Так начиналась война

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   35   36   37   38   39   40   41   42   ...   47


Все оживились. Чувствовалось, что главком своим неукротимым оптимизмом и убежденностью зажег товарищей и мысль о крупной наступательной операции увлекла их.


Маршал объявил, что ответственность за непосредственную подготовку и проведение операции он возлагает на командование Южного фронта.


На совещании были обсуждены и вопросы партийно-политической работы. Необходимо разъяснить каждому бойцу и командиру, что фашисты уже не те, что были в июне. Они к наступающей зиме оказались неподготовленными. Гитлер обещал им еще до осенних холодов закончить кампанию в России. А на деле вышла осечка. Моральный дух гитлеровской армии подорван. Она понесла огромные потери. В оккупированных районах под ногами захватчиков горит земля. Это вовсе не значит, что у врага мало сил. Нет, он еще обладает большой мощью. И мы не можем обещать нашим людям легкой победы. Бои предстоят тяжелые. Фашисты будут и дальше упорно драться, но не потому, что уверены в победе – этой уверенности у них уже нет, – а потому, что им придется теперь думать о спасении своей шкуры. Но у нашего народа и его армии неисчислимые силы, в конце концов враг будет разгромлен.


На аэродроме нас уже ожидал Фалалеев, выехавший сюда раньше. Он доложил главкому, что воздушная обстановка благоприятная.


– Тогда даешь Воронеж! – пошутил маршал и зашагал к самолету. Видно было, что он в отличном настроении.


Вечерние сумерки словно ждали, когда наш самолет благополучно приземлится на воронежском аэродроме, чтобы сразу же опуститься на сырую, насквозь пропитавшуюся осенней влагой землю. По затемненным улицам Воронежа, где теперь размещался командный пункт Юго-Западного фронта, наши машины шли с погашенными фарами.


Вот и наш дом. Выглядит он вымершим – в окнах ни огонька: заботы нашего коменданта о светомаскировке не пропали даром. Но перешагнул порог – и сразу окунулся в бурлящую жизнь. Над огромными, как простыни, топографическими картами колдовали операторы; офицеры-направленцы готовили распоряжения для передачи по телеграфу; до хрипоты кричали в телефонные трубки их помощники, добывая из армий последние данные обстановки. Штаб работал в своем обычном фронтовом ритме.


Ночь прошла относительно спокойно, а утром началось…


В 9 часов из штаба Южного фронта сообщили: вражеские войска перешли в наступление. Как и ожидалось, бронированная армада генерала Клейста двинулась на 9-ю армию, прикрывавшую дальние подступы к Ростову с северо-запада. Нетрудно было догадаться, что Клейст спешил, чтобы мы не успели воспользоваться сведениями, добытыми у захваченного нашей разведкой немецкого штабного офицера.


Сообщение встревожило главкома и всех нас в штабе фронта. Ненасытное пламя разгоревшихся боев могло поглотить наши резервы, которые мы с таким трудом накапливали для намечавшейся операции. Теперь все зависело от 9-й армии: сумеет ли она устоять под вражеским натиском? А мы никак не могли выяснить, что происходит в ее полосе. Генерал Черевиченко тоже не мог связаться со штабом Харитонова. Лишь в полдень командующий фронтом донес, что атаки противника в полосах 12-й и 18-й армий успешно отбиты, но в 9-й армии создалось очень тяжелое положение. Свой главный удар Клейст обрушил на ее правофланговые дивизии в общем направлении на Лихую и Каменск. Пока там выявлены две танковые и одна моторизованная дивизии немцев, но авиация отмечает выдвижение из тыла новых колонн танков и автомашин с пехотой. (Позднее выяснилось, что главный удар наносили 14-я и 16-я танковые, 60-я моторизованная дивизии и дивизия СС «Викинг»).


Натиск оказался настолько мощным, что наши войска были вынуждены с боями отходить. Судя по донесению Черевиченко, правофланговая 136-я стрелковая дивизия 9-й армии отошла в расположение 18-й армии и закрепилась в районе Дьяково, где у нас был подготовлен мощный противотанковый район. Части 30-й стрелковой дивизии отходят на Болдыреве. Из этого следовало, что между этими двумя соединениями образовалась 30-километровая брешь. 150-я стрелковая дивизия, оборонявшаяся левее 30-й дивизии, отходила с боями на Новошахтинск, а 339-я стрелковая дивизия – на Шахты и Новочеркасск. Даже не зная подробностей, можно было понять, что положение 9-й армии становится угрожающим.


