Geum.ru

Серия: жанр

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   67

207


тому что Камерон все стены обложил белым вперемежку с синим стеклом, а сверху закрепил их золочеными бронзовыми пальметками, будто

ювелирную коробочку-табакерку.


На берегу речки Славянки возник скромный, но в то же время торжественно красивый Храм Дружбы. Здесь всё располагает к тихому отдыху,

чтению книги или мечтам. Кругом так поэтично раскинулся пейзажный

парк, и Храм Дружбы со своими мощными колоннами и прохладною

тенью ласково манит к себе. Невольно каждому хочется подойти к нему.

Его нельзя забыть и спутать с каким-нибудь другим павильоном. Этот

павильон позднее вдохновил многих архитекторов на красивые архитектурные решения.


Другой павильон — Вольер — птичник, не просто клетка или хозяйственный птичий двор, а классический павильон с колоннадами, в котором посередине находилась красивая зала с зеркалами, мягкими диванами и цветами; к ней примыкали: с одной стороны открытая галерея, в

которой стояли древние урны, как символ вечности, и с другой стороны — помещение для певчих птиц, как символ жизни.


Архитектурные замыслы Камерона отличались от произведений других архитекторов внутренним содержанием. В каждом из них был вложен

или красивый поэтический образ или смысл


Наконец, самое замечательное его произведение, о котором он мечтал всю жизнь и которое осуществил — это термы в Царском Селе.


Все, чем он был восхищен в молодые годы, когда производил раскопки древних терм в Риме, он воплотил здесь в жизнь. В так называемых

Агатовых комнатах он поместил в первом этаже теплые и холодные ванные помещения с комнатами для отдыха и массажа, во втором этаже —

залы для занятий и бесед и библиотеку. Агатовые комнаты соединялись с

дворцом висячим садом, разросшимся на высоте второго этажа. К саду

примыкала названная позднее именем Камерона большая галерея, с которой можно было в хорошую погоду смотреть на праздничные иллюминации, «гуляния в парке и на озере, а в ветреные и дождливые дни совершать прогулки внутри застекленной части. С галереи спускалась красивая

лестница и пологий «пандус» — прямой спуск без ступеней, украшенный статуями. Такой была осуществленная мечта архитектора.


В эти годы он создает произведения, которые упрочили в истории искусств его репутацию как одного из наиболее изысканных мастеров архитектуры 18-го столетия.


Проектирование города Софии, располагавшегося за Екатерининским

парком, также велось в 1780—1785 годах, хотя осуществление замысла

Камерона не только затянулось, но и вообще состоялось лишь в небольшой части. На протяжении последующих двадцати лет Чарлз Камерон стро

208


ит в этом ансамбле несколько павильонов: молочню, кухню, холодную

ванну. В Царском Селе он производит разнообразные доделки. Бесконечно

тянется строительство Китайской деревни, начатое задолго до приезда

Камерона и так никогда и не закончившееся, л


Наверное, он вложил столько надежд в свои замыслы, так был увеД

рен, что добьется успеха и перед ним раскроются в России перспективвд

творчества, не омраченного гонениями и недоброжелательством, что лю-'

бые неприятности раздражали его и приводили в отчаяние


Камерон, насколько можно судить по документам, на протяжении

пяти лет своей наиболее активной деятельности в Царском Селе совершенно не считался ни с какими финансовыми соображениями: платил

подрядчикам то, что они запрашивали, а иногда вообще не платил, требовал дорогих материалов, выписывал из-за границы мебель, разные украшения для дворцовых залов и часть их не принял, добиваясь высшего

качества, заставлял по нескольку раз переделывать одну и ту же работу и

т.д. Он был увлечен своими замыслами и, как писал сам, стремился лишь

к тому, «чтобы привести дело в настоящую совершенность», не думая о

том, как бы сделать дешевле. Это не устраивало Екатерину II. Она заставила Камерона перенести еще один тяжкий удар, снова разрушивший его

иллюзии, подобный тем, что уже пришлось ему переживать в Англии.


