Павел Шавловский

Вид материалаДокументы

Содержание


Блудный сын
Подобный материал:
1   2




АВРААМ


Простая суть Святого Слова

Нередко укрепляет дух

И звуки голоса родного

Настроят сердце, разум, слух.

Вновь воскресает сила жажды

Искать, трудиться, верить, жить

И просто искренно любить

И так бывает не однажды.


Простая суть Святых страниц...

В ней дух мгновенно оживает

Она так просто без границ

Прощает, учит, укрепляет

И нежно сердце увлекает

Своей могучей силой прочь,

Туда, где мирно дремлет ночь,

Где звезд мерцанье утешает

Усталый дух...


Спокойно спит богатый стан

Не отдыхает один всего лишь,

Он стоит, о чем то грустно размышляя,

Как будто силится понять

Как будто в тайны боль вникая

И этим самым заставляя

Свой дух мучительно страдать.

Кто он? Гадать не надо много,

Он - близкий друг святого Бога.

И сильно хочется спросить:

Скажи, о чём тебе грустить?

Уже гремит среди народов

Молва о имени твоем,

Враги твои тебе в угоду

Шлют дань покорности. Твой дом

Для обездоленных опорой

Уж был не раз, что знают все...

Скажи, зачем? Зачем тебе терзать

Свой дух в такую пору?

Из всех великих обещаний,

Что Бог тебе в свой час давал,

Ты получил сверх ожиданий

О чем уже и не мечтал.

Ведь жизнь твоя в деснице Бога.

Какая тайная тревога

Волнует твой великий дух,

Когда буквально все вокруг

Под властью ночи отдыхает,

Когда все мирно в стане спят

Но ничего не замечает

Твой грустный и спокойный взгляд.


Есть в тайной глубине души

То сокровенное, что знает

Один лишь только Бог и мы.

Когда под властью тишины

О чем-то молча дух стенает,

Есть в глубине души у нас

Живое тайное томленье,

Что всколыхнет внутри подчас

Лишь Богу слышное моленье.

Есть то, что выразить словами

Настолько тяжело подчас,

И был бы только рядом с нами

Тот, Кто создал весь мир и нас.

Тот, Кто Собою наполняет

Простор измученной земли,

О Ком нередко дух стенает

Сокрытый в губине души.

О чем грустил ты одиноко

Уйдя от близких и родных?..

Уже алеет край востока

И гаснет блеск светил ночных.

Твой стан пока что не проснулся

И в нем еще никто не знал,

Что ты ушёл и вновь вернулся,

Что этой ночью ты не спал,

Что между небом и тобою

Был очень краткий диалог.

И знать о том никто не мог,

Что говорил с твоей душою

Твой сильный и великий Бог.

Никто не знал, что день начнется,

Ты с сыном в путь пойдёшь с утра

Что встретить лишь тебе придется

Тревожный взгляд жены: Куда?

О чем же думал ты в печали,

О чем внутри себя грустил

И что внутри себя хранил,

Смотря в лазуревые дали?


Внутри божественных сынов

Есть очень тонкое уменье

Услышать Слово между слов.

И Слова этого значенье

Постигнуть всей своей душой

Всем своим внутренним сознаньем.

И так бывает, что порой

То слово между слов собой

Приносит нам огонь страданий.

Не то, что сына принести

Как агнца в жертву было мукой,

Не это, нет, тому порукой,

Тверда уверенность внутри.

В надежде, веря сверх надежды

Ты знал, что Бог произведёт

От сына этого народ,

И это будет неизбежно...

Не то являлось корнем мук

И размышления заботой

Внутри себя, внезапно, вдруг

Ты между слов услышал что-то,

Как будто бы из уст Творца

Звучала боль любви Отца...

Отец, отец, твоей судьбою

Ты нас волнуешь до сих пор

Что думал ты, когда с тобою

Лаская твой печальный взор

Шёл сын родной,

Твой долгожданный,

Тебе так необычно данный,

Кого так часто прижимал

К своей груди, кто наполнял

Твой дух каким-то сладким чувством

И там внутри, где было пусто

Теплом и светом согревал.

