Сблагодарностью к Высшим Силам и людям, поддерживающим меня на Пути!!
| Вид материала | Документы |
- Сблагодарностью Дженет Джонсон, учившей меня писать рассказ, 2752.36kb.
- П. Е. Эссер Посвящается маме и дочери, 2624.97kb.
- Средние века. Готика, 612.48kb.
- Знание Абсолюта текст, 619.71kb.
- Мамин-Сибиряк Д. Н. Отрывок из произведения "О книге", 21.76kb.
- Примерный учебный план и программа дисциплины дополнительного профессионального образования, 286.97kb.
- 5 Наименование курсов Клиническая лабораторная диагностика, 4025.2kb.
- Мастера Владимира Антонова. Автор рассказ, 3231.75kb.
- Мастера Владимира Антонова. Автор рассказ, 3862.6kb.
- Митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир, 860.55kb.
- Чему ты ее научишь? Этим вот сказкам? Чтобы у нее тоже мозги съехали? Когда ты повзрослеешь, наконец? Какие-то шаманы... ситы... О чем мы с тобой говорим? Ты живешь в собственном выдуманном мире и пытаешься эти свои фантазии навязать мне. А я не хочу. Понимаешь, не хочу! Жизнь проходит, а мы что... вот, пожалуй-ста - сидим на кухне, пописываем сказки про шаманов и охотни-ков... "Люди и дуэнерги не могут быть вместе... не могут... вместе...".
- Я хочу, наконец, услышать от тебя.
- Что ты хочешь услышать? - пробормотал Максим и задумчиво посмотрел на снегопад за окном.
- Я хочу услышать твои планы относительно нашей дальнейшей совместной жизни. Если я тебе не важна, то о ребенке ты должен хоть как-то побеспокоиться?
Максим взял в руки бумаги с набросками "Воина" и, аккуратно сложив их в стопку, опять положил на стол.
- Я и беспокоюсь.
- И все?
-Все.
Карина вскочила и, еле сдерживая себя, чтобы не швырнуть эти бумаги мужу в лицо, раздраженно бросила:
- Семья для тебя - пустой звук. Ты только о себе думать можешь. И писанина вся эта твоя...
Максим взмахнул рукой и остановил ее в воздухе, сделав стран-ный жест. Карина мгновенно замолчала, раздраженно глядя на него.
- Карина, а тебе не кажется странной такая резкая смена настрое-ния? Минуту назад ты шла ко мне, чтобы поцеловать, а сейчас гото-ва расцарапать мне лицо. Тебя это не удивляет?
- Да потому что надоело все. Надоел ты со своим бредом. Надоела жизнь такая безрадостная. Все надоело! Максим тихо и твердо произнес, убирая руку в сторону:
- Тут дело в другом, дорогая. Хочешь, я скажу в чем? Карина вызывающе кивнула головой.
- Сейчас ты чувствуешь, что я другой. Тебе даже может казаться, что я угрожаю тебе, всем вам. Ты считаешь, что я утопист и фантазер, потому что я действительно живу в двух мирах - том, в котором мы находимся сейчас и другом, незнакомом для тебя. Не суди о нем, не испытав его. Попробуй, а потом будешь делать выводы. Я не" угро-жаю тебе. Просто сейчас ты повторяешь какие-то чужие слова, кото-рые тебе нашептывает...
Девушка резким движением схватила стакан с водой, стоявший на столе, и плеснула его содержимое в Коврова. Вода тут же залила страницы рукописного текста, от чего синие чернила расплылись по бумаге бесформенными пятнами.
- Гад ты, - произнесла она и выбежала из кухни, заплакав.
Максим медленно вытер мокрое лицо рукавом халата и, закрыв глаза, откинулся на спинку дивана.
Противоборствующие лагери... Два полушария... Страхи... Разноплановые виды...
