Geum.ru

Рекордно жаркий день этого лета подходил к концу. Большие, квадратные дома Бирючиновой аллеи окутывало дремотное молчание

Вид материалаДокументы

Содержание


Виденное — непредвиденное
Гарри поттер заговорил!
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   37
Глава 26.

ВИДЕННОЕ — НЕПРЕДВИДЕННОЕ


Луна сказала, что не знает точно, когда интервью с Гарри появится в «Правдоборе»; в ближайшем номере папа планировать разместить огромную увлекательную статью — рассказы очевидцев о недавних встречах со складкорогими стеклопами. «А поскольку это чрезвычайно важно, не исключено, что Гарри придётся подождать до следующего выпуска», — закончила Луна.

Вспоминать о возрождении Вольдеморта было нелегко. Но Рита старалась выудить всё до мельчайших подробностей, и Гарри изо всех сил напрягал память, понимая, что обязан воспользоваться уникальным шансом, который ему предоставили. Интересно, как воспримут его историю? Впрочем, Гарри не сомневался, что многие лишь уверятся в его невменяемости — не в последнюю очередь потому, что интервью выйдет в журнале, печатающем бредовые россказни про складкорогих стеклопов. Но, после побега Беллатрикс Лестранг и её соратников, Гарри одолевало страстное желание сделать хоть что-нибудь, а уж поможет или нет — увидим...

— Жутко хочется посмотреть, как Кхембридж отреагирует на твой «выход в свет»! — воскликнул Дин за ужином в понедельник. Узнав об интервью, он был потрясён. Симус сидел по другую сторону от Дина и жадно поглощал пирог с курицей и ветчиной, но, чувствовалось, внимательно прислушивался к разговору.

— Ты правильно поступаешь, Гарри, — сказал Невилль, сидевший напротив. Он сильно побледнел, но всё-таки спросил, очень тихим голосом: — Наверно, было... тяжело... вспоминать... об этом?

— Да, — пробормотал Гарри, — но люди должны знать, на что способен Вольдеморт.

— Конечно, — кивнул Невилль, — и не только Вольдеморт, его приспешники тоже... все должны знать...

Невилль не договорил и стал доедать печёную картошку. Симус поднял глаза, но, встретившись взглядом с Гарри, вновь уткнулся в тарелку. Вскоре Дин, Симус и Невилль отправились в гриффиндорскую башню, а Гарри с Гермионой остались за столом ждать Рона, который ещё не вернулся с квидишной тренировки.

В Большой зал вошли Чу Чэнг и её подруга Мариэтта. У Гарри сразу подвело живот, но Чу, даже не поглядев в его сторону, уселась к нему спиной. Гермиона, посмотрев на стол «Равенкло», поинтересовалась у Гарри:

— Кстати, а что у вас произошло? Почему ты пришёл со свидания так рано?

— Раз уж ты спрашиваешь... то в сущности, — протянул Гарри, придвигая к себе блюдо с рассыпчатым пирогом из ревеня и накладывая вторую порцию, — это было не свидание, а полнейшая катастрофа.

И рассказал Гермионе о сцене в кафе мадам Пуднафут.

— ...а потом, — закончил он, проглотив последний кусочек пирога, — она вскочила и говорит: «До свидания, Гарри»! И выбежала на улицу! — Гарри положил ложку и удручённо посмотрел на Гермиону. — Ну вот скажи, что всё это значит? А?

Гермиона, поглядев на затылок Чу, вздохнула.

— Ох, Гарри, Гарри, — она грустно покачала головой, — извини, но ты проявил ужасную бестактность.

— Я? Бестактность? — возмутился Гарри. — А она? Всё было хорошо, а она вдруг заявляет, что Роджер Дэвис звал её на свидание, и начинает рассказывать, как ходила в это идиотское кафе обниматься с Седриком!... Что, по её мнению, я должен был почувствовать?


— Понимаешь, — сказала Гермиона с беспредельным терпением человека, который вынужден объяснять полуторагодовалому малышу, страдающему повышенной возбудимостью, что один плюс один будет два, — не надо было посреди свидания говорить, что ты хочешь встретиться со мной.

— Но, но, — захлебнулся Гарри, — но... Ты же сама просила, чтобы я пришёл в двенадцать и привёл её с собой! Что, надо было сделать это тайно от неё?

— Надо было сказать по-другому, — всё тем же противно-снисходительным тоном объяснила Гермиона. — Сказать, что это ужасно некстати, но я вынудила тебя пообещать, что ты придёшь в «Три метлы», а тебе ужасно не хочется и вообще ты рассчитывал провести весь день с ней, но, раз уж так вышло, то пожалуйста, пожалуйста, не могла бы она пойти с тобой, потому что, может быть, тогда тебе удастся пораньше от меня отделаться. И кстати, неплохо было бы сказать, какой уродиной ты меня считаешь, — подумав, добавила Гермиона.

— Но я вовсе не считаю тебя уродиной, — удивлённо поднял брови Гарри.

Гермиона засмеялась.

— Гарри, ты ещё хуже Рона... хотя, пожалуй, всё-таки нет, — вздохнула она. В Большой зал как раз ввалился хмурый Рон, весь измазанный грязью. — Понимаешь... Когда ты сказал, что встречаешься со мной, Чу расстроилась и решила заставить тебя ревновать. Она хотела понять, сильно ли тебе нравится.

— Так вот оно что... — протянул Гарри. Рон рухнул на скамью напротив и начал стаскивать к себе все стоявшие поблизости тарелки. — А разве не проще прямо спросить, кто мне нравится больше, ты или она?

— Девочки обычно такие вопросы не задают, — ответила Гермиона.

— А должны бы! — с чувством воскликнул Гарри. — Я бы тогда так и сказал: ты мне очень нравишься. И ей не пришлось бы выпадать в истерику по поводу смерти Седрика!

— Я не говорю, что её поведение разумно, — заметила Гермиона. Тут к ним присоединилась Джинни, тоже вся в грязи и расстроенная. — Я просто пытаюсь объяснить, что она в тот момент чувствовала.

— Тебе надо написать книжку для мальчиков, — сказал Рон Гермионе, нарезая картошку, — с толкованиями фортелей, которые выкидывают девочки.

— Точно, — горячо поддержал Гарри, глядя на стол «Равенкло». Чу встала и, упорно не глядя в его сторону, ушла. Огорчённый, он повернулся к Рону и Джинни: — Так как прошла тренировка?