Отец, отец, на этом свете

Когда-нибудь поймут ли дети

Причину скорой седины,

Морщин печать и стон души.

Да хватит, время размышлений

Завершено. Огонь зажжен,

И час для жертвоприношенья

Уже настал.

Верёвку он берет

И словно как ягненка

От Бога данного ребенка

Связал.

Отец, отец, постой!

Ведь это сын, твой сын родной

Остался лишь удар,

Но громко раздался голос: Авраам!

Блестящий нож летит к ногам

Рука дрожит, перед глазами

Вселенной тайна -

Видит он великий город,

Видит холм,

Толпу народа, крик проклятья

Свист, хохот, пену на устах,

Ад на земле и три распятья

В расширенных от зла глазах.

В предсмертных муках над землею

Три жертвы, близок их конец

И с громкой болью и мольбою

Летящий в небо крик: Отец!...


О чем ты вздрогнул, муж великий

Знаком тебе ли этот лик?

Что ты услышал в этом крике?

Как побледнел ты в этот миг,

Какую силу тайной муки

Ты приобрел свой душе

В родном, родном до боли звуке

Любимом Богу и тебе.

И власть святого откровенья

Тебе открыло в этот час.

Ты понял, понял во мгновенье

На что берет года для нас

Ты понял, это не заслуга,

Ты понял боль и муку Друга.

Здесь ясно все, не надо слов

Здесь боль любви двоих отцов.


И снова звезд наряд мерцает,

И снова в стане мирно спят,

И в нем конечно же не знают

О чем грустит твой мудрый взгляд,

Как будто бы скрывая жажаду.

Сейчас лишь Бог и ты один,

Спокойно спит любимый сын,

Подаренный Всевышним дважды.

А жизнь обычным чередом

Зовёт нас всех в дорогу снова,

И благо нам идти с Творцом,

Что подтверждает нам о том

Простая суть Святого Слова


СИРОТЫ


Как-то так в этом мире бывает,

Чтобы счастье найти поскорей,

Люди счастье другое теряют,

Счастье в лицах своих малышей.

Так и здесь... Их отец подработать

Удилился в чужую страну,

А родительской тяжесть заботы

Без труда возложил на жену.

И как часто бывает такое

в мире скажут: мол, это судьба.

Там он скоро увлекся другою,

И осталась с детьми мать одна.

Впрочем, скоро пришёл благодетель

И пригласил ее вместе с собой

В край далекий, богатый,.. а дети...

Детям жребий достался другой.


Три птенца, три живых мальчугана,

Три веселых, смешных сорванца,

В бедной хижине папу и маму

Им теперь заменила сестра.

Есть немало своих интересов

У девченок двенадцати лет,

Как ни горько, но не было места

Ей для детства. Вставая чуть свет,

Когда люди кругом досыпали

Сны десятые, ей не спалось,

Постоянные мысли пугали,

Как бы им голодать не пришлось.

Правда мама когда-то учила

Печь лепешки, она их пекла

И с утра на базар относила.

Только малое время спустя

С горькой болью она осознала,

Что не сможет семью прокормить,

Что торгует она очень мало,

Что им так в четвером не прожить.

А напротив, немного в сторонке,

Под высокой базарной стеной

Торговали другие девченки,

Торговали девченки собой.

От того, что она увидала,

Что впервые открылось пред ней

Тихим эхом внутри застонало,

Было им по двенадцать, как ей.

И смотрела, что думать не зная,

Только жаль, не видала она,

Что за нею, давно наблюдая,

Между ними стоял сатана.

Дух жестокий над жертвою новой

Злые планы тем часом ковал

И змеинно коварное слово

В сердце словно как мысль послал:

Чем стоять, ожидая чего-то

Занялась ты б торговлей такой,

Ведь совсем неплохая работа,

А на жизнь точно хватит, с лихвой...

Пошатнулась девченка немного,

И в глазах стало как-то темно,

Незнакомая раньше тревога

Сжала чистую душу её.

