Собрание сочинений 20 печатается по постановлению центрального комитета
| Вид материала | Документы |
- Собрание сочинений печатается по постановлению центрального комитета, 9350.37kb.
- Собрание сочинений 46 печатается по постановлению центрального комитета, 8847.63kb.
- Собрание сочинений 21 печатается по постановлению центрального комитета, 8762.76kb.
- Собрание сочинений 24 печатается по постановлению центрального комитета, 7398.21kb.
- Собрание сочинений 27 печатается по постановлению центрального комитета, 8732.82kb.
- Собрание сочинений 30 печатается по постановлению центрального комитета, 7741.76kb.
- Собрание сочинений 53 печатается по постановлению центрального комитета, 6693.92kb.
- Собрание сочинений 54 печатается по постановлению центрального комитета, 11071.68kb.
- Собрание сочинений 52 печатается по постановлению центрального комитета, 6883.99kb.
- Собрание сочинений 35 печатается по постановлению центрального комитета, 7196.83kb.
18 (31) октября 1911 г. газеты «Социал-Демократ»
364
ИЗ ЛАГЕРЯ СТОЛЫПИНСКОЙ «РАБОЧЕЙ» ПАРТИИ
Номера 6, 7 и 8 «Нашей Зари» посвящены, главным образом, избирательной кампании и избирательной платформе. Сущность взглядов ликвидаторов прикрывается, в статьях на эту тему, необыкновенным количеством непомерно пухлых, вымученных, высокопарных фраз о «боевой мобилизации пролетариата», о «широкой и открытой мобилизации масс», о «массовых политических организациях самодеятельных рабочих», о «самоуправляющихся коллективах», «самосознательных рабочих» и т. д., и т. п. Юрий Чацкий договорился даже до того, что платформу надо не только «продумать», но и «прочувствовать»... Фразы эти, приводящие, наверное, в восторг гимназистов и гимназисток, оглушают читателя и «напускают туману», в котором нетрудно уже провезти контрабанду.
Вот, например, г. Юрий Чацкий воспевает значение платформы и важность единой платформы. «Крупнейшее значение, — пишет он, — мы придаем санкции (платформы) думской с.-д. фракции, при том, однако, непременном условии, что последняя не пойдет по линии наименьшего сопротивления, санкционировав платформу, навязанную ей заграничными кружками».
Так и напечатано. И это не черносотенный орган, натравляющий на «жида» и на эмигранта, а «социал-демократический»! Как низко должны были пасть эти господа, чтобы, вместо разъяснения принципиальной
ИЗ ЛАГЕРЯ СТОЛЫПИНСКОЙ «РАБОЧЕЙ» ПАРТИИ 365
разницы их платформы и платформы «заграничных кружков», кричать против заграницы!
Юрий Чацкий так неловок при этом, что выбалтывает, от имени какого кружка ведет он свою ликвидаторскую линию: «элементом возможной централизации, — пишет он, — является группа с.-д. (??) работников, тесно связанных с открытым рабочим движением (через «Нашу Зарю», а?) и приобретающих все большую устойчивость»... (и все больший либеральный облик)... «мы имеем в виду в особенности Петербург»...
Прямо бы надо говорить, господа! Недостойно и неумно играть в прятки: «элементом централизации», попросту центром (ликвидаторства) вы считаете — и законно — группку сотрудников петербургской «Нашей Зари». Шила в мешке не утаишь.
Л. Мартов пытается утаить шило, пересказывая легальные положения с.-д. программы как основы избирательной платформы. Он говорит при этом хорошие слова, что не надо ни от чего «отказываться», ничего «урезывать». Это на стр. 48 № 7—8. А на стр. 54-ой, в заключительном абзаце статьи, читаем:
«Вся избирательная кампания должна нами (? «Нашей Зарей» и «Делом Жизни», очевидно) вестись под знаменем (sic! ) борьбы пролетариата за свободу своего политического самоопределения, борьбы за право иметь свою классовую партию и свободно развивать свою деятельность, за участие в политической жизни в качестве самостоятельной организованной силы. Этому принципу должны быть подчинены как содержание избирательной агитации, так и методы избирательной тактики и организационной предвыборной работы».