— Кошмарно, — хмуро буркнул Рон.

— Брось, — сказала Гермиона и посмотрела на Джинни, — уверена, всё было не так уж и...

— Так уж, так уж, — закивала Джинни, — даже хуже. Ангелина под конец чуть не плакала.

Рон и Джинни пошли мыться и переодеваться; Гарри и Гермиона вернулись в шумную общую гостиную к ставшей уже привычной горе домашних заданий. Гарри успел полчаса провозиться с новой звёздной картой по астрономии, когда к нему подошли Фред и Джордж.

— Рона с Джинни нет? — Фред огляделся, подвинул себе стул и, когда Гарри отрицательно помотал головой, продолжил: — Хорошо. Мы наблюдали за их тренировкой. На матче из них сделают котлету. Без нас это не команда, а ерунда какая-то.

— Да ладно тебе! Джинни вполне ничего, — отдал дань справедливости Джордж, усаживаясь рядом с Фредом. — Даже не знаю, как она умудрилась научиться играть, мы же её вечно прогоняли.

— А она с шести лет залезала в сарай и тайком брала ваши мётлы, по очереди, — сказал голос Гермионы из-за шаткой башни учебников по древним рунам.

— А-а, — протянул Джордж, слегка удивившись. — Тогда понятно.

— Рону удалось взять хоть один мяч? — глаза Гермионы появились над «Магическими иероглифами и логограммами».

— Вообще-то, когда он забывает, что на него смотрят, у него всё получается, — Фред закатил глаза к потолку. — Придётся в субботу попросить народ поворачиваться к стадиону спиной, когда Кваффл будет пролетать возле Рона.

Он нервно вскочил, отошёл к окну и уставился в темноту.

— Знаете, без квидиша здесь, в школе, делать нечего.

Гермиона укоризненно на него посмотрела:

— А экзамены?

— Я уже говорил, П.А.У.К. нас мало интересует, — ответил Фред. — Злостные закуски готовы, мы теперь знаем, как избавляться от фурункулов — пара капель маринада горегубки и порядок. Ли подсказал.

Джордж широко зевнул и печально посмотрел на облачное ночное небо.

— Даже не знаю, хочу я идти на этот матч или нет. Представляете, что будет, если нас сделает Заккерайес Смит? Я, наверно, убью себя.

— Лучше уж его, — отозвался Фред.

— Вот это в квидише и плохо, — рассеянно пробормотала Гермиона, склоняясь над переводом, — из-за него между колледжами возникает вражда.

Она подняла глаза, чтобы найти «Тарабарий Толковиана» и встретилась с полными ужаса и отвращения взглядами Фреда, Джорджа и Гарри.

— А что? Так и есть! — упрямо мотнула головой Гермиона. — Это же всего-навсего игра!

— Гермиона, — покачав головой, сказал Гарри, — ты, конечно, хорошо разбираешься в чувствах и прочих делах, но в квидише ты ровным счётом ничего не понимаешь.

— Возможно, — мрачно согласилась Гермиона и снова взялась за перевод, — зато моё настроение не зависит от спортивных достижений Рона.

Гарри скорее бы спрыгнул с астрономической башни, чем согласился с ней, но в субботу, наблюдая за игрой, понял, что готов отдать любые деньги за равнодушие к квидишу.

Лучшим в этом матче была его непродолжительность; агония гриффиндорских болельщиков продлилась всего двадцать две минуты. Что было худшим, сразу не скажешь. Четырнадцатый мяч Рон пропустил совершенно по-идиотски; Слопер, метивший в Нападалу, попал по губам Ангелине; Кирк при виде Заккерайеса Смита с Кваффлом в руках завопил от страха и скатился с метлы... Правда, как ни удивительно, «Гриффиндор» проиграл всего десять очков: Джинни ухитрилась выхватить Проныру из-под носа хуффльпуффского Ищейки Соммерби, и счёт в итоге стал 240 : 230.

— Молодец, — похвалил Гарри. Все сидели в общей гостиной, печальные, как после похорон.

— Мне просто повезло, — пожала плечами Джинни. — Проныра был какой-то вялый, а Соммерби простужен, он как раз чихнул и закрыл глаза. А, ладно!... Вот когда ты вернёшься в команду...

— Джинни, мне запретили играть пожизненно.

— Не пожизненно, а пока в школе Кхембридж, — поправила Джинни. — Две большие разницы. Короче, когда ты вернёшься, я хочу попробоваться в Охотники. Ангелина с Алисией в следующем году уйдут, а мне больше нравится забивать, чем гоняться за Пронырой.

Гарри поискал глазами Рона. Тот сидел в углу, глядя на колени, на бутылку усладэля, которую сжимал в руках.

— Ангелина не даёт ему уйти из команды, — Джинни словно прочитала мысли Гарри. — Говорит: я знаю, у тебя есть способности.

За это Гарри был глубоко благодарен Ангелине, но в то же время считал, что гуманнее всё-таки отпустить Рона из команды. Сегодня бедняга опять ушёл со стадиона под громогласную песню «Уэсли — наш король!», которую с удовольствием горланили слизеринцы — нынешние фавориты квидишного кубка.

Подошли Фред с Джорджем.

— Язык не поворачивается над ним шутить, — сказал Фред, бросив взгляд на сгорбленную фигуру в углу. — Хотя... как он прошляпил четырнадцатый...

Фред бешено заколотил руками по воздуху — словно пытался стоя плыть по-собачьи.

— ...ладно, прибережём шутки до лучших времён.

Очень скоро Рон встал и поплёлся спать. Гарри, из уважения к его чувствам, немного подождал, прежде чем отправиться наверх: если Рон хочет, пусть притворится спящим. И действительно, когда Гарри наконец вошёл в спальню, Рон громко — неправдоподобно громко — храпел.

Гарри лёг и стал вспоминать матч. Как обидно наблюдать за игрой со стороны! Джинни играла неплохо, но сам он поймал бы Проныру значительно быстрее... был момент, когда мячик завис у лодыжки Кирка; если бы Джинни не растерялась, «Гриффиндор» мог и выиграть...

На стадионе Кхембридж сидела несколькими рядами ниже Гарри и Гермионы. Пару раз она неуклюже оборачивалась и смотрела на него, растягивая широкую пасть в злорадной ухмылке. Эта картина так ясно всплыла в памяти, что Гарри бросило в жар от злости. Но потом он вспомнил, что перед сном нужно освободиться от всех эмоций — Злей неустанно напоминал об этом в конце каждого занятия окклуменцией.