С грязью этой впервые столкнувшись

Содрогаясь, в кромешную тьму

Прошептала, слегка задохнувшись:

Нет, я лучше скорее умру...

Неплохая идея, ты знаешь, -

Демон ей продолжал говорить,

Для чего ты так сильно страдаешь?

Да и впрям, для чего тебе жить?

Ты же знаешь, что денег не хватит

Вам надолго, что голод придет

И мучительной смертью и братьев

И тебя непременно убьет.

Чем вот так умирать постепенно,

Горсть таблеток прими, и запей,

И страданья прервуться мгновенно

Вместе с жизнью ненужной твоей...

И какой-то недетскою мукой

Исказилось ребенка лицо,

Точно звук от сердечного стука

Ранил болью глубокой её.

Возвращаясь домой как в тумане,

Мир как будто померкнул вокруг,

Только тяжесть таблеток в кармане,

Только сердца чуть сбивчивый стук...

Вот и хижина, та, что дарила

Ей когда-то уют и тепло.

И последняя мысль пронзила

Что же с братьями станет её?

Кто их в этой утрате поддержит?

Что от жизни достанется им?

Остается одно, неизбежно

Умереть сразу всем четверым.

И смахнувши текущие слезы,

Дверь тихонько прикрыв за собой,

Поделила на равные дозы

Горсть таблеток дрожащей рукой.

Вот и братья вернулись из школы

Словно тройка шальных воробьев,

Залетели, ворвались, ни слова

Не понять из-за хаоса слов:

Гости были сегодня смешные

Говорили про Бога, про рай,

И брошюрки дарили цветные.

На, вот эту для нас, почитай!

И скользнула растерянным взглядом

По цветному рисунку листка -

Три креста, люди, воины рядом,

Но какие там были слова!

Сердце странно как-будто забилось,

Надрывая щемящей тоской,

И нечаянно буквы покрылись

Неожиданной детской слезой.

Вдруг какою-то теплой волною

Незнакомая сила добра

Обдала и укрыла собою

И тотчас ощутила она,

Будто рядом стоит незнакомый,

Но до сладостной боли родной

И по косам, небрежно сплетенным

Нежно гладит пронзенной рукой.

И бессильно упав на колени

Сотрясаясь в рыданья слезах

Излила всю тоску и томленье,

Что не выскажешь просто в словах.

В свои детские годы узнала,

То, что детям не следует знать.

Но в двенадцать она понимала,

Что не всякий поймет в двадцать пять.

В бедной хижине, миром забытой

Три мальчишки с сестренкой живут.

Через церковь, одетые, сытые,

А отцом они Бога зовут.

Каждый день им сестрёнка читает,

Каждый день они в церковь бегут.

Каждый день их там кто-то встречает,

Там их любят, вот так и живут.

А девченка всегда повторяет,

Те слова из брошюрки простой,

И других и себя вдохновляет

Этой истиной вечно живой:

Даже если и мать позабудет

И оставит родное дитя,

Помни, Бог твой и видит, и любит,

Твой Господь не оставит тебя!


РАЗБОЙНИК


Тебе  ли  знать,  cудья  мой  строгий,

Что  крестной  муки  для  меня

Довольно мало.  Руки,  ноги 

Пробиты. Что ж cудья,  cудья,

Закон  твой  строг  в  тяжёлом  свитке,

Но  вряд  ли  сможешь  понять  ты,

Что  нет  на  свете  худшей  пытки,

Чем  та,  что  жжёт  меня  внутри.


Судья,  cудья,  твоим  решеньем

Ты  мне,  пожалуй,  и  помог.

Возможно,  смертные  мученья 

Заставят  подвести  итог

Всем  тем  бессмысленным  исканьям

И  чуждым  счастью  начинаньям.

Но  ты,  не  зная,  не  поймёшь,

Поймёт  лишь  тот,  кто  это  знает,

Не  приговор  меня  терзает,

А  жизнь,  вся  жизнь  моя. 