Великолепное изложение либеральной рабочей платформы! Рабочий социал-демократ «ведет кампанию под знаменем» борьбы за свободу всего народа, за демократическую республику. Рабочий либерал борется «за право иметь свою классовую (в брентановском, социал-либеральном смысле) партию». Подчинять такому принципу, это и значит изменять делу демократии. И либеральные буржуа и ловкие дельцы правительства только
-
так! Ред.366 В. И. ЛЕНИН
того и хотят, чтобы рабочие боролись за свободу «своего политического самоопределения», а не за свободу всей страны — Мартов дал пересказ формулы Левицкого: «не гегемония, а классовая партия»! Мартов дал лозунг чистейшего «неоэкономизма». «Экономисты» говорили: рабочим экономическая, либералам политическая борьба. «Неоэкономисты», ликвидаторы, говорят: все содержание избирательной агитации подчинить принципу; борьба рабочих за право иметь свою классовую партию.
Сознает ли Мартов смысл своих слов? Сознает ли он, что они означают отречение пролетариата от революции: «господа либералы, в 1905 году мы против вас поднимали на революцию массы вообще, крестьян в частности, мы боролись за свободу народа вопреки либеральным потугам остановить дело при полусвободе; отныне мы не будем «увлекаться» и будем бороться за свободу своей классовой партии». Ничего иного «веховские», контрреволюционные либералы (ср. писания Изгоева в особенности) и не требуют от рабочих. Права рабочих иметь свою классовую партию либералы не отрицают. Они отрицают «право» пролетариата, единственного до конца революционного класса, поднимать низы на борьбу вопреки либералам и даже против либералов.
Посулив не «отказываться» и «не урезывать», Мартов именно так урезал с.-д. платформу, чтобы она вполне удовлетворяла Ларина, Потресова, Прокоповича, Изгоева.
Посмотрите, как Мартов критикует тактическую резолюцию партии (декабря 1908 года). «Неудачная формула», — говорит он о «шаге цо пути превращения в буржуазную монархию», — ибо «в ней исчезает реальность сделанного назад шага к разделу власти между носителями абсолютизма и землевладельческим дворянством», «в ней отсутствует момент решительного столкновения классов» — очевидно, буржуа либералов с крепостниками! О том, что либеральные буржуа в 1905—1907 годах убоялись «решительного столкновения» с феодалами, предпочитая «решительно столкнуться» с рабочими и крестьянами, Мартов забывает
ИЗ ЛАГЕРЯ СТОЛЫПИНСКОЙ «РАБОЧЕЙ» ПАРТИИ 367
(как забывают об этом либералы, обвиняющие рабочих в «эксцессах»). Мартов видит «шаг назад» самодержавия к крепостникам (в резолюции партии точно указан этот шаг: «сохранить за крепостниками их власть и их доходы»). Но Мартов не видит «шага назад», сделанного либеральными буржуа от демократии к «порядку», к монархии, к сближению с помещиками. Мартов не видит связи «шага по пути» к буржуазной монархии с контрреволюционностью, с веховством либеральной буржуазии. Не видит потому, что он сам «веховец — среди марксистов». По-либеральному мечтая о «решительном столкновении» либеральных буржуа с крепостниками, он выбрасывает за борт историческую реальность революционного столкновения рабочих и крестьян с крепостниками, несмотря на колебания либералов, несмотря даже на переход их в партию порядка.
Итог и здесь все тот же: резолюцию партии Мартов отвергает с точки зрения либеральной рабочей политики, не противопоставляя, к сожалению, никакой своей тактической резолюции (хотя необходимость базировать тактику на оценке «исторического смысла третьеиюньского периода» Мартов вынужден признать!).
Вполне понятно поэтому, что Мартов пишет: «... стремлением рабочей партии должно быть... побудить имущие классы сделать тот или иной шаг в сторону демократизации законодательства и расширения конституционных гарантий...». Всякий либерал считает вполне законным стремление рабочих «побудить имущие классы» к тем или иным шагам — условие либерала: чтобы рабочие не смели побуждать неимущих к «шагам», не нравящимся либералам. Вся политика английских либералов, так глубоко развративших английских рабочих, сводится к тому, чтобы предоставлять рабочим «побуждать имущие классы» и не позволять рабочим отвоевывать себе гегемонию в общенародном движении.
Вполне понятна также ненависть Чацкого, Мартова, Дана к «левоблокистской» тактике. Под ней они понимают не «левый блок» на выборах, а общую тактику, установленную Лондонским съездом: вырывать
368 В. И. ЛЕНИН
крестьян (и мелких буржуа вообще) из-под влияния кадетов; заставлять народнические группы делать выбор между к.-д. и с.-д. Отказ от этой тактики есть отречение от демократии: не видеть этого теперь, после «столыпинского периода», после подвигов «столыпинского либерализма к.-д.» (лондонский лозунг Милюкова: «оппозиция его величества»!142), после «Вех» могут только столыпинские социал-демократы.