Он попробовал успокоиться, но мысли о Злее и Кхембридж лишь усиливали раздражение и обиду. Как же сильно он ненавидит обоих! Рон постепенно перестал храпеть и задышал ровно, глубоко. Гарри потребовалось гораздо больше времени, чтобы заснуть; уставшее тело молило об отдыхе, но мозг никак не желал отключаться.

Потом ему стала сниться Нужная Комната; профессор Макгонаголл играла на волынке, а Невилль и профессор Спаржелла вальсировали под музыку. Гарри, очень счастливый, наблюдал за ними, но затем почему-то решил пойти поискать остальных членов Д.А...

Выйдя из комнаты, он увидел перед собой не гобелен с изображением Барнабаса Безбашенного, а голую каменную стену и вставленный в скобу горящий факел. Гарри медленно повернул голову влево. Вдалеке, в конце коридора, виднелась простая чёрная дверь.

Гарри направился туда. В груди ширилось волнение; отчего-то он был уверен, что сегодня наконец проникнет внутрь... он подошёл совсем близко и, задохнувшись от возбуждения, обнаружил, что из-за двери, справа, льётся неяркий голубой свет... Дверь чуть приоткрыта... Гарри протянул руку, намереваясь распахнуть её...

Рон судорожно, оглушительно, по-настоящему всхрапнул, и Гарри проснулся. Он лежал, вытянув вверх правую руку — хотел открыть дверь, находящуюся на расстоянии сотен миль. Гарри, огорчённо и виновато, опустил руку. Да, он не должен видеть эту дверь во сне, но... так хочется узнать, что за ней скрывается! Он злился на Рона — трудно, что ли, было захрапеть попозже?

***

Когда в понедельник утром Гарри, Рон и Гермиона вошли в Большой зал, совы как раз принесли почту. Теперь «Прорицательскую газету» с нетерпением ждали все, а не только Гермиона — всю школу живо интересовали новости о беглых преступниках. Вопреки постоянно появлявшимся сообщениям о том, что их видели в том или ином месте, Упивающиеся Смертью оставались на свободе. Гермиона, заплатив сове, поскорее развернула газету. Гарри тем временем спокойно наливал себе апельсиновый сок. За весь год он получил по почте одну-единственную записку, поэтому, когда перед ним на стол грузно плюхнулась первая сова, решил, что это ошибка.

— Ты к кому? — спросил он, лениво отодвигая сок от птицы и наклоняясь, чтобы прочитать адрес: Гарри Поттер Большой зал Школа «Хогварц»

Он удивлённо нахмурился и хотел взять письмо, но тут на стол стали садиться ещё совы — вторая, третья, четвёртая, пятая... Каждая хотела вручить своё письмо первой; совы пихались, толкались, наступали на масло, опрокинули соль...

— Что это?! — изумился Рон. Гриффиндорцы, пытаясь понять, в чём дело, наклонились над столом и повернули головы к Гарри. Возле него приземлились ещё семь сов. Птицы кричали, ухали и хлопали крыльями.

— Гарри! — почти беззвучно воскликнула Гермиона, сунула руку в пернатое месиво и извлекла оттуда сову с длинной цилиндрической посылкой. — Кажется, я знаю... Открой сначала вот это!

Гарри сорвал коричневую упаковку, достал свёрнутый плотной трубочкой мартовский номер «Правдобора» и, развернув, увидел на обложке собственное глупо улыбающееся лицо. По фотографии шла надпись большими красными буквами:

ГАРРИ ПОТТЕР ЗАГОВОРИЛ!

ПРАВДА О ТОМ-КТО-НЕ-ДОЛЖЕН-БЫТЬ-ПОМЯНУТ

И О НОЧИ ЕГО ВОЗВРАЩЕНИЯ

УНИКАЛЬНОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА

— Хорошо получилось, да? — сказала Луна, подплыв к гриффиндорскому столу и втискиваясь между Фредом и Роном. — Номер вышел вчера, я просила папу прислать тебе бесплатный экземпляр. А это, — она помахала рукой на сов, толкавшихся перед Гарри, — видимо, письма от читателей?

— Я тоже так думаю, — поддержала Гермиона. — Гарри, не возражаешь, если мы?...

— Пожалуйста, — кивнул Гарри, немного оторопевший.

Рон и Гермиона принялись разрывать конверты.

— Так... Этот считает, что ты слетел с катушек, — сообщил Рон, быстро пробегая глазами письмо. — Ах вот как?!...

— А эта дама рекомендует тебе пройти курс шоковой порчетерапии у св. Лоскута, — разочарованно произнесла Гермиона, скомкав второе письмо.

— Зато вот это нормальное, — медленно проговорил Гарри, бегло просматривая длинное письмо от ведьмы из Пейсли. — Смотрите-ка! Она пишет, что верит мне!

— А этот колеблется, — Фред с энтузиазмом подключился к чтению писем. — Говорит, что ты, конечно, вовсе не такой псих, как он думал... но ему ужасно не хочется верить в возвращение Сами-Знаете-Кого, и он теперь не знает, что и думать. Надо же! Столько пергамента зря перевёл!

— Гарри! Вот ещё человек, который тебе поверил, — радостно воскликнула Гермиона. — «Прочитав ваше интервью, пришла в выводу, что „Прорицательская газета“ обошлась с вами крайне несправедливо... Да, мне очень не хочется верить в возвращение Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут, но я вынуждена признать, что вы говорите правду»... Отлично!

— Так, этот дядя убеждён, что ты ку-ку, — Рон выбросил скомканное письмо через плечо, — зато тётя... считает тебя настоящим героем... ты обратил её в свою веру... Вот, кстати, и фотография... Ух ты!

— Что здесь происходит? — пропел фальшиво-сладкий девичий голосок.

Гарри, держа в руках охапку писем, поднял глаза. За Фредом и Луной, пристально глядя на стаю сов и груду писем, стояла профессор Кхембридж. За её спиной собралась целая толпа школьников, жадными глазами следивших за происходящим.

— Откуда у вас столько писем, мистер Поттер? — ровным голосом спросила Кхембридж.

— Это что, преступление? — громко огрызнулся Фред. — Получать почту?

— Ведите себя прилично, мистер Уэсли, иначе мне придётся вас наказать, — сказала Кхембридж. — Итак, мистер Поттер?