Ну  что  ж, я  в  этой  жизни  обманулся

И  в  мир  преступный  окунулся,

И  вот  сегодня – ты  и  я.

Я – жертва,  ты  же – мой  судья.

Ты – не  палач,  ты  справедливо

Мой  путь  преступный  осудил.

Но  знал б хоть  кто-то,  как  тоскливо

Порой  во  мне  кричит  душа,

Она  разбита,  но  жива.

И  знал  бы  ты,  как  всё  болит,

Когда  она  во  мне  кричит.


Ну  что  ж,  железные  решетки...

Привет,  последний  мой  приют.

В  последний  путь  судьбы  короткой

Меня  с  рассветом  уведут.

Прощай  земля,  прощайте  звёзды,

Как  вы  чисты  средь  этой  тьмы...

Но  прочь,  тоска,  и  сердца  слёзы

Мне  в  час  последний  не  нужны.

Я  недостоин  состраданья,

И  состраданья  не  ищу.

За  все  грехи  и  злодеянья

Своею  жизнью  заплачу.

Мир  без  таких,  как  я  спокоен,

И  в  том  не  новость  для  меня,

Что  счастье – для  других,  а  я,

Я  счастья  жизни  недостоин...

Лети  же  время  поскорей,

Вот  и  рассвет,  и  скрип  дверей

Впускает  нежный  луч  утра...

А  вот  и  стражники...  пора.


Тюремный  двор,  здесь  всё  готово,

Пред  казнью – пытка,  все  стоят,

И  как-то  медленно  сурово

Смыкаясь,  облака  летят.

К  столбу  верёвкой  прикрутили,

Плети,  кажется  смочили,

Пора,  чего  уже  там  ждут?

Удар...!  да  так  ведь  разве  бьют?

Ударьте  так, чтоб  закружилась

Земля  и  небо  в  блеске  звёзд!

Ударьте  так, чтоб  всё  забылось!

Чтоб  мука  отключила  мозг!

Чтоб  я  отвлёкся  на  мгновенье

От  дел  преступных,  что  творил...

Сильней!  Сильнее!  Ведь  мученья

Я  справедливо  заслужил.

Вот  крест  на  плечи  положили,

Да,  больно,  только  боль  не  та,

Во  мне  больней  болит  душа...

А  вот  и  холм,  вот  положили,

Вот  привязали.  Острый  гвоздь,

Вот  молоток,  удар...  и  кость

Рванула  молния  внутри,

И  крик...  и  дикий  крик  в  груди...

Ну  вот  и  всё,  уже  прибита

Но,  что  за  боль  терзает  мозг?

Ах,  да!  Рукой  была  пролита

Людская  кровь,  и  горьких  слёз

Из-за  неё  лилось  немало,

А,  чтобы  больше  сеять  зла,

Рука  вторая  помогала,

Ну  вот  прибита  и  она...

Кроваво-красной  пеленою

Сдавило  голову  опять,

И  мутно  вижу,  что  со  мною

Второго  будут  распинать.

Как  рвут  суставы  гвозди  эти,

Как  воздух  хочется  глотать...

Второй  распят,  а  вот  и  Третий...

Как  больно  голову  поднять.

Где  я?  Быть  может  это  снится?

Но  разве  есть  такие  сны?

Какой-то  гулкий  смех  толпы...

Как  опостыли  эти  лица.

Как  сильно  хочется  воды...

Вот  Третьего  уже  распяли,

Прибили,  быстро  приподняли,

А  Он  лишь  стонет,  как  овца,

Да  плюнь  в них  сверху  со  креста!

Расстрой  им  сладость  созерцанья,

Ведь  всё  равно  нам  умирать,

Так  прокляни  их  на  прощанье,

Ведь  нам-то  нечего  терять!

Народ  кричит,  свистит,  хохочет,

Безумный  хаос,  смерть  и  ад.

Но  слышу  вдруг:  Прости  им,  Отче,

Они  не  знают,  что творят...


Кто  Ты?  О  Боже,  неужели?

Не  может  быть,  как?  Нет! Не  верю...

