Geum.ru

Рекордно жаркий день этого лета подходил к концу. Большие, квадратные дома Бирючиновой аллеи окутывало дремотное молчание

Вид материалаДокументы

Содержание


Вторая война начинается
Подобный материал:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   37
Глава 38.

ВТОРАЯ ВОЙНА НАЧИНАЕТСЯ


ТОТ-КТО-НЕ-ДОЛЖЕН-БЫТЬ-ПОМЯНУТ ВЕРНУЛСЯ

В кратком заявлении в пятницу вечером министр магии Корнелиус Фудж подтвердил, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут вернулся в страну и возобновил свою преступную деятельность.

«С глубоким сожалением вынужден подтвердить, что колдун, именующий себя лордом... в общем, все знают, кого я имею в виду, жив и вновь находится среди нас», — сказал репортёрам усталый и встревоженный министр. — "С не менее глубоким сожалением должен сообщить, что дементоры в массовом порядке покинули Азкабан, выразив нежелание продолжать работать на министерство магии. Мы полагаем, что в настоящее время они подчиняются лорду... Тому Самому.

Мы призываем колдовскую общественность проявлять бдительность. Министерство магии спешно издаёт памятки об элементарных правилах самозащиты и охраны жилищ, которые в текущем месяце начнут бесплатно рассылать по всем колдовским семьям".

Колдовская общественность с ужасом и волнением встретила это заявление — ведь вплоть до прошлой среды министерство заверяло всех в том, что «настойчивые слухи о возвращении Сами-Знаете-Кого не имеют под собой никаких оснований».

Обстоятельства, которые вынудили министерство столь резко сменить точку зрения, пока не ясны, но нам известно, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут и некоторые из его сторонников (так называемые Упивающиеся Смертью) в четверг ночью сумели пробраться в здание министерства магии.

К сожалению, нашим корреспондентам пока не удалось встретиться с Альбусом Думбльдором, восстановленным в должности директора школы колдовства и ведьминских искусств «Хогварц», а также в правах члена Международной Конфедерации Чародеев, и вновь назначенным Верховным Ведуном Мудрейха, который в течение последнего года упорно настаивал на том, что Сами-Знаете-Кто не только не умер — во что так хотелось верить колдовской общественности — но и вновь собирает армию, чтобы ещё раз попытаться захватить власть. Между тем, «мальчик, который остался жив»...

— Вот и ты, Гарри, я так и знала, что куда-нибудь тебя обязательно впихнут, — сказала Гермиона, взглянув на него поверх газеты.

Они были в больнице. Гарри сидел на краю кровати Рона. Гермиона читала вслух передовицу воскресного выпуска «Прорицательской». В ногах её кровати, свернувшись клубком, лежала Джинни, чью ногу мадам Помфри вылечила в мгновение ока. В кресле между двумя кроватями сидел Невилль — его нос тоже давно приобрел обычные форму и размер; Луна, которая забрела навестить больных, читала последний номер «Правдобора». Она держала журнал вверх ногами и, казалось, не слышала ничего вокруг.

— А-а, значит, он у нас опять «мальчик, который остался жив»? — саркастически бросил Рон. — Не чокнутый выскочка, как ещё недавно?

Он взял горсть шоколадушек из огромной кучи на тумбочке, бросил по штуке Гарри, Джинни и Невиллю, потом зубами разорвал обёртку своей конфеты. Руки у него были в глубоких шрамах, оставленных щупальцами мозгов — как сказала мадам Помфри, ничто не ранит так сильно, как мысли. Впрочем, от обильного смазывания умиротворяющим умащением д-ра Уббли шрамы быстро затягивались.

— Да, Гарри, они тебя совсем захвалили, — Гермиона быстро пробежала глазами статью. — «Одинокий голос правды... все считали его сумасшедшим, но он твердил своё... вынужденный мириться с насмешками и клеветой...» Хм-м-м, — нахмурилась она, — вижу, они забыли, что насмешки и клевета в основном распространялись их газетой...