Гарри замялся. Признаваться или нет? Пожалуй, скрывать бессмысленно; Кхембридж так или иначе скоро узнает об интервью в «Правдоборе».

— Это письма от людей, которые прочли моё интервью, — объяснил Гарри. — О том, что случилось в прошлом июне.

Почему-то, сказав это, он посмотрел на учительский стол, и ему показалось, что Думбльдор только-только отвёл от него взгляд. Впрочем, сейчас директор был полностью поглощён беседой с профессором Флитвиком.

— Интервью? — Кхембридж даже привзвизгнула. — Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что репортёр задавал мне вопросы, а я давал на них ответы, — сказал Гарри. — Вот...

Он бросил ей журнал. Кхембридж поймала его, поглядела на обложку, и её бледное, одутловатое лицо пошло безобразными фиолетовыми пятнами.

— Когда это было? — спросила она чуть дрожащим голосом.

— В прошлый поход в Хогсмёд, — ответил Гарри.

Она смотрела на него, побелев от гнева; журнал мелко дрожал в коротких толстых пальцах.

— Больше вы не пойдёте в Хогсмёд, мистер Поттер, — просипела она. — Как вы могли... как посмели... — Она набрала побольше воздуха. — Я ведь учила вас, что лгать нельзя. Видимо, мои уроки до вас не дошли. Минус пятьдесят баллов с «Гриффиндора» и неделя наказаний.

Прижав «Правдобор» к груди, она удалилась. Школьники проводили её взглядами.

К середине дня вся школа — не только доски объявлений в общих гостиных, но и кабинеты и коридоры — была увешана огромными плакатами. УКАЗОМ ГЛАВНОГО ИНСПЕКТОРА «ХОГВАРЦА» Любой учащийся, у которого будет найден журнал «Правдобор», подлежит немедленному исключению из школы. Данный указ выпущен на основании декрета об образовании за № 27. Подпись: Долорес Джейн Кхембридж, главный инспектор «Хогварца»

Гермиона, видя эти плакаты, по какой-то загадочной причине сияла от счастья.

— Чему ты так радуешься? — поинтересовался Гарри.

— Гарри, неужели ты не понимаешь? — воскликнула Гермиона. — Это лучшее, что она могла придумать! Запретить журнал! Да теперь твоё интервью непременно прочитает вся школа!

Как оказалось, Гермиона была совершенно права. За весь день Гарри ни увидел и краешка «Правдобора», но скоро его интервью уже цитировали повсюду: в коридорах перед кабинетами, на уроках, за обедом, и даже, по словам Гермионы, в туалете. Она заскочила туда перед рунами и услышала, как какие-то девочки переговариваются друг с другом из разных кабинок, обсуждая статью.

— Потом они увидели меня и, поскольку я знакома с тобой, засыпали вопросами, — с сияющими глазами рассказывала Гермиона, — и знаешь, Гарри, мне кажется, они тебе верят, мне правда так кажется, по-моему, тебе наконец удалось всех убедить!

Профессор Кхембридж между тем расхаживала по школе и искала «Правдобор», наугад останавливая кого-нибудь из учеников и требуя показать учебники и вывернуть карманы. Но школьники оказались хитры и проворны. Страницы из журнала были заколдованы и казались непосвящённому взгляду исписанными тетрадными листами или обыкновенной белой бумагой. Так, очень скоро, в школе не осталось ни одного человека, который не читал бы интервью.

Декретом номер двадцать шесть учителям запрещалось обсуждать статью, но они всё-таки находили способы выразить своё отношение к ней. Например, профессор Спаржелла начислила «Гриффиндору» двадцать баллов только за то, что Гарри передал ей лейку; профессор Флитвик после урока сунул ему коробочку пищащих сахарных мышей, шепнул: «ш-ш-ш!» и убежал; а профессор Трелани разрыдалась во время урока и, к вящему недовольству Кхембридж, объявила удивлённому классу, что, как выясняется, Гарри не грозит безвременная кончина и он доживёт до преклонного возраста, станет министром магии и родит двенадцать детей.

Но самый большой подарок Гарри получил на следующий день, когда бежал по коридору на превращения. Его внезапно остановила Чу, и, не успел он опомниться, как её рука оказалась в его руке, и она зашептала ему на ухо: «Не обижайся на меня, пожалуйста, не обижайся. Это интервью... Ты такой смелый... Я так плакала!»

Жаль, конечно, что ей снова пришлось проливать слёзы, но зато они помирились! Какое счастье! Потом Чу быстро поцеловала его в щёку и убежала. Ликование Гарри было беспредельно; казалось, обрадоваться ещё больше невозможно, но тут, у кабинета превращений, к нему — невероятно! — подошёл Симус.

— Я только хотел сказать, — промямлил он, щурясь на левое колено Гарри, — что я тебе верю. А ещё, я послал этот журнал маме.

А после того, как во второй половине дня в библиотеке Гарри увидел Малфоя с дружками, его счастье стало абсолютным. Малфой, Краббе, Гойл и ещё какой-то дохляк — Гермиона шепнула Гарри на ухо, что это Теодор Нотт — сидели, близко наклонившись друг к другу. Гарри подошёл к полкам и стал искать книгу по частичным исчезновениям. Компания Малфоя дружно оглянулась. Гойл угрожающе хрустнул костяшками пальцев, а Драко со злобным видом шепнул что-то Краббе. Гарри прекрасно понимал, в чём причина такого поведения: теперь, благодаря ему, все знают, что их отцы принадлежат к Упивающимся Смертью.

— Самое главное, — довольно шепнула Гермиона, когда они выходили из библиотеки, — эти болваны не смеют ничего отрицать — нельзя же признаться, что они читали интервью!

И, словно для полноты счастья, за ужином ребята узнали от Луны, что ни один номер «Правдобора» не расходился быстрее.

— Папа печатает дополнительный тираж! — сообщила она Гарри. Её глаза чуть ли не вылезали из орбит от возбуждения. — Он поражён: это оказалось даже интереснее, чем складкорогие стеклопы!

