Кирилл Семенович Москаленко. На юго-западном направлении книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   34

корпусные части, как в правофланговом. 87-я стрелковая дивизия под

командованием генерал-майора Ф. Ф. Алябушева находилась в 12 км от границы,

и только ее артиллерийский противотанковый дивизион был расположен в 25 км

от границы. 124-я стрелковая дивизия, которой командовал генерал-майор Ф. Г.

Сущий, дислоцировалась отдельными гарнизонами в десяти населенных пунктах в

10-12 км от границы и на глубину до 40 км. 135-я стрелковая дивизия под

командованием генерал-майора Ф. Н. Смехотворова располагалась с 21 июня 1941

г. в 90 км от границы, где она заменила 62-ю стрелковую дивизию. Управление

корпуса и корпусные части - в 110 км от границы.

22-й механизированный корпус под командованием генерал-майора танковых

войск С. М. Кондрусева в составе 19-й танковой, 215-й моторизованной дивизий

и корпусных частей дислоцировался в 140 км от границы. Кроме того, в районе

Владимир-Волынского находилась его 41-я танковая дивизия.

Когда генерал М. И. Потапов ознакомил меня со всем этим, мы простились,

и я уехал к себе. По пути в лагерь в голову то и дело приходила одна и та же

мысль: что готовит противник? А в том, что он задумал недоброе, уже почти не

оставалось сомнений. Прибыв поздно ночью в лагерь, я прошелся по передней

линейке, заглянул в палатки. Все было спокойно, бойцы спали. Потом зашел в

штаб, в свою комнату, просмотрел план занятий на завтрашний день, продумал,

что еще нужно сделать. Однако тревога \23\ не унималась, и мысли опять

возвращались к нашему разговору с Потаповым. Я испытывал желание с

кем-нибудь поделиться своими мыслями. Но время было позднее, и я лог

отдыхать с тревогой в душе.

В течение месяца с небольшим бригада в основном была сформирована и

теперь представляла собой крепко сколоченный и хорошо управляемый войсковой

организм. Продолжалась усиленная боевая подготовка. Изо дня в день росли

воинское мастерство и физическая закалка бойцов и командиров. Уже были

созданы во всех подразделениях и активно работали под руководством

политотдела партийные и комсомольские организации, сразу же ставшие

застрельщиками повышения боевой выучки, политических знаний и дисциплины.

Многое было достигнуто за этот короткий срок. Бойцы и командиры

убедились в мощности своих орудий и в том, что броня современных немецких

танков в случае их нападения наверняка будет пробиваться нашими снарядами.

Уверенность в этом, появившаяся после того, как орудийные расчеты начали

действовать слаженно, поражая без промаха цели на стрельбищах, имела

исключительно важное значение. Ведь первое условие успеха в бою - вера в

свои силы.

Обрели эту веру и штабы. Они хорошо справились с планированием и

контролем боевой подготовки. Теперь им оставалось столь же успешно

отработать технику управления моторизованными подразделениями, обладающими

высокой подвижностью. Эта задача диктовалась тем, что наши штабные работники

здесь, в бригаде, впервые встретились с полной заменой конной тяги моторами.

Мощное, высокоподвижное огневое противотанковое соединение-такой была

наша бригада. Она имела в своем составе два пушечных артиллерийских полка,

минно-саперный и автотранспортный батальоны и подразделения обслуживания. В

каждом полку было по два дивизиона 76 мм пушек (24 орудия), по три дивизиона

85 мм пушек (36 орудий) и по одному зенитному дивизиону (восемь 37 мм орудий

и 36 пулеметов ДШК). Таким образом, в бригаде было 48 орудий 76 мм, 72

орудия 85 мм, 16 орудий 37 мм и 72 пулемета ДШК. Полностью были мы

обеспечены снарядами, в том числе бронебойными, полученными как раз в тот

день, когда командарм приказал произвести рекогносцировку в районе границы.

Пока я думал обо всем этом, мысленно проверяя боеготовность бригады,

окончилась короткая июньская ночь. Начало светать.