По ее приказу была назначена специальная комиссия для расследования деятельности Камерона. Началось разбирательство, продолжавшееся

несколько лет. В течение этого времени ему практически не давали новых

заказов. Хотя комиссия никаких особенных проступков, в конце концов,

не обнаружила и в вину Камерону ничего существенного, кроме неаккуратности, поставлено не было, но мастер утерял свою прежнюю горячность и стремление к работе. Это неудивительно; многие месяцы ему

приходилось отвечать на бесконечные запросы, часто вызванные неразберихой в конторе строений села Царского, а то и забывчивостью императрицы.


Камерон все же остался в Царском Селе, хотя на рубеже 1780—1790-х

годов ему поручали очень немногое. В августе 1791 года он уехал в Англию, «получив временный отпуск с тем, чтобы возвратиться к своим

строениям». На родине архитектурный мир встретил Камерона неприязненно, хотя и было признано, что «он достиг высокого положения в

чужой стране». Его кандидатура в ходе избрания членов создавшегося тогда архитектурного общества была отвергнута, причем распространились

неприятные для зодчего слухи о его прошлом. Камерон вновь покинул

Англию. Тем не менее поездка укрепила его положение придворного архитектора. Возможно, возникли опасения, что зодчий может однажды

уехать и не вернуться.


209


В начале 1790-х годов он развивает комплекс терм: создает пандус,

ддущий к Агатовым комнатам, в 1792 году проектирует вторую галеg, — «Храм памяти», посвященный турецким войнам, который должен был предшествовать пандусу и встречать движение от Гатчинских

ворот триумфальной аркой.


В 1795 году зодчий создает проект крошечной домовой церкви сзади

Агатовых комнат, впоследствии возведенной И. Нееловым со значительными изменениями.


Комиссия от строений села Царского чинила ему разнообразные препятствия. Якобы было потеряно письмо зодчего с перечислением материалов для Храма Памяти, которые следовало запасти для возведения, и

строительство затянулось почти на год. Трудно предположить, чтобы подобные события могли «окрылить» архитектора Тем важнее для нас то,

что выходило за рамки официальной деятельности мастера — характер

его частной жизни, каким он стал в России.


Камерона сразу по приезде поселили во флигеле, пристроенном к царскосельской оранжерее. Квартира архитектора была довольно просторной.

Отдельный вход вел в вестибюль, откуда направо доступ был в собственные комнаты Камерона, а налево — в несколько смежных помещений,

вытянувшихся вдоль стены оранжереи, где располагалась его чертежная.

Из квартиры легко можно было пройти в оранжерею, где стояли кадках

более сотни апельсиновых деревьев. Скорее всего, для одинокого архитектора было немаловажно то, что на другом конце здания в симметрично расположенном флигеле жил английский садовник Д. Буш, создатель

многих частей царскосельских парков, и его дочери.


В мае 1784 года Чарлз Камерон сделал предложение Екатерине Буш и

женился на ней. В это время его окружали ученики, правда, часто менявшиеся, но все же зодчий постоянно работал вместе с несколькими молодыми людьми. Среди них были будущие архитекторы и строители: Иван

Ростовцев, Павел Лукин, Александр Шмидт, Федор Уткин, Николай

Рогачев и другие. Кажется, что с одиночеством и жизненными трудностями было покончено. Однако вспомним, что женился Камерон за два

месяца до того, как была учреждена комиссия, разбиравшая его деятельность. Спокойствие вновь оказалось недолговечным.


В доме Камерона многое соответствовало привычкам и склонностям

хозяина. Еще в Англии он стал библиофилом, начал собирать гравюры и

картины. Видимо, он почти всю коллекцию потерял при распродаже имущества отца. В России он вновь отдался своему увлечению, которое привело к появлению огромной библиотеки, печатный каталог которой составляет две сотни страниц.


212


В это время юноша попал под влияние нежелательной, по мнению

отца, компании. Стремясь изолировать сына от дурных друзей, родители

стали оказывать на него сильное давление, добиваясь даже того, чтобц

он удалился в монастырь Сан-Кассино.


