Риторический текст в «петербургских повестях» Н. В. Гоголя

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Целикова Елена Ивановна
Баранова Олеся Юрьевна
Ученый секретарь
Актуальность исследования
Материалом и объектом
Цель и задачи исследования.
Научная новизна
Положения, выносимые на защиту
Методологическую основу
Методы исследования
Теоретическая и практическая значимость
Апробация основных положений
Объем и структура работы
Основное содержание работы
Подобный материал:




На правах рукописи




ЧЕРНИГОВСКАЯ Мария Семеновна


РИТОРИЧЕСКИЙ ТЕКСТ

В «ПЕТЕРБУРГСКИХ ПОВЕСТЯХ» Н.В. ГОГОЛЯ


Специальность 10.01.01 – русская литература




АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук




Улан-Удэ – 2008

Работа выполнена на кафедре зарубежной литературы Государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Бурятский государственный университет»



Научный руководитель: доктор педагогических наук, профессор

Целикова Елена Ивановна


Официальные оппоненты: доктор филологических наук, доцент

Михновец Надежда Геннадьевна

кандидат филологических наук, доцент

Баранова Олеся Юрьевна


Ведущая организация – Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Восточно-Сибирская государственная академия культуры и искусств»



Защита состоится «26» декабря 2008 г. в 13.30 часов на заседании диссертационного совета Д 212.022.04 при Бурятском государственном университете (670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24а, ГОУ ВПО БГУ, конференц-зал).


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Бурятского государственного университета (670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24а, ГОУ ВПО БГУ).

Fax (301-2) 21-05-88

E-mail: dissovetbsu@bsu.ru


Автореферат разослан «25» ноября 2008 г.


Ученый секретарь


диссертационного совета Бадмаев Б.Б.


ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


«Петербургские повести» Николая Васильевича Гоголя активно и многосторонне исследуются учеными на протяжении всего времени своего существования. Творческая концепция писателя, стиль и язык художественных произведений стали предметом внимания в работах А. Белого, Г.А. Гуковского, В.В. Виноградова, Б.М. Эйхенбаума, Ю.М. Лотмана, Ю.В. Манна, С.Г. Бочарова, С.Н. Машинского, Г.П. Макогоненко, В.Ш. Кривоноса и др.

Наше исследование петербургского цикла Н.В. Гоголя построено в соответствии с литературоведческим направлением неориторики, уделяющим особое внимание адаптации традиционной топики, риторическому анализу текста и учению о тропах и фигурах текста.

Актуальность исследования. В течение долгого времени риторика была периферией литературоведческих исследований. И все же интерес к ней не угасал: об этом свидетельствуют работы С.С. Аверинцева, М.Л. Гаспарова, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, А.В. Михайлова, М.Я. Полякова, а также зарубежных исследователей – А.Ж. Греймаса, Г.Г. Гадамера, Р. Барта, У. Эко и др. Это объяснимо: риторика возвращала литературу, искусство в целом к его истокам. Ведь риторическая наука содержала в себе всю идею художественного творчества. Поэтому не удивительно, что риторические стратегии, трансформируясь, видоизменяясь, имплицитно продолжали оказывать воздействие на литературу.

В работах, посвященных творчеству Н.В. Гоголя, в последнее десятилетие все чаще звучит мысль о риторичности художественного наследия писателя в целом и «Петербургских повестей» в частности. При этом риторический текст не является «рудиментом», «анахронизмом», а служит «орудием соединения разновременного опыта» (А.И. Иваницкий). Соединение «разновременного опыта» необычайно важно сейчас, когда отечественная гуманитарная мысль – литературоведение не исключение – настойчиво ищет пути и средства «связи времен». Риторический текст – это тот «базовый» текст, который, зародившись в древности, является категориальным признаком любого текста от античности до наших дней и который «связывает» искусство всех времен и народов в единый общечеловеческий эстетический опыт.

Материалом и объектом исследования является риторический текст в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя как культурный код. Предметом – функционирование риторического текста в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя.

Цель и задачи исследования. В работе ставится цель исследовать функционирование риторического текста в произведениях Н.В. Гоголя. В связи с этим предстоит решить следующие задачи:
  1. Рассмотреть формирование понятий «текст» и «риторический текст».
  2. Выявить и исследовать риторические средства, обеспечивающие эффективное функционирование «риторического текста» в петербургском цикле Н.В. Гоголя.
  3. Охарактеризовать важнейшие риторические приемы, влияющие на смыслопорождение «Петербургских повестей» и определить их специфику.
  4. Выявить функции традиционных риторических средств (тропов, топов) и их трансформацию в художественном пространстве «Петербургских повестей».

Научная новизна настоящей работы заключается в том, что:

а) впервые исследуется функционирование риторического текста в повествовательном пространстве петербургского цикла Н.В. Гоголя как главного средства направления рефлексии читателя;

б) в исследовании рассматриваются приемы как классической риторики, так и риторики, претерпевшей трансформацию в гоголевском тексте.