Мессия,  крест,  бесовский  вой...

Зачем  Ты  здесь?!  Ведь  Ты – Святой!

Ты,  окружённый  рыбаками,

Как  яркий  день  средь  мрачной  тьмы,

Ходил,  Ты  душу  мог  глазами 

Прочесть,  понять,  утешить,  Ты?

Тот  необычный,  но  особый,

О  Ком  один  лишь  только  слух

Мог  воскресить  погибший  дух.

Но  этот  крест,  венец  терновый,

И  черни  лютой  злая  спесь,

Как  яд  змеи,  зачем  Ты  здесь?!

Как  можешь  Ты  за  нас  молиться,

Взгляни,  не  видишь  разве  Ты,

Как  исказились  злобой  лица,

Как  травит  бешенство  умы?

Что  здесь  Тебе  Святому  надо

Средь  этой  ненависти  ада?!

Как  можешь  принять  это  зло, 

Ты,.. Ты,..  Который  можешь  всё?!..


А  я  мечтать  не  смел,  Ты  знаешь,

Взглянуть  хотя  б единый раз,

А  Ты  вот  здесь...  а  Ты  страдаешь...

И,  умирая,  всех  прощаешь...

И  молишься  за  падших  нас...

Прими  одно  моё  моленье,

К  чему  его  скрывать  мне  зря,

Когда  придёшь  в  Твоё  владенье,

Там,  в  Небе,  помяни  меня!

Мне  этот  смертный  час

Что  близко  поставил  нас,

Дороже  стал  всего  на  свете,

Пал  бы  низко  я  пред  Тобой...

Что  Ты  сказал?  Я  не  ослышался,

Быть  может?  Ужели  это  для  меня

Звучат  слова  святые,  Боже!

С  Тобой?  В  раю?  Сегодня?  Я?


Где  это  зло,  что  бушевало

В  грехом,  измученной  душе?

Где  эта  гордость,  что  терзала

И  день,  и  ночь  в  слепой  борьбе...?

Там  злобой  мира  окружённый

Проклятью  предан  на  холме,

Висел  разбойник  на  кресте,

Одним  лишь  Богом  и  прощённый.

Тот  мир,  которого  не  знал,

Хотя  всегда  его  искал,

Наполнил  сердце  и  сознанье,

И  стало  сладким  и  страданье.

В  последнем  краткой  жизни  дне

Из  падших,  из  последних – первый

Взошёл  на  небо,  поняв  верно,

Что  Бог  спасёт  и  на  кресте!


БЛУДНЫЙ СЫН


Уснувший город оставляя,

Дорогой пыльною один

Глубокой ночью блудный сын

Одетый в рубище шагает.

И в боль, и в радость каждый шаг,

Чем ближе он к родному дому...

А начиналось всё не так,

А начиналось по-другому.


Когда-то в город он входил

Богат и полон юных сил,

Как было сердцу интересно,

Как обжигающе чудесно

И превликательно манил

Соблазнами блестящий мир.

В нём круг друзей, весёлый пир,

Что взбудораживал сознанье,

Что длился с ночи до утра,

И здесь казалось никогда

Ни боль, ни горе, ни страданье

Ни чистой совести терзанье

Не потревожит. Здесь душа

Живет совсем простым законом –

Мимолетящим днём одним.

Ему, ни в чем неискушенном

Всё стало близким и родным.

Здесь жизнь кипит среди веселья,

Здесь обжигающее зелье

Дурманит разум и рукам

Дает свободу, здесь страстям

Преграды нет. Здесь грех как воду

Пей каждый день себе в угоду.


Всё тот же путь, все тот же стон,

Теперь другое видит он,

Теперь совсем другая сцена,

Теперь друзей застольных цену

Он помнит словно страшный сон.

Где всё меняется мгновенно,

Что позабыть никак нельзя,

И те же самые друзья,

Которыми был так взволнован,

А после ими же оплёван,

В тебе не узнают тебя.