Тем вечером Гарри был героем гриффиндорской гостиной. Фред с Джорджем взяли на себя смелость с помощью специального заклятия увеличить обложку «Правдобора» и повесили её на стену. Гигантская голова Гарри, наблюдая за общим весельем, периодически громко изрекала что-нибудь вроде: «МИНИСТЕРСТВО — КОЗЛЫ» или «ЖРИ НАВОЗ, КХЕМБРИДЖ». Гермиона ругалась, что это не смешно и мешает ей сосредоточиться. Кончилось тем, что она разозлилась и рано ушла спать. Через пару часов говорильное заклятие начало выветриваться, и плакат перестал казаться таким уж забавным: он, всё тоньше пища, реже и реже выкрикивал отдельные слова — «НАВОЗ!... КХЕМБРИДЖ!» От этого у Гарри разболелась голова; шрам стало покалывать, и скоро, под разочарованный стон гриффиндорцев, сидевших вокруг и в бог весть какой раз просивших рассказать об интервью, он объявил, что тоже хочет лечь пораньше.

В спальне никого не было. Гарри постоял у окна возле своей кровати, прижимаясь лбом к холодному стеклу — это успокаивало боль. Потом он разделся и лёг, мечтая лишь об одном — чтобы прошла голова. Его подташнивало. Он повернулся набок, закрыл глаза и практически сразу уснул...

И очутился в тёмной комнате с занавешанными окнами, освещённой единственным канделябром. Он стоял позади кресла, держась за спинку. На тёмном бархате обивки резко выделялись пальцы, длинные, белые — такие белые, будто он много-много лет провёл в под землёй. Кисть его руки напоминала большого бесцветного паука...

Перед креслом, в круге света, стоял на коленях человек в чёрной робе.

— Значит, меня неверно информировали, — заговорил Гарри высоким, холодным, пульсирующим от гнева голосом.

— Господин, умоляю, пощадите, — прохрипел с пола человек. Он заметно дрожал. На чёрных волосах лежал отблеск свечей.

— Я не виню тебя, Гадвуд, — объявил Гарри всё тем же холодным, жестоким голосом.

Он отпустил спинку кресла, обошёл вокруг, чтобы подойти к коленопреклонённому человеку, и вскоре оказался совсем рядом, но в темноте. И посмотрел вниз — с гораздо большей, чем обычно, высоты.

— Ты уверен в достоверности этих фактов? — спросил Гарри.

— Да, милорд, да... Я ведь работал в департаменте после... Последнее время.

— Эйвери утверждал, что Бедоу сможет его забрать.

— Бедоу не брал его, господин... Он, должно быть, знал, что это невозможно... Видимо, именно поэтому он так сопротивлялся проклятию подвластия Малфоя...

— Встань, Гадвуд, — прошептал Гарри.

Человек вскочил с колен с такой поспешностью, что едва не упал. В свете свечей отметины на рябом лице обозначились особенно чётко. Гадвуд, не решаясь окончательно распрямить спину, застыл в нелепом полупоклоне, лишь изредка осмеливаясь взглянуть Гарри в лицо.

— Ты правильно поступил, рассказав мне об этом, — промолвил Гарри. — Очень правильно... Получается, я потратил массу времени на абсолютно бесполезные разработки... но это неважно... начнём сначала. Лорд Вольдеморт благодарен тебе, Гадвуд...

— Милорд... спасибо, милорд, — сипло прошептал Гадвуд. Чувствовалось, что он испытывает огромное облегчение.

— Мне понадобится твоя помощь. Вся информация, какую ты можешь дать.

— Разумеется, милорд, разумеется... всё что угодно...

— Очень хорошо... можешь идти. Пришли ко мне Эйвери.

Гадвуд проворно попятился к двери и, кланяясь, исчез.

Гарри повернулся к стене. Там, в полумраке, висело старое, покрытое пятнами, треснувшее зеркало. Гарри пошёл к нему. Отражение становилось всё больше, всё отчётливее... лицо белее кости... красные глаза с прорезями зрачков...

— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

— Что такое? — заорал чей-то голос совсем рядом.

Гарри, как пропеллер, завертелся в кровати, запутался в балдахине и свалился на пол. Сначала он никак не мог понять, где находится; но был уверен, что сейчас опять увидит выступающее из темноты белое, похожее на череп лицо. Затем, совсем рядом, раздался голос Рона:

— Ну хватит метаться! А то я тебя никак не распутаю.

Рон разобрался со шторами, и Гарри увидел освещённое луной лицо друга. Гарри лежал на спине; шрам разрывался от боли. Рон, видимо, собирался ложиться — роба висела на одном плече.

— Что, на кого-то опять напали? — Рон жёстким движением помог Гарри подняться. — На папу? Опять змея?

— Нет... все живы... и здоровы... — хрипло выдохнул Гарри. Лоб горел огнём. — Вот только... Эйвери... ему не светит ничего хорошего... он дал неверные сведения... Вольдеморт в бешенстве...

Гарри застонал, задрожал мелкой дрожью и бессильно упал на кровать, потирая шрам.

— Гадвуд всё исправит... он встал на правильный путь...

— О чём ты? — испуганно спросил Рон. — Ты что... видел Сам-Знаешь-Кого?

— Не видел, а был им, — ответил Гарри и медленно поднёс руку к лицу — вдруг это мертвенно-белая паучья лапа? — Сам-Знаешь-Кто был с Гадвудом, это один из беглых Упивающихся Смертью, помнишь? Гадвуд сказал, что Бедоу не мог этого сделать.

— Чего этого?

— Что-то забрать... он сказал: «Бедоу, должно быть, знал, что это невозможно»... Бедоу был под воздействием проклятия подвластия... Кажется, Гадвуд сказал, что проклятие наслал отец Малфоя.

— Бедоу околдовали, чтобы что-то забрать? — воскликнул Рон. — Но, Гарри, это же, наверно...

— Оружие, — закончил Гарри. — Да.

Дверь в спальню распахнулась, и вошли Дин с Симусом. Гарри быстрым движением забросил ноги на кровать. Нельзя показать, что с ним опять случилось нечто странное — Симус только-только перестал считать его психом...

— Так ты говоришь, — Рон близко придвинулся к Гарри, притворившись, будто пьёт воду из его кувшина, — что был Сам-Знаешь-Кем?

— Да, — шепнул Гарри.

Рон захлебнулся; вода полилась с подбородка на грудь. Дин и Симус, раздеваясь, шумели, переговаривались и ничего не заметили.

— Гарри, — сказал Рон, — ты должен рассказать...

— Ничего я не должен, — оборвал Гарри. — Надо было как следует заниматься окклуменцией, ничего бы и не увидел. По идее, я же должен научиться блокировать эту чушь. Так, по крайней мере, они хотят.