Не нужно делать себе иллюзий: избирательных платформ у нас две, — это факт. От него нельзя отговориться фразой, сетованиями, пожеланиями. Одна — изложенная выше, основанная на решениях партии. Другая — потресовско-ларинская, развитая и дополненная Левицким, Юрием Чацким и К и подмалеванная Мартовым. Эта последняя, якобы социал-демократическая, платформа есть на деле платформа либеральной рабочей политики.
Кто не понял разницы, непримиримой разницы этих двух платформ рабочей политики, тот не может сознательно вести избирательную кампанию. Того ждут на каждом шагу разочарования, «недоразумения», комические или трагические ошибки.
«Социал-Демократ» № 24, Печатается по тексту
18 (31) октября 1911 г. газеты «Социал-Демократ»
369
ИТОГ
Полемика Витте и Гучкова усердно подхвачена и «Речью» и «Русскими Ведомостями» в целях выборной агитации. Характер полемики виден ясно из следующей тирады «Речи»:
«Как часто гг. октябристы под предводительством Гучкова, в угоду начальству, оказывались коллегами единомышленников г. Дурново! Как часто, обращенные взорами к начальству, они оказывались спиной к общественному мнению!».
Это говорится по поводу того, что Витте в октябре — ноябре 1905 г. совещался о составлении министерства с гг. Урусовым, Трубецким, Гучковым, М. Стаховичем, причем последние трое решительно не соглашались на кандидатуру Дурново в министры внутренних дел.
Упрекая октябристов, гг. кадеты обнаруживают, однако, удивительную забывчивость по отношению к своему собственному прошлому. «Октябристы оказывались коллегами единомышленников Дурново». Это справедливо. И это доказывает, несомненно, что о демократизме октябристов смешно было бы говорить. Но октябристы не претендуют на демократизм. А кадеты называют себя «конституционными демократами». Но разве эти «демократы», например, в лице Урусова, который защищал кандидатуру Дурново на совещаниях с Витте, не оказывались «коллегами единомышленников Дурново»? Разве в обеих первых Думах кадеты, как партия, не оказывались «обращенными взорами к начальству и спиной к общественному мнению»?
370 В. И. ЛЕНИН
Нельзя же забывать или извращать общеизвестные факты. Припомните историю с местными земельными комитетами в I Думе. Кадеты были против именно «в угоду начальству». Кадеты по этому (одному из важнейших для эпохи I Думы политических вопросов) несомненно «обращали взоры к начальству» и «оказывались спиной к общественному мнению». Ибо трудовики и рабочие депутаты, представлявшие 9/ю населения России, были тогда за местные земельные комитеты. Десятки раз по другим вопросам наблюдалось такое же соотношение партий и в I и во II Думах.
Трудно представить себе, как могли бы кадеты оспорить эти факты. Неужели можно утверждать, что они не расходились с трудовиками и рабочими депутатами в обеих первых Думах, что они не оказывались при этом рука об руку с Гейденами, октябристами и начальством? Что трудовики и рабочие депутаты не представляли громадное большинство населения в силу избирательной системы? Или общественным мнением наши «демократы» назовут мнение «образованного» (с точки зрения казенных дипломов) «общества», а не мнение большинства населения?
Если оценивать исторически период, когда Столыпин был премьером, т. е. пятилетие 1906—1911 годов, то невозможно отрицать того, что и октябристы и кадеты не были демократами. А так как только кадеты претендуют на это звание, то именно здесь самообман кадетов и обман ими «общественного мнения», мнения масс, в особенности ощутителен, в особенности вреден.
Мы не хотим сказать, конечно, что октябристы и кадеты «одна реакционная масса», что октябристы не менее либеральны, чем кадеты. Мы хотим сказать им, что одно дело либерализм, другое дело демократия. Либералам естественно считать «общественным мнением» мнение буржуазии, а не мнение крестьян и рабочих. Демократ не может стоять на такой точке зрения и, какие бы иллюзии он ни питал подчас насчет интересов и стремлений массы, демократ верит в массу, в действие масс, в законность настроений, в целесообразность методов борьбы массы.
ИТОГ 371
Это отличие либерализма от демократии приходится напоминать тем настойчивее, чем больше злоупотребляют именем демократа. Выборы во всех буржуазных странах служат для буржуазных партий целям рекламы. Для рабочего класса выборы и выборная борьба должны служить целям политического просвещения, уяснения действительной природы партий. О политических партиях нельзя судить по их названиям, заявлениям, программам, а надо судить по их делам.