Положения, выносимые на защиту:
  1. Творчество Н.В. Гоголя совпадает с одной из переломных литературных эпох, когда еще могли действовать старые традиции, но и в то же время происходит их ломка, трансформация. Риторическая традиция, на которую так или иначе ориентировался Н.В. Гоголь, не исчезла бесследно в «гоголевский период» русской литературы. После падения нормативной эстетики риторичность как литературная традиция продолжает свое существование. Риторика не столько прямо повлияла на «Петербургские повести» Н.В. Гоголя, сколько органично вошла в них как модель текстопостроения, смыслопорождения, как культурный код.
  2. Влияние прошлой литературной традиции – риторики – сохраняется в гоголевском тексте: риторика способна реализовать важную для Н.В. Гоголя мысль о литературе, которая может воздействовать на читателя, преобразуя его духовный мир. В данном случае сохраняется ее главная функция – воздействовать, «улавливая» души читателей. Для классической риторики важно понимание адресата речи. «Читающая публика» представлена в петербургском цикле следующими типами: наивный читатель, читатель-повеса, читатель-чиновник, читатель-художник.
  3. В то же время классическая риторика не могла сохраниться в прежнем виде. В «Петербургских повестях» происходит трансформация классической риторики: возникают новые функции тропов, которые не только становятся украшением речи, но и, пробуждая рефлексию читателя, формируют определенное – негативное – читательское восприятие; топы из модели развития темы превращаются в смыслообразующую модель.
  4. Творчество Н.В. Гоголя долгое время рассматривалось либо с социологических позиций, либо с точки зрения поэтики; язык и представляемый им смысл оказывались разными объектами исследования. Разумеется, художественное произведение можно рассматривать с разных «наблюдательных пунктов»: как документальное свидетельство эпохи, как эстетический объект. Но целостность произведения оказывается не нарушенной только тогда, когда анализ приводит к «диалектическому синтезу» (У. Эко) эстетического факта и объясняющего его исторического контекста. «Идеология» Н.В. Гоголя и те эстетические средства, в которых она находила свое воплощение, осуществляют свой синтез наиболее полно в процессе риторического анализа.

Методологическую основу работы составляют труды по истории и теории риторики (С.С. Аверинцев, В.И. Аннушкин, Ю.М. Лотман, М.Н. Макеева, О.И. Марченко, У. Эко, Е.А. Юнина, Е.А. Яковлева и др.), работы по поэтике художественного произведения (М.М. Бахтин, М.Я. Поляков, В.И. Тюпа, Б.А. Успенский, В.Б. Шкловский и др.), по творчеству Н.В. Гоголя (С.Г. Бочаров, С.А. Гончаров, И.А. Виноградов, В.А. Воропаев, А.И. Иваницкий, Ю.В. Манн, Б.М. Эйхенбаум и др.).

Методы исследования. В соответствии с поставленными задачами в работе используются сравнительно-сопоставительный и историко-функциональный методы, а также риторический анализ, обращение к которому позволяет выявить синтез идеологии Н.В. Гоголя и обусловленных ею риторических средств.

Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в том, что материалы могут быть использованы для углубленного изучения творчества Н.В. Гоголя, интерпретации художественного текста на основе соотнесения его эстетических свойств, обусловленных идеологией автора, и общественно-исторических обстоятельств. Результаты исследования используются при изучении творчества Н.В. Гоголя на уроках литературы, при выполнении риторического анализа текста на уроках риторики в МОУ «Гимназия № 33» г. Улан-Удэ.

Апробация основных положений диссертации осуществлялась на следующих научных конференциях: международная научно-практическая конференция «Воспитательное пространство как среда жизненного самоопределения личности» (Улан-Удэ, 2004); международная конференция «Россия–Азия: становление и развитие национального самосознания» (Улан-Удэ, 2005); всероссийская научно-практическая конференция «Филологическое образование: проблемы и перспективы» (Улан-Удэ, 2007); региональная конференция «Научный и инновационный потенциал Байкальского региона глазами молодежи» (Улан-Удэ, 2005); ежегодные научно-практические конференции преподавателей, сотрудников и аспирантов БГУ (Улан-Удэ, 2005, 2006); научно-практическая конференция с международным участием «Филологическое образование в школе: приоритеты и перспективы» (Улан-Удэ, 2007). Содержание работы отражено в 7 публикациях.

Объем и структура работы определяется целями и задачами диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, включающего 213 наименований. Основная часть работы изложена на 154 страницах машинописного текста.


ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ


Во введении обосновывается актуальность изучаемой темы, описывается степень изученности проблемы, определяются цель и задачи, объект и предмет исследования, указываются методы, применяемые в работе, раскрывается научная новизна, теоретическая и практическая значимость исследования, формулируются положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Риторика как культурный код» рассматривается судьба риторики в России в ХIХ в. и особенности ее возрождения в конце XX в., формулируется понятие «риторический текст», введение которого позволило наметить новые пути интерпретации «Петербургских повестей» Н.В. Гоголя.

В разделе 1.1. «Риторика в «гоголевский период» развития русской литературы» исследуется влияние риторики на литературный процесс XIX в., осмысливается роль риторики в формировании нового читательского опыта.

Нормативная эстетика, рухнувшая в конце XVIII в., тем не менее еще долго влияла не только на творческое сознание, но и на сознание воспринимающее: «горизонт ожидания» читающей публики формировался в классических гимназиях с ее главной филологической дисциплиной – риторикой. Изучение этой науки в классических русских гимназиях формировало в обществе идеалы, служившие высшим задачам развития.

Но постепенно, по мере развития новых наук, к риторике формируется негативное отношение, а к концу ХIХ в. она оказывается вытесненной из числа наук, составляющих филологическое знание. И все же падение риторики в «гоголевский период» русской литературы не происходит так быстро: культурно-исторический контекст наследует достижения риторики, и риторические стратегии, видоизменяясь, продолжают не только существовать, но и воздействовать на процессы текстопорождения.