Быстро проанализировав обстановку, главком не согласился с выводом Черевиченко, что армия Клейста якобы рвется на Каменск. Маршал пришел к выводу (вскоре он подтвердился), что, скорее всего, Клейст двинется на Шахты, в обход Ростова с севера.


Тимошенко спросил у Бодина, чем можно помочь 9-й и 18-й армиям. Начальник штаба фронта ответил, что в распоряжение командующего 18-й армией генерала Колпакчи подходит 99‑я стрелковая дивизия, а Харитонову можно передать кавалерийский корпус И. И. Хоруна.


– Но ведь дивизии того корпуса только начали доукомплектовываться?


– А что делать? Пусть корпус Хоруна хоть немного подкрепит войска девятой армии, а тем временем в Новошахтинск подойдет сто сорок вторая танковая бригада.


– Этого мало, – возразил главком. – Клейст бросил на армию Харитонова огромные танковые силы. Нужно сконцентрировать против них большую часть всей нашей бомбардировочной и штурмовой авиации.


– Да, это само собой разумеется, – охотно согласился Бодин.


Наметив общий план дальнейших действий, главком спросил Черевиченко:


– Что вы думаете предпринять? Используете ли авиацию? Где Фалалеев, который выехал к вам?


– Фалалеев рядом со мной, – последовал ответ. – Вся авиация нацелена против вклинившихся танковых группировок. Войскам Харитонова приказано любой ценой закрепиться на рубеже Дьяково, Бирюково, Новошахтинск, Грушевская.


На указание главкома активнее использовать танковые бригады и кавкорпус Хоруна для осуществления контратак Черевиченко ответил, что он уже отдал такой приказ генералу Хоруну, передав в его распоряжение резервный артиллерийский противотанковый полк.


Главком заверил командующего фронтом: события убедительно свидетельствуют, что мы правильно разгадали замысел Клейста и потому нет основания опасаться его ударов на север и северо-восток.


В эти трудные, полные тревоги для войск Южного фронта дни, когда все, казалось, висело на волоске, маршал Тимошенко с присущим ему упорством не отказывался от мысли о наступлении. Он решительно потребовал от Черевиченко не ослаблять внимания к созданию ударной группировки войск в стыке 9-й и 18-й армий. Таков уж характер нашего главкома: если он принимал решение, то прилагал все силы, чтобы его осуществить.


Черевиченко не разделял оптимизма Семена Константиновича. Он сказал, что, хотя за положение 12-й и 18-й армий совершенно спокоен, тем не менее считает необходимым отвести их на некоторых участках. Это позволит сократить фронт и вывести в резерв две-три стрелковые дивизии, которые помогут Харитонову выправить положение. В возможности создать в такой обстановке ударную группировку для наступления Черевиченко сомневался. Он напомнил маршалу, что в новых четырех стрелковых дивизиях пока что нет ни артиллерии, ни пулеметов, не хватает даже винтовок.


Главком обнадежил его: Ставка поможет да и Юго-Западный фронт поделится.


Одним словом, маршал дал понять, что никакие события на фронте не заставят его отступиться от задуманного. В доказательство тому он здесь же потребовал дать ему на подпись приказ о формировании 37-й армии пока в составе 4, 176, 218 и 253-й стрелковых дивизий. До этого новая армия существовала только в нашем воображении. Теперь ее рождение было официально утверждено.


Однако и после переговоров с командующим Южным фронтом ни Бодина, ни меня не покидала тревога за судьбу 9-й армии. Лишь маршал Тимошенко, во всяком случае внешне, оставался спокойным и уверенным.


Между тем события на Южном фронте встревожили Москву. Маршал Шапошников вызвал главкома к аппарату и успокоился лишь после того, как С. К. Тимошенко заверил, что никакой катастрофы не произошло: армия Харитонова сражается с огромным упорством и в ее войсках поддерживается твердый порядок.


И я снова убедился, насколько важны в сражении точный расчет и железная выдержка военачальника.


Утром 6 ноября с Южного фронта вернулся наш штабной офицер. Он подробно рассказал, что происходило в армии Харитонова.