Всё разлетелось, всё умчалось

И всё развеялось, как дым,

Всё то, к чему так сердце рвалось

Во свете правды оказалось

Настолько низким и пустым.

К чему стремился ты когда-то?

Чем раньше жил, и чем дышал?

Теперь, теперь лишь ты понял,

Что этот мир с его развратом,

Из ада словно бы изъят

В душе рождает тот же ад.

Горя огнём животной страсти,

Не зная в похоти преград,

Он травит всё: любовь и счастье,

Он – подлости и смерти брат.

А тот, кто с ним имеет связи,

Отдаст ему всей жизни дни...

И зная всё теперь, пойми,

Ты не рождён для этой грязи.

Твоя усталая душа

Под гнётом низкого разврата

Хранила то, кем ты когда-то

Был в доме твоего отца.

Где всё настолько по-другому

И где ты был совсем другим,

В родной семье родного дома,

Где каждый дорог и любим.

Теперь дорогой с новой силой

Ты вспомнил, как тебя манила

Дорога эта в край чужой,

Как ты оставил дом родной,

Как часть наследства без упрёка

Отец отдал и как жестоко

Страдал он, плача у ворот.

Ведь знал же, знал же наперёд,

Чем кончатся твои исканья,

Какие горькие страданья

Тебе твой выбор принесёт.

Он знал и чувствовал до боли,

До муки, рвущейся внутри,

Чем платит мир за призрак воли,

За в нём истраченные дни.

Он знал цену мирского счастья,

Какой в нём кроется обман,

Он знал опасность жгучей страсти,

Он знал, как много будет ран.

Он знал... О, как он знал прекрасно

Жестокость тьмы и зло людей

Он, горько плача, видел ясно,

Опасность для души твоей.

Чем обернётся всё потом,

Там, на чужбине, и притом

Всё это знать, всё это прятать

В себе не мог, он мог лишь плакать.


Уснувший город оставляя,

Шагает тихо блудный сын,

Но этой ночью не один

Он в небо звёздное вздыхет.

Уже давно, из года в год

В его стране, в краю родимом,

Скрепивши сердце верой ждет

Родной отец родного сына.

Он ждёт, надежды не теряя,

Ведь может быть заговорит,

В скитальце бедном кровь родная,

И не прижившись в волчьей стае,

Он в дом отцовский поспешит.

И там, за дальним поворотом,

Тем самым, что в последний раз,

Его тогда укрыл от глаз,

Сейчас откуда вышел кто-то,

Какой-то путник в ранний час,

Вот так и он, твой долгожданный,

Как этот нищий, что вдали,

К тебе придёт, но что-то странно

Вдруг сердце стукнуло внутри.

В глазах как-будто помутилось,

Но тут прохлады ветерок,

Отвел туман немного в бок,

И на мгновенье приоткрылось

Лохмотьев грязь, лицо... Сынок?

А дальше в наболевшей ране

Все слилось словно как в тумане

Не помнил он как добежал,

Он обнимал и целовал

Лицо ушедшее когда-то.

Любимый голос, что шептал,

Рыданья сдерживая: Папа...

И куча странных слов с мольбой,

Такой любимый образ рядом,

А он тут просится слугой...

Сынок... постой, Сынок... не надо!

Дай насмотреться, дай вернуть,

Года прошедшие в томленье,

Дай в это сладкое мгновенье,

Всё оживив, перечеркнуть,

Забыть ночей бессоных муки,

И все страдания разлуки,

Дай позабыть и сам забудь.

Дай надышаться этим утром,

Ведь столько лет прошло во тьме,

Ведь ты воскрес, и я как-будто

Родился заново в себе.

Давай всё горькое забудем,

И примем дар святых небес,

Эй! Слуги, поднимайтесь, люди!

Мой сын пришёл, мой сын воскрес!

Отец и сын. Мгновенье встречи.

Мелькают образы родных,

Вопросы, слёзы, и за плечи

Обняв ведут... как сладок миг.

Всё прощено и всё забыто,

И жизнь прекрасной стала вновь,

В чём истина – от нас не скрыто,

Что это делает любовь.