Об этом свидетельствует тот факт, что разработанные классической риторикой правила и нормы всех видов красноречия, технологичные и нормативные, вош­ли в произведения риторического периода культуры, продолжавшегося вплоть до XIX в. Они не могли исчезнуть, не оставив следа. Так, если обратиться к исследованию произведений, написанных на сломе литературных эпох, то обнаружится, что в них присутствуют как новые, так и старые, уже знакомые читателю правила и приемы, работающие на его «пред-знание»: в ином случае «новый» текст окажется просто непонятным читателю.

Новый читательский опыт формировался медленно, и – хотя в начале XIX в. в противовес принципу традиционализма начинается господство принципа творческой свободы, который и низвергает риторику как литературную теорию, – традиции классического образования в России пока еще не только продолжают свое существование, но и процветают.

Классическое гимназическое образование, как известно, получает и Н.В. Гоголь. Именно в гимназии происходит знакомство Н.В. Гоголя с риторикой, законами русской словесности. Выскажем предположение: традиции риторики как механизма текстопорождения продолжают «работать» в гоголевском тексте, но при этом их функции трансформируются.

Риторика занималась не только ораторским искусством, но и теорией художественной речи в целом, в недрах риторики складываются и развиваются поэтика, стилистика, теория словесности. По мере того, как от риторики отделяются одна за другой различные области словесности, она утрачивает значение как нормативная теория прозы и растворяет свои идеи в общей теории словесности. К середине XIX в. риторика понимается и воспринимается как наука, имеющая своим предметом только формы словесного выражения и приемы убеждения.

Так формируется новый «горизонт ожидания» читателей, и риторика оказывается окончательно вытесненной из круга филологических дисциплин, растворившись со временем в обучении письменным сочинениям и стилистике.

Кризис риторики имел неоднозначные последствия: с одной стороны, риторика провозглашена лженаукой, с другой, это приводит к тому, что филологи обращаются к новым аспектам риторики. В творчестве Н.В. Гоголя находит свое отражение процесс «перерождения» функций классической риторики, составившей в дальнейшем основу риторики, возродившейся в веке двадцатом – неориторики.

В разделе 1.2. «Современные концепции риторики и риторический текст» рассматривается специфика внедрения риторической методологии в литературоведение, определяются основные риторические средства, обеспечивающие функционирование в рамках художественного произведения риторического текста.

Конец XX века называют временем совершившегося риторического переворота. Приведем «приметы» этого переворота. Так, риторика широко внедряется в преподавание. Ее преподают во всех ведущих вузах России, как особая дисциплина риторика вошла в учебные планы и госстандарты вузовской подготовки по ряду специальностей, утвердилась как учебный предмет в школе. Написаны новые учебники и учебные пособия по риторике, переиздаются труды античных риторов, составляются хрестоматии по истории русской риторики. Разработка современной риторической проблематики активно ведется в крупнейших научно-исследовательских институтах и вузах страны.


Но риторика не просто переживает ренессанс, а составляет оригинальное направление в области гуманитарного знания – неориторику. Несмотря на осуществляемые всесторонние исследования (С.Ф. Ивановой, Ю.М. Лотмана, М.Н. Макеевой, В.Н. Марова, О.И. Марченко, А.К. Михальской, Е.А. Юниной и др.), термин «неориторика» на данный момент не является окончательно устоявшимся и определенным. Прежде всего это связано с тем, что неориторика разрабатывается на стыке лингвистики, теории литературы, философии и других наук и, как следствие этого, существует множество направлений в изучении риторики. Опираясь на современные исследования, попытаемся кратко перечислить эти направления, воспользовавшись классификацией Г. Удинга: литературоведческое направление, аргументативное, психологическое, педагогическое направление и популярное направление. В зависимости от направления исследования проблем риторики определяется и значение термина «неориторика».

Современная риторика (неориторика), в отличие от классической, изучавшей правила построения текстов определенных жанров, занимается прежде всего исследованием текстов с точки зрения читателя-слушателя (реципиента) и целенаправленного воздействия на адресата. В соответствии с этим Г.Ф. Плетт рассматривает современную риторику как метод интерпретации любого текста, предусматривающего определенное воздействие на читателя. Сущность этого метода он видит в следующем: «Риторическая направленность исследования художественного произведения предполагает объяснение выбора языковых средств писателя, а также механизмов понимания художественного текста, приемов, используемых автором для выражения оценки и, шире, для целенаправленного воздействия на адресата (читателя)»1.

Внедрение риторической методологии в теорию литературы свидетельствует о процессе сближения современного литературоведения с риторикой. Это сближение происходит на качественно новой основе: риторика из теории производства речи превращается в теорию анализа речи, где особое внимание уделяется строению текста и проблеме личностной коммуникации.

В поле зрения современной филологии находится не только речеведческий анализ – любимое дитя риторики, но и открытие риторики как древней теории словесности (теория словесности наследует из риторики ряд понятий и даже целых разделов: учение о видах стиля, учение о композиции, учение о фигурах стиля). Понятия и категории классической риторики переосмысливаются и адаптируются теорией литературы, отдельные категории и понятия риторики перекодируют и используют поэтика, стилистика, семиотика, социология, социальная психология и др. В результате такого взаимодействия риторика из теории производства речи превращается в теорию анализа речи.