Но, в конце концов, сдался отец. Он согласился с настойчивым желанием сына. Кваренги уехал в Рим. Там в течение первых четырех-пяти лет

он неоднократно менял творческие мастерские и не получил систематических знаний ни по живописи, ни по архитектуре, однако, как можно

понять из его слов, архитектурные мастерские были удобным местом для

рисования. Именно рисунок являлся той главной областью его творчества, которую Кваренги непрестанно развивал.


Полный сомнений относительно правильности методов изучения архитектурного искусства, преподносимых его римскими учителями, Кваренги натолкнулся однажды на знаменитый трактат архитектора Андреа

Палладио «Четыре книги об архитектуре». Он нашел близкую и созвучную его мировоззрению методику творчества и раскрытие тектоники зодчества.


В конце 1760-х годов от ирландского скульптора Кристофера Юкстона, совершенствовавшегося в Риме, Джакомо получил заказ на проекты

двух особняков «для английских господ» и выполнил поручение с успехом «к удовольствию названных господ». После этого он разработал проекты каминов, а также таких утилитарных зданий, как склады, тоже

для англичан. Вскоре Кваренги получил признание и у итальянских заказчиков.


В письме к Маркези Кваренги писал: «Более значительным по сравнению с проектом для Англии было задание, которое я получил в 1770 году

от монахов-бенедиктинцев и в котором они просили обновить их старую

церковь Санта-Сколастика. Я должен буду преодолеть большие трудности, прежде чем прийти к какому-либо решению, поскольку мне было

поставлено условие не трогать ни одного камня прежней постройки, хотя

во всей церкви не было ни одной части, которая соответствовала бы другой.

После тщательного изучения постройки и большого количества потраченных усилий я, наконец, составил проект новой церкви внутри старой»


Кваренги, которому было тогда около двадцати девяти лет, должен

был решить поистине одну из самых трудных в архитектуре задач, связанную с реконструкцией существовавшего средневекового здания. И он

ее выполнил умело. Первый камень был заложен 3 мая 1770 года, а закончилась стройка осенью 1773 года.


Кваренги был удовлетворен своим первым осуществленным замыслом. «...Благодаря усидчивому изучению и труду я справился с делом и

построил по плану новую церковь внутри старой», — писал он. По мне

213


цЮ итальянского историографа Джованни Петрини, «интерьер церкви

Гв Сколастики является одним из первых и самых ценных примеров нео,/пассицизма, ...богатого мотивами художественного и исторического знаиения.., единственным в Лациуме».


Бракосочетание Джакомо Кваренги и Марии Фортунаты Маццолени

состоялось в Бергамо в церкви Санта-Агата дель Кармино 31 июля 1775 года.

Спустя короткое время супруги приехали в Рим. В следующем году у них

родилась дочь, названная по католической традиции несколькими именами — Теодолинда Камилла Джельтруда Луиджи.


Достаточно длинный перечень архитектурных работ Кваренги говорит

о его признании как архитектора заказчиками — соотечественниками и

иноземцами. Он работал и для Рима, и для Бергамо, его проекты были

отправлены в Англию, Швецию; в конце 1770-х годов он был вхож в

круги римской знати. Возможность путешествовать обеспечивалась достаточным его благосостоянием, которое после женитьбы было упрочено. И

сам Кваренги, и его жена были представителями влиятельных на севере

Италии и обеспеченных семейств.


Когда ему предложили поступить на службу в Россию, Кваренги согласился почти сразу. Здесь он надеялся широко использовать свои знания

и способности. В январе 1780 года зодчий приехал в Москву.


По своему служебному положению «архитектора двора ее величества»

Кваренги был обязан исполнять в первую очередь заказы Екатерины II.

Первой работой зодчего в Москве была перестройка императорского, так

называемого Екатерининского дворца на Яузе. К этому времени Екатерина II уже успела оценить по достоинству выдающиеся способности архитектора, и в феврале 1782 году поручила ему разработку проекта всего

внутреннего убранства московского дворца, «а равно и фасад, по колику

можно поправить».


