А. С. Шмаковъ международно е тайное правительство

Оглавление 2

От автора 2

А. Вступление 3

Б. Очерк борьбы арийцев с семитами 11

В. Общие замечания о евреях 28

А. Его происхождение и развитие 40

Б. Система Талмуда и его содержание 50

Шулхан-Арух 62

Каббала
A. Её история, разветвление и задачи 69

Б. Содержание Каббалы 77

Масонство. Дело Дрейфуса 87

Вечный жид, Агасфер, и три его главные воплощения:
жид газетный, жид биржевой и жид политический. 127

А. Жид газетный (Der ewige Press-Jude). 127

От автора

Una salus victis – nullam sperare-salutem!…

Еврейский вопрос необъятен для России и бесконечно важен. Знать его необходимо всякому русскому человеку. И чем глубже, тем безопаснее.

К несчастью, даже в математике увеличение количества данных и осложнение их содержания вызывает не всегда одолимые трудности. Что же сказать о социологии, где данные, вдобавок, переменны, а число их неведомо?... С другой стороны, если высшие области математики требуют исключительных даровании, а метод решения уже в значительной мере должен носить субъективный характер, то каковы же первоклассные проблемы социальные в их верховной концепции?!…

Но, если таковы задачи государственного человека либо философа в наше грозное время то среди них, особенно и России, неоспоримо главенствует проблема, как быть с еврейством, равно как с иудаизацией окружающих его народных масс?

Наравне со многими другими, беспомощный пионер на этом скорбном пути, я решил, тем не менее, поделиться своими многолетними изысканиями с просвещенной и доблестной аудиторией господ Членов VII Съезда Объединенных Дворянских Обществ.

Признаю, что оказался ниже и тех требований, которые сам к себе предъявлял. Не могу не заметить, впрочем, что, выдвинув как основной тезис намерение поднять завесу над потаённым международным правительством, заведующим политической алхимией в наши дни, я уже не смел ограничиваться выводами, т.е. общими, так сказать, местами, а счёл себя обязанным установить их, сколь возможно, на исторической почве. Таким образом, предо мною явились одновременно оригинальность вопроса, да ещё в столь заколдованной сфере, и сама многосложность избранного метода.

Увы, на этой трудной, но неизбежной дороге стали возникать целые ряды препятствий, о которых излишне распространяться, ибо тема достаточно за себя говорит. Ясно, что речь моя должна была принимать недопустимые в столь занятом Собрании, хотя всё ещё недостаточные размеры... Приходилось сокращать и сжимать, тем не менее отнюдь не ведая, что же делать дальше? Отсюда невольные, но и немалые погрешности как в построении, так и в отделке речи, тем более печальные, чем настоятельнее и важнее представлялась разработка вопроса по тому её идеалу, какой сложился в моей душе изучением и размышлением.

Параллельно с этим вынужденная быстрота доклада вместе с разнообразием материала не могла не отразиться и на неудовлетворительности стенограмм. Даже при моём содействии, нельзя было, отчасти и за недостатком времени, восстановить подлинный текст речи. Возвратясь в Москву, я попытался исполнить это хотя бы приблизительно, причем озаботился, сколько успел и в редакционном отношении.

Речь появилась в первом издании моём.

Теперь она выходит во втором — пересмотренном и значительно дополненном.

Мне жаль было отказаться от прежней формы именно речи. Не менее достойным сожаления являлось, по моему, исключение всего что уже было для неё приготовлено, но что, за сравнительной краткостью срока, уделенного мне на Съезде, я не успел представить вниманию слушателей и без того утомлённых. Но жизнь не стоит неподвижно. Свершились новые события. Мордкою Богровым во благо “Израилю” предательски совершено убийство П.А.Столыпина. Нельзя было не указать как на это, так и на многое другое...

Среди таких условий я решился согласно прежней схеме, и применяясь к существу речи, дать её вновь — в исправленном и обработанном виде, заранее, как объяснено, предупреждая о некоторой впрочем, не существенной, оригинальности формы.

Священным долгом почитаю ознаменовать прозорливость VII Съезда Объединённых Дворянских Обществ, 12 и 13 февраля 1911 года выслушавшего доклад на тему, которой нигде в Европе не допустили бы страха ради иудейского.

Да будет же настоящий труд воспоминанием.

Nec deus intersit, nisi dignus vindice nodus!.....

1 июля 1912 года.
Алексей Шмаков.


 

Достопочтенные Господа!...

Sceleratissima qens!…
Сенека — о евреях.

А. Вступление

I. Высокая честь, выпавшая на мою долю — говорить в вашем избранном собрании и по такому вопросу, как еврейский, приводит меня в невольный трепет.

