них нельзя найти замену, конкретное сырье не стоит тех денег, которые потребитель, как выясняется, готов за него платить. Конечно, цена, устанавливаемая рынком, является классическим экономическим определением стоимости. Но мир, в котором мы живем, уже перестал быть классическим. В мире «Алхимии» рыночная цена отражает только спекулятивную стоимость товара. «Алхимика» же, наоборот, интересует фундаментальная производственная ценность (fundamental productive value), т. е. цена товара в отношении к цене других благ, которые могут быть использованы с той же целью. Если эта цена завышена, платить ее не стоит.


Производственная ценность товара аналогична балансовой стоимости активов компании. Последняя основывается не на представлении фондового рынка, которое частично зависит от результатов анализа, частично от эмоциональных ощущений, а на строгом учете наличности, которую могут принести активы, если будут распроданы по отдельности. В 80-е годы новое поколение головорезов с Уолл-Стрит изменило соотношение сил среди корпораций, сколотив на этом состояние. Они уничтожали (или грозились уничтожить) компании, рыночная цена которых была ниже их балансовой стоимости. Так же в 90-е годы и позже «алхимики» будут изменять соотношение в сфере ресурсов, все больше перенося акцент на фундаментальную производственную ценность сырья.


Рассмотрим конкретный пример. Предположим, что в зубоврачебной практике используется одна унция золота. И предположим, что разработан синтетический материал стоимостью 250 долл., который может быть применен для тех же целей. Хотя золото продается на рынках по 400 долл. за унцию*, «алхимик» считает, что его полезная стоимость для данного конкретного применения составляет 250 долл. за унцию. Если бы золото больше нигде не использовалось, то, по оценкам «алхимика», его цена постепенно снизилась бы до этого фундаментального уровня. Однако, поскольку конкретный товар имеет, как правило, много применений, его реальная производственная ценность обычно представляет собой среднее арифметическое нескольких разных величин производственной ценности для различных целей.


Рассмотрим аналогичный пример. Предположим, что вам надо сжечь 400 галлонов печного топлива, чтобы обогревать дом в течение года. Если стоимость печного топлива составляет 1 долл. за галлон, то ваш счет за год составит 400 долл. Но как вы вычислите производственную ценность печного топлива? Она будет зависеть от цены на его заменители. Допустим, что стоимость обогрева дома природным газом в течение года составит 500 долл. В этом случае «алхимик» будет считать, что полезная стоимость топлива составляет 1,25 долл. за галлон и что его цена будет постепенно расти, приближаясь к этому уровню (конечно, с учетом изменений цены на природный газ и, что более важно, любых изменений в технологии, от которой зависит количество имеющегося в наличии топлива обоих видов).


Когда речь заходит о ресурсах, «алхимик» никогда не забывает, что это рынок покупателя, а в результате развития технологии почти не осталось видов сырья, которым нельзя было бы найти заменителей. Поэтому при таком положении вещей ни один из сырьевых ресурсов не является слишком уж важным, а реальная стоимость любого сырья определяется в такой же степени ценой и наличием его потенциальных заменителей, как и его собственными [издержками и] наличием.


Если накопление не является больше ключом к достижению благосостояния в современном мире, то где же тогда этот ключ? В 60-е годы фильм «Выпускник» ответил на этот вопрос одним словом — «пластмассы». В 90-е годы мы предлагаем другой ответ (хотя и не менее сжатый) — «распределение».