В то утро я выслал три разведывательно-рекогносцировочные группы к

границе - в районе Любомля, Устилуга, Сокаля. Благодаря этому мы к 19 июня

располагали сведениями о том, что вблизи Устилуга и Владимир-Волынского

замечено оживленное \24\ движение по ту сторону Западного Буга. Стало также

известно, что оттуда ведется усиленное наблюдение за нашей стороной, а

немецкие саперы удаляют инженерные заграждения на границе.

У меня не оставалось сомнений в том, что фашисты нападут на нас в один

из ближайших дней. Так я и сказал командующему армией.

Этот наш разговор произошел 20 июня, когда Потапов вновь вызвал меня к

себе в Луцк. Всегда очень корректный, Михаил Иванович на этот раз был так

взволнован, что даже не пригласил сесть. Впрочем, он и сам был на ногах.

Поздоровавшись и продолжая нервно вышагивать по кабинету, он как-то прямо, в

упор, спросил, что я думаю о возможности войны с немцами. Услышав мой ответ,

что за Бугом готовятся к нападению и столкновения нам не избежать, он

перестал ходить, повернулся ко мне и резко сказал:

- Нам действительно нужно быть начеку. Похоже, что фашисты и впрямь не

нынче, так завтра нападут на нас. И не одни мы с тобой так думаем.

Он взял со стола листок, протянул мне. Это было распоряжение

генерал-полковника Кирпоноса, сделанное им, как я узнал впоследствии, по

указанию наркома обороны. В распоряжении отмечалось, что многие командиры

неоправданно увлекаются созданием красивых парков для машин и орудий, в

яркие цвета раскрашивают боевую технику и при этом держат ее на открытых

площадках. Далее предписывалось немедленно вывести всю боевую технику из

открытых мест в леса, рассредоточить и укрыть ее от наблюдения как

наземного, так и особенно с воздуха.

Все эти замечания относились и к 1-й артиллерийской противотанковой

бригаде. Буквально два дня назад мы закончили оборудование точно такого

парка, о каких писал командующий округом. Расчистили дорожки и площадки,

посыпали их желтым песком и даже сделали обрамление из мелких камешков. 18

июня, когда все это было готово, у нас в лагере побывал командарм. А так как

у танкистов, к числу которых и он принадлежал, устройство образцовых парков

боевых машин было традицией, то ему наши старания очень понравились.

Теперь же оказалось, что хвалить нас в этом отношении не за что.

Возвратившись в Киверцы, в лагерь, я собрал командный состав и сообщил

о требовании командующего войсками округа. Тут же определил места

рассредоточения частей и приказал немедленно вывести из парка и

замаскировать в лесу всю боевую технику, а к исходу следующего дня сделать

то же самое с тягачами, автомобилями и другими машинами.

Когда под вечер 21 июня в расположение бригады прибыл генерал Потапов,

этот приказ был уже выполнен. Командарм \25\ ознакомился с рассредоточением

и маскировкой частей, сказал, что доволен.

Наступила ночь на 22 июня. Мне нужно было попасть рано утром в штаб

армии, поэтому я решил заночевать в Луцке. В лагере все уже спали, когда я

уехал. Со мной были мой адъютант старший лейтенант Н. И. Губанов и шофер В.

А. Кекелия. Вскоре мы были в городе, на временной квартире, предоставленной

мне по распоряжению Потапова. Наскоро поужинав, легли спать.

III

Телефонный звонок поднял меня с постели. Схватив трубку, я услышал

взволнованный голос Потапова: фашисты напали на нас, ведут артиллерийский

обстрел войск на границе, бомбят аэродромы и города. Без промедления я

позвонил в лагерь своему заместителю по политической части батальонному

комиссару Н. П. Земцову и приказал объявить боевую тревогу, а сам быстро

оделся и с адъютантом и водителем выскочил во двор, где стояла машина.

Было раннее тихое утро. Едва мы выехали на улицу, как тишину взорвали

частые выстрелы. Мы слышали их до тех пор, пока не выехали из города. Для

нас это были первые выстрелы войны.