Если на сцене истории, проблема о сынах Иуды представлялась неизменно труднейшею и никогда не была разрешена всецело, то, с другой стороны, на пути веков не усматривается и такого положения, в каком находится Россия, поставленная перед задачею, — как быть с теми, на горе нам, пятью с половиною миллионами, которые числятся официально или, вернее, с семью и даже восемью миллионами евреев, которые у нас, в действительности состоят на лицо? Никогда ещё не накоплялось подобных масс еврейства в одном государстве, а потому нигде раньше не встречалось примера столь опасного напряжения вопроса, с чрезвычайною быстротою достигающего кульминации, особенно с 1905 года, когда иудаизм внезапно распространился по всему пространству русской земли и едва не погубил её независимости. На наших глазах, сыны Иуды готовились осуществить свой замысел, выражаемый формулой: “чтобы иметь отечество, надо отнять его у других !...”.

II. Тем не менее, было бы весьма ошибочным предполагать, что ужас событий, нами переживаемых, является проклятием одного текущего времени, не имея корней и провозвестников в минувших веках. Логика всемирно — исторической эволюции и неискоренимость основных свойств кагала равно противятся упомянутой гипотезе. Грозные предостережения в жизни других народов и вразумительность указаний нашего собственного опыта поучали непрерывно и воочию, но, к изумлению, оставались бесплодными, а потому не могли не разразиться катастрофою.....

Во всяком случае, если мы тяжко заблуждались доныне, то не следует, по крайней мере, обольщать себя впредь. Увы, — не только нет основания считать, что раскаты бури прекратились, а, наоборот весьма благоразумно предвидеть худшее, наступившее же затишье рассматривать лишь как зловещую подготовку дальнейших ударов социально-политического урагана. Если за сим, по справедливому замечанию Моммсена, еврейство уже в древности представлялось гнилостным ферментом разложения государств, то в настоящую эпоху, почти монополизировав столь страшные яды, как биржа и пресса, оно стало еще, вне всякого сравнения, губительнее.

По инстинкту самосохранения, присущему всему живому, народы, имевшие несчастие встретить евреев на своем пути либо оказать им гостеприимство, неизменно чуяли беду, сознавали действие отравы и от нее погибали, когда не могли или не умели принимать решительных мер вовремя.

В наши же дни опасность заразы тем более печальна, что распространение её идёт с невероятною, отнюдь неведомою раньше, беспросветною силою...

III. Иллюстрировать это примерами из древнего и нового мира — требование прямой, жизненной необходимости. Но разрешение столь исключительной задачи увлекло бы нас слишком далеко. Таким образом, в данном, по неволе кратком исследовании, мы вынуждены ограничиться лишь немногими фактами русской истории. Однако, и здесь мы в достаточной мере видим, что всегда верное себе иудейство неизменно стремилось направить своё господство по всем трём разновидностям его применения: духовному, экономическому и политическому.

Так, еще на заре киевского периода, раскрылось намерение кагала подвергнуть нас обрезанию. “Жиды хозарстии приидоша” даже к великому князю Владимиру. Он их, правда, выслушал, но затем, — “поплевав довольно, иудейские обычаи отверже”..!

Отстали ли сыны Иуды?... Разумеется, нет. За своё дело они взялись с другого конца.

Уже при Святополке Окаянном, как говорит летописец, евреи имели великую свободу и власть, многие же русские купцы и ремесленники совершенно разорились. В результате произошло то, что и раньше и после, вплоть до княжества Валлийского в наши дни, бывало повсюду. — “Кияне разграбиша двор Путятин, тысячьскаго¹, и идоша на жиды, и разграбиша я”.

Когда же прибыл в Киев Владимир Мономах, “мятеж преста”, но киевляне, всенародно, просили великого князя об управе на жидов, что “отняли все промыслы у христиан”. По зову Владимира, другие князья съехались на совет и у Выдобача, по долгом рассуждении установили закон таков: “Ныне, из всея Русская земли всех жидов высылать и впредь их не впущать; а если тайно войдут, — вольно их грабить и убивать”. И послали по всем градам о том грамоты, по которым везде их немедленно выслали. С сего времени жидов на Руси нет, — а когда который приедет, народ грабит и побивает².

К сожалению, в соседней Польше герцог Болеслав с XIII столетия дал убежище гонимым и в Западной Европе евреям. Несколько позже благодетелем “избранного народа” объявился любовник еврейки Эстерки, король польский Казимир, официально именуемый Великим, а в просторечии известный под именем “Мардохея II”. Ему, главным образом, обязаны и мы теми еврейскими же, полчищами, которые, погубив Польшу, отравляют теперь Россию. Быстро размножившись во владениях Казимира, сыны Иуды стали выселяться в Юго-Западные русские княжества, а затем и в Литву.

В Польшу, как сказано, убегали сыны Иуды, преимущественно с Запада. Но их заслуги были давно известны и на Востоке, как о том свидетельствует летопись Нестора и другие источники. Не без оснований же воевал с хозарами, а затем и сокрушил их царство великий князь Святослав. Даже потеряв независимость, они продолжали вредить нам, между прочим, доставляя Батыю оружие, припасы и шпионов. “Помогая своему счастью”, евреи среди потоков крови и стенаний русских людей не замедлили при соучастии татар расселиться по всему Юго-Западному краю.