Современными исследователями художественного текста риторичность – способность внушить, убедить, подчинить себе душу воспринимающего – признается одной из базовых характеристик текста, категориальным признаком, позволяющим «использовать формулу управления мыслеречевой деятельностью в качестве методологического приема для проведения лингвистического – и глубже – филологического анализа текста»2.

Результатом взаимодействия риторики и теории литературы в исследовании проблем художественного текста явилось понятие «риторический текст», который предполагает открытое сопоставление плана выражения с планом содержания в целях выявления авторского замысла.

Ю.М. Лотман определяет риторический текст как текст, который «может быть представлен в виде структурного единства двух (или нескольких) подтекстов, зашифрованных с помощью разных, взаимно непереводимых кодов»3. В данном случае риторика выступает как культурный код.

Риторический текст в нашем понимании – это такой текст, который включает в себя риторические средства как в их классической функции, так и трансформированной в процессе литературного развития.

К риторическим средствам мы относим:
  • риторические топы и фигуры речи (тропы: метафора, метонимия, ирония) в их классической функции: топ как вопрос, задаваемый к суждению, используемый для развития темы, тропы – как украшения речи, призванные привлечь внимание адресата речи, поразить его своей новизной и необычностью, чтобы реализовать главную риторическую задачу – убедить, подчинить волю слушающего;
  • риторические средства в их трансформированной функции: топы как смыслопорождающая модель, тропы как средство формирования определенного читательского восприятия (в соответствии с идеологией автора).

Особенности функционирования риторического текста обусловливаются традиционной взаимосвязанной «триадой»: автор – текст – читатель. Автор намеренно использует тот или иной арсенал языковых средств, позволяющих выразить особое уникальное мировидение и сформировать определенную читательскую реакцию. Единственной реальной данностью, из которой читатель может сделать вывод о мировосприятии автора, характере отображаемой им действительности, адекватности и типичности изображения, является текст. Одним из средств приобщения читателя к жизненному опыту, воплощенному в художественном произведении, и является риторический текст, который «насыщает» риторические средства «идеологией» автора. В этом плане риторический текст обладает повышенной способностью влиять на душу писателя, подчиняя ее авторской «идеологии».

Риторическая организация текста связана прежде всего с особенностями функционирования в художественном тексте следующих риторических средств:

1. Смысловые риторические модели (топы), отображающие общие законы человеческого мышления и позволяющие автору осуществлять строгий отбор и соотношение «идей» речи;

2. Тропы, выполняющие роль своеобразного риторического кода, так как не только воплощают содержание, но и формируют его, воздействуя на читателя и «программируя» определенную читательскую реакцию.

В главе II «Классическая риторика и ее функции в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя» исследуется действие в данном тексте классической риторической традиции, которое прослеживается в реализации русского риторического идеала и главной риторической задачи – воздействовать на читателя примерами из жизни.

В разделе 2.1. «Русский риторический идеал и его художественное воплощение в петербургском цикле Н.В. Гоголя» творческий путь Н.В. Гоголя определяется как движение от апофатики к риторике, анализируется отражение в тексте повестей педагогико-риторического идеала как конкретизации русского риторического идеала.

Известно, что многие исследователи связывали творчество Гоголя с учительной христианской риторикой (П.Е. Бухаркин, И.А. Виноградов, В.А. Воропаев, А.Х. Гольденберг, С.А. Гончаров, К.В. Мочульский и др.). Другая часть исследователей связывает художественное творчество с апофатическим началом (В.В. Зеньковский, Л.А. Осадчая, Д.И. Чижевский и др.).


Если воспринимать Н.В. Гоголя как писателя, создавшего не только «Петербургские повести», но и «Вечера на хуторе близ Диканьки», контраст будет поразителен. На наш взгляд, объясняется он теми задачами, которые ставил перед собой автор. Н.В. Гоголь первого периода, когда были созданы «Вечера на хуторе близ Диканьки», – начинающий писатель, который стремится привлечь внимание к своим произведениям, удивить, завлечь читателя. Совсем не то представляют собой «Петербургские повести» Н.В. Гоголя, хотя в основе каждой тоже лежит почти анекдот. Но этот цикл создается с другой целью – педагогической. Писателю важно найти такие примеры из действительности, которые воспитывали бы читателя, примеры выдающиеся. Чтобы убедить, эти примеры должны быть поданы так, чтобы читатель поверил и «перевоспитался». Соответственно, меняется и характер писательской манеры. Н.В. Гоголь в петербургском цикле выступает как ритор-педагог, убеждающий своего читателя не нарушать христианские каноны, и потому он обращается к христианскому риторическому идеалу.

Исходя из этого, творческий путь Н.В. Гоголя можно определить как движение от апофатики к риторике. На наш взгляд, христианский риторический идеал, нашедший свое отражение в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя, следует охарактеризовать прежде всего как педагогический (именно педагогический, а не учительный). Заметим разницу: учитель – проповедует (в религиозном сознании учитель только один – Христос), педагог – учит, приводит примеры, доказательства, способные оказать влияние на слушателя и воспитать его.

Педагогико-риторический христианский идеал воплощен Н.В. Гоголем в «Петербургских повестях» посредством «риторического текста». «Риторический текст», на наш взгляд, используется Гоголем прежде всего с целью эффективного воздействия на читателя и выстраивается в соответствии со способной убеждать, воспитывать риторикой, т.е. с риторикой педагогической. Как известно, педагогическая риторика (имевшая целью, в первую очередь, воздействуя на слушателя, воспитывать) появляется как новое направление классической риторики в результате того, что постепенно, по мере развития человеческого общества, владение словом становится непременным слагаемым образованности, одним из критериев хорошего образования.