Как вскоре выяснилось, огонь вели оуновцы, украинские и польские

националисты, враждебно настроенные против нас, и засланные

немецко-фашистским командованием диверсанты. Тут я, кстати, вспомнил, что

только позавчера на одном хуторе, возле Луцка, в сарае со старым сеном наши

чекисты засекли и оцепили нелегальное сборище 20 оуновцев, деятельность

которых в последнее время оживилась. Видно, тогда их не всех выловили...

Наша машина проскочила город и выехала на шоссейную дорогу. Проезжая

мимо аэродрома, мы увидели, что его бомбят около тридцати немецких

бомбардировщиков. Ни один наш самолет не поднялся в воздух, часть из них

горела на земле. Мы проскочили мимо аэродрома и прибыли в лагерь, к зданию,

где размещался штаб. Я поднялся на второй этаж и забежал в комнату, в

которой жил Н. П. Земцов. Он улыбнулся мне, спросил:

-Что, маневры начались? То-то слышу взрывы и стрельбу, но бригада в них

ведь не принимает участия. Я резко ответил:

- Какие к черту маневры! Война! Немцы напали на нас. Слышишь, бомбят

аэродром?

Я спустился вниз, к машине, подъехал к передней линейке у палаток.

О дальнейшем мне напомнил в 1967 г. в своем письме бывший красноармеец

К. С. Бодаков. "...Я с вами встречал войну,- писал он.-Я ваш солдат тяжелого

41-го года. Служил я радистом в \26\ 1-й противотанковой бригаде...

Располагались мы лагерем в лесу, недалеко от станции или местечка Киверцы.

Вспоминаю вас. 22 июня я был дневальным. Удивился, что ваша "эмка" в

такой ранний час приближалась к расположению нашего дивизиона. Приготовился

доложить, что, конечно, "никаких происшествий не произошло". Вы быстро вышли

из машины и сказали в мою сторону: "Отставить. Где сигналист?" Я указал на

палатку. Вы открыли полог и громко: "Сигналист, тревога!" И ко мне:

"Дневальный, тревога!" И так началось".

Лагерь мгновенно проснулся. Палатки опустели. Личный состав частей и

подразделений быстро занял свои места у орудий и машин. Начальник штаба

майор Крылов и батальонный комиссар Земцов держались возле меня. Мы все

прислушивались к гулу, доносившемуся с запада. Он все усиливался. Вдруг над

поляной, где еще два дня назад был расположен наш ярко разукрашенный парк

орудий, боевых и транспортных машин, появилось свыше сорока юнкерсов.

Снизившись, они сделали круг, затем другой, но ничего не обнаружили и, не

сбросив бомб, удалились в сторону Луцка.

Мы быстро пошли в штаб. Здесь я вскрыл мобилизационный пакет и узнал,

что с началом военных действий бригада должна форсированным маршем

направиться по маршруту Луцк, Радехов, Рава-Русская, Немиров на львовское

направление в район развертывания 6-й армии. Немедленно доложил об этом по

телефону генералу Потапову. Выслушав, он сказал:

- Обстановка на фронте 5-й армии резко обострилась: немецкие войска

форсировали реку Западный Буг в полосе Устилуг, Сокаль и продвигаются на

Владимир-Волынский. Поэтому прошу вас, наконец, требую, выступить на

Владимир-Волынский и совместно с 22-м механизированным корпусом уничтожить

противника, перешедшего границу, и восстановить положение.

Я ответил:

- Бригада является резервом Главнокомандования. Выполнить ваше

требование, противоречащее мобилизационному плану, не могу.

Потапов попросил подождать у телефона, пока он свяжется с Москвой или

Киевом. В этом я не мог ему отказать. Тем более, что бригада еще готовилась

к маршу. Минут через 15-20 командарм позвонил снова.

- Связь с Москвой и Киевом прервана,- сказал он.- Противник ведет

наступление по всему фронту армии. 41-я танковая дивизия подверглась

массированному удару с воздуха и артиллерийскому обстрелу и почти полностью

погибла{3}. Город Владимир-Волынский \27\ с минуты на минуту будет захвачен

врагом.- Голос Потапова с тал тверже, требовательнее.- Учитывая сложившуюся

обстановку, приказываю: бригаде следовать, как я уже ранее сказал, на

Владимир-Волынский и во взаимодействии с 22-м механизированным корпусом

генерал-майора Кондрусева разбить противника, перешедшего границу,

восстановить положение. Границу не переходить. Всю ответственность за

нарушение бригадой задачи, предусмотренной мобилизационным планом, беру на

себя.