Вот что говорил местный писатель XVI века Михаил Литвин:

“В страну нашу собрался отовсюду самый дурной из всех народов — иудейский. Он распространился по всем городам Подолии, Волыни и других плодородных областей. Народ — вероломный, хитрый, вредный, который портит наши товары, подделывает деньги, подписи, печати; на всех рынках отнимает у христиан средства к жизни; не знает другого искусства, кроме обмана и клеветы”.

В конце того же XVI века католический епископ в Киеве Иосиф Верещинский писал и так: “Жиды выцедили из нас все имения. Они околдовали нас, как цыгане, и заразили своим дыханием, как волки. Разоряют нас, как хотят, и, к стыду нашему, всех — от низшего сословия до высшего — водят за нос...”

Такова была роль евреев на западе России, не взирая на то, что ещё в 1495 году Александр Ягеллончик, великий князь литовский, сперва под страхом сурового возмездия “отрешил жидов от пера и чернил” ³, а затем, когда и это не помогло, приказал “всю — жидову выбити вон из земли” ...

Обращаясь далее к Малороссии, надлежит узнать, что несмываемым пятном на поляках лежат истязания украинского народа именно через евреев. Отсюда больше всего проистекавшая вековая борьба казачества с Польшею резюмируется в следующем виде. Торжествуют казаки и в мирный договор вносится условие об изгнании евреев из всей Украины. В самый разгар борьбы один из вождей армии Богдана Хмельницкого, Кривонос, писал главному польскому воеводе на Украине князю Острожскому: “А жидов, ваша княжеская светлость, благоволите препроводить до самой Вислы, потому что они прежде всех виноваты, — и вас с ума свели!...” Побеждают поляки, и пишется другой договор: евреям вновь дастся право стать обывателями и арендаторами в имениях королевских и шляхетских. Так тесно связаны были выгоды польских панов, верховодивших всем в королевстве, с интересами евреев-арендаторов, заправлявших всем в их имениях. Коварным иудейским предприятием явилась, risum teneatis, даже подготовка в православных и униатских семинариях священников на кагальный счёт, причём еврей-арендатор строил в имении того либо иного пана церковь, как непрерывно-доходную статью Израиля, потому что, однажды попав в рабство к талмид-хохиму (мудрецу в талмуде), такой еврейский ставленник уже не мог освободиться. Бывало, впрочем, что, увлекаясь соблазнами обета безбрачия, той же участи подвергались и католические ксендзы...

Повествование, как евреи в Малороссии издевались над народом через откуп у польских панов в аренду православных церквей⁴, а равно, как путём особой “нормировки” они монополизировали печение куличей и пасох в Светлый праздник, Костомаров заключает выводом:

“И так производя жидовство над христианами, на их же собственной земле, — такую тяжкую наругу (поругание), сами, между тем, свои пейсахи отправляли свободно и проклинали христиан и веру их в синагогах своих, на Русской земле построенных, невозбранно”.

Наряду со сказанным, эту же картину, но уже сквозь слезы и скорбь поэтической души, мы видим как в “Тарасе Бульбе” Гоголя, так и в “Гайдамаках” Шевченка...

Удивляться нечему. — Разве не от блуда, лжи и лицемерия произошло и само поколение Иуды (Бытиё. ХХХVII, 23-27)?!...

Великороссия, быть может, за исключением Пскова и. Новгорода, совсем не зналась с евреями, по крайней мере, до начала сношений с Литвою (жидовская ересь). Хотя основателем секты жидовствующих был, как известно, уроженец Киева, еврей Схария (социнианец-анти-тринитарий), однако, эта ересь руководилась сынами Иуды из Литвы, куда, наконец, после заточения Матвея Башкина, игумена Артемия, Вассиана, Феодосия Косого и др., бежали как сей последний, так равно Игнатий и иные еретики, приставшие там к антитринитариям.

Это вовсе не значит, однако, что кагал игнорировал Великороссию. Подозрительная близость сынов Иуды к Мамаю и его приближённым отягощается, с другой стороны, “благосклонным участием” евреев в поборах татарских баскакав. Сыны “избранного народа” играли здесь ту же, излюбленную ими роль “финансовых советников” и откупщиков, какую усердно, с бесподобным для себя успехом, исполняли они при “концессионерах” всаднического сословия ещё в древнем Риме, а затем — в придворном штате средневековых феодалов либо сюзеренов и, наконец, развращая магнатов либо даже примасов Полыни. Согласно с сим, приглядевшись поближе, трудно не заметить, что кроткое еврейство, не без удовольствия сохраняет означенное амплуа и теперь. Преследуемые, изгоняемые и призываемые снова, дети Израиля явились неизбежными посредниками между откупщиком податей и его жертвами, между деньгами и пустым карманом, выкачивая золото снизу наверх и поднося его королю или помещику с мерзкою гримасою, либо, как губка, впитывающая золото, способствовали “владыкам” изобретать новые налоги, равно как всякие вообще способы добывания чужого добра. Но и у самих евреев оставалось, разумеется, кое-что... Сообразно с этим, и в летописи по Никонову списку, мы, например, под 1321 годом читаем: “Прииде из Орды, в Кашин, Таянчар, татарин, с жидовином, с должником (откупщиком), и многу тягость учиниша Кашину”.