"Мм ищем гармонию. Мы связываем личное с общественным. В нас нет противоречия, которое разбивает людей изнутри. ИТУ-ТАЙ подразумевает создание действительно трепетных семейных от-ношений. Это происходит потому, что тайшины ценят свое время, они уважительно относятся к силам, которые ведут их по этой земле. Потому что они не просто смотрят на мир, они ощущают его, и это ощущение не позволяет им скатиться к тем последстви-ям, которые, испытывают люди, объединившиеся в семьи, пусть даже благополучные с виду. Мы не замыкаемся в рамках, которые люди называют "устоями", "семейственностью", "домовитостью". Это категории, навязанные Ситанами. Замкнуться в своем мирке, отго-родиться от всех, зациклиться на интересах своей семьи, создавай вокруг себя и своих близких прочную стену отчуждения. Кидать всех и вся, учитывая только свои меркантильные интересы - вот кредо современного человека. Ирана или поздно, это отношение проециру-ется и на своего ближайшего партнера. Мы же, наоборот, расширя-ем свои границы, мы раскрепощаем свой разум от шаблонов, навя-занных хищниками. В этом залог настоящих чувств. Когда находишь-ся на лезвии меча, нет времени для пустых придирок и претензий, остается место только для самой чистой и преданной Любви. Мы реализуем такую любовь к своей семье, к обществу, к планете, осно-ванную не на "устоях", выдуманных неизвестно кем, а на понимании внутреннего содержания этого чувства. Мы создали систему, предназначенную обеспечить тайшину полнокровную насыщенную жизнь, какую еще только можно прожить в наше время. Здесь и боевое искус-ство, и тайные знания, и интересная работа, и невероятные возможности, и новые ощущения, и новое отношение к миру, людям, животным... своим детям, наконец. Ведь мы так мало даем им нашей любви. Здесь и магия, которая незримо присутствует вокруг тыся-чи лет, ожидая, когда же, наконец, люди почувствуют ее и использу-ют для своего развития. Но человечество слишком глубоко увязло в собственном болоте. Мы называем состояние ума, свойственное левополушарным людям - "бычий ум" и стремимся всячески избавить-ся от него, поменяв на "открытое сердце". Этот бодливый ум очень похож на хорошо защищаемую крепость. Правда остается непонятным, от кого ее защищают, и самое главное - кто? Ломаешь одну стену, а за ней - другая, высокая, отвесная, обороняемая осажденными с яростью обреченных...".
Максим вошел в темную комнату, не включая свет, и сразу увидел ее. Карина стояла у окна, ее изящный силуэт отчетливо выделялся на белом фоне снегопада. Максим подошел к ней и примирительно обнял сзади:
-Карин...
Она уже не плакала. Просто стояла и смотрела на улицу за окном.
- Карин, не сердись, не надо... - Максим поцеловал ее в шею, слов-но пробуя губами на вкус нежную бархатистую кожу и с удоволь-ствием вдыхая терпкий аромат ее волос. Все-таки она была невероят-но красива, даже когда сердилась. Ее невозможно было не желать, не любить, не восхищаться. Но теперь все это было чужим.
Карина отстранилась, выскользнув из его объятий, и со вздохом пошла к выходу из комнаты. В дверях она обернулась и сказала в пространство сухим казенным гоном:
- Если тебе на меня плевать, подумай о Нике. Пока еще не поздно, - добавила она многозначительно и вышла, оставив в комнате гон-кий, еле уловимый аромат французских духов.
"Ее отказ от Корчуна - тревожный признак, но не более. Редко кто из тайшинов так вот легко приходил в Тай-Шин. Наше Учение - это запретная область для людей. Победить "бычий ум" можно толь-ко ценой многолетней борьбы. Если ты берешься за это, то иди до конца. Примени свое лучшее искусство, все свое мастерство, созда-вая ситуацию, благоприятную для того, чтобы предложить челове-ку Выбор. Если ты помнишь, мы не инициировали тебя силой. Своими манипуляциями мы лишь вывели тебя на уровень, благоприятный для того, чтобы открыть тебе истинное положение дел, а уже затем предложить альтернативу. Хищники - Сатаны, Шииги, Мангысы или еще какие-нибудь более сильные твари - такой альтернативы не предлагают. Они силой, коварством и обманом удерживают челове-ка в рамках той реальности, которую им выгодно удерживать. "Бы-чий ум", наше логическое левое полушарие мозга, изначально запрог-раммировано на бескомпромиссное суждение о той малой части ок-ружающего нас мира, которая, по мнению человека, и является ми-ром как таковым. Выбор в данном случае невозможен. Для людей иных вариантов просто не существует. Поэтому, если ты хочешь открыть своей избраннице мир ИТУ-ТАЙ, наберись терпения, выбе-ри оптимальную стратегию и действуй безупречно. Она отказалась от самого простого варианта. Значит, нужно подготовить другой, с учетом ошибок первого. Будь рядом с ней, разрушай мир, который ее окружает, медленно и неуклонно. Будь жестким там, где она ожи-дает мягкости, меняй мнение о себе так часто, сколько необходимо для того, чтобы она перестала, наконец, понимать, где настоящий ты. Человеческое общество и "бычий ум" должны отчасти уступить контроль над ее сознанием. И вот тогда настанет время для реша-ющего удара - для предоставления Выбора...".