Под словом «они» Гарри подразумевал Думбльдора. Гарри лёг, повернулся к Рону спиной и через некоторое время услышал скрип матраса — Рон тоже улёгся в постель. Шрам опять стало жечь и, чтобы не застонать, Гарри вцепился зубами в подушку. Он знал: сейчас, в эту самую минуту, Эйвери подвергают наказанию.

***

Чтобы поговорить с Гермионой, Гарри и Рону пришлось ждать первой перемены — они хотели быть уверены, что их не подслушают. Они вышли во двор — на улице было прохладно, ветрено — и там, в любимом уголке, Гарри подробно рассказал о своём сне. Выслушав его, Гермиона долго молчала и со странным интересом разглядывала безголовых Фреда и Джорджа, которые на другом конце двора из-под полы продавали Уборы Головные.

— Так вот почему его убили, — пробормотала она, оторвав, наконец, взгляд от близнецов. — Бедоу попытался украсть оружие, и с ним случилось что-то непонятное. Видимо, само оружие или пространство вокруг защищено мощными заклятиями, чтобы до него нельзя было дотронуться. Вот он и повредился в уме и разучился говорить. Но... Помните, что сказала знахарка? Он начал выдоравливать. А это — большой риск, они не могли такого допустить. Насколько я понимаю, то, что с ним случилось, вызвало сильнейший шок, и проклятие подвластия пало. Потом речь бы восстановилась, и он бы обо всём рассказал... И все узнали бы, что его послали украсть оружие. И конечно, Люциус Малфой легко мог наслать проклятие — он же не вылезает из министерства!

— Он там был даже в день слушания, — подтвердил Гарри. — И... постойте-ка, — добавил он. — Мы его встретили в коридоре, который ведёт в департамент тайн! Твой папа ещё сказал, что Малфой, наверно, хочет узнать о результатах слушания, но... что, если...

— Стуржис! — в ужасе ахнула Гермиона.

— Что Стуржис? — удивился Рон.

— Его... — еле слышно вымолвила Гермиона, — его арестовали, когда он пытался взломать какую-то дверь! Значит, Малфой подчинил себе и его! И как раз в тот день, когда вы его видели, Гарри! У Стуржиса был плащ-невидимка Шизоглаза, так? Что, если он, оставаясь невидимым, стоял у двери и случайно пошевелился, а Малфой это услышал? А может, он применил проклятие подвластия наугад, на случай, если у двери окажется часовой? И потом, при первой же возможности — например, когда снова подошла его очередь стоять на часах — Стуржис попытался пробраться в департамент и украсть оружие для Вольдеморта — Рон, тихо! — но его поймали и посадили в Азкабан...

Она посмотрела на Гарри.

— Гадвуд рассказал Вольдеморту, как заполучить оружие?

— Я не слышал всего разговора, но... похоже на то, — сказал Гарри. — Гадвуд раньше работал в департаменте... теперь, наверно, Вольдеморт пошлёт на задание его?

Гермиона, погружённая в раздумья, кивнула. Затем, совершенно неожиданно, заявила:

— Ты не должен был этого видеть, Гарри.

— Что? — Слова Гермионы застигли его врасплох.

— Ты же учишься блокировать сознание от таких вещей, — очень серьёзно сказала Гермиона.

— Да, — согласился Гарри, — но...

— Значит, нам надо забыть об этом сне, — решительно перебила Гермиона. — А тебе, с сегодняшнего дня, с удвоенной энергией взяться за окклуменцию.

Гарри так рассердился, что не разговаривал с Гермионой весь день — который, кстати, выдался на редкость неудачным, потому что все, кто не обсуждал беглых преступников, смеялись над позорным поражением гриффиндорцев в матче с «Хуффльпуффом». Отовсюду неслись вопли слизеринцев «Уэсли — наш король!», и к закату Филч, взбесившись, специальным указом запретил исполнение этой песни в школьных коридорах.

Дни летели, но дела шли всё так же плохо. Гарри дважды получил "У" по зельеделию. А ещё он страшно переживал из-за Огрида и постоянно думал о своём сне, но с друзьями поговорить не решался — ужасно не хотелось снова получить выволочку от Гермионы. Обсудить бы всё с Сириусом... Нет, нельзя, исключено. Но выбросить сон из головы не удавалось, и Гарри старался поглубже затолкать его в подсознание.

Увы, подсознание было уже не таким надёжным местом, как раньше.

— Вставай, Поттер.

Со времени сна прошло около двух недель. Гарри снова стоял на коленях в кабинете Злея и, тряся головой, пытался прийти в себя. Перед ним в тысячный, наверное, раз пронеслась череда детских воспоминаний — он и не подозревал, что столько всего помнит! — о Дудли, его банде и тех унижениях, которым они его подвергали.

— Последняя картинка, — сказал Злей, — что это?

— Не знаю, — Гарри тяжело поднялся с пола. Бурный поток образов, которые Злей извлёк из его памяти, не желал разлепляться на отдельные воспоминания. — Вы имеете в виду то место, где мой двоюродный брат пытается поставить меня в унитаз?

— Нет, — вкрадчиво проговорил Злей, — то, где человек стоит на коленях в тёмной комнате...

— Это... так, ерунда, — ответил Гарри.

Злей буравил его взглядом. Гарри, вспомнив о важности зрительного контакта при легалименции, моргнул и отвёл глаза.

— Откуда в твоей, Поттер, памяти этот человек и эта комната? — осведомился Злей.

— Я... — Гарри упорно смотрел куда угодно, только не на Злея, — недавно видел сон...

— Сон? — повторил Злей.

Гарри молчал, сосредоточенно изучая огромную лягушку, заспиртованную в пурпурной жидкости.

— Поттер, ты ведь помнишь, для чего мы здесь, не так ли? — страшным шёпотом спросил Злей. — Не забыл, почему мне приходится отдавать этой нудной работе своё свободное время?

— Нет, — выдавил из себя Гарри.

— Тогда напомни и мне. Итак, Поттер, для чего мы здесь?

— Чтобы я научился окклуменции, — Гарри перевёл взгляд на банку с угрём.

— Совершенно верно. И мне казалось, что за два месяца ты, невзирая на скудоумие, — Гарри ненавидяще посмотрел на Злея, — мог бы достичь хоть каких-то успехов. Сколько раз за последнее время ты видел во сне Чёрного лорда?