В наши дни в результате влияния технологий на цену рабочей силы и сырья стоимость практически каждого произведенного изделия упала. В большинстве случаев это произошло из-за того, что фактическая себестоимость изделия снизилась до уровня, составляющего, как правило, менее 20% розничной цены. К концу 80-х годов, например, совокупные издержки на сельскохозяйственное сырье и сельскохозяйственную рабочую силу составляли менее 15% цены, которую брали за продукты питания с покупателей в магазинах и с посетителей ресторанов. Аналогичным образом, только около 17% стоимости готовой одежды составляли затраты на производство ткани и оплата труда, необходимого, чтобы раскроить и сшить одежду нужного фасона. Большую часть оставшихся 80% составляют издержки распределения. Распределение заняло такую непомерно большую часть общей цены товара, потому что его издержки снижались медленнее, чем себестоимость. Разница в снижении [отдельных составляющих) стоимости отражает тот факт, что, за редким исключением, нам приходится применять к сетям распределения те достижения технологии, которые уже весьма основательно видоизменили остальные элементы производственной сферы.


Это не означает, что у нас отсутствуют необходимые знания. На самом деле во многих случаях соответствующая технология давно уже имеется. Так, дистрибьюторы продуктов питания в Америке могли бы увеличить производительность на 50%, просто воспользовавшись такими распространенными преимуществами уже существующих технологических новшеств, как автоматические погрузо-разгрузочные устройства. Точно так же американские производители одежды могли бы снизить затраты на инвентаризацию запасов в два раза, если бы использовали принципы системы управления, известной как «быстрое реагирование».


Между тем перемены в распределении потенциально могут принести гораздо большую экономию, чем усовершенствования в любой другой области. Предположим, что вы руководите компанией, производящей продукцию, продажная цена которой составляет 100 долл. По нашим подсчетам, 20 долл. из этой суммы будет приходиться на производственные затраты (а именно — стоимость рабочей силы и материалов), в то время как остальные 80 долл. будут отражать издержки распределения. Если стоимость производства уменьшится на 20% в результате, скажем, перевода вашей фабрики на Дальний Восток, то окончательная цена готовой продукции снизится на четыре доллара. А если уменьшатся на 20% затраты на доставку, то окончательная цена снизится на 16 долл. Другими словами, увеличение производительности доставки дало бы экономию в четыре раза больше, чем производства.


На самом деле разница будет еще большей, поскольку перевод фабрики на Дальний Восток неизбежно вызовет увеличение стоимости доставки, которая в итоге перечеркнет всю экономию, достигнутую при производстве. Вот почему сборка львиной доли телевизоров «Сони» и автомобилей «Ниссан», приобретаемых американскими потребителями, в настоящее время осуществляется в США, а не в других странах, хотя стоимость рабочей силы там может быть ниже.


«Мы считаем очевидным, что все люди созданы равными» — когда Томас Джефферсон писал эту фразу, он, конечно, не имел в виду потенциальных работников. И действительно, с точки зрения работодателей, которые добровольно выплачивают ежегодно 8 тыс. долл. заработной платы одному и 800 тыс. долл. — другому, ничего не может быть дальше от истины, чем это высказывание.


С момента зарождения промышленной революции и по сей день, с этой точки зрения, люди становились все более и более неравными. И все же, оценивая вложенный в производство труд, классическая экономическая теория обычно полагала, что производительность труда каждого рабочего остается неизменной в течение данного периода времени.


В 1936 году Джон Мейнард Кейнс понял, что это не так. Давая определение единице труда в своей книге «Общая теория занятости, процента и денег», он отказался от таких классических в то время единиц измерения труда как человеко-час и человеко-день, отметив существующую значительную разницу в квалификации отдельных рабочих15. На место этих единиц Кейнс поставил доллар заработной платы, предположив, что «[в условиях свободного рынка] сумма выплачиваемого рабочим вознаграждения находится в пропорциональной зависимости от производительности их труда»16. Для него производительность труда человека, зарабатывающего 10 долл. в час за выполнение определенной операции, в два раза превышает производительность труда работника, получающего 5 долл. в час за выполнение той же операции. Сегодня это кажется нам очевидным, но в то время признание факта, что труд не является однородным товаром, явилось серьезным переворотом в сознании.


Вопрос, которому Кейнс не придавал особого значения в то время, — почему один рабочий может производить вдвое больше другого и что каждый из нас может сделать, чтобы стать таким рабочим, — сегодня является для • нас наиболее важным. Ответ на него можно найти, если изучить ту же мощную, вездесущую и недооцениваемую силу, которая помогла найти объяснение технологии снабжения естественными ресурсами.