Гермиона поморщилась и приложила руку к рёбрам. Проклятье Долохова, хотя и ослабленное из-за того, что он произнёс его про себя, причинило много бед, и, говоря словами мадам Помфри, это было «дело долгое». Гермиона каждый день пила по десять разных микстур, быстро поправлялась и начинала сильно скучать в больнице.

— "Сами-Знаете-Кто снова хочет захватить власть", страницы со второй по четвёртую, «О чём нам не рассказало министерство», страница пять, «Почему никто не слушал Альбуса Думбльдора», страницы с шестой по восьмую, «Эксклюзивное интервью с Гарри Поттером», страница девять... М-да, — Гермиона сложила и отшвырнула газету, — теперь у них есть, о чём писать, это уж точно. А интервью с Гарри вовсе не эксклюзивное, это то, что было в «Правдоборе»...

— Папа его продал, — обычным мечтательным тоном произнесла Луна, переворачивая страницу журнала. — И между прочим, за очень хорошие деньги, там что летом мы едем в экспедицию на поиски складкорогих стеклопов.

Гермиона некоторое время боролась с собой, затем сказала:

— Звучит заманчиво.

Джинни встретилась взглядом с Гарри и быстро отвернулась, пряча улыбку.

— Кстати, — Гермиона села прямее и опять поморщилась, — расскажите, что происходит в школе.

— Флитвик убрал болото, — сказала Джинни, — причём за три секунды. Но маленький кусочек, под окном, оставил и велел обнести верёвками...

— Зачем? — поразилась Гермиона.

— Говорит, очень уж здорово сделано, — пожала плечами Джинни.

— Он его оставил как памятник Фреду и Джорджу, — с набитым ртом промычал Рон. — Это всё они прислали, — добавил он, обращаясь к Гарри и показывая на гору шоколадушек. — С хохмазином-то, видно, полный порядок, а?

Гермиона посмотрела неодобрительно и спросила:

— Значит, как только Думбльдор вернулся, все беды закончились?

— Да, — кивнул Невилль, — всё пошло своим чередом.

— Филч, небось, счастлив? — спросил Рон и поставил перед собой шоколадушную карточку с Думбльдором, оперев её о кувшин с водой.

— Ничего подобного, — ответила Джинни. — Он ужасно горюет... — Она понизила голос до шёпота. — Всё твердит: Кхембридж — лучшее, что было с «Хогварцем» за всю его историю...

Все шестеро обернулись. На кровати напротив, уставившись в потолок, лежала профессор Кхембридж. Думбльдор вызволил её из плена; как ему это удалось, не знал никто — но он вернулся из леса без единой царапины. Кхембридж ничего не рассказывала — после возвращения в замок она, насколько знали ребята, вообще не произнесла ни слова. Что с ней сейчас, тоже было непонятно. Из встрёпанных мышиных волос, раньше всегда аккуратно уложенных, до сих пор торчали листья и веточки, но в остальном она выглядела как обычно.

— Мадам Помфри говорит, что это шок, — шепнула Гермиона.

— Скорее, тоска, — возразила Джинни.

— Зато если сделать вот так, она проявляет признаки жизни, — Рон пощёлкал языком. Кхембридж с полоумным видом села в постели.

— Что с вами, профессор? — крикнула мадам Помфри, высовывая голову из своего кабинета.

— Ничего... ничего... — отозвалась Кхембридж, опускаясь на подушки. — Должно быть, приснилось...

Гермиона и Джинни, прыснув, уткнулись в одеяло.

— Кстати о кентаврах, — немного успокоившись, сказала Гермиона, — кто сейчас преподаёт прорицания? Фиренце останется?

— А куда ему деваться, — пожал плечами Гарри, — кентавры его назад не примут.

— Наверно, они с Трелани оба будут вести занятия, — предположила Джинни.

— Спорим, Думбльдор жалеет, что не смог отделаться от Трелани, — промычал Рон, прожевывая четырнадцатую шоколадушку. — И вообще, предмет абсолютно бесполезный, Фиренце тоже не лучше...