Архитектору пришлось разрабатывать свои предложения, не ознакомившись воочию с московским зданием и только изучив находившийся

в Петербурге старый проект, который был уже в основном осуществлен. В

этих условиях для Кваренги оставалась возможность лишь «причесать»

по-новому готовую постройку.


Зодчий с честью вышел из этого трудного положения Он предложил

акцентировать центральные части продольных фасадов протяженными

колоннадами большого ордера. Антаблемент этого ордера он продолжил

по периметру всего дворца и завершил его балюстрадой вдоль края крыши. Лаконичными приемами Кваренги добился подчеркнуто горизонтальной системы архитектурного оформления.


В 1780-е годы Кваренги работал не покладая рук. Сам зодчий сообщал

Маркези, что построил к 1785 году уже пять церквей — «одна в Славян

214


ке, одна в Пулкове, одна в Федоровском посаде, одна на Софийское


кладбище для погребения...». Пятой церковью Кваренги считал мавзолей

Ланского.


Одним из самых значительных сооружений Кваренги является простое, но величественное здание Академии наук на набережной Невы. Его

строительство было вызвано отсутствием резиденции, приличествующей

престижу учреждения, олицетворявшего русскую науку и культуру. Работы начались в 1783 году.


Здание с восьмиколонным портиком ионического ордера и фронтоном, в проекте украшенным статуями, поднято на цокольный этаж. Оно

было поставлено на самой кромке невского, тогда еще не обработанного

берега реки, что и заставило архитектора наружную парадную лестницу

развернуть по фронту на два схода. Этот храм науки поражает и ныне

ясностью образа и сильной пластикой главного фасада, несомненно, рас

считанного на восприятие с другого берега реки от Сенатской площади.


В связи с перепланировками Зимнего дворца театр с ярусами лож|

оказавшийся в окружении дворцовых покоев, стал неудобным, и

3 сентября 1783 года появился указ о начале постройки «при ермитаже

каменного театра... по планам и под надзиранием архитектора Гваренгия».


Перед зодчим была поставлена трудная задача — разместить театр в

очень стесненном месте — во дворе Малого Эрмитажа, над конюшенным корпусом. Это обстоятельство предопределяло относительно небольшие размеры сооружения и, быть может, его конфигурацию.


В 1787 году в Петербурге появилось роскошное издание с гравирован-)

ными чертежами только что выстроенного Эрмитажного театра и с описанием на французском языке, выполненным самим Кваренги. Он писал, что «старался дать театру античный вид, согласуя его в то же время с

современными требованиями... Все места одинаково почетны, и каждый

может сидеть там, где ему заблагорассудится... На полукруглой форме театра я остановился по двум причинам: во-первых, она наиболее удобна в

зрительном отношении и, во-вторых, каждый из зрителей со своего места может видеть всех окружающих, что при полном зале дает очень приятное зрелище. Я старался дать архитектуре театра благородный и строгий

характер. Поэтому я воспользовался наиболее подходящими друг к другу

и к идее здания украшениями. Колонны и стены сделаны из фальшивого

мрамора. Вместо завитков я поместил в коринфских капителях сценические маски, следуя образцам различных античных капителей...»


В конце 1780-х годов Кваренги участвовал в небольшом закрытом конкурсе, объявленном графом Н.П. Шереметевым. Дом на Никольской не

был построен. Граф решил ограничиться перестройкой своей загородной

резиденции в Останкине. Для участия в этой работе он пригласил не

215


колько зодчих, в том числе и Кваренги. Проектирование домашнего теятоа Шереметева было особенно приятно для Кваренги, потому что он

был лично знаком с П. И. Ковалевой-Жемчуговой, ведущей актрисой этой

гоуппы, в прошлом крепостной, а затем женой графа Шереметева.


Процесс проектирования знаменитого Александровского дворца и поисков его окончательного решения занял у Кваренги всего лишь один год, так как уже 5 августа 1792 года были начаты торги на постройку.