Фашисты начали наступление на рассвете 5 ноября. Они нанесли мощные авиационные и артиллерийские удары по расположению наших 136, 30 и 150-й стрелковых дивизий. Поднялись в небо смерчи из огня и дыма. Генерал Клейст, по-видимому, решил, что в этом аду ничто не сможет уцелеть, и поэтому двинул вперед свои танки и мотопехоту, даже не проведя разведку. Вражеские стальные колонны заняли не только все дороги, но и промежутки между ними. Казалось, их ничто уже не остановит. Но как только они приблизились к позициям 136-й стрелковой дивизии, перепаханные снарядами и бомбами окопы ожили: винтовочные выстрелы сливались в залпы, длинные пулеметные очереди косили вражескую пехоту. Дружно ударили минометы и орудия. А с фланга ринулись советские танки. Враг откатился. Снова его артиллерия и авиация совершили ожесточенный налет на наши позиции. И снова двинулись фашистские танки и мотопехота. Результат тот же – противник отступил. Только перед позициями 136-й стрелковой дивизии подполковника Е. И. Василенко насчитали 29 обгоревших фашистских танков. 11 вражеских боевых машин уничтожили танкисты 132-й танковой бригады генерал-майора Г. И. Кузьмина.


Однако к 15 часам семидесяти фашистским танкам удалось все же вклиниться в оборону 136-й стрелковой дивизии. Это вынудило подполковника Василенко отвести свой левофланговый полк на северо-восток, в сторону Дьяково. Правый фланг соседней 30-й стрелковой дивизии оголился, и фашистские танки прорвались к ее штабу. Командир дивизии генерал-майор М. Д. Гончаров умело организовал им отпор и вывел свой штаб из-под удара. Однако ликвидировать прорыв у него не было сил.


Сражавшиеся левее части 150-й стрелковой дивизии генерал-майора Д. Г. Егорова отбили атаки фашистских войск почти на всем фронте. Но на правом фланге не устояли против танков конники 66-й кавалерийской дивизии. Фашистские колонны ринулись на Новошахтинск. Навстречу им устремились батальоны 2-й танковой бригады под командой майора Г. Я. Кузнецова. Завязался ожесточенный танковый бой. Нервы гитлеровцев не выдержали: они повернули назад.


Если бы не прорыв крупной танковой группировки противника на стыке 30-й и 136-й стрелковых дивизий, можно было бы считать итоги первого дня сражения вполне удовлетворительными. Но брешь восточнее Дьяково вызывала тревогу. Черевиченко выдвинул туда из своего резерва 99-ю стрелковую дивизию и 142-ю танковую бригаду. Но достаточны ли эти меры?


6 ноября нас огорошил Фалалеев: его летчики доложили, что в 30 километрах северо-западнее города Новошахтинска вся местность забита моторизованными и танковыми колоннами. Одних танков летчики насчитали полтысячи! И это против нескольких десятков танков, имевшихся в 9-й армии…


Опасаясь, что под таким напором войска Харитонова не устоят, Черевиченко готов был ввести в бой все резервы, которые готовились для наступления. Начал он с того, что попросил главкома разрешить ему передать из резерва в 9-ю армию две стрелковые дивизии.


– Не спешите, – ответил маршал и приказал 253-ю стрелковую дивизию держать пока в резерве, а 51-ю стрелковую включить в состав формирующейся 37-й армии.


С. К. Тимошенко опять проявил выдержку, достойную выдающегося полководца. Начальнику Генерального штаба, внимательно следившему за событиями в полосе 9-й армии, он сказал, что данные авиаразведки еще надо уточнить, а для поддержки Черевиченко он выделит не менее половины всей авиации Юго-Западного фронта.


Москва интересовалась, чем еще можно помочь Южному фронту. С этим вопросом генерал Василевский обратился к Бодину. Тот ответил, что с уходом от нас кавалерийского корпуса Белова наши подвижные резервы резко сократились, а для создания их требуется вооружение и техника, поэтому Генштаб должен поскорее выделить нам обещанное. Бодин к прежним цифрам прибавил еще 150 танков Т-34 и 5 тысяч винтовок.


Ответ последовал совеем не тот, на который надеялся наш начальник штаба:


«Рассчитывать на помощь центра нельзя. Не забывайте о событиях под Москвой. Сейчас все оружие поставляется резервным армиям, которым в дальнейшем суждено сыграть решающую роль. Я от себя и от имени командования Генерального штаба прошу принять все возможные меры, чтобы остановить противника. Надеюсь, что в авиации мы вам поможем».


Погрустневший Бодин заверил Василевского, что войска Юго-Западного направления, конечно, остановят противника, но дополнительное вооружение облегчило бы им выполнение задачи.