— Один, — соврал Гарри.

— Может быть, — холодные чёрные глаза Злея сузились, — тебе нравятся эти сны, Поттер? Может быть, благодаря им ты чувствуешь себя особенным? Значительным?

— Ничего подобного, — сквозь зубы ответил Гарри и крепко сжал в руке палочку.

— Как бы там ни было, Поттер, — процедил Злей, — ты не являешься ни особенным, ни значительным, и тебя не касается, о чём Чёрный лорд беседует со своими подчинёнными.

— А кого это касается? Вас? — выпалил Гарри.

Он не собирался этого говорить, слова вырвались сами, от злости. Они смерили друг друга долгим взглядом, и Гарри понял, что зашёл слишком далеко. Потом Злей со странным, довольным выражением сказал:

— Да, Поттер. Меня. — Он сверкнул глазами. — А теперь, если ты готов, вернёмся к занятиям.

И поднял палочку:

— Раз... два... три... легалименс!

Дементоры... надвигаются от озера с двух сторон... Гарри зажмурился, стараясь собрать все силы... Дементоры ближе, ближе... уже видны чёрные провалы под капюшонами... Но одновременно Гарри видел и Злея.... Вот он, рядом, не сводит глаз с Гарри и безостановочно бормочет...

Вдруг, непонятно почему, дементоры начали бледнеть, растворяться в воздухе... Очертания Злея, напротив, становились всё отчётливее...

Гарри взмахнул волшебной палочкой.

— Протего!

Злей оступился, палочка вылетела у него из рук — а в голову Гарри хлынули воспоминания, не свои, чужие. Какой-то крючконосый мужчина... орёт на женщину... бедняжка, вся сжалась от страха... в углу — маленький темноволосый мальчик... плачет... тёмная спальня... подросток с сальными волосами, один... тычет палочкой в потолок, отстреливая мух... тощий юноша пытается оседлать сопротивляющуюся метлу... девочка... смеётся над ним...

— ДОВОЛЬНО!

Что-то невидимое больно ударило Гарри в грудь. Он попятился, налетел на полки и, судя по звуку, что-то разбил. Злея, смертельно бледного, била дрожь.

Гарри почувствовал, что роба сзади промокла — оказывается, он разбил какую-то банку, и из неё стремительно вытекала жидкость. Маринованое содержимое, вращаясь по спирали, быстро приближалось к дну.

— Репаро, — прошипел Злей, и банка склеилась. — Что же, Поттер... Это, определённо, прогресс... — Злей поправил дубльдум, куда перед началом занятий переложил часть мыслей, словно хотел проверить, всё ли на месте, и, чуть задыхаясь, продолжил: — Я ведь, кажется, не говорил, что можно использовать рикошетное заклятие?... Но результат, безусловно, достигнут...

Гарри молчал; говорить было рисковано. Ясно, что он, сам того не желая, проник в детские воспоминания Злея. Так странно... малыш, с плачем наблюдавший за ссорой родителей, сейчас стоит перед Гарри и смотрит на него с такой ненавистью в глазах...

— Попробуем ещё раз? — предложил Злей.

Гарри охватил страх; кажется, его ждёт расплата за дерзость. Он и Злей встали с противоположных сторон письменного стола. У Гарри в голове теснилось множество мыслей — избавиться от них было почти невозможно.

— Как всегда, на счёт три, — сказал Злей и поднял палочку. — Раз... два...

Гарри совершенно не успел подготовиться, а Злей уже выкрикнул:

— Легалименс!

Гарри сломя голову мчался к департаменту тайн... грубые стены, горящие факелы... чёрная дверь всё ближе... он не успеет затормозить и непременно ударится... он почти добежал... изнутри сочится слабый голубой свет...

Дверь открылась! Ему удалось войти! Перед ним — круглое помещение с чёрным полом, чёрными стенами... свечи, горящие голубым светом, множество дверей... Нужно идти дальше... но куда?

— ПОТТЕР!

Гарри открыл глаза. Он опять лежал на спине и совсем не помнил, как упал. Он дышал так часто, будто и правда долго бежал по коридору к чёрной двери, а потом прорвался в департамент тайн.

— Немедленно объяснись! — Злей с гневным видом склонился над ним.

— Я... не знаю, что произошло, — честно сказал Гарри, поднимаясь с пола. На затылке у него выросла шишка, и всё тело горело будто в огне. — Раньше я такого не видел. Я же говорил, эта дверь мне давно снится ... но она никогда ещё не открывалась...

— Ты не стараешься!

По какой-то неведомой причине Злей разъярился больше, чем тогда, когда Гарри проник в его воспоминания.

— Ты ленив и небрежен, Поттер, неудивительно, что Чёрный лорд...

— Может, вы мне кое-что объясните, сэр? — перебил Гарри, вскипев от гнева. — Почему вы называете Вольдеморта «Чёрный лорд»? Так к нему обращаются только Упивающиеся Смертью.

Лицо Злея исказилось, он открыл рот... и тут раздался громкий женский крик.

Злей вздёрнул голову и посмотрел в потолок.

— Что за...? — пробормотал он.

Сверху — кажется, из вестибюля — доносился непонятный шум. Злей, нахмурившись, поглядел на Гарри.

— Поттер, по дороге сюда ты видел что-нибудь необычное?

Гарри покачал головой. Наверху опять закричала женщина. Злей, не опуская палочки, стремительным шагом вышел из кабинета. Гарри мгновение колебался, а потом поспешил следом.

Крики и в самом деле неслись из вестибюля; пока Гарри бежал по лестнице, они становились всё громче. В вестибюле было полно ребят: одни выбежали на крик из Большого зала; другие остановились на мраморной лестнице, образовав затор. Гарри прорвался сквозь стену слизеринцев и увидел толпу, плотным кольцом окружившую центр действия; потрясённые, испуганные лица. На противоположной стороне Гарри заметил профессора Макгонаголл, на лице которой застыло сдержанно-брезгливое выражение.

В центре кольца, с волшебной палочкой в одной руке и пустой бутылкой шерри в другой, стояла обезумевшая профессор Трелани. Волосы торчали дыбом; очки съехали набок, отчего один глаз казался значительно больше другого; бесчисленные шали и шарфы разметались по полу — казалось, прорицательница разъезжается по швам. Рядом стояли два больших сундука, причём один — вверх дном; похоже, багаж сбросили по ступенькам вслед Трелани. Несчастная в ужасе смотрела на подножие лестницы — Гарри не было видно, что там такое.