Не без основания, стало быть, издревле остерегался допускать к себе евреев русский народ.

Впрочем, одно горестное, от нас же самих зависевшее, исключение можно, пожалуй, привести и до татарского ига.

Андрей Боголюбский охотно принимал, во Владимире, пришельцев, латинян и православных, показывал им великолепный храм Богоматери, чтобы иноверцы видели истинное христианство и крестились. За подвиги благочестия и “за обращение многих болгар и евреев” летописец особенно хвалит Боголюбского.

В числе таких новообращённых и даже облагодетельствованных самим князем оказались — два еврея Аньбал и Ефрем Мойзич.

— Оба приняли участие в заговоре против него.

— В пятницу, 28 июня 1174 года, заговорщики собрались у Кучкова зятя Петра. Среди них был и Мойзич. Совершив затем варварским способом убийство великого князя Андрея, злодеи предались грабежу, а тело бросили в огород. Здесь его нашёл и стал стеречь верный слуга убитого, — Кузьма Киевлянин. Увидав проходившего мимо княжеского ключника Аньбала, Кузьма не мог удержаться от слез. — “И нача плакати Кузьмище”, говорит летопись. “Господине мой, како еси не очютилъ скверныхъ вороговъ своихъ?!... Или како еси не домыслилъ победити ихъ, иногда побежаа пелки поганыхъ болгаръ?...” И тако плакася. — И прииде Аньбал, ключник, Ясин родом, тот бо ключ држаще у всего дому и надо всем ему волю дал бяше. И рече, взреви нанъ, Кузьмище: “Анъбале, вороже! Сверзи ковер или что-либо подослати или чем прикрыти Господина нашего”. И рече Анъбал: “иди прочь, — мы хотим вывересчи псом!...” И рече Кузьмище: “О, еретиче! Помнишь ли, жидовине, в которых портех пришел бяше? Ты ныне в аксамите (бархате,) стоиши, а князь лежит наг; но молю ти, сверзи ми что-либо!” — И сверже квер и корзно, и обвил его и несе в церковь. И рече Кузьмище:

“Уже тобе, Господине, паробци твои не знают. Иногда бо еси и гость приходил из Царя-града и от иных стран, от Русская земли, если латинин и до всего христианства, и до всея погани, и рече: введете и в церковь, и на полаты, да видят истинное христианство и крестятся, — яко же и бысть. И крести и болгаре, и жидове и вся погани. И ти больше плачют по тебе, а сии ни в церковь не велят вложити...”

Мудрено ли, что посетив наше отечество гораздо позже, в царствование Василия III, Павел Иовий свидетельствует, как в его время русские ненавидели евреев, содрогались при одном их имени и не пускали их к себе как людей презренных и опасных.

Из всего изложенного понятно, что взгляд великорусской земли на сынов Иуды не мог не выразиться формулой: “великого пронырства и мрачного зла преисполнены”... Для объяснения же чрезвычайной безнравственности либо крайней тяжести преступлений в известной среде, русский летописей не находил ничего более вразумительного, как сказать о виновных: “смесишася с жидовинами и навыкоша поганым делом их...”

Это убеждение не могло, конечно, не усиливаться далее с проникновением евреев в самую Москву. Открыв себе доступ, по-видимому, со времени Софии Витовтовны и развиваясь наряду с увеличением здесь числа иностранцев, особенно под видом аптекарей и врачей, заражение первопрестольной евреями отягощалось фактом, что, как и в древнем Риме, они не замедлили приняться за чернокнижие, изготовление эротических либо абортивных напитков, а подчас и за те зелья, которыми выдающиеся лица “устранялись” в Московии раньше и после Михаила Скопина-Шуйского...

Прозорливая политика с ясностью подсказывала, уже в ту пору, что обещает России “избранный народ” в будущем. Таким образом, мы видим, что невзирая на “бескорыстие” ухищрения польских послов выговорить для евреев право торговли, Иоанн Грозный отвечал:

“Они привозили к нам отраву душевную и телесную, — не хочу о них и слышать!” “Жидам ездити в Россию с торгами не пригоже для того, что от них многия лиха делаются, что отварные зелья привозили и христиан от христианства отводили”, — пояснял царь Иоанн. Руководствуясь теми же соображениями государственной безопасности, московские бояре и дьяки посольского приказа раньше и позже, без колебаний настаивали на категорических, в свою очередь, отказах, невзирая иной раз на безвыходность, казалось бы, обстоятельств, среди которых заключались мирные трактаты. Но и сыны Иуды отнюдь не дремали.

Сам тишайший царь Алексей Михайлович вынужден был неоднократно удалять евреев из Москвы, куда они то и дело пробирались, впрочем, опять.

Точно также смотрел на дело и Пётр Великий. — “Я хочу, — утверждал он, — лучше видеть у себя народы магометанской и языческой веры, нежели жидов. Они плуты и обманщики. Я искореняю зло, а не распложаю. Не будет для них в России ни торговли, ни жилища, сколько они о том ни стараются и как ближних ко мне ни подкупают”.