Но полемика Витте с Гучковым, затронувшая вопрос о начале министерской карьеры Столыпина (Гучков свидетельствует, между прочим, что против кандидатуры Столыпина осенью 1905 г. не возражал никто из «общественных деятелей»), поднимает еще другие, гораздо более важные и интересные вопросы.
Первый раз, когда была выдвинута (осенью 1905 г.) кандидатура Столыпина на пост министра внутренних дел, ее выдвинули на совещании Витте с представителями либеральной буржуазии. Даже в эпоху I Думы Столыпин, как министр внутренних дел, «два раза через Крыжановского предлагал Муромцеву обсудить возможность кадетского министерства», — так пишет газета «Речь» в редакционной статье от 6-го сентября, добавляя осторожно-уклончивое: «Есть указания», что Столыпин поступал таким образом. Достаточно припомнить, что прежде кадеты отделывались молчанием или бранью в ответ на подобные «указания». Теперь они сами приводят эти указания, очевидно, давая тем самым подтверждение их верности.
Пойдем далее. После разгрома I Думы, когда Столыпин стал премьером, были адресованы прямые предложения войти в министерство Гейдену, Львову, М. Стаховичу. После неудачи этой «комбинации», — «во время первого междудумья Столыпин завязал тесные политические сношения с Гучковым», и эти сношения продолжались, как известно, до 1911 года.
Что же мы видим в итоге? Кандидатура Столыпина на пост министра обсуждается с представителями буржуазии, и в течение всей своей министерской карьеры, с 1906 по 1911 год, Столыпин делает «предложения»
372 В. И. ЛЕНИН
одним представителям буржуазии за другими, завязывая или пытаясь завязать политические сношения сначала с кадетами, потом с мирнообновленцами и, наконец, с октябристами. Сначала Столыпина, как кандидата в министры, «предлагают» «общественным деятелям», т. е. вождям буржуазии, а потом Столыпин, уже как министр, в течение всей своей карьеры, делает «предложения» Муромцевым, Гейденам, Гучковым. Столыпин кончает свою карьеру (известно, что отставка Столыпина была уже предрешена), когда исчерпывается весь круг всяческих партий и оттенков буржуазии, которым можно было делать «предложения».
Вывод, следующий из этих фактов, ясен. Если кадеты и октябристы пререкаются теперь между собою насчет того, кто из них более холопски держался на переговорах о министрах или с министрами, Урусов или Гучков, Муромцев или Гейден, Милюков или Стахович и т. д., и т. п., то подобные пререкания мелки и служат только к отвлечению внимания публики от серьезного политического вопроса. А этот серьезный вопрос явно сводится к тому, чтобы понять условия и значение той особой эпохи в истории русского государственного строя, когда министры вынуждены были делать систематические «предложения» вождям буржуазии, когда министры могли находить хотя бы некоторую общую почву с этими вождями, общую почву для ведения и возобновления переговоров. Не то важно, кто хуже держался при этом, Карп или Сидор — важно то, что, во-1-х, старопомещичий класс не мог уже командовать без «предложений» вождям буржуазии; важно то, во-2-х, что нашлась общая почва для переговоров у дикого помещика и у буржуа, и почвой этой была контрреволюционность.
Столыпин не просто министр помещиков, переживших 1905 год; нет, это вместе с тем министр эпохи контрреволюционных настроений в буржуазии, которой помещики должны были делать предложения и могли их делать вследствие общей вражды к «пятому году». Эти настроения буржуазии — если даже говорить сейчас только о кадетах, о самой левой из «либеральных»
ИТОГ 373
партий — выразились и в проповеди «Вех», обливших помоями демократию и движение масс, и в «лондонском» лозунге Милюкова, и в многочисленных лампадных речах Караулова, и в речи по аграрному вопросу Березовского 1-го и т. д.
Вот эту сторону дела слишком склонны забывать все наши либералы, вся либеральная печать, вплоть до либеральных рабочих политиков. А между тем именно эта сторона дела самая важная, объясняющая нам историческое отличие тех условий, при которых помещики становились губернаторами и министрами в XIX или в начале XX века и после 1905 года. Пререкаясь с Гучковым, кадетская «Речь» пишет («Речь» 30 сентября): «русское общество помнит хорошо формуляр октябризма».
О, да! Либеральное общество помнит хорошо мелкую перебранку «своих людей», Урусовых и Милюковых с Гейденами, Львовыми, Гучковыми. Но русская демократия вообще — и рабочая демократия в особенности — помнит хорошо «формуляр» всей либеральной буржуазии, вплоть до кадетов; она помнит хорошо, что великий сдвиг 1905 года заставил помещиков и помещичью бюрократию искать поддержки у буржуазии, а эта буржуазия использовала свое положение замечательно достойно. Она целиком соглашалась с помещиками в том, что местные земельные комитеты не нужны и вредны, она расходилась с ними в необыкновенно важном, поистине принципиальном вопросе: Дурново или Столыпин!