В классической экономике производство товаров и услуг определяется «функцией производства» — количеством необходимых для этого единиц труда и капитала. Целью является максимизация производства (минимизация затрат) путем выбора их оптимального сочетания. Обычно исходят из того, что изменение технологии представляет собой постоянную величину. Но «Алхимия» учит нас, что в процессе выработки решений мы не можем принимать подобного допущения. Технология является третьим измерением функции производства, переменной, оказывающей наибольшее влияние, поскольку она определяет базовую стоимость капитала. И, как мы увидим ниже, технология имеет такое же значение при определении базовой стоимости труда. <...>


Труд, так же, как капитал, будь то естественные ресурсы или машины, определяется и управляется технологией. Труд не только реагирует на инвестиции, так же, как и капитал; в мире «Алхимии» капитал все больше замещает труд. Перефразируя Джона Кеннета Гэлбрейта, провозгласившего, что в обществе изобилия нет смысла проводить различие между предметами роскоши и предметами необходимости, можно сказать, что в обществе «Алхимии» нет смысла проводить различие между трудом и капиталом. Действительно, с точки зрения принятия решений труд есть капитал.


В классической экономической теории все товары и услуги рассматривались как созданные сочетанием труда и капитала. Однако по мере внедрения автоматизации происходило неуклонное снижение доли труда в готовой продукции.


Например, в 1920 году издержки на производство механических часов составляли 100 долл. и могли состоять наполовину из разнообразных затрат на рабочую силу (т.е. часовщику выплачивалось по 50 долл. за каждые сделанные часы) и наполовину из капитальных затрат (25 долл. фиксированных затрат, которые должны были уплачиваться независимо от того, были ли произведены часы, и 25 долл. переменных затрат, начисляемых только по каждым выпущенным часам). В течение последующих пятидесяти лет для снижения затрат и сохранения конкурентоспособности специалисты рационализировали и модернизировали процесс производства, автоматизируя или ликвидируя максимальное количество операций. В результате 10 долл. стоимости производства механических часов в 1970 году включали только 2 долл. затрат на рабочую силу и 8 долл. капитальных затрат. К 1980 году производители перешли на цифровые кварцевые часы и построили полностью автоматизированную сборочную линию, где процесс их изготовления осуществлялся практически без участия человека. Благодаря этому себестоимость часов (1,25 долл.) уже практически не включала затрат на рабочую силу, а состояла полностью из капитальных затрат. <...>


Сегодня многие товары производятся с применением автоматизированных методов производства, практически не включающих затрат на рабочую силу. Поскольку стоимость квалифицированного труда растет, а цены на станки с автоматическим управлением снижаются, компании все больше склоняются к замене отдельных операций, выполняемых человеком, машинными операциями и проектируют методы производства, в которых участвуют больше машин и меньше людей.


Замена рабочих машинами пугает многих людей. Некоторые из них, часто называемые луддитами по аналогии с английскими рабочими, ломавшими текстильное оборудование в начале XIX века17, обеспоко- сны тем, как будут влиять на общество те, кто лишился работы в результате развития технологии. Но их страхи необоснованны, потому что каждый раз, когда человек заменяется машиной, общество в целом не становится беднее, а, наоборот, богатеет.


Возьмем остров, на котором живут десять человек, занимающиеся рыбной ловлей с общественной лодки. Появляется новый, лучший в технологическом отношении способ ловли, например, с использованием большой сети вместо десяти отдельных удочек. Теперь два рыбака, один из которых управляет лодкой, а другой забрасывает сеть, могут поймать столько же рыбы, сколько десять рыболовов со своими удочками. На первый взгляд безработица на нашем гипотетическом острове возросла с нуля до 80%, поскольку восемь из десяти рыболовов теперь лишились работы. Тем не менее, хотя восемь человек больше не работают, благосостояние общества в целом осталось на том же уровне, поскольку теперь два рыбака, пользуясь сетью, ловят столько же рыбы, сколько обычно ловили десять человек, пользуясь удочками.