В полной гармонии со всем предыдущим, явился указ императрицы Екатерины I, от 26 апреля 1727 года, следущего содержания:

“О высылке жидов из России:

“Сего апреля 20 дня, Ея Императорское Величество указала — жидов как мужского, так и женского полу, которые обретаются на Украине и в других российских городах, тех всех выслать вон из России за рубеж немедленно, и засим впредь их ни под каким образом в Россию не впускать, и того предостерегать во всех местах накрепко. А при отпуске их смотреть накрепко-ж, чтоб они из России за рубеж червонных золотых и никаких российских серебрянных монет и ефимков отнюдь не вывезли, а буде у них червонные и ефимки или какая российская монета явятся, и за оныя дать им медными деньгами.

Дан в Верховном Тайном Совете”⁵

Государыня Елизавета Петровна ещё определённее высказывалась но данному вопросу (указ Правительствующему Сенату 2 декабря 1742 года):

“Жиды в нашей Империи под разными видами жительство своё продолжают, отчего не иного какого плода, но токмо, яко от таковых имени Христа Спасителя ненавистников, нашим верноподданым крайняго вреда ожидать должно. В виду сего повелеваем: всех жидов мужескаго и женскаго пола, какого бы кто звания и достоинства ни был, с объявлением указа, со всем их имением немедленно выслать за границу и впредь оных ни под каким видом в нашу империю ни для чего не впускать, разве кто из них захочет быть в христианской вере греческого исповедания; то таковых, крестя, жить им позволить, только из государства не выпускать”.

Когда же Сенат сделал представление о неудобстве этой меры для торговли, то на его доклад мудрая Императрица 16 декабря 1743 года, начертала следующую революцию:

“ От врагов Христовых не желаю интересной прибыли!”

Гениальная прозорливость этой резолюции раскрывается во всей полноте лишь на наших глазах, когда европейские народы становятся, к своему ужасу, пред проблемою, куда же, наконец, поведёт их равноправие “избранного” народа?!

В свою очередь, рассуждая о евреях синтетически, — с точки зрения не одной русской, а и всемирной истории, столь авторитетный ученый, как Дюринг, приходит к выводу, что они всё поработили бы, если бы сами не бывали порабощены. И вот уже вслед за первым разделом Польши обнаружилось, что, располагая крайнею свободою операций, еврейство действительно явилось здесь тяжким поработителем.

Сведетельствуя об этом, первый же от русского правительства могилевский губернатор, генерал-поручик, а впоследствии генерал от инфантерии и граф М. В. Каховский, с редким мужеством боровшийся против еврейских деспотизма и вероломства, писал в 1773 году генерал-губернатору Белоруссии Чернышеву:

“Евреи — народ хотя и трезвый, но ленивый, плутовской, суеверный, к чистоте не приобыклый. Все они — пришельцы и умножаются там, где правление слабое и не наблюдающее правосудия. Живут обманом и трудами крестьянскими. Находят все средства задолжать обывателям и тем, по принуждению, терпимыми себя быть заставляют”.

“Должны всем, у кого только занять было можно, а напоследок, намеренно, делаются банкротами. Хитрым и ласкательным вымыслом входят в милость и покровительство у знатнейших здешнего края жителей, дабы только кредит свой подкрепить, так и в судах, через протекцию, дела запутать. Народ несправедливый, злобный. С ворами и разбойниками имеет сообщение”.

“ Из них всякий на всё в состоянии покушение сделать”.

“С их сообщества, в здешнем краю умножаются преступления.

Они подлых людей умышленно подговаривают промышлять воровством. Им дана здесь воля и все способы к изнищанию крестьян доставлены. Без трудов — одним обманом, они в сих местах пропитание имеют. — Обманов же еврейских такое множество, что их описать трудно, а короче сказать так: что ни евреин, то и новый вид обмана!...”

Поразительная, даже беспримерная по глубине и меткости характеристика эта явилась одним из важнейших поводов командирования в Литву и Белоруссию Г. Р. Державина — для определения необходимо мероприятий русской власти.

Державин был умный и честный человек, а потому, стремясь избежать опасностей, кагал, согласно своему обыкновению, оклеветал его. Ещё не успел Гавриил Романович вернуться в Петербург, как лживый донос едва не выразился в предании его Сенатом суду за ... изнасилование еврейки! Лишь с большим трудом удалось ниспровергнуть клевету, энергично поддерживаемую как личными врагами неподкупного государственного деятеля, так и предателями — шаббесгоями...

Тем не менее, сам факт столь отвратительной невзгоды, чуть не погубившей даже Державина, нагнал страха на противников кагала и придал ему дерзкую самоуверенность.

Благодаря масонским проповедям “веротерпимости”, равно как иным, более “звонким” аргументам, число либеральных, in principe, сторонников еврейства среди петербургских чиновников постепенно увеличивалось.