Я счел решение генерала Потапова в создавшейся обстановке правильным,

поэтому повторил приказание и, собрав командиров полков я дивизионов,

сообщил им о поставленной командармом задаче. Выступление бригады назначил

на 10 часов.

Сборы, как говорится, были недолги, и в этом тоже сказались высокие

результаты, достигнутые бригадой за несколько недель напряженной учебы.

Назначенное время еще не истекло, а начальник штаба уже доложил о готовности

частей к маршу.

Короткий митинг перед выступлением. В нескольких словах я сказал о

вероломном нападении гитлеровской Германии, о задаче, поставленной нам

командующим 5-й армией. Говорю, с волнением вглядываясь в лица бойцов и

командиров. Разные они. Одни вспыхивают от внезапного гнева, другие

необычайно бледны. В их глазах недоумение, боль. Но есть в каждом взгляде

какое-то общее для всех чувство. Я понимаю его, ибо и сам испытываю то же

самое. Это сознание, что в дом пришла беда, о которой мы думали не раз,

понимая ее неизбежность и в то же время надеясь, что она, \28\ быть может,

минует нас. Теперь эта надежда качалась нам наивной. В мире, где существовал

фашизм, нападение на нас было неминуемым. И вот оно свершилось...

- По машинам!

Команды выполняются четко, быстро. Выходит на марш головная колонна. За

ней устремляются остальные боевые части. Тыловые подразделения догонят нас

на грузовиках с боеприпасами, горючим и продовольствием. А пока они остаются

на месте. Впрочем, и мы ведь еще собираемся вернуться в свой лагерь.

Вернуться, восстановив положение на границе и таким образом выполнив приказ.

Такой представлялась нам предстоящая схватка с вторгшимся врагом, когда

в 10 часов 22 июня 1941 г. мы двинулись ему навстречу, к границе.

IV

Первая встреча с противником состоялась в особенно неблагоприятных для

бригады условиях: он напал на нас с воздуха на марше.

Авиационные удары обрушивались в тот день на войска 5-й армии с самого

рассвета. Фашистские бомбардировщики в течение первых часов после нападения

разрушили многие военные городки и прервали линии проводной связи. Все же к

10-11 часам дня почти все части (я имею в виду первые эшелоны войск

прикрытия границ) были выведены с зимних квартир и лагерей и двигались к

границе, на линию строившихся укрепленных районов, вооружение которых не

было завершено. Немецкая же авиация к этому времени переключилась на

непосредственную поддержку своей пехоты и танков, вторгшихся в глубь

приграничной зоны. Однако часть вражеских бомбардировщиков продолжала

наносить удары по двигавшимся колоннам советских войск.

Одному из таких нападений подверглись и мы. Это произошло сразу же

после того, как бригада миновала Луцк и за ним мост через р. Стырь. Одна за

другой налетали на нас волнами группы по 20-30 бомбардировщиков под

прикрытием истребителей. Оглушительно рвались бомбы, трещали пулеметы,

грохотали пушки.

Густая пелена дыма и пыли окутала шоссе. Нам стало трудно двигаться по

нему. Но и фашистские летчики уже не могли выбирать цели. Это несколько

облегчило наше положение. Главное же, колонны безостановочно шли вперед,

рассредоточившись, на высокой скорости, и именно это спасло бригаду.

На полпути между Луцком и Владимир-Волынским наш передовой отряд догнал

небольшую колонну из нескольких бронемашин с двумя танками. Оказалось, что

мы встретились с командиром 22-го механизированного корпуса и оперативной

группой его штаба. Сразу же познакомились. Я информировал генерал-майора

\29\ С. М. Кондрусева и начальника штаба корпуса генерал-майора В. С.

Тамручи относительно поставленной бригаде задачи.