Особенности русского риторического идеала подробно анализируются А.К. Михальской. К специфическим чертам, присущим русскому риторическому идеалу с древности и до современности, исследователь относит следующие:
  • диалогичность по содержанию,
  • гармонизирующий характер,
  • положительную онтологичность.

В соответствии с данными особенностями А.К. Михальская определяет русский риторический идеал как идеал «гармонизирующего положительно-онтологического диалога»4.

Педагогико-риторический идеал, являясь своеобразной конкретизацией идеала общериторического и заключая в себе присущие ему принципы, обладает и своей спецификой, так как слово используется здесь в первую очередь как средство получения знания и воспитания человека.

На наш взгляд, «Петербургские повести» Н.В. Гоголя отражают русский риторический идеал, прежде всего как идеал педагогико-риторический, так как писатель стремится воздействовать на читателя и приобщить его к нравственным ценностям христианской культуры.

Повествовательное пространство «Петербургских повестей» изобилует прямыми обращениями к читателю (как отмечалось выше, диалогичность по содержанию является одной из существенных характеристик русского риторического идеала), свидетельствующими о стремлении автора к диалогизации общения с адресатом художественной речи.

Гармонизирующее начало, присущее русскому риторическому идеалу, не находит своего отражения в «Петербургских повестях»: в гоголевском повествовании Петербург лишен гармонии. Н.В. Гоголь, подчеркивая нарушение гармонического христианского идеала в петербургском мире, прибегает к стратегии противопоставления реального/нереального (фантастического). Использование этой стратегии помогает обнаружить абсурдность, «неправильность» существующего мира, похожего больше на страшный сон, некую фантасмагорию, невероятно далекую от гармоничного (истинного) мира, живущего по заповедям Божьим.

Еще одним свидетельством нарушения гармонии мироздания в «Петербургских повестях» становится факт несоответствия людей своему поприщу, предначертанному свыше, их «готовность» поддаться соблазну, забыв про выполнение священных обязанностей человека. Автор намеренно делает героями «Петербургских повестей» людей «незаметных должностей»: поручика Пирогова, коллежского асессора Ковалева, титулярного советника Башмачкина, титулярного советника Поприщина, молодых художников Пискарева и Чарткова. Н.В. Гоголь стремится показать, как обычный человек, занимающий невысокое место чиновника и не входящий в высший свет общества, может быть верен предопределенному свыше поприщу и приносить пользу, честно выполняя возложенные на него обязанности. Одновременно с этим он ищет объяснение тому, что заставляет людей «уходить» от своего поприща, замыкаться в себе, «обрастать панцирем», уподобляясь существованию бездушной механической вещи.

В пространстве искаженного петербургского мира человек теряет способность различать духовное и физическое, видимое и невидимое; все его помыслы оказываются устремленными к достижению материальных благ, в погоне за которыми утрачивается истинный смысл человеческого существования, духовность, да и сама душа. Утрачивается то, что делает человека человеком, созданным по образу и подобию Божию.

Педагогико-риторическая мысль Н.В. Гоголя о нравственном преображении человека получает наглядный пример в повести «Портрет» в образе отца художника Б., который сумел избежать распада с помощью религии и внутреннего самосовершенствования. В повествовании «Петербургских повестей» такое преображение (полное) происходит только с этим героем, и именно поэтому, на наш взгляд, по авторскому замыслу «Портрету» отводится центральное место в композиции цикла.

Человек, по мнению Н.В. Гоголя, должен построить царство Божие внутри себя, стать верным служителем Бога, и тогда он сумеет избежать «тлетворного дыхания разврата и пошлости» – спасется. Отец художника Б. сумел понять смысл происходящих с ним несчастий и стать на путь соблюдения заповедей Бога.

Нарушение гармонизирующего начала в «Петербургских повестях» подчеркивается также и описанием шума, грохота столицы, «мертвой» тишины. Такая какофония – еще одно свидетельство того, насколько человек в петербургском мире далек от соблюдения заповедей Бога в своем поведении.

Как показывает проведенный анализ, повествовательное пространство петербургского цикла Н.В. Гоголя пронизано мыслью религиозной, скрытой как «текст в тексте», а именно – в риторическом тексте «Петербургских повестей». Функционирование этого текста формирует читательское восприятие повестей, заданное автором именно в религиозном контексте. Риторический текст выполняет и педагогическую задачу: воздействует на читателя, воспитывая его в рамках христианских ценностей. Слово автора – риторическое слово, направленное на пробуждение лучших качеств, «души» человека, созданного по образу и подобию Божьему.

Эту же мысль – о необходимости беспрестанного нравственно-религиозного самосовершенствования – стремится донести Н.В. Гоголь и до читателя «Петербургских повестей». Но писатель избирает путь «от обратного»: изображая абсурдную действительность и уподобляя человека застывшему музейному экспонату, он стремится потрясти читателя и заставить задуматься о высоком божественном смысле человеческого бытия. Таким образом в риторическом тексте исследуемого цикла прослеживается направленность на «положительную онтологичность» (еще одну составляющую русского риторического идеала), не реализованную, на первый взгляд, в повествовании о жизни петербургского мира.