Через несколько дней по воцарении Екатерины II, сенат поднёс ей “единогласную” резолюцию о разрешении евреям приезда в Россию. Императрица приказала отложить этот вопрос, а со временем, не смотря на сильное влияние масонско-философских учений XVIII века, разрешила евреям селиться только в безлюдных степях Новороссии и Тавриды. После раздела Полыни Екатерина хотя и дозволила бывшим там евреям остаться на прежних местах, однако, во внутренние губернии России не допустила их.

Императрица также вовремя обратила внимание и на главную опору евреев — масонство. При ней все масонские ложи были закрыты.

В начале XIX столетия еврейство уже располагало в Петербурге немалым контингентом союзников, а затем, через банкира Перетца увенчало свои замыслы подкупом Сперанского, который и положил начало крупным иудейским гешефтам в Великороссии. Он именно должен быть признаваем одним из основателей надвигающегося порабощения сынами Иуды нашей многострадальной родины...

Гроза нашествия полчищ Наполеона быстро разоблачила, однако, заслуги Сперанского перед Израилем. Евреи не только распространяли фальшивые ассигнации для подрыва русского государственного кредита и служили Наполеону разными другими путями, но во вред нашим войскам, усердствовали и в качестве шпионов.

Независимо от других источников, следует внимательно почитать мемуары виконта, генерала Сэгюра⁶, участника войны 1812 года, дабы постигнуть всю глубину замечания Бисмарка, столь ужасно воспользовавшегося еврейством же в 1870 году против Франции.

“Я не знаю, — сказал железный канцлер, — для чего могли бы еще годиться евреи, если не для того, чтобы служить шпионами?!...”

Нет равным образом и у Сэгюра ни одного упоминания о сынах Иуды, где он отзывался бы о них без отвращения, именно как о врождённых изменниках.

Но когда еврейство себя показало в особенности, так это в страшный период отступления “великой армии” среди тех невиданных никогда ранее бедствий, которые довели её, увы, до людоедства, а затем и до совершенного почти истребления.

У Сэгюра читаем:

— “Литовцы, которых мы покидали на произвол судьбы, столь тягостно скомпрометировав, подбирали, однако, наших раненых и умирающих, сколько могли, давая приют и помощь, — тогда как всячески покровительствуемые нами евреи отталкивали всех прочих. Они проделывали и нечто худшее. — Картины невыразимых страданий доводили их бесчеловечную жадность до бешенства. — Тем не менее, если бы, спекулируя ужасами наших невзгод, их гнусное корыстолюбие довольствовалось продажею на вес золота гнилых продуктов, история пренебрегла бы осквернением своих страниц через эти отвратительные подробности. Но что, заманивая наших раненых с целью грабежа, а затем, при наступлении русских, выбрасывая больных и умирающих через окна и двери своих домов, евреи заставляли свои ограбленные донага, истекающие кровью жертвы умирать на морозе, и что, как бы рассчитывая заслужить перед русскими, эти подлые варвары подвергали несчастных новым истязаниям, — столь страшные злодеяния должны быть заклеймены позором перед веками нынешними и грядущими!...”

“Правда, теперь, когда мы беспомощны, возможно, что негодование против таких чудовищ окажется в этой юдоли плача единственным для них воздаянием. Но ведь настанет день, когда сами убийцы последуют за истерзанными ими мучениками, и в божественном правосудии мы, без сомнения, найдём отмщение за себя!...”

IV. До сих пор не установлено документами, принимал ли “избранный народ” участие в разделах Польши?... Известно лишь, что два какие-то еврея предлагали нечто подобное Петру Великому, который их, однако, прогнал. Во всяком случае, есть большое вероятие, что обстоятельства, которыми вызывались разделы, происходили не без содейстия евреев. Пересытив и отравить своими гешефтами эту страну — рай для евреев и ад для крестьян — “избранный народ” хорошо понимал, что это не может продолжаться без конца, как не мог не сознавать и того, что его никуда не пустят к себе добровольно. Отсюда среди евреев должно было возникнуть стремление перейти в подданство соседних держав через размежевание Польши. Так или иначе, но мы видим, что в своём песнопении вероломства — “Конрад Валленрод”, не без цели, конечно, дал Мицкевич свирепую картину заражения испанских войск чумой, как предсмертным подарком побежденных мавров. От умирающей Полыни мы, в свою очередь, приобрели три миллиона сынов Иуды, как зачумлённый поцелуй Альманзора...

В пророческом ясновидении, рисуя как страдалец за родину плоды нашествия иудаизма на Россию, Ф.М. Достоевский почти дословно предсказал то, что совершается теперь. На страницах же “Дневника писателя” за 1877 г., в статье “Pro u contra” он говорит:

— “Наверное, нет в целом мире другого народа, который столько бы жаловался на судьбу свою поминутно за каждым словом и делом, на своё мученичество, как евреи. Подумаешь, не они царят в Европе, не они управляют политикой, внутренними делами, нравственностью государств!...”

“Мне иногда в голову приходила фантазия, ну что если бы, в наследство от Польши, поступило три миллиона не евреев, а русских, евреев же было бы восемьдесят миллионов?!... Во что превратились бы русские, и как бы евреи третировали их? Позволили бы молиться свободно? Не обратили бы прямо в рабство? Хуже того, не содрали ли бы кожу совсем? Не выбили бы их дотла, до окончательного истребления, как проделывали с чуждыми народностями в старину, — в древнюю свою историю?!...”