— Нет! — пронзительно вопила профессор Трелани. — НЕТ! Не может быть... не может... я отказываюсь понимать!...

— Неужели вы не осознавали, к чему идёт дело? — с равнодушным удивлением спросил высокий девичий голосок. Гарри чуть подвинулся вправо и понял, что безумный взгляд Трелани направлен на профессора Кхембридж. — Конечно, вам не под силу предсказать и погоду на завтра, но не понять, что увольнение неизбежно? Просто немыслимо! С такими низкими результатами проверки и отсутствием каких-либо улучшений!

— Вы не м-можете! — выла профессор Трелани. Из-под огромных стёкол ручьями текли слёзы. — Н-не можете м-меня уволи-и-ить! Я здесь шест.. шестнадцать лет! «Х-хогварц» — м-мой дом!

— Был, — безжалостно уточнила профессор Кхембридж. Трелани, истерически рыдая, упала на один из сундуков. Гарри с отвращением смотрел на плотоядную улыбку, медленно расползающуюся по жабьей физиономии. — Вплоть до того момента, когда министр магии, час назад, завизировал приказ о вашем увольнении. Теперь же будьте любезны удалиться. Ваше поведение неприлично.

Кхембридж, не двигаясь с места, продолжала наблюдать за муками профессора Трелани. Та, вне себя от горя, раскачивалась на сундуке, стеная и сотрясаясь от рыданий. Слева от Гарри кто-то всхлипнул. Он обернулся. Лаванда и Парватти, обнявшись, тихо и горько плакали. Профессор Макгонаголл решительно пробилась сквозь толпу, подошла к Трелани и принялась жёстко хлопать её по спине, одновременно извлекая из собственного кармана большой носовой платок.

— Ну, ну, Сибилла... успокойтесь... вот, возьмите платок... всё не так уж плохо... вам не придётся уезжать из «Хогварца»...

— Неужели, профессор Макгонаголл? — премерзким тоном осведомилась Кхембридж и приблизилась на несколько шагов. — И кто же дал вам право делать подобные заявления?

— Я, — сказал звучный голос.

Входная дверь распахнулась. На пороге стоял Думбльдор. Школьники, загораживавшие ему дорогу, посыпались в стороны. Непонятно, что директор делал во дворе, но в том, как он стоял в двёрном проёме, окружённый ореолом ночного тумана, было что-то очень внушительное. Оставив двери открытыми, он твёрдым шагом прошёл сквозь кольцо людей к залитой слезами, дрожащей Трелани, сидящей на сундуке, и стоящей рядом Макгонаголл.

— Вы, профессор Думбльдор? — Кхембридж коротко и на редкость неприятно рассмеялась. — Боюсь, вы не слишком хорошо понимаете своё положение. У меня, — она достала из внутреннего кармана пергаментный свиток, — имеется приказ об увольнении, подписанный мною и министром магии. Согласно указу об образовании номер двадцать три, главный инспектор «Хогварца» имеет право проверять работу преподавателей, а также назначать испытательный срок и увольнять тех лиц, чью квалификацию он — то есть, я — считает не соответствующей стандартам, определённым министерством. Я приняла решение о служебном несоответствии профессора Трелани. Я её уволила.

К великому удивлению Гарри, Думбльдор продолжал улыбаться. Он поглядел на Трелани, взахлёб рыдавшую на сундуке, и сказал: — Разумеется, профессор Кхембридж, вы совершенно правы. Как главный инспектор, вы имеете полное право увольнять учителей. Но не прогонять их из «Хогварца». Боюсь, — галантно поклонившись, продолжал он, — что это право остаётся за мной, директором данного заведения, а потому, в соответствии с моими пожеланиями, профессор Трелани останется жить в замке.

Услышав это, профессор Трелани дико хохотнула, чтобы замаскировать икоту.

— Нет! Нет, я уй... уйду, Думбльдор! Я поки... покину «Хогварц» и отправлюсь ис... искать счастья в другом месте...

— Нет, — отрезал Думбльдор. — Я хочу, чтобы вы остались, Сибилла.

Он повернулся к Макгонаголл.

— Профессор Макгонаголл, могу ли я попросить вас проводить Сибиллу наверх?

— Конечно, — отозвалась Макгонаголл. — Поднимайтесь, Сибилла, вот так...

Из толпы выбежала профессор Спаржелла и подхватила Трелани под другую руку. Вместе с Макгонаголл они провели обессилевшую прорицательницу мимо Кхембридж к мраморной лестнице. Профессор Флитвик побежал за ними. Он вытянул перед собой волшебную палочку, пискнул: «Локомоторс сундуки!», и багаж профессора Трелани, поднявшись в воздух, поплыл вслед за хозяйкой, сопровождаемый Флитвиком.

Профессор Кхембридж остолбенело уставилась на Думбльдора. Тот дружелюбно ей улыбался.

— Что же, — осведомилась она громким, разнёсшимся по всему вестибюлю шёпотом, — вы будете с нею делать после того, как я назначу нового преподавателя прорицаний, ведь ему потребуется её жильё?

— О, с этим проблем не будет, — приятным голосом ответствовал Думбльдор. — Видите ли, я уже нашёл ей замену. Новый педагог предпочитает жить во дворе.

— Вы нашли?... — пронзительно вскричала Кхембридж. — Вы? Позвольте напомнить, Думбльдор, что, согласно указу об образовании за номером двадцать два...

— Министерство имеет право назначать свою кандидатуру в том — и только том — случае, если директор не в состоянии найти подходящей, — сказал Думбльдор. — Однако, счастлив сообщить, что в данном случае мне это удалось. Позвольте представить...

Он повернулся к открытой входной двери, в которую врывался ночной туман. Гарри услышал стук копыт. По вестибюлю пробежал взволнованный ропот. Школьники, стоявшие близко к входу, попятились, торопясь дать дорогу пришельцу. Кое-кто спотыкался и даже падал.


Сначала из тумана возникло лицо — уже знакомое Гарри. Он видел его той страшной ночью, которую ему пришлось провести в Запретном лесу. Потом появились светлые волосы, поразительные голубые глаза — мужская голова и торс, крепко сидящий на конском теле.

— Фиренце! — радостно объявил Думбльдор потрясённой Кхембридж. — Надеюсь, вы его полюбите.