В разделе 2.2. «Риторическая коммуникативная традиция и образ читателя в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя» в процессе анализа выявлены и исследованы образы читателей, созданные автором в петербургском цикле: наивный читатель, читатель-повеса, читатель-чиновник, читатель-художник (идеальный читатель).

Создавая художественное произведение, каждый писатель по-своему творит еще и своего читателя-адресата. Ведь читатель присутствует в сознании писателя в момент создания произведения, автор мысленно обращается к нему, старается предвосхитить читательскую реакцию. Можно сказать, что читатель влияет на конечный результат творчества писателя. Действия писателя в данном случае восходят к главной задаче классической риторики – воздействовать на адресата речи. Современная риторика рассматривает текст как одно из составляющих коммуникативной четверки: цель – замысел – текст – реакция.

Данный принцип работы реализуется Н.В. Гоголем в «Петербургских повестях», где писатель не просто творит для читателя, а, во-первых, вступает в диалог с читателем, способным верно понять и интерпретировать смысл художественного текста, во-вторых, создает образ такого читателя, которого нужно исправить – воспитать.

Читатель, творимый Н.В. Гоголем в «Невском проспекте», прежде всего – наивный читатель, может быть, совсем недавно приехавший в Петербург. Это для него – восторженный пролог повести, с бесконечными риторическими восклицаниями. Именно такого читателя писатель стремится предостеречь, рассказывая историю художника Пискарева, противопоставляя ее приключению поручика Пирогова, показывая, что в жизни, как и на Невском проспекте, «всё не то, чем кажется».

История поручика – история для другого типа читателя, обозначим его как читателя-повесу, легко идущего по жизни, играющего всем и вся, не утруждающего себя поисками смысла жизни, не стремящегося к внутреннему самосовершенствованию. Именно такого читателя задает тон повествования, ирония, пронизывающая описываемые события с начала и до конца, прямые обращения к читателю. Н.В. Гоголь, моделируя читающую аудиторию, использует классический риторический прием привлечения внимания – обращение к собеседнику, в данном случае – к читателю.

Выделенные нами два типа читателей становятся одним лицом – внимательным читателем – в финале повести, потому что заключительные слова повести обращены к каждому человеку.

Читатель повести «Нос» – читатель-чиновник, обыватель, верящий в сверхъестественное, таинственное, которое не поддается логическому объяснению. Впрочем, такому читателю никакого объяснения не требуется, потому что все таинственное и загадочное, нарушая привычный порядок вещей, вносит недостающее веселье в их однообразное существование. Такой читатель заведомо настроен на восприятие совершенно невероятных событий. Подобного адресата имеет и повесть «Шинель».

Читатель «Портрета» – читатель-художник, человек, не утративший чувства прекрасного, стремления к гармонии путем усовершенствования своего внутреннего мира. (Именно поэтому авторское слово почти лишено излюбленной гоголевской иронии, пронизывающей остальные повести петербургского цикла от начала до конца.) Можно сказать, что Н.В. Гоголь формирует в повести «Портрет» идеального читателя, которому доступно понимание не только художественного текста, но и искусства в целом. Настоящего искусства, которому в повести противопоставляется ремесло, лишенное высокого духовного смысла.

Автор «Портрета» – зрелый человек, мудрый, имеющий жизненный опыт, именно поэтому он – наставляет, определяя жизненные ориентиры. Повествование ведется тоном человека, много повидавшего на своем веку, желающего предупредить ошибки молодости.

О необходимости внутреннего самосовершенствования читателям «Петербургских повестей» Н.В. Гоголь говорит открыто только в «Портрете». Иначе строит свое общение с читателем писатель в «Выбранных местах из переписки с друзьями», где моделируется образ идеального читателя. Прежде всего, это человек, устремленный душой и помыслами к духовному самосовершенствованию. Это, конечно, собирательный образ, аудитория Н.В. Гоголя – вся Россия, в воскресение которой свято верит писатель. Задачу самосовершенствования он определяет как главную не только для читателя, но и для писателя.

В третьей главе «Преодоление классической риторической модели в художественной структуре повестей петербургского цикла Н.В. Гоголя» выявляется и анализируется специфика функционирования риторического текста в повествовательном пространстве петербургского цикла Н.В. Гоголя, анализируются риторические приемы текстопостроения, определяется степень их воздействия на «горизонт понимания» текста читателем.

В разделе 3.1. «Изменение функции топов» рассматривается, каким образом в «Петербургских повестях» происходит преодоление классической риторической модели в функционировании топов.

Известно, что русская риторика широко использовала понятие топа, топоса, топики. Так, М.В. Ломоносов, например, предложил шестнадцать топов, Н.М. Зеленецкий – более пятидесяти. Ю.В. Рождественский, анализируя систему общих мест в концепции современной риторики, указывает, что она «содержит три смысловые области: гносеологическую, моральную и позитивно-познавательную», и выделяет двенадцать топов.