Вглядываясь же, при существующих условиях в неимоверное размножение сынов Иуды и задумываясь над смертоносным возрастанием их тлетворной тирании, Ф. М. Достоевский не мог не придти к выводу, что если русскому народу суждено погибнуть, то несомненно, через евреев. “Жиды погубят Россию!...” — предвещал великий мыслитель наш, но мы его не слушали...

А между тем, уже по “конституции” составленной декабристом масоном Пестелем, на ряду с оставлением в крепостном рабстве многих миллионов русских крестьян евреям даровалось полное равноправие и, чуть ли не в качестве высшего государственного учреждения России, создавался Великий Иудейский Синедрион⁷. Надо ли удивляться, что первым кандидатом в состав временного правительства декабристы считали и проживавшего в доме Перетца в С.-Петербурге Сперанского?... Вторым же кандидатом являлся граф Н. С. Мордвинов, благодаря которому замучившие в 1823 году христианского младенца в Велиже, евреи оправданы⁸. С тех пор много воды утекло, а уже один 1905 год должен, казалось бы, нас вновь научить многому.

V. Как бы ни было, однако, печальным всё изложенное выше, далеко, впрочем, не обнимающее и самой сути еврейского вопроса, всего поразительнее — это непостижимая беспечность современных государств, а в особенности России. По примеру других стран мы тратим свыше полумиллиарда рублей ежегодно на защиту от мнимых внешних врагов, но ничего не предпринимаем для обороны от такого внутреннего врага, как еврейство. Увы, мы поступаем наоборот. Откармливая и размножая сынов Иуды именно за счет военных подрядов. Мы, сверх того, снабжаем детей Израиля опасным и унизительным для нас иммунитетом даже в интендантстких процессах. Приходя в содрогание при одной мысли о чуме на Дальнем Востоке, мы как бы совершенно забываем, что чума пройдет, а евреи останутся...

VI. Таковы условия, при которых вам, милостивые государи, угодно было не только поставить на очередь иудейскую проблему, но не полагать и формальных границ при её рассмотрении. Это – подвиг государственной мудрости, деяние тем более благородное и прозорливое, что оно беспримерно. История не в состоянии указать другой коллегии или собрания любых представителей страны, столь же мужественно вдохновляемых любовью к отечеству.

VII. А всемирному еврейству не следует ни удивляться, ни, тем паче проклинать нас. В талмуде сказано: “Кто любит гоя, тот ненавидит своего Творца!”. Защищаясь от такого, священного для сынов Иуды, закона, мы исполняем свой долг и не в праве от него уклоняться. Все, что в этом мире имело начало, не может не иметь конца. Так пусть же евреи позабудут наконец о том кагальном аргументе, который доныне приносил им столь безграничные результаты. Восстание против иудейской тирании никак не означает, будто иноплеменники предпочитают патриотизм свободе”. Нет, свобода есть прежде всего восстание против еврейства под знаменем именно любви к родине!...

Действительно, где и когда ещё было видано, чтобы в годину тягчайших испытаний ниспосланных судьбой, столица государства избрала в свои “профессора” и “освободители”, посылая своим первым ставленником и в первое же законодательное собрание, еврея?... Между тем, первопрестольная Москва отправила именно как первого своего депутата, в первую же Государственную Думу, excusez du peu, бывшего поляковского приказчика Мовшу Янкелева Герценштейна!

Как это понять?!...

Тем не менее, даже на днях явился, буде сие возможно, факт еще более знаменательный. Прошёл, говорят, самый угар революционного безумия и наступило, если не успокоение, то, но крайней мере, такое течение событий, когда, по-видимому, есть время осмотреться и порассудить. Что же видим мы?... Не далее, как вчера, третья Государственная Дума, внезапно решилась на то, чем не позволяли себе рисковать и первые две думы. Она положила начало уничтожению черты еврейской оседлости, то есть узаконению равноправия евреев, как с завидной откровенностью на думской же трибуне порадовал россиян московский же ставленник Маклаков...

Как уразуметь сие?...

И всего горестнее то, что означенные, явно нелепые факты, разумеется, не случайны. Они свидетельствуют о глубоких и сокровенных причинах, о тяжком национальном психозе и безысходном отчаянии, из которых проистекают наравне со многими другими явлениями данного порядка.

К сожалению, у нас нет пока времени для сколько-нибудь систематическою обозрения столь необыкновенного по важности предмета, приходится сжать исследование до крайних пределов, а потому ограничиться лишь самыми общими, подчас отрывочными и как бы случайными указаниями. Но не напрасно говорят: c’est le premier pas qui coute. — Совершая первый шаг мы уже, надеюсь, не остановимся.