6 ноября 136-я стрелковая дивизия и 132-я танковая бригада были отсечены противником от остальных сил 9-й армии и отошли в район Дьяково. Части 30-й стрелковой дивизии, которым танки Клейста зашли в тыл, отступали на северо-восток, за реку Кундрючья. Командир 150-й стрелковой дивизии, оборонявшейся левее, решил помочь соседу. Но едва он успел развернуть полки, как крупная танковая группировка немцев появилась у них в тылу. Части вынуждены были прекратить контратаку, развернуться на 180 градусов и вступить в бой с вражескими танками.


В это время батальоны 2-й танковой бригады, блестяще громившие фашистов накануне, продвигались в тыл вражеской группировки, наседавшей на 136-ю стрелковую дивизию. Но, узнав, что прорыв Клейста заставил наши соединения отходить, командир бригады вынужден был повернуть на соединение с главными силами 9-й армии, чтобы прикрыть их отход. Это была тяжелая задача: по существу, танкисты 2-й бригады приняли на себя главный удар вражеской группировки, рвавшейся к Новошахтинску.


В заботах и тревоге встречали мы 24-ю годовщину Великого Октября. Военный совет Юго-Западного направления подписал вечером 6 ноября обращение к войскам обоих фронтов, в котором выражалась убежденность в полном и неизбежном уничтожении гитлеризма.


С особым нетерпением ожидали мы предпраздничный голос Москвы. Как много он значил для нас тогда! В каждом отделе штаба раздобыли приемники и настроили их на московскую волну. Когда из динамика послышался знакомый глуховатый голос, все замерли, боясь пропустить хоть единое слово.


Сталин и на этот раз самые сложные явления объяснял четко и до предела доходчиво. Он рассказал о тяжелых жертвах, которые понесла страна за четыре месяца войны, о временных военных неудачах Красной Армии. Но эти четыре месяца показали, что план «молниеносной» войны фашистской Германии против СССР окончательно провалился.


Удивительное дело: создавалось впечатление, будто партия и правительство, от имени которых выступал Верховный Главнокомандующий, прочитали волновавшие нас мысли и постарались ответить на них. Чувствовалось, что они прекрасно осведомлены о всех трудностях, которые испытываем мы, и говорят о них народу со всей прямолинейностью. Суровы и спокойны были слова: «Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР. Что ж, если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат».


Выступление Верховного Главнокомандующего влило в наши души добрый заряд бодрости.


В этот вечер в оперативном отделе царило особое оживление. Глебов, Чумаков и Яковлев стали полковниками, Погребенко, Савчук и Соболев – подполковниками, а Липис, Саракуца и Чиж – майорами. Пять офицеров были награждены орденами. Я поздравил отличившихся и пожелал им новых успехов. К сожалению, на товарищеский ужин времени не было – каждого ждало спешное дело.


Утром 7 ноября одновременно с парадом в Москве торжественно прошел парад и у нас, в Воронеже. Принимал его маршал Тимошенко. Глядя на одетых в новые шинели, хорошо вооруженных бойцов и командиров только что сформированной стрелковой дивизии, четко печатавших шаг перед трибуной, главком удовлетворенно улыбался: вчерашние рабочие, колхозники и интеллигенты выглядели настоящими бойцами.


В день Октябрьского праздника сражение в полосе Южного фронта достигло кульминации. Фашисты атаковали со все возрастающей настойчивостью, вводя новые резервы. Однако сломить сопротивление войск Южного фронта им не удавалось. Выступления Сталина на торжественном заседании Моссовета и на Красной площади вызвали огромное воодушевление. В этот день войска с особым упорством контратаковали противника.


Повсюду состоялись летучие митинги, короткие собрания. Даже в тех дивизиях и частях, которые непосредственно участвовали в боях, ухитрялись выкроить для этого десяток минут между очередными вражескими атаками. В сражающиеся войска выехали многие руководящие политработники Южного фронта, в том числе Л. И. Брежнев, Я. А. Доронин, И. И. Жуков, Л. И. Корниец, К. В. Крайнюков, П. В. Рябчий и другие.


На митингах и собраниях царило приподнятое настроение.


Готовясь к наступлению, Военный совет рассмотрел вопрос о максимальной мобилизации на нужды фронта всех материально-технических ресурсов на территории, занимаемой нашими войсками. При участии ЦК партии Украины и правительства республики при военных советах фронтов и армий были созданы оперативные группы из видных партийных и государственных деятелей.