«Звезда» № 26, 23 октября 1911 г. Печатается по тексту
Подпись: В. Φ. газеты «Звезда»
374
ДВА ЦЕНТРА
Начало последней сессии третьей Думы сразу же поставило вопрос об итогах работы этого учреждения. Один из важнейших итогов мы можем формулировать словами «Речи».
«Мы имеем, — писал недавно ее передовик, — ряд голосований, фактически воспроизводящих господство в Думе «левого центра»... Действительная деятельность Думы, соприкасающаяся с живыми запросами и требованиями жизни, идет с самого начала сессии неизменно и систематическим курсом — несуществующего, конечно, — левого центра».
И, как бы ловя «самого» премьера, газета ликующе восклицает: «Г-н Коковцов не постеснялся (в первом своем выступлении) трижды заявить о своей полной солидарности с доводами (кадета) Степанова».
Факт бесспорный: «левый центр» налицо. Вопрос только, о «жизни» или о застое свидетельствует наличность этого факта?
В III Думе с самого начала были два большинства. Марксисты еще в конце 1907 года, до начала «работ» этой Думы, выставили центральным пунктом своей оценки момента и оценки III Думы признание «двух болыпинств» и характеристику обоих.
Первое большинство — черносотенно-правооктябристское, второе — октябристско-кадетское. Избирательный закон в III Думу так и подстроен, чтобы получились эти два большинства. Напрасно наши либералы притворяются, будто они не видят этого.
ДВА ЦЕНТРА 375
Не случайность и не какой-нибудь хитрый расчет отдельных лиц, а весь ход классовой борьбы 1905— 1907 годов сделал неизбежным для правительства вступление на этот именно путь. События показали, что «ставить ставку» на массу населения невозможно. Прежде, до «событий», иллюзия казенной «народной политики» еще могла держаться; события ее разбили. Ставку пришлось открыто, голо, цинично поставить на один командующий класс, класс Пуришкевичей и Марковых, и на сочувствие или испуг буржуазии. У одних разрядов буржуазии преобладало стремление к систематической поддержке (октябристы), у других — сочувствие к так называемому порядку или испуг (кадеты), — это различие серьезной роли не играло.
Указанный сдвиг всей русской политической системы наметился еще в тех беседах, которые вели с конца 1905 года Витте, Трепов, Столыпин с Урусовым, Трубецким, Гучковым, Муромцевым, Милюковым. Окончательно определился и отлился в государственно-учредительные формы этот сдвиг в третьей Думе с ее двумя большинства-ми.
О том, зачем нужно данному политическому строю первое большинство, излишпе говорить. Но обыкновенно забывают, что и второе, октябристско-кадетское, большинство для него необходимо: без «буржуазного истца» правительство не могло бы быть тем, что оно есть; без сговора с буржуазией оно не в состоянии существовать; без попыток примирить Пуришкевичей и Марковых с буржуазным строем и буржуазным развитием России ни министерство финансов, ни все министерства вместе — жить не могут.
И теперь, если «левый центр» оказывается неудовлетворенным, несмотря на свою скромность, то это свидетельствует, конечно, о растущем убеждении всей буржуазии в тщете ее жертв на алтарь Пуришкевичей.
Но «живые запросы и требования жизни» могут получить удовлетворение не от этих воздыханий и жалоб «левого центра», а только при условии сознания всей демократией причин бессилия и жалкого положения центра. Ибо весь центр, и левый в том числе, стоит
376 В. И. ЛЕНИН
на почве контрреволюционной: они стонут от Пуришкевичей, но они не хотят и не могут обойтись без Пуришкевичей. Вот почему участь их горькая, вот почему ни одной победы, ни одной даже частички победы нет за этим левым центром.
«Левый центр», о котором говорит «Речь», есть смерть, а не жизнь, ибо весь этот центр — в решительные моменты русской истории испугался демократии и отвернулся от нее. А дело демократии есть живое дело, самое живое дело в России.
Живые запросы и требования жизни пролагают себе дорогу в таких областях, которые далеки от заполняющего внимание кадетов «левого центра». Вдумчивый читатель не мог не заметить, конечно, при чтении, например, думских отчетов о прениях по поводу «охраны», — что постановка вопроса в речах Покровского 2-го и особенно Гегеч-кори, как небо от земли, как жизнь от смерти, отличалась от постановки вопроса у Родичева и его компании.