То же самое происходит каждый раз, когда в результате совершенствования оборудования или технологии человек теряет работу. Общество в целом остается таким же богатым, потому что оно продолжает получать продукт труда рабочего, лишившегося своего места (теперь его работу выполняет машина), и может стать даже богаче, когда временно вытесненный рабочий найдет себе новую работу, что увеличит валовой национальный продукт.


Давайте теперь вернемся к нашему острову, который должен кормить и одевать восемь безработных рыболовов. У островного общества есть два пути: либо взимать с двух рыбаков налоги и распределять 80% выловленной ими рыбы между безработными, либо помочь восьмерым безработным найти новую работу, что способствовало бы росту общественного благосостояния. Каким смешным ни казался бы сегодня первый вариант, именно увеличение предельной ставки налога с производителей было обычной реакцией в течение этого столетия, когда в результате развития технологии некоторые оказывались гораздо богаче своих соседей.


Массовое повышение производительности наблюдается как раз сегодня в нашем «алхимическом» мире. Но это не привело к росту безработицы потому, что там, где спрос неограничен, мы сталкиваемся с неутолимой потребностью в рабочей силе, необходимой Для производства новых товаров и новых услуг.


Важно понимать, однако, что многие рабочие места, <...> которые имеются сегодня, завтра могут стать ненужными. Например, программисты могут быть уверены, что появятся программы, облегчающие само программирование, в результате чего компании смогут обходиться меньшим числом сотрудников для выполнения тех же задач. Квалифицированные сварщики могут не сомневаться, что для выполнения их работы вскоре изобретут роботов или создадут новый производственный процесс, при котором не будет необходимости в сварке.


В какой бы отрасли ни выполнялась та или иная работа, рано или поздно смышленый «алхимик» придумает, как заменить человека машиной или сократить потребность в рабочей силе. Когда это произойдет, перед обществом встанет задача как можно скорее снова найти полезное занятие для безработного. Как только замененный автоматом рабочий найдет новое место, благосостояние общества в целом увеличится.


Таким образом, в мире «алхимии» благосостояние увеличивается путем уничтожения нерентабельных рабочих мест и создания новых, более производительных. По мере развития технологии ликвидируются [целые профессии]; тем не менее валовой национальный продукт остается неизменным, поскольку общество по-прежнему получает товары и услуги в результате операций, которые теперь выполняются машиной. А когда вытесненный рабочий находит новую работу, валовой национальный продукт увеличивается, и благосостояние общества значительно возрастает. Это «алхимический» процесс, при котором наше реальное благосостояние возрастает экспоненциально.

* - Weizsaecker E., van, Lovins A.B., Lovins L.H. Factor Four. Doubling Wealth — Halving Resource Use. L., Earthscan Publications Ltd., 1997. Copyright — Weizsaecker E., von, Lovins А. В., Lovins L.H. 1997. Текст воспроизводится с согласия Э. фон Вайцзеккера.

1 - См.: Meadows D.H., Meadows D.L, Randers J. Behrens III, W.W. The Limits to Growth. N.Y., 1972.

2 - Мы называем так эту модель потому, что существовали также модели World 1 и World 2. World 1 была первоначальной версией, разработанной профессором Массачусетсского технологического института Дж.Форестером в рамках проводившегося Римским клубом исследования взаимозависимости между глобальными тенденциями и глобальными проблемами. World 2 является окончательной документированной моделью, представленной профессором Дж.Форестером в книге: Forester J. World Dynamics. N.Y., 1971. Модель World 3 была создана на базе World 2, в первую очередь как следствие изменения ее структуры и расширения количественной базы данных. Мы должны отметить, что профессор Дж.Форестер является безусловным вдохновителем данной модели и автором используемых в ней методов.