На каждом фронте приступили к работе по три таких группы: по промышленности, по транспорту и связи, по снабжению и заготовкам. Руководителями их были назначены заместители Председателя Совета Народных Комиссаров Украины, а общее руководство осуществляли М. С. Гречуха и Д. С. Коротченко. На оперативные группы возлагались организация дополнительного (местного) производства боеприпасов, ремонта вооружения и боевой техники, обозно-вещевого имущества, а также заготовка продовольствия. Группами при военных советах армий руководили народные комиссары, ответственные работники ЦК КП(б)У, секретари обкомов партии и председатели облисполкомов УССР.


Вечером 7 ноября, оценивая обстановку, маршал Тимошенко пришел к выводу, что наступление армии Клейста слабеет, враг выдыхается и надо ждать перелома в ходе сражения.


Вскоре этот прогноз оправдался: войска Клейста резко ослабили натиск, и положение соединений 9-й армии заметно упрочилось. Отступив за реку Кундрючья и к городу Новошахтинску, они прочно закрепились и уверенно отбивали вражеские атаки. Гитлеровцы пытались продвигаться, но уже вяло и неуверенно. Так обычно бывает в тех случаях, когда войска потеряли веру в успех, а сверху все еще продолжают поступать приказы о наступлении. Впервые за четыре месяца войны танковая армада Клейста забуксовала. Незначительное продвижение своих дивизий гитлеровский генерал оплатил потерей 113 танков, 273 автомашин, 23 орудий и новыми тысячами могил своих солдат, нашедших бесславный конец в степях Донбасса.


Между тем до нас дошла весть, что к двум имеющимся у нас фронтам Ставка решила передать еще и Брянский. Она нас не радовала. Наш штаб был перегружен руководством войсками двух фронтов. А теперь еще и третий. Линия боевых действий протянется от Азовского моря до Ефремова, что находится всего в трехстах километрах от Москвы. Как потом выяснилось, решение о передаче Брянского фронта в подчинение главкома Юго-Западного направления было принято Ставкой еще 4 ноября. Но, видимо, возобновившееся с новой силой наступление фашистских войск вынудило Москву повременить с осуществлением решения. Даже 8 ноября никаких официальных распоряжений по этому вопросу мы еще не получили.


В этот день наш штаб впервые после долгого перерыва установил связь со штабом Брянского фронта, вышедшего из окружения. Переговоры вели начальник штаба Брянского фронта генерал-майор Г. Ф. Захаров и генерал Бодин. На вопрос Павла Ивановича о командующем и о состоянии войск Захаров ответил:


– Товарищ Еременко месяц тому назад ранен и сейчас находится в Куйбышеве. Все наши армии из окружения вышли. Последней пробилась третья армия Крейзера. Сейчас мы восстанавливаем ее боеспособность и бросим в наступление в направлении Плавск, Тула, и частью сил пятидесятой армии ударим из района Тулы на Щекино. Тринадцатая армия обороняется севернее города Тим до Верховья…


В заключение Захаров рассказал, что делается на остальных участках фронта и под Москвой, охарактеризовал войска противника. Он весьма оптимистично глядел в будущее. Сообщая о наступлении фашистских войск на Узловую, заявил, что они пытаются обойти Тулу, но их план сорван 50-й армией.


Заботясь об установлении более тесного взаимодействия между войсками Брянского и Юго-Западного фронта, Захаров попросил выбросить из района города Тим усиленный отряд из 40-й армии для установления прочной связи со 2-й гвардейской стрелковой дивизией 13-й армии.


Бодин понял, что выполнить эту просьбу необходимо, поскольку только таким путем можно было прикрыть разрыв, образовавшийся на стыке двух фронтов. Однако без одобрения главкома он не решился дать такое обещание Захарову и, попросив его подождать у аппарата, позвонил по внутренней связи маршалу.


Тимошенко одобрил выделение отряда для обеспечения стыка с Брянским фронтом, но одновременно потребовал установления более регулярного и тесного контакта между фронтами, предложил обменяться офицерами связи. Захаров охотно согласился. Так после почти месячного перерыва были наконец восстановлены постоянная связь и взаимодействие с Брянским фронтом, что весьма укрепило положение левого крыла войск, сражавшихся на московском направлении.


Я уже говорил, что мы совсем было уверились в том, что наступление 1-й танковой армии противника потерпело крах и Клейсту волей-неволей придется прекратить бесполезные атаки. Но тут генерал Фалалеев опять заставил нас насторожиться. Он прислал донесение, что его летчики насчитали в районе Дьяково и восточное, то есть против правофланговых соединений 9-й армии, более 1200 танков и автомашин.


Когда Бодин доложил об этом Тимошенко, тот долго чертыхался.