Максим скинул махровый халат, повесил его на вешалку в ванной и, вернувшись в комнату, открыл шифоньер, достав оттуда джинсы, теплую рубашку и шерстяной исландский свитер. Быстро оделся и, погасив в комнате свет, вышел в коридор. Кир, огромная немецкая овчарка, уже сидел перед дверью, рассеянно вращая большой лобас-той головой. Этот пес очень напоминал Коврову его Курана, кото-рый теперь появлялся только в сновидениях, и то, в последнее время, крайне редко.
- Пойдем, дружище, погуляем.
Пес радостно вильнул хвостом и, взяв с тумбочки брезентовый поводок с массивным карабином на конце, подошел и уткнулся мок-рым холодным носом хозяину в руку. Максим намотал поводок на ладонь, но к ошейнику пристегивать не стал. Подумал мгновение и, решив не надевать на собаку намордник, тихо открыл входную дверь. В это время в парке около дома было безлюдно и пустынно, так что они могли совершенно спокойно гулять, не стесненные чужим вни-манием. Пес побегает, наслаждаясь свободным движением, никому не доставляя при этом беспокойства.
На улице было сказочно красиво. Максим пожалел, что рядом нет Карины и Ники. От окружающего великолепия захватывало дух. На трех сумрачных вязах, окаймляющих выезд на проспект, сверкали разноцветные огни гирлянд, вплетенные в гущу узловатых ветвей. Праздничную иллюминацию еще не демонтировали после Нового года, и теперь она очень красиво смотрелась в буйстве снегопада. Вдалеке бежала неоновыми вспышками мозаика оформленной дюралайтом витрины супермаркета. А сверху сплошной стеной шел снег, засыпая крупными хлопьями ночной Барнаул.
Гармонию зимней ночи нарушил стремительный Кир - метнув-шись сразу через кустарник на площадку паркового газона и пропа-хав в сугробе длинную колею, выхватил из-под снега кривую рогати-ну изломанной ветки. Максим любовался псом, машинально вспо-миная черного Арчи и их прогулки. Вспоминалось также, как они обычно ездили в ленточный бор кататься с Кариной, Никой и Киром на санках. Карина стояла рядом с автомобилем и, улыбаясь, наблю-дала, как Макс бежит, по колено утопая в сугробах, разгоняя санки до предкриковой скорости. Ника хохочет. Она счастлива. Рядом ог-ромными прыжками несется Кир, оглушительно гавкая и пытаясь перевернуть санки.
Это было видение из другого мира, недоступного уже и безумно счастливого. Тот мир, в котором сейчас жили они, рушился на гла-зах. Максим зажмурился, чувствуя, как кристаллики снежинок боль-но режут глаза ледяными микроскопическими гранями.
...Ника хватает пса за широкий ошейник и пытается притянуть к окну автомобиля, чтобы заставить выслеживать белок, снующих иногда в кронах высоченных сосен и елей.
- Кир, если ты найдешь белочку, - Ника кряхтит и, краснея от натуги, тянет упирающуюся собаку к краю сиденья, - я дам тебе конфету.
Пес и сам не прочь поохотиться на этих рыжих прохвосток, но по-добная навязчивость его раздражает.