VIII. Засим, если даже в европейской литературе, увы, не существует энциклопедии еврейского вопроса, то настал момент когда следует над нею поработать в России. Пришло для нас, русских, время уразуметь евреев, которые ни во что не верят, а дерзают на всё!... Пора, в самом деле, прекратить то смехотворное положение, в котором по приказу тех же евреев и их приспешников — масонов, пребывают современные, как они себя называют, культурные народы, вероломно сбиваемые с толку, постыдно разрешающие кагалу водить себя за нос!...

Теперь, кажется, уже ни для кого не тайна, что, с позволения сказать, “великая революция” представлялась в действительности кровавой опереткой, инсценированной надменным Альбионом при благосклонном участии всемирного кагала и масонства. Но тогда как для разоблачения этого замысла потребовалось целое столетие, были ещё в ту эпоху люди, ясно понимавшие дьявольскую игру Великобритании. Сюда относятся Лефранк, зарезанный вследствие своих разоблачений, Робизон и в особенности Баррюэль⁹.

Но, проделав через террор “конституцию со взломом”, евреи оказались монополистами и всех выгод, которые для них проистекают отсюда логически. Как и все иные, а в частности как наш 1905 год, революция XVIII века во Франции послужила на пользу только еврейству, ибо всякое разрушение власти, т. е. объединение сил иноплеменников, не может не отдавать их на произвол самой свирепой из потаённых организаций — веками скованного кагала.

Было бы уже позором, если бы арийцы подчинились евреям за невозможностью сопротивления. Настолько же это становится унизительным и печальным, когда мы встречаем порабощение добровольное? В наши дни арийство даже пятнается беспримерным на историком пути, стадным обожанием иудаизма? — “J’ai vu, — c’est dire tout”, — негодует Вольтер, — “Le jesuite adore” !...” Каково же нынешнее гонение “угнетённому племени”, когда ещё в древнем Риме один вид еврея возбуждал хохот?!...

“Когда еврей начальствует — он всегда жесток. Как правитель, — деспот, как священник — тиран. Проповедь еврея исполнена проклятий. Как воин, он подл и беспощаден; как философ — его спокойствие низость, как купец — его торговля обман!... Семейство для него — грабительская ассоциация. Любовь — одно чувственное наслаждение!...”.¹⁰

“Ни стыда, ни жалости” основной иудейский девиз...

Никакая алхимия не способна добыть золотое поведение из свинцовых инстинктов.

“ С’est une rase a part – incapable de tenir sa parole et de faire acte de justise, a moins que son interet ne l’y oblige”, удостоверяет Ренан, отнюдь не враг евреев.

“Ils sont avant tout intrigants et fourbes. Ils n’ont d’autres ressources que la ruse. Toute leur forse est dans l’art de tromper”, — свидетельствует Лакретель.

“Le fait de consommer sans produire, c’est-a’-dire de vivre aux d’epens d’autrui, constitue le parasitisme. Le meme fait, etablit a l’etat de systeme et s’exercant au moyen de l’accaparement des signes servant a l’echange des richesses, constitue la juiverie”, — говорит Ширак. А если, по меткому определению Тиодиера, “la politique est l’art de d’eguiser son interet particulier en interet general”, то именно такова политика иудейская.

Но это коренное свойство всякой политики, как отхожего промысла, приобретает у сынов Иуды ещё одну неподражаемую и в наивысшей мере им присущую своеобразность. К господству они идут через раболепие. Omnia serviliter pro domination. С другой стороны, свои злодеяния кагал неизменно и, нельзя не признать, “художественно” совершает под контрабандным флагом “высокого и прекрасного”...

Отсюда неизбежен, также sui generis, результат.

Фальсификация идеалов через подлог свободы и спекулирование нами наряду с беспощадным истреблением супостатов — таковы главенствующие явления нашего времени, этой, никогда ещё не виданной раньше, сцены триумфального шествия Израиля.

Гои же не должны отнюдь ничего знать ему неугодного.

Газеты, иерихонские трубы кагала, создают ему репутацию величия беспорочного, а биржа за счёт гоев же оплачивает пресмыкающихся у его ног вожаков “общественного мнения”, равно как сильных мира сего, которые могли бы покуситься на его обуздание. Трудно поверить и, однако, за редкими исключениями, ни в одном библиографическом либо в новом энциклопедическом лексиконе имени Баррюэля не значится, и это, не взирая на факт, что те же лексиконы пестрят, особенно в наше либеральное время, всевозможными иудейскими ничтожествами. А что касается еврейства вообще и, в частности, талмуда, то кроме диффирамбов даже у Ларусса читатель, уж разумеется, ничего не найдёт...

IX. Таковы баррикады, встречаемые на пути исследования еврейского вопроса. Но сказанное относится, да ещё далеко не сполна, лишь к одной области затруднений. Общее же перечисление их увлекло бы нас бесцельно в сторону от существа дела. Необыкновенную сложность проблемы мы достаточно сознаём и помимо этого. Однако, есть ещё точка зрения, весьма немаловажная, а между тем нередко оставляемая без должного внимания. Серьёзность предпринимаемого нами анализа определяется, в частности, фактом, что еврейский вопрос — только частный случай мировой борьбы арийцев с семитами.

Таким образом, нельзя не бросить хотя бы суммарного взгляда на её развитие.