Невозможность из-за местности, отведенной для дворца, получить

необходимый фронт для раскрытой композиции заставила Кваренги отказаться от создания широкого пространственного ансамбля. Служебный

кухонный П-образный корпус он разместил асимметрично, ближе к улице

со стороны бокового фасада, вне композиционной связи с дворцом.


Александровский дворец — свободно стоящее в парке открытое сооружение, композиционно единое с регулярной частью Нового сада, —

предстал как антитеза замкнутому ансамблю Екатерининского дворца

Растрелли. Ансамбли Екатерининского и Александровского дворцов стали ярким воплощением двух архитектурных мировоззрений: барокко —

с замкнутыми ансамблями и классицизма — с открытыми ансамблями,

формирующими окружающее пространство.


Как писал сам Кваренги, в его творчество часто вмешивалась Екатерина II: «Ее величество иногда берет на себя труд набрасывать мне свои

замыслы и собственноручные эскизы и желает при этом, чтобы я имел

полную свободу и возможность привлекать к работе всех тех художников,

которые мне нужны как исполнители». Такое вмешательство ставило зодчего порой в затруднительное положение, однако его непререкаемый авторитет, завоеванный им у императрицы трудолюбием и блестящим воплощением всех ее требований и собственных замыслов, позволял ему

обходить острые углы и вводить в правильные архитектурные рамки все

даваемые ему предначертания. Кваренги сумел сохранить высокий авторитет и у преемника царицы Павла I, а затем и у императора Александра I,

чему немало способствовало успешное завершение нового дворца в Царском Селе.


После окончания строительства Эрмитажного театра зодчий просил

разрешения «ввиду... многочисленной семьи и бед, вызванных болезнями», поселиться в одном из помещений этого здания, обращенном окна на Неву. Разрешение было получено. Там он и жил до конца своих

Дней.


До 1793 года спутницей жизни Кваренги оставалась Мария Фортуната.

Их первенец — дочь Теодолинда оставалась в Италии и воспитывалась в

°Дном из миланских монастырей. Из детей, родившихся в Петербурге,

Две девочки умерли во время эпидемии 1788 года. В следующем году ро

216


дился сын Федерико, а еще год спустя — Джулио, который, как и отец

стал архитектором и сыграл важную роль в популяризации его произведений.


В 1793 году в семье Кваренги произошла трагедия: во время родов скончалась его жена, оставив на руках беспомощного отца новорожденную

девочку и еще четырех малолетних детей. К уходу за ними, по его словам

Кваренги «был совершенно не приспособлен». Соболезнования друзей

знакомых, сотоварищей по работе и даже самой императрицы мало облегчали участь овдовевшего Кваренги. Он решил вместе с детьми поехать в

Бергамо, чтобы быть ближе к родным и семье Маццолени. Зимой 1793—

1794 годов зодчий покинул Петербург.


Осенью 1796 года Кваренги вернулся. Он вступил во второй брак с

Анной Катериной Конрада. Анна Конради была лютеранкой, и потому к

этому браку родственники в Италии отнеслись отрицательно. Кваренги с

новой женой в Италию так и не поехал.


К тому времени известность Кваренги как выдающегося архитектора

двора Екатерины II вышла за пределы России. Это выразилось в том, что

26 января 1796 году он был избран членом шведской Королевской академии искусств. Высокое избрание было осуществлено не без участия его

шведских друзей — скульптура Т. Сергеля и архитекторов Ф.М. Пипера и

Ф. Блома. Кваренги часто посылал им свои чертежи и рисунки, держа их

тем самым в курсе своих работ.


Официальное признание зодчего санкт-петербургской Академией художеств, как ни странно, произошло значительно позднее. Только

1 сентября 1805 года на чрезвычайном собрании академии Кваренги был

избран в почетные вольные общипки.


В первые годы нового века Кваренги проектировал и строил почти одновременно два значительных здания учебно-воспитательного назначения. Одно из них — Екатерининский институт — существует и ныне.

Оно выстроено в 1804—1807 годах на набережной Фонтанки. Постройка