— Как ты можешь так говорить? — воскликнула Гермиона. — Ведь теперь мы знаем, что бывают настоящие пророчества!

У Гарри заколотилось сердце. Он не говорил ни Рону, ни Гермионе, ни кому-то ещё о содержании пророчества. Все знали от Невилля, что оно разбилось, когда Гарри волок его по ступеням в Камере Смерти, и Гарри не разубеждал их. Он представлял себе лица друзей, когда они узнают, что он неизбежно должен стать либо убийцей, либо жертвой... Нет, он к этому не готов.

— Жалко, что оно разбилось, — тихо произнесла Гермиона, покачав головой.

— Да, жалко, — отозвался Рон. — Зато и Сами-Знаете-Кто не узнал, про что там было... Ты куда? — удивлённо и расстроенно воскликнул он, увидев, что Гарри встаёт.

— Э-э... к Огриду, — ответил Гарри. — Знаете, он только что вернулся, я обещал его навестить и рассказать, как вы тут.

— Тогда ладно, — проворчал Рон, поглядев на яркое голубое небо за окном. — Вот бы и нам с тобой.

— Передавай от нас привет! — крикнула вдогонку Гермиона. — И узнай, как дела у... у его маленького друга!

Гарри махнул рукой, чтобы показать, что всё слышал, и вышел из палаты.

Даже для воскресенья в замке было удивительно тихо. Все на улице, на солнышке, наслаждаются последними школьными днями, когда не надо делать уроков и ничего повторять. Гарри брёл по пустынному коридору, выглядывая в окна: кто-то носился над стадионом, играя в квидиш, а в озере, в сопровождении гигантского кальмара, плавали двое ребят.

Гарри никак не мог понять, хочется ему одиночества или нет; из компании он сразу порывался уйти, но стоило остаться одному, как хотелось общества. Хотя, пожалуй, и правда неплохо бы навестить Огрида, они ещё толком не разговаривали после его возвращения...

Едва спустившись с мраморной лестницы, Гарри увидел Малфоя, Краббе и Гойла. Они появились из двери справа, которая вела в слизеринскую общую гостиную. Гарри застыл на месте; то же сделали Малфой и компания. Все молчали; лишь со двора, в открытые двери, доносились крики, смех, плеск.

Малфой огляделся — проверял, нет ли поблизости учителей — затем повернулся к Гарри и прошипел:

— Ты покойник, Поттер.

Гарри поднял брови.

— Вот так номер, — сказал он, — чего ж я тогда хожу.

Гарри ещё не доводилось видеть Малфоя таким разъярённым; при виде бледного, острого, искажённого злобой лица он испытал какое-то отстранённое удовлетворение.

— Ты поплатишься, — свирепо выдохнул Малфой, — за то, что сделал с моим отцом... Уж я позабочусь.

— Дрожу от страха, — саркастически отозвался Гарри. — Ведь по сравнению с вами лорд Вольдеморт — так, пустячок... Что? — добавил он, заметив потрясение троицы при звуке ужасного имени. — Он же приятель твоего папаши? Ты же не боишься его, нет?

— Думаешь, ты теперь большой человек, Поттер, — процедил Малфой, вместе с Краббе и Гойлом надвигаясь на Гарри. — Подожди. Я тебя достану. Ты не можешь засадить моего отца в тюрьму...

— Уже смог, не так давно, — издевательски бросил Гарри.

— Дементоры ушли из Азкабана, — негромко сказал Малфой. — Папа и остальные очень скоро будут на свободе...

— Наверно, — согласился Гарри. — Но зато все будут знать, какое они дерьмо...

Рука Малфоя метнулась к волшебной палочке, но опередить Гарри было трудно — он выхватил палочку раньше, чем Малфой донёс руку до кармана.

— Поттер!

Крик звонко разнёсся по вестибюлю. На лестнице из подземелья показался Злей. Увидев его, Гарри вдруг испытал прилив невиданной злобы, намного сильнее той, что он испытывал к Малфою... Что бы ни говорил Думбльдор, Злея он не простит никогда... никогда...