- А если ты поймаешь ее, я дам тебе... - Ника хитро улыбается, делая большие загадочные глаза, - я тебе дам, - она лихорадочно соображает, чем можно соблазнить Кира на подобную авантюру. Пес насторожился, наклонив голову и с нетерпением ожидая продолжения.
"Это у них игра такая, - понял Максим и улыбнулся, - сейчас она предложит бедному Киру овсяное печенье".
-Я тебе да-а-ам... овсяное печенье!!
Пес радостно повизгивает и начинает метаться по заднему сиде-нью. Он уже готов переловить всех белок в окрестном лесу и сложить их к ногам своей маленькой повелительницы.
Карина поворачивается и грозит им пальцем. Кир затихает, а на лице Ники блуждает довольная улыбка...
Мир мог бы стать таким, если бы...
Басовито гавкнул Кир. Максим вздрогнул и открыл глаза. Пес за-мер в настороженной позе, широко расставив мощные лапы и выг-нув мускулистую грудь. Там, куда он смотрел, кто-то был. В пятиде-сяти метрах от них, в гуще кустов, гаражей и мусорных баков, на окраине парка. Максим тоже почувствовал чье-то присутствие, осоз-навая, что ощущение опасности появилось у него уже несколько минут назад, но он, отвлеченный внезапными воспоминаниями, его игнорировал. Расфокусировав глаза и остановив течение мыслей, он принялся неторопливо, метр за метром, сканировать тьму, скры-вающую чужака. Мелькание снежинок очень отвлекало внимание, и Максим понял, что уже не сможет обнаружить и идентифициро-вать опасность. Уже не тот уровень энергии, не та реакция. После-дние несколько лет значительно ослабили его, сделали рассеянным и несобранным. Сжав от злости на самого себя зубы, он положил руку на вздыбившуюся спину собаки и успокаивающе погладил ее. Спросил чуть слышно:
- Кто там, Кир?
Пес ответил утробным рычанием. Он чувствовал опасность и те-перь лишь ждал команды хозяина, напряженный как стрела, гото-вый к мгновенной атаке.
Максим распустил брезентовую ленту поводка, одновременно при-кидывая расстояние до подъезда и до предполагаемого противника, решая, что же делать дальше - вернуться домой или все-таки бро-ситься вперед, навстречу неизвестности и прояснить для себя источ-ник опасений.
Через минуту все прошло. Что-то неуловимо изменилось, и Кир, облегченно фыркнув, снова закрутил хвостом, цепляя острыми зуба-ми ветку и прыгая вокруг хозяина. Он лишь изредка поглядывал в том направлении, готовый к любым неожиданностям. Максим по-нял, что тот, кто стоял там, в темноте, разглядывая их, ушел. Остава-лось теперь только гадать, кто это мог быть, и что ему было нужно. Человек внутри шептал, что это надуманные атавистические стра-хи, аберрации нервной системы. Тайшин отложил это происшествие в памяти, чтобы потом вернуться к нему, проанализировать свои ощущения, сделать выводы.
Максим внезапно схватился рукой за корягу и с силой потянул на себя вместе с упирающимся псом. Он принимал игру.
* * *
1998 г. Март. Москва, аэровокзал, 20.45.
Жетончик, наконец, щелкнув, исчез в накопителе, и Максим сразу услышал далекий голос Карины.
- Алло, Карин? Ты меня слышишь?
- Максим? Привет. Ты еще в Москве?
- Да, у нас здесь ЧП. Все занесло снегом. Рейсы переносят и пере-носят. Прилечу в лучшем случае завтра или послезавтра утром. Как у вас дела? Как отец?
Карина вздохнула, и у Максима от нехорошего предчувствия тре-вожно заныло сердце.
- Максим... ну плохи дела... Умер отец...
Он качнулся и прислонился лбом к холодному пластику телефон-ной кабинки.
"Вот и все. Отца больше нет. И никогда больше не будет. Никог-да".
- Максим, ты в порядке?
- Да, да. Когда похороны?
- Послезавтра утром. Ты успеваешь?
- Я не знаю. Я постараюсь, прилечу. Карин... ты помоги там...