Следует указать на разницу в понимании топов классической риторикой и неориторикой. Классическая риторика рассматривала топ как вопрос, задаваемый к суждению: рассказывая о явлении, необходимо было указать его причину, рассказывая о частном, надо было сопоставить его с общим, часть сравнить с целым. Отсюда и выделение топов: однородное/неоднородное, часть/целое, общее/частное и др. Классическая риторика при этом использовала топы для развития темы. Неориторика рассматривает топ как возможность развить не тему, а мысль. Именно так в текстах Н.В. Гоголя «работает» топ «целое – части», который в «Петербургских повестях» являет нам пример авторского использования данной смысловой модели. Традиционно в риторике топ «целое – части» используется для описания конкретного предмета, и выделение, анализ отдельных его «частей» способствует формированию четкого представления о предмете («целом») путем соединения его составляющих. На первый взгляд, классические риторические каноны в гоголевском повествовании соблюдаются и «портрет» Петербурга (сквозной темы цикла) создается из описания его «частей»: описания Невского проспекта, портретов жителей столицы и описания их квартир. Но в тексте Н.В. Гоголя данный топ служит главным средством изображения пошлого, пустого мира Петербурга: выделенные «части» петербургской жизни так и не складываются в «целое».

Построение текста по законам риторического топа «целое – части» выступает главным средством изображения деформации человеческого облика в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя. В соответствии с данной смысловой моделью намеренно искажаются соотношения между отдельными частями целого или размеры этих частей, художественное повествование изобилует гротеском, гиперболами, метонимией… Часть при этом получает отдельное, самостоятельное существование и иногда даже вытесняет, заменяет целое (как это происходит, например, при описании шествия людей по Невскому проспекту).

Как показывает проделанный анализ, риторический топ «целое – части» позволяет Н.В. Гоголю представить Петербург как город, в котором человек перестает быть существом духовным, теряет представление о высоком божественном замысле. Петербург-столица, жизнь людей в этом городе в изображении Н.В. Гоголя превращаются в демонстрацию пустоты (бездушия) и абсурдности миропорядка. Образ Петербурга в гоголевском повествовании предстает как модель разрозненного, разъятого на части реального мира, лишенного гармонии и счастья, мира, в котором процветают зло и обман. Так в «Петербургских повестях» само художественное пространство оказывается обогащенным нравственным содержанием, а топ «целое – части» становится моделью смыслопорождения.

В разделе 3.2. «Трансформация роли тропов в петербургском цикле» исследуется роль тропов в формировании читательского восприятия текста.

Тропы являются своеобразным результатом познавательной и творческой деятельности человека, отражающим освоение им мира мыслью и словом. Они выражают субъективный взгляд человека на окружающее, оценивают, заключают в себе эмоции, определенным образом воздействующие на адресата речи (читателя, слушателя).

Современными учеными исследуется прежде всего риторическая (коммуникативная) функция тропов и фигур: их связь с содержанием, а также способность формировать и воплощать его. Особое внимание уделяется исследованию авторских метафор и фигур речи, формирующих определенное читательское восприятие текста, содержащих обширный материал для интерпретирования художественного произведения.

Повествовательное пространство «Петербургских повестей» перенасыщено средствами художественной изобразительности: в одном предложении могут оказаться рядом сразу несколько тропов и риторических фигур. Наиболее частотными в гоголевском повествовании петербургского цикла оказываются метафора и метонимия. Ирония в данном цикле выступает как основной «организующий центр» (Н.Х. Хоанг), зеркально отражающий главную идею произведения.

В классической риторике метафора рассматривалась как троп, выполняющий функцию украшения речи и уместный лишь в отдельных случаях. Современными исследователями метафора определяется как «вызов природе» (Н.Д. Арутюнова), «греза, сон языка» (Д. Дэвидсон), «микрообраз» (Н.В. Черемисина) и т.д.; троп, позволяющий отобразить, передать индивидуальное авторское мировидение.

Именно метафора в «Петербургских повестях» позволяет Н.В. Гоголю подчеркнуть контраст должного и существующего, показать мертвенность, «овеществление» бытия человека в мире. В повествовательном пространстве петербургского цикла в гоголевских метафорах живое уподобляется мертвому, а мертвое, бездуховное приобретает характеристики живого, наделяется качествами человека, постепенно заслоняя его собой (например: «…Невский проспект опять оживает и начинает шевелиться», «платье… стало дышать музыкою», «…даже самые складки платья отзывались вытверженным и не хотели повиноваться…» и т.д.).

Герои «Петербургских повестей» – застывшие, статичные – явили лицо всего человечества, не стремящегося к спасению, поправшего божественные законы, утратившего не только облик человеческий, но и душу. И потому вся жизнь превращается в иллюзию, фантасмагорию.

Анализ метафор, используемых Н.В. Гоголем для «моделирования» реального мира, позволяет читателю, «дешифруя» их, увидеть отсутствие живого в человеке и «оживление» статичного в петербургском мире искаженных ценностей, обнаружить присутствие демонического (неестественного) в обыденных вещах и явлениях, в самом укладе жизни людей в столице.

В «Петербургских повестях» писатель не просто отображает действительность, в которой господствует сверхъестественное демоническое начало, но и стремится понять, что происходит с человечеством, почему нравственная деградация становится всеобщей характеристикой. И в соответствии с поставленными задачами происходит отбор изобразительно-выразительных средств языка.

Художественным средством, усиливающим изображение распада человеческой личности, бездуховности людей в повествовательном пространстве гоголевского текста, становится метонимия. Очень широко этот троп представлен в повести «Невский проспект», открывающей цикл: вместо людей по центральной улице шествуют «части», а не «целое»; не человек являет миру вещь, а, напротив, вещь заключает в себе человека, его сущность, отождествляется с ним. Слово в художественном тексте, взаимодействуя с другими словами, обрастая новыми, не свойственными ему изначально смыслами, становится главным проводником авторской мысли в читательское сознание.