Кондрусев в свою очередь подтвердил, что им получен приказ нанести удар

по вторгшемуся противнику в районе Владимир-Волынского. Однако тут же

выяснилось, что две из трех дивизий корпуса - 19-я танковая и 215-я

моторизованная - выдвигались из Ровно (140 км от государственной границы) в

район Ковеля и могли прибыть туда лишь к исходу следующего дня. Относительно

третьей споен дивизии-41-и танковой Кондрусев знал лишь то, что утром 22

июня она находилась в месте расквартирования - на западной окраине

Владимир-Волынского. Теперь мы продолжали путь вместе. Я сел с Кондрусевым в

танк.

До Владимир-Волынского было уже недалеко, когда мы услышали частые

орудийные выстрелы. Они раздавались где-то впереди. Мы вышли из тапка и

взобрались на небольшую высотку возле шоссе, откуда и увидели, что нам

навстречу, справа и слева от шоссе, двигалось в боевых и предбоевых порядках

много танков и мотопехоты. Авангард бригады, находившийся несколько впереди

нас, вел по ним огонь.

- Прошу вас немедленно прекратить стрельбу,- встревоженно обратился ко

мне генерал-майор Кондрусев.- Быть может, это отходит под натиском

противника наша 41-я танковая...

Расстояние между нами и идущими навстречу танками составляло примерно

полтора километра, и в бинокль мне были хорошо видны кресты на их бортах. Я

молча передал бинокль Кондрусеву.

Нет, не отступающая 41-я танковая дивизия была перед нами. Как

выяснилось впоследствии, здесь мы впервые встретились с частями

немецко-фашистской 6-й армии, в дальнейшем разгромленной под Сталинградом. В

то время, о котором я пишу, ею командовал генерал-фельдмаршал фон Рейхенау.

Эта армия считалась одной из лучших в вермахте. Ее называли победительницей

столиц. Она первой вошла в Брюссель, ее солдаты и офицеры маршировали по

бульварам Парижа в июне 1940 г. Ныне они вторглись в пределы Советского

Союза, не сомневаясь, что и здесь их ожидают легкие победы и еще более

громкая слава.

Вместе с 6-й армией против нас действовали также части 1-й танковой

группы генерал-полковника фон Клейста. Он был известен по прорыву линии

Мажино у Седана в мае 1940 г. и выходу немецких танковых дивизий к побережью

Ла-Манша. Это сыграло тогда решающую роль в разгроме французской армии и

английского экспедиционного корпуса. Весной 1941 г. Клейст командовал

армией, участвовавшей в нападении на Югославию.

Теперь 6-я армия и 1-я танковая группа составляли основные силы группы

армий "Юг" (в нее входила также 17-я немецкая армия), развернутые от Влодавы

до Крыстынополя, т. е. против 5-й армии и правого фланга нашей 6-й армии.

Группировка немцев состояла из пяти танковых, четырех моторизованных и

двенадцати \30\ пехотных дивизий{4}. В первый день в наступление было

брошено 13-14 дивизий в направлении Владимир-Волынский, Луцк, Ровно, Киев

против четырех стрелковых и одной танковой дивизии первого эшелона 5-й

армии. Наступление поддерживала авиация 4-го воздушного флота, которым

командовал генерал Лер.

Таким образом, противник создал здесь более чем трехкратное численное

превосходство, а на направлении главного удара и того больше. Но, несмотря

на абсолютное превосходство в силах, ему с трудом удалось преодолеть

приграничные укрепления на левом фланге и в центре 5-й армии. К исходу дня

он продвинулся на 15- 25 км в глубь советской территории.

Обо всем этом, а также о том, что непосредственно перед нами были части

13-й, 14-й танковых и 298-й пехотной дивизий, я узнал после боя, когда на

наш КП доставили первых пленных. В минуту же, о которой идет речь, было ясно

одно: мы стояли лицом к лицу с противником, и впереди уже горело несколько

вражеских танков, подожженных артиллеристами из нашего авангарда. Не медля

ни секунды, я приказал главным силам бригады развернуться на рубеже

Владимировича - Подгайцы - Микуличи и встретить противника огнем прямой

наводки.

Условия вступления в бой были для нас весьма и весьма неблагоприятны.

Прежде всего, это был встречный бой артиллерийских частей, находившихся на

марше, против превосходящих и к тому же комбинированных сил противника.