- Ну конечно, о чем ты говоришь.
- Как мама? Бабушка?
- Держатся. Тим помогает, молодец, все организовал...
- Молодец, да... Ну ладно, пока.
- Пока.
Трубка легла на хромированный рычаг, а рука все еще сжимала ее, словно удерживая последний, зыбкий контакт с тем миром, где все было как прежде, но уже без отца.
"Значит, все-таки умер".
Максим был готов к этому. Отец уже неделю лежал в бессознатель-ном состоянии, и даже мама, перед тем как Максим улетал, сказала: "Он продержится еще день или два".
Он зашел тогда к нему в комнату и замер у входа, наблюдая, как бледный отец лежит в забытье под капельницей и тихо постанывает от болей, которые терзают его слабое иссушенное тело. Максим тогда прикоснулся к нему своей аурой, и отец почувствовал это, открыл один глаз, мутный, исполненный страданием и тоской. Затем он кив-нул чуть заметно, будто прощаясь...
- Молодой человек, вам нехорошо? - молоденькая симпатичная девушка-диспетчер междугородней связи взволнованно смотрит на него из своей будки.
- Все нормально, спасибо, - пробормотал Максим и медленно по-шел прочь от страшной кабинки, принесшей ему эту жуткую весть. Он спустился вниз, на первый этаж аэровокзала, где уже располага-лись на ночлег в неудобных креслах пассажиры с несостоявшихся рейсов. Прошел мимо коммерческих ларьков, витрин мини-баров, остановился, раздумывая: напиться или не стоит... Затем, шатаясь, добрел до первого свободного кресла и рухнул в него, закрывая глаза.
"Прав Айрук, тысячу раз прав, говоря, что я гасну. День за днем становлюсь все слабее. Что со мной? Что мне сделать, чтобы выр-ваться из этой пресловутой раздвоенности? Три-четыре года назад я бы обязательно вылечил отца, пусть даже напрасно. Он, как утверж-дает тот же Айрук, просто устал жить, а от этого лекарств не существует. Все равно! Раньше я бы смог, смог! Во что превратился я сей-час? Даже не почувствовал его смерти, а ведь должен был. Отец ведь все-таки, родной человек. А я ничего не почувствовал, ничего. Нич-тожество. Айрук смотрит на меня чуть ли не с презрением. Полина - с жалостью. Араскан - с досадой. Кадамай вообще стал меня избе-гать. Они действительно скоро станут для меня слишком опасными попутчиками, а я для них - обременительной ношей, балластом, ко-торый они вынуждены терпеть. Их уровень энергии я уже выдержи-ваю с трудом. После общения с Айруком у меня идет носом кровь. После общения с Полиной поднимается температура и падает зре-ние. Они, вероятно, видят эти мои метания между двумя мирами, и опасаются, что я вернусь назад, опять стану "как все". Глупости. Они знают, что это невозможно. Обратного пути нет. Того, кто долго был на Той стороне сознания, Общество уже не примет в свои ряды. Оно будет гнать "чужака" как зачумленного, пытаясь либо уничто-жить его, либо вытеснить в отшельничество, подальше от людей. Я чувствую, что сейчас еще можно все вернуть, бросить Карину, Нику, вернуться в Усадьбу... Еще не все потеряно. Но вот только бросить их я не могу! Вот она, коварная сторона "Черной Охоты"! Как там говорится в библии? "Не мир пришел Я принести, но меч. Ибо при-шел разделить человека с отцом его, и Дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее...". Страшно... Но, лучше знать истинное положе-ние вещей, как бы мучительно это не было. "И если ИТУ-ТАЙ пуга-ет тебя, поверь, этот страх ничто по сравнению с тем, что творится в человеческом обществе на самом деле". Больно... А дочка, она-то в чем виновата? Я ведь ее отец. Отец!! Такой же, каким был для меня, мой. И вот теперь он умер, и я никогда больше уже никого не назову так - отец. Но я-то еще жив, я не могу бросить их в этом жутком мире, кишащем хищниками. Я отец! Отец!!".