— Что это ты делаешь, Поттер? — как всегда холодно осведомился Злей, подходя ближе.

— Думаю, каким проклятьем зачаровать Малфоя, сэр, — свирепо выпалил Гарри.

Злей потрясённо на него уставился.

— Немедленно убери палочку, — отрывисто приказал он. — Минус десять баллов с «Грифф...»

Злей бросил взгляд на гигантские песочные часы и усмехнулся.

— Вот оно что. У «Гриффиндора» уже не осталось баллов. В таком случае, Поттер, придётся просто...

— Начислить новые?

На пороге замка появилась профессор Макгонаголл. В одной руке она несла клетчатый саквояж, другой тяжело опиралась на трость, но в целом выглядела прекрасно.

— Профессор Макгонаголл! — воскликнул Злей, бросаясь к ней. — Вижу, вас выписали!

— Да, профессор Злей, — профессор Макгонаголл движением плеч сбросила дорожную мантию. — Теперь я как новенькая. Ну-ка, вы двое... Краббе... Гойл...

Она поманила их к себе царственным жестом. Краббе и Гойл приблизились, неловко шаркая ногами.

— Держите, — профессор Макгонаголл пихнула саквояж Краббе, а плащ — Гойлу, — отнесите-ка это наверх, ко мне в кабинет.

Краббе и Гойл повернулись и, тяжело ступая, зашагали вверх по мраморной лестнице.

— Прекрасненько, — сказала профессор Макгонаголл, глядя на песочные часы. — Думаю, Поттер и его друзья заслужили каждый по пятьдесят баллов за то, что мир узнал наконец о возвращении Сами-Знаете-Кого! Что скажете, профессор Злей?

— Что? — воскликнул Злей, хотя прекрасно расслышал слова Макгонаголл — Гарри был в этом уверен. — О... ну... мне кажется...

— Итак, по пятьдесят Поттеру, двоим Уэсли, Длиннопоппу и мисс Грэнжер, — провозгласила профессор Макгонаголл, и в нижнюю колбу гриффиндорских часов посыпался град рубинов. — Ах да, и пятьдесят мисс Лавгуд, — добавила она, и в часах «Равенкло» просыпалось вниз некоторое количество сапфиров. Далее... Насколько я поняла, вы, профессор Злей, хотели вычесть у «Гриффиндора» десять баллов? Прошу...

Десять рубинов перелетели обратно в верхнюю колбу, но внизу, тем не менее, осталось весьма внушительное количество.

— Ну-с, Поттер, Малфой, в такой замечательный день в помещении делать нечего, — бодро объявила профессор Макгонаголл.

Гарри не нужно было повторять дважды; он сунул палочку в карман и быстрым шагом направился к парадной двери, не оборачиваясь на Злея и Малфоя.

Потом он побрёл к хижине Огрида. Солнце палило нещадно. Вокруг, в траве, валялись школьники, они загорали, беседовали, читали воскресную «Прорицательскую газету», ели конфеты, поглядывали на Гарри; окликали его, махали руками, стремясь показать, что, как и «Прорицательская», отныне считают его героем. Гарри никому не отвечал. Он понятия не имел, что им известно о случившемся три дня назад, но... до сих пор расспросов избежать удавалось, и пусть так и остаётся.

Сначала, постучав в дверь хижины, Гарри подумал, что Огрида нет дома, но вскоре из-за угла выскочил Клык и, выражая свою радость, чуть не сбил Гарри с ног. Как выяснилось, Огрид был на огороде и собирал стручковую фасоль.

— А, Гарри! — просияв, воскликнул он, когда Гарри подошёл к ограде. — Заходи, заходи, попьём одуванчикового сока...

— Ну, как жизнь? — спросил Огрид уже за столом. Перед каждым стояло по стакану ледяного сока. — Ты... э-э... как себя чувствуешь, а?

По озабоченному лицу Огрида было понятно, что он имеет в виду не физическое состояние.