Не только как риторический троп, но и как «организующий центр, который отражает главную идею произведения» (Н.Х. Хоанг), выступает в повествовательном пространстве петербургского цикла Н.В. Гоголя ирония. Так, картина Невского проспекта, с гуляющими по нему бакенбардами, сапогами, рукавами, улыбками, платьями и т.д., превратилась бы в сюрреалистическую, если бы не ирония. Она-то и возвращает читателя к «точке отсчета»: читатель понимает – все несерьезно, все – игра и охотно в нее включается. Иронична от начала до конца история приключения Пирогова: от первой встречи с глупенькой немочкой до «трагического» финала: «Я должен с прискорбием признаться, что поручик Пирогов был очень больно высечен».

Иронично общение и обращение Н.В. Гоголя со своими героями, которых писатель вовлекает в совершенно неправдоподобные истории, отказываясь давать логическое объяснение происходящему.

Очень часто в гоголевском повествовании петербургского цикла ирония сопровождает абсурдные описания, рассуждения и т.д., как бы сглаживая, подчеркивая несерьезность предмета речи, но, одновременно с этим, выпячивая неестественность подобного мироустройства. Таким образом ирония автора, разрушая обычную логику жизни, обнажает существо жизни петербургского мира и ориентирует читательское восприятие художественного повествования, как и риторические тропы, которые, пробуждая рефлексию читателя, реализуя идеологию автора, формируют определенное – негативное – читательское восприятие текста.

В заключении указаны основные итоги исследования, намечены дальнейшие задачи изучения функционирования риторического текста в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя.


Проведенное исследование функционирования риторического текста в повествовательном пространстве петербургского цикла Н.В. Гоголя показало, что внедрение риторических принципов в литературоведческий анализ текста открывает новые возможности интерпретации художественного произведения, способствует более глубокому анализу приемов текстопостроения и эффективности их воздействия на читателя в заданном автором «горизонте понимания».

В результате проделанной работы мы пришли к выводу, что риторический текст является одним из средств воздействия на читателя в целях приобщения его к жизненному опыту, воплощенному в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя, и позволяет учитывать как «риторический, так и идеологический универсум» (У. Эко) в целях создания адекватной интерпретации художественного произведения.


Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:
  1. Черниговская, М.С. Работа с тропами на уроках литературы (Анализ изобразительно-выразительных средств в повести Н.В. Гоголя «Невский проспект») [Текст] / М.С. Черниговская // Воспитательное пространство школы как среда жизненного самоопределения личности: материалы междунар. науч.-практич. конф. – Улан-Удэ: Бэлиг, 2004. – Ч. 2. – С. 102-105.
  2. Черниговская, М.С. Христианская риторика в повести Н.В. Гоголя «Шинель» [Текст] / М.С. Черниговская // Научный и инновационный потенциал Байкальского региона глазами молодежи: материалы V науч.-практич. конф. – Улан-Удэ: Изд-во Бурят. госун-та, 2005. – С. 233-236.
  3. Черниговская, М.С. Идея гражданского служения в повести Н.В. Гоголя «Записки сумасшедшего» [Текст] / М.С. Черниговская // Россия – Азия: становление и развитие национального самосознания: материалы междунар. науч. конф. – Улан-Удэ: Изд-во Бурят. госун-та, 2005. – С. 174-176.
  4. Черниговская, М.С. Особенности художественного текстопостроения в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя [Текст] / М.С. Черниговская // Филологические чтения, посвященные 110-летию академика В.В. Виноградова: сб. ст. – Улан-Удэ: Изд-во Бурят. госун-та, 2005. – С.209-212.
  5. Черниговская, М.С. Риторические средства выражения авторской позиции в повестях Н.В. Гоголя «Невский проспект» и «Нос» [Текст] / М.С. Черниговская // Труды молодых ученых и аспирантов Бурятского государственного университета. – Улан-Удэ: Изд-во Бурят. госун-та, 2006. – С. 48-53.

6. Черниговская, М.С. «Негативная антропология» и ее художественное воплощение в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя // Вестник Бурятского университета. Сер. 6: Филология. – Улан-Удэ: Изд-во Бурят. госун-та, 2006. – Вып. 11. – С. 169-179.

7. Черниговская, М.С. Русский педагогико-риторический идеал в петербургском цикле Н.В. Гоголя // Филологическое образование: проблемы и перспективы: материалы всерос. науч.-практ. конф. – Улан-Удэ: Изд-во Бурят. госун-та, 2007. – С. 138-140.


Подписано в печать 25.11.08. Формат 60  84 1/16.

Усл. печ. л. 1,4. Тираж 100 экз. Заказ 263.


Издательство Бурятского госуниверситета

670000, г. Улан-Удэ, ул.Смолина, 24а


1 Неориторика: генезис, проблемы, перспективы. – М.: ИНИОН АН СССР, 1987. С. 144.

2 Яковлева, Е.А. Риторика как теория мыслеречевой деятельности (в применении к анализу художественных текстов, урботекстов и актуальных номинаций) [Текст] / Е.А. Яковлева. – Уфа, 1998. – С. 21.

3 Лотман, Ю.М. Семиосфера [Текст] / Ю.М. Лотман. – СПб.: Искусство, 2000. – С. 203.

4 Михальская, А.К. Русский Сократ: Лекции по сравнительно-исторической риторике: учеб. пособие для студентов гуманитарных факультетов [Текст] / А.К. Михальская. – М.: Изд. центр «Academia», 1996. – С.186.