Максим почувствовал, что неконтролируемая агрессия захлесты-вает его с головой. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Через несколько минут пришел сон. Накатила усталая дрема и тело, издерганное нервными потрясениями последних дней, охотно отда-лось ей, погружаясь в приятную мерцающую глубину.
Пробуждение было подобно сильному толчку. Максим вздрогнул и открыл глаза. Все тот же аэровокзал, толчея вокруг. Но что-то было не так. Какое-то смутное ощущение опасности, которое он словно вынес из своего беспокойного сна. Максим осмотрелся по сторонам и поймал на себе внимательный взгляд, принадлежащий какому-то мрачному хмырю, сидевшему в нескольких метрах от Коврова. Этот взгляд был направлен на дорожную сумку, стоящую рядом, и Максим вдруг опять почувствовал вспышку ярости внутри. Он подумал, что потеря личных вещей может служить символом уходящего ста-рого мира, с которым ему все равно нужно будет проститься. Но этот мир упорно не хотел отпускать метущегося человека, отчаянно цеп-ляясь за него. И вот сейчас, старые, привычные реакции накрыли его цунами раздражения и ярости, ураганом незаконченного внутрен-него конфликта.
"Вот встать сейчас и подсесть к этому ублюдку. Придушить его, а затем, дергая его за нервы на локтевом сгибе, заставить орать от жут-кой боли". Это был вор, у Коврова не оставалось в этом ни тени сомнения. Обыкновенный вокзальный вор, который перехватил пол-ный ненависти взгляд своей потенциальной жертвы и стремительно отвел глаза. Теперь он рассматривал рекламную афишу аэрофлота.
"Глаза и уши легко ввести в заблуждение. Доверься Силе, которая выведет тебя из сонма призраков. Она будет постоянно раскрывать тебе суть вещей, даже если твои глаза будут закрыты...".
Максим до боли сжал пальцы на ладонях.
"Общество людей постоянно будет охотится на тебя. Тайшины ис-пользуют боевое искусство только для защиты. Для защиты! Для нападения - никогда. В этом заключается фундаментальная страте-гия всей концепции в целом. Пренебречь этим знанием - значит нарушить отлаженную веками систему, целостность, оторваться от корней Учения, лишить себя Силы".
- Эй ты, ушлый.
Вор сделал вид, что ничего не услышал.
- Эй ты, мужик, да-да, ты...
Ковров показал на него пальцем и кивнул, подзывая к себе. Вор удивленно округлил глаза, изображая недоумение.
- Сюда иди скорее, а то я сам подойду. Мужчина встал и медленно подошел:
- Вы мне?
- Тебе, тебе. - Ковров смотрел на него, стараясь выглядеть спокой-ным, хотя злоба клокотала в нем и искала выход. - Это пока еще и мой мир тоже. Не знаю, из какой ямы в моей душе ты появился, но мне и не надо этого знать. Исчезни, и никогда, слышишь, никогда больше не показывайся мне на глаза, если, конечно, жить хочешь.
Мужчина от изумления вытянул лицо и возмущенно задышал:
-Я не понял...
- Не понял? Говорю - пошел быстро отсюда, мудак, если хочешь жить. Доступно? - проникновенно произнес Максим, еле сдержива-ясь, глядя в эти бегающие бледные глазки.
"Мир вокруг нас - Зеркало. Не позволяй своей ярости завладеть тобой, иначе она приведет к тебе орду воинственных отражений".
- Зачем же так наезжать, без причины?
- Я на тебя еще не наехал. Когда наеду, поздно будет. Я тебя пере-еду просто, и все.
"Перед тем как мир окончательно отпустит тебя, он исторгнет из себя отражение твоих самых сокровенных страхов и самой черной злобы. Он зафонтанирует подобно подземному грязевому гейзеру, и от тебя потребуется все твое мужество и воля, чтобы не поддаться провокационным гримасам уродливых призраков и не ввязаться в бесполезный и опасный бой. Бой против самого себя".
- Давай, еще милицией меня напугай.
- Милицией? Да нет, что ты. Я тебя заведу сейчас за угол и вломлю так, что у тебя башка в сторону отлетит, и все разборки. Понял?