— Нормально, — поспешно ответил Гарри. Говорить о том, что Огрид подразумевал на самом деле, казалось немыслимым. — Лучше расскажи, где ты был?

— Скрывался в горах, — сказал Огрид. — В пещере, как Сириус, когда он...

Огрид осёкся, хрипло откашлялся, посмотрел на Гарри, отхлебнул сока.

— А теперь вот вернулся, — неловко закончил он.

— Выглядишь... поприятней, чем раньше, — заметил Гарри, намеренно уводя разговор в сторону.

— Чего...? А... да, — Огрид ощупал лицо своей огромной ручищей. — Гурпи стал намного лучше, намного. Так был рад, когда я вернулся, уж так рад. Он хороший парень, честно... я вот думаю, ему бы подружку...

В обычной жизни Гарри постарался бы отговорить Огрида от опасной затеи; из того, что в лесу поселится ещё один гигант, точнее гигантесса, возможно, ещё более дикая и необузданная, ничего хорошего не выйдет — но у Гарри почему-то не было сил на споры. Ему снова захотелось побыть одному и, чтобы поскорее завершить визит, он несколькими большими глотками осушил сразу полстакана.

— Теперь все знают, что ты говорил правду, — неожиданно и очень мягко сказал Огрид. Он внимательно смотрел на Гарри. — Так-то лучше, да?

Гарри пожал плечами.

— Знаешь... — Огрид наклонился к нему через стол. — Я Сириуса знал подольше твоего... Он умер на поле боя — как хотел...

— Он вообще не хотел умирать! — сердито воскликнул Гарри.

Огрид кивнул косматой головой.

— Конечно, не хотел, — согласился он. — Но всё равно, Гарри... он был не из тех, кто сидит дома, когда другие дерутся. Он бы извёлся, если б знал, что не бросился тебе на помощь...

Гарри вскочил.

— Мне надо навестить Рона и Гермиону, — как автомат сказал он.

— А, — расстроился Огрид. — А... ладно... тогда пока... заходи, как будет минутка...

— Да... хорошо...

Гарри бросился к двери, распахнул её, выскочил — Огрид даже не успел толком прощаться — и побрёл обратно. Все опять ему что-то кричали... Он зажмурился, мечтая, чтобы все исчезли, чтобы, когда он откроет глаза, во дворе никого не было...

Ещё несколько дней назад он многое отдал бы, чтобы колдовской мир поверил в возвращение Вольдеморта, в то, что он, Гарри, не лгун и не сумасшедший. Но теперь...

Он прошёл вдоль озера, сел на берегу, укрывшись за кустами от посторонних взглядов, и уставился на посверкивающую водную гладь, размышляя...

Может быть, ему потому так хочется быть одному, что после разговора с Думбльдором он остро чувствует свою обособленность от всего остального мира? Он словно окружён невидимым барьером. На нём лежит — всегда лежала — печать. Просто раньше он не понимал, что это значит...

И всё же, сидя здесь, на берегу, с невероятной тяжестью на сердце, с незаживающей раной в душе, он не мог испытывать страха. Светило солнце, отовсюду доносился смех, и, хотя Гарри чувствовал, что принадлежит какому-то совсем иному миру, ему было трудно поверить, что его жизнь непременно должна быть связана с убийством...

Он просидел очень долго, глядя на воду и стараясь не думать о крёстном, не вспоминать, как однажды, вон там, на другом дерегу, Сириус упал, отгоняя дементоров...

Только когда село солнце, Гарри понял, что замёрз. Он встал и пошёл к замку, утирая рукавом лицо.

***

За три дня до конца учебного года Рон и Гермиона вышли из больницы. Гермиона то и дело порывалась поговорить о Сириусе, но Рон всякий раз на неё шикал. Гарри не понимал, готов ли он к такому разговору; всё менялось в зависимости от настроения. Но он был уверен: несмотря на все теперешние несчастья, он будет очень скучать по «Хогварцу» на Бирючиновой аллее. Даже зная, почему необходимо проводить там лето, Гарри не мог изменить отношения к дому родственников. Наоборот, на этот раз думать о возвращении было совсем тошно.

Профессор Кхембридж покинула «Хогварц» за день до окончания семестра. Она крадучись вышла из больницы во время обеда, явно не желая афишировать свой отъезд, но, к несчастью для себя, встретилась с Дрюзгом, а тот решил воспользоваться последней возможностью и выполнить наказ Фреда и Джорджа. Полтергейст долго преследовал Кхембридж, звонко шлёпая её по спине то тростью, то носком, набитым мелом. Школьники высыпали в вестибюль смотреть, как она убегает, а завучи колледжей, хотя и пытались это пресечь, но без особого рвения. Профессор Макгонаголл, невнятно высказав пару упрёков, вернулась за стол и довольно громко выразила сожаление, что не может сама бежать за Кхембридж, подбадривая её криками, поскольку Дрюзг утащил палку.

Наступил последний вечер; все упаковали вещи и собирались идти на прощальный пир, а Гарри даже не начинал собираться.

— Уложишься завтра! — крикнул Рон, стоя у двери спальни. — Пошли, я умираю от голода.

— Я скоро... ты иди вперёд...

Рон ушёл, дверь закрылась, но Гарри не шевелился. Меньше всего на свете ему хотелось идти на пир. Наверняка Думбльдор в своей речи скажет что-нибудь про него и про Вольдеморта; собственно, всё это в прошлом году уже было...

Гарри стал вынимать из сундука скомканные робы, чтобы освободить место для аккуратно сложенных, и вдруг заметил в уголке плохо упакованный свёрток. Он наклонился, достал свёрток из-под кроссовок, посмотрел...

И сразу вспомнил: это дал ему Сириус перед самым отъездом с площади Мракэнтлен после Рождества. Хочу, чтобы ты этим воспользовался, если я тебе понадоблюсь...

Гарри очень медленно опустился на кровать и развернул упаковку. Из свёртка выпало маленькое квадратное зеркальце. Очень старое; грязное уж точно. Гарри поднёс зеркальце к лицу, увидел своё отражение.

Перевернул обратной стороной. Там рукой Сириуса было нацарапано:

«Это двустороннее зеркальце, второе — у меня. Если захочешь со мной поговорить, погляди в него и назови моё имя; ты появишься в моём зеркале, а я — в твоём. Мы с Джеймсом всегда переговаривались так, когда отбывали разные наказания».

Сердце зачастило, чуть не выпрыгивая из груди. Он вспомнил, что четыре года назад видел в Зеркале своих родителей. Значит, он сможет опять говорить с Сириусом, и прямо сейчас!...

Гарри огляделся, чтобы убедиться, что никого нет. Потом посмотрел на зеркало. Дрожащими руками поднёс к лицу и громко, чётко сказал: «Сириус».

От дыхания гладкая поверхность затуманилась. Гарри поднёс зеркальце ближе и, очень отчётливо выговаривая каждую букву, так что слова звонким эхом разносились по комнате, позвал:

— Сириус Блэк!

Ничего. Из зеркала смотрела разочарованная физиономия, определённо, его собственная...

У Сириуса не было с собой этого зеркальца, когда он ушёл в арку, сказал тихий голосок в голове. Поэтому ничего не получается...

Гарри пару секунд сидел неподвижно, потом бросил зеркальце в сундук. Оно разбилось. На протяжении долгой, счастливой, сияющей минуты он был уверен, что сейчас увидит Сириуса, поговорит с ним...

Разочарование жгло горло; Гарри встал и принялся как попало бросать свои вещи в сундук, поверх зеркальца...

И тут ему в голову пришла одна мысль... Гораздо лучше зеркала... много, много лучше... как же он раньше не додумался... почему раньше не спросил?

Он выскочил из спальни и понёсся вниз по винтовой лестнице, стукаясь на бегу о стены и не замечая этого; пролетел по общей гостиной, быстро пролез в отверстие и помчался по коридору, не обращая внимания на несущиеся вслед крики Толстой Тёти: