Парамаханса Йогананда Автобиография Йога

Вид материалаБиография

Содержание


Сердце каменного изваяния
Сердце каменного изваяния
Дэви - богиня, буквально - сияющая; от санскритского глагольного корня див
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   32
Глава 22

Сердце каменного изваяния

- Как верная индийская жена, я не хочу жаловаться на мужа. Но мне бы очень хотелось, чтобы он отвратился от материалистических взглядов. Ему доставляет удовольствие высмеивать изображения святых в моей комнате для медитаций. Дорогой брат, я глубоко верю, что ты можешь ему помочь. Поможешь?

Старшая сестра Рома умоляюще смотрела на меня. Я зашел в ее калькуттский дом на улице Гириш Видьяранта. Эта мольба тронула меня, ибо сестра оказала глубокое духовное влияние в моем детстве и с любовью старалась заполнить вакуум, возникший в семье в связи со смертью матери.

- Милая сестра, конечно, я сделаю все, что смогу. - Я улыбнулся, стараясь прогнать уныние с ее лица, контрастирующее с обычно спокойным и бодрым выражением.

Мы с Ромой посидели немного, безмолвно молясь, направить нас. За год до этого сестра попросила меня посвятить ее в крия-йогу, в которой весьма преуспела. И тут меня осенило:

- Завтра, - сказал я, - я отправлюсь в храм богини Кали в Дакшинешваре. Пожалуйста, поедем со мной, и убеди мужа сопровождать нас. Я чувствую, что в вибрациях этого святого места Божественная Мать коснется его сердца. Но не говори ему о целях нашей поездки.

Сестра с надеждой согласилась. Очень рано следующим утром мне было приятно увидеть, что Рома и ее муж были готовы к поездке. Пока нанятый нами экипаж громыхал по верхней кольцевой дороге на пути к Дакшинешвару, мой зять Сатиш Чандра Бос забавлялся тем, что высмеивал духовных лиц прошлого, настоящего и будущего. Я заметил, что Рома тихо плачет.

- Приободрись, сестренка, - прошептал я. - Не давай мужу радости полагать, будто мы принимаем его насмешки всерьез.

- Мукунда, как ты можешь восхищаться пустым надувательством, - сказал Сатиш. - У всяких там садху и вид-то отталкивающий. Либо они худы, как скелеты, либо не по святому жирны, как слоны!

Я громко расхохотался. Моя добродушная реакция вызвала у Сатиша раздражение, он впал в угрюмое молчание. Когда наш кеб оказался на земле Дакшинешвара, он саркастически усмехнулся:

- Я полагаю, эта экскурсия задумана для того, чтобы переделать меня? Когда же я, промолчав, отвернулся, он схватил меня за руку:

- Юный господин монах, - сказал он, - не забудь договориться со священнослужителями храма, чтобы они обеспечили нам полдник. - Сатиш хотел избавить себя от всякой беседы со жрецами.

- Сейчас я буду медитировать. О еде не беспокойся, - ответил я резко. - Божественная Мать Сама позаботится о нас.

- Не уверен, что Божественная Мать хоть что-нибудь сделает для меня. А за еду я считаю ответственным тебя, -сказал Сатиш угрожающе.

Я один проследовал в большой храм Кали, в зал с колоннами у входа, отыскал затененное место у одной из колонн и сел в позе лотоса. Хотя было еще семь часов, утреннее солнце быстро стало палящим.

Мир отступил, когда я благоговейно вошел в состояние транса. Мой ум сосредоточился на богине Кали, Чье изваяние в Дакшинешваре было предметом особого обожания великого учителя Шри Рамакришны Парамахансы. В ответ на его неистовые мольбы каменное изваяние этого самого храма часто принимало образ и беседовало с ним.

Безмолвная Матерь с каменным сердцем, - молился я. - Ты оживала по просьбе Твоего любимого приверженца Рамакришны, почему же не внемлешь воплям Твоего жаждущего сына?

Мое возвышенное рвение безгранично возрастало, сопровождаясь усилением божественного покоя. Тем не менее, когда прошло пять часов, а богиня, Которую я внутренне четко визуализировал, не дала никакого ответа, я слегка приуныл. Иногда, отсрочивая осуществление молитвы, Бог испытывает поклоняющихся. Но в конце концов Он являет Себя упорному поклоняющемуся в наиболее дорогой для последнего форме. Набожный христианин видит Иисуса, индус - Кришну или богиню Кали, или, если его поклонение носит безличный характер, - расширяющийся свет.

С неохотой открыв глаза, я увидел, что один жрец закрывает двери храма в соответствии с обычаем на полуденный час. Поднявшись со своего уединенного места в открытом зале, я пошел во двор. Его каменный настил жгло полуденное солнце, сильно обжигая босые ноги.

- Божественная Мать, - безмолвно увещевал я. - Ты не приходишь ко мне в видении, а теперь Ты сокрыта в храме за закрытыми дверьми. Я хотел вознести Тебе ныне особую молитву за Сатиша.

Моя внутренняя просьба была тотчас принята. Сначала на голову и под стопы накатилась приятная волна прохлады, изгнав все неудобства. Затем, к моему изумлению, храм необычайно увеличился. Его широкие двери отворились, открыв каменную фигуру богини Кали, Которая мало-помалу ожила, улыбаясь, кивнув в знак приветствия; Она возбудила трепет неописуемого восторга. Как будто какой-то таинственный магнит извлек дыхание из легких, тело стало совсем неподвижным, хотя и не инертным.

- 99 -

Сердце каменного изваяния Последовало экстатическое расширение сознания. Я мог ясно видеть на несколько миль за Гангом, слева от меня и за храмом, предместья Дакшинешвара. Стены всех строений призрачно мерцали, через них я видел людей, ходящих вдали туда и сюда.

Хотя я был бездыханным, а тело находилось в удивительно спокойном состоянии, тем не менее способность свободно двигать руками и ногами сохранилась. Несколько минут я пытался то закрывать, то открывать глаза; и в том, и в другом случае отчетливо виделась вся панорама Дакшинешвара.

Духовное зрение пронизывает всю материю, подобно рентгеновским лучам: центр божественного глаза везде, а горизонт - нигде. Стоя там, на солнечном дворе, я по новому осознал, что тогда, когда человек перестанет быть блудным сыном Бога, поглощенным физическим миром, который на самом деле - греза, не более чем мыльный пузырь, он вновь наследует Вечное Царство. Если “уход от действительности” и есть потребность человека, ограниченного своей личностью, может ли этот “ уход” сравниться с величием вездесущности?



Я стою между двумя своими сестрами Ромой (слева) и Налини.

Моя старшая сестра Ум а в детстве. Горахпур.



В моем святом переживании в Дакшинешваре были сильно увеличены храм и образ богини. Все остальное виделось в нормальном измерении, хотя и было окружено ободком мягкого света белого, голубого и пастельно-радужного оттенка. Тело мое, казалось, было из эфирного вещества и могло вот-вот взлететь. Вполне сознавая материальное окружение, я осмотрелся и сделал несколько шагов, не нарушая непрерывности блаженного видения.

За стенами храма я вдруг мельком увидел зятя, который сидел под колючими ветками священного дерева бел. Без усилий можно было различить ход его мыслей, несколько возвышенных святым влиянием Дакшинешвара. Тем не менее в его уме содержались недобрые мысли в мой адрес. Я обратился прямо к милостивому образу богини.

- Божественная Мать, - молился я, - не переменишь ли Ты духовно мужа сестры? Прелестная фигура, до сих пор хранившая полное молчание, наконец заговорила:

- Твое желание сбудется!

Счастливый, я взглянул на Сатиша. Как бы инстинктивно сознавая действие какой-то духовной силы, он с возмущением вскочил с земли. Я видел, как он бежит за храм, приближаясь ко мне и грозя кулаком.

Всеобъемлющее видение пропало. Я больше не мог видеть славную богиню: вздымающийся храм уменьшился до обычных размеров, утратив прозрачность, снова тело изнемогало от свирепых лучей солнца. Бросившись под укрытие колонн, я взглянул на часы: был час дня, божественное видение длилось час. Там меня настиг разгневанный Сатиш:

- Эй ты, дурачок, - выпалил он, - ты шесть часов просидел тут, скрестив ноги и скосив глаза. Я уже вдоволь находился в ожидании тебя. Гд е моя еда? Теперь храм закрыт, ты не сообщил священнослужителям, и мы остались без еды!

Возвышенное чувство, нахлынувшее от присутствия богини, все еще трепетало во мне; у меня хватило смелости воскликнуть: “Божественная Мать, накорми нас!” Сатиш был вне себя от ярости:

- Заладил одно и то же, - закричал он, - хотел бы я видеть, как твоя Божественная Мать подаст нам еду без предварительных мер! - Едва он сказал это, как один из жрецов храма пересек двор и подошел к нам.

- Сын мой, - обратился он ко мне, - я видел твое лицо, безмятежно сияющее в течение нескольких часов медитации. Заметив прибытие утром вашей группы, я почувствовал желание оставить вам еду для второго завтрака. Правда, кормить тех, кто предварительно не сделал заказ, - против правил храма, но я сделал для вас исключение.

Поблагодарив его, я посмотрел Сатишу прямо в глаза. Он покраснел и опустил голову в безмолвном раскаянии. Когда нам подали обильную еду, в том числе, не соответствующие сезону манго, я заметил, что у зятя аппетит был весьма скромен. Он был сбит с толку и погрузился в океан мыслей.

На обратном пути Сатиш был более мягок и время от времени вопросительно поглядывал на меня. Но он не сказал ни слова с того момента, когда жрец, как бы прямо на его вызов, пригласил нас на полдник.



Следующим вечером я навестил сестру. Она встретила меня ласково.

- Милый брат, - воскликнула она, - что за чудо! В прошлый вечер муж плакал предо мной, как дитя, не скрывая слез. “Милая дэви1, - сказал он. - У меня нет слов, чтобы выразить, как я счастлив, что план твоего брата совершил такую перемену во мне. Я никогда не причиню обид, как раньше. С этой ночи будем пользоваться нашей большой спальней как местом поклонения, а твою комнатку для медитаций превратим в спальню. Я искренне сожалею, что высмеивал твоего брата. За свое столь постыдное поведение я накажу себя тем, что ничего не скажу Мукунде, пока не продвинусь на духовном пути. С этого момента я буду глубоко стремиться к Божественной Матери и когда-нибудь непременно обрету Ее!”

Спустя несколько лет, в 1936 году, я посетил зятя в Дели и был счастлив заметить, что он чрезвычайно развился в самопознании, будучи благословен видением Божественной Матери. За время своего пребывания я заметил, что Сатиш тайно большую часть ночи проводил в божественной медитации, хотя и страдал серьезной болезнью, а днем был занят на службе.

Ко мне пришла мысль, что жизнь зятя не будет продолжительна. Рома, должно быть, прочитала эту мысль в моем уме.

- Дорогой брат, - сказала она, - я здорова, а муж болен. Тем не менее я хочу, чтобы ты знал, что, как преданная индийская жена, я намерена умереть первой2. Мне теперь осталось недолго.

Ошеломленный этими словами, тем не менее я сознавал остроту истины в них. Я был в Америке, когда сестра умерла примерно через год после своего предсказания. Мой младший брат Бишну позже сообщил подробности: “В день ее смерти мы с Сатишем были в Калькутте. В то утро она надела свой свадебный наряд.

- Зачем тебе такой особенный костюм? - спросил Сатиш.

- Это последний день моего служения тебе на земле, - ответила Рома. Вскоре с нею случился сердечный приступ. Когда ее сын бросился было за помощью, она сказала: - Сынок, не оставляй меня. Это бесполезно, я умру прежде, чем придет врач.

Через десять минут, касаясь в знак почтения стоп мужа, Рома счастливо и без мучений, в полном сознании оставила свое тело.

После смерти жены Сатиш стал весьма склонен к уединению. Однажды, когда мы с ним смотрели на фотографию улыбающейся Ромы, Сатиш вдруг воскликнул, как будто жена его была рядом: “Зачем ты улыбаешься? Ты думаешь, что хорошо сделала, решив уйти раньше меня. Я докажу, что ты не можешь оставаться без меня долго, и скоро присоединюсь к тебе”.

Хотя в это время Сатиш был совершенно здоров, он умер без всякой видимой причины вскоре после странного замечания перед фотографией”.

Так отошли и моя сестра, и человек, который в Дакшинешваре мгновенно преобразился в безмолвного святого.

1. Дэви - богиня, буквально - сияющая; от санскритского глагольного корня див - сиять.

2. Для индийских жен считается духовным прогрессом, если в доказательство преданного служения они умирают раньше мужа, когда “смерть наступает за повседневной работой”.



Глава 23

Я получаю университетскую степень

- Вы игнорируете философские определения из учебника, несомненно рассчитывая, что некая неутруждающая “интуиция” проведет вас через все экзамены. Но если вы срочно не обратитесь к более научному методу, то мне придется позаботиться о том, чтобы вы не закончили курс - такой суровый выговор сделал мне профессор кафедры философии Серампурского колледжа Д.Гхошал.

Если бы я не выдержал заключительного письменного зачета по его предмету, то меня не допустили бы до сдачи выпускных экзаменов, вопросы которых были сформулированы преподавателями Калькуттского университета, одним из филиалов которого является Серампурский колледж. В Индии студент университета, не сдавший заключительного экзамена на степень бакалавра хотя бы по одному предмету, на следующий год должен экзаменоваться вновь по всем предметам.

Педагоги колледжа обычно относились ко мне с доброжелательностью, не лишенной забавной терпимости. Они говорили: “Мукунда несколько излишне опьянен религией”. Подводя такую черту, они тактично избавляли меня от затруднения отвечать на вопросы в классе, надеясь, что заключительные письменные зачеты исключат меня из числа кандидатов на степень бакалавра. Приговор, вынесенный соучениками, выражался в прозвище “сумасшедший монах”.

Чтобы исключить угрозу, высказанную профессором Гхошалом, относительно провала на зачете по философии, я проницательно разработал один остроумный план. Когда результаты заключительного зачета вот-вот должны были публично объявить, я попросил сокурсника пойти со мной в рабочий кабинет профессора.

- Пойдем, мне нужен свидетель, - сказал я ему. - Я буду разочарован, если мне не уд а л о с ь провести преподавателя. Когда я спросил, как профессор оценил мою письменную работу, он только покачал головой.

- Вы среди тех, кто не сдал зачета, - сказал он торжественно. Затем профессор порылся в большой стопке письменных работ на своем столе. - Вашей работы здесь нет вообще; во всяком случае, вы провалились, не явившись на зачет.

- Господин, я был на нем. Можно мне поискать работу в этой пачке? - засмеялся я. Профессор в замешательстве позволил, и я быстро нашел работу, на которой тщательно постарался не оставить никаких следов авторства, кроме номера переклички на зачете. Не предупрежденный “красным флажком” моей фамилии, педагог дал ответам высокую оценку, хотя они и не были украшены цитатами из учебника1.

- Абсолютно бессовестная уд а ч а ! - поняв хитрость, вскричал он. - Вы непременно провалитесь на заключительных экзаменах на степень, - с надеждой добавил профессор.

Для сдачи зачетов меня немного поднатаскали репетиторы, в частности дорогой друг и двоюродный брат Прабхаш Чандра Гхош, сын дяди Шарада. Я мучительно, но успешно, с самыми низкими проходными баллами, проковылял через все заключительные экзамены.

Только теперь, через четыре года учебы в колледже, можно было быть допущенным до экзаменов на степень бакалавра. Тем не менее я почти не ожидал, что воспользуюсь этой привилегией. Выпускные экзамены в Серампур-ском колледже были детской забавой по сравнению с жесткими требованиями на экзаменах на степень бакалавра в Калькуттском университете. Мои почти ежедневные посещения Шри Юктешвара оставляли мало времени для присутствия в залах колледжа. Возгласы удивления сокурсников скорее всего вызвало бы мое присутствие, нежели отсутствие.

Обычно по утрам в половине восьмого я на велосипеде выезжал из общежития. В одной руке было подношение гуру - несколько цветов из сада пансиона Пантхи. Приветливо встречая, учитель приглашал меня на второй завтрак. Я с готовностью неизменно соглашался, радуясь возможности отогнать мысли о колледже на этот день. Побыв несколько часов с Шри Юктешваром, слушая ни с чем не сравнимый поток его мудрости или помогая в ашраме, я около полуночи с неохотой отбывал в Пантхи или иной раз оставался с гуру на всю ночь, так счастливо поглощенный его словами, что едва замечал, как темнота сменялась рассветом.

1.Я должен воздать дань должного уважения профессору Гхошалу, соглашаясь, что наши напряженные взаимоотношения были следствием не каких-либо придирок с его стороны, а исключительно моего отсутствия или невнимательности в классе.

Профессор Гхошал был и является прекрасным оратором с обширными философскими знаниями. В более позднее время мы пришли к сердечному взаимопониманию.



Однажды, около одиннадцати вечера, когда я надевал туфли2, собираясь ехать в пансион, учитель серьезно спросил меня:

- Когда у тебя начинаются экзамены на степень бакалавра?

- Через пять дней, господин!

- Я надеюсь, ты к ним готов.

В полном смятении я застыл с поднятой туфлей в руках.

- Учитель, - возразил я. - Вы же знаете, что дни мои проходили больше с вами, чем с профессорами. Как можно разыграть фарс, явившись на эти трудные экзамены?

- Ты должен явиться, - сказал он холодным повелительным тоном, пронизывающе глядя мне в глаза, - мы не можем давать повод твоему отцу и родным осуждать предпочтение тобою жизни в ашраме. Обещай мне, что пойдешь на экзамены и будешь отвечать на них как можно лучше.

По моему лицу полились непрошеные слезы. Я чувствовал, что требование учителя чрезмерно и, мягко говоря, запоздало.

- Если вы этого так хотите, я пойду на экзамены, - сказал я, всхлипывая. - Но для соответствующей подготовки не остается времени. В ответ на вопросы я заполню экзаменационные листы вашими учениями, - невнятно прошептал я.

Когда на следующее утро, войдя в ашрам в свой обычный час, я подал Шри Юктешвару букет с мрачным видом и почти похоронной торжественностью, он усмехнулся:

- Мукунда, разве Господь оставлял тебя когда-нибудь на экзамене или в других делах?

- Нет, господин, - тепло ответил я. Приятные воспоминания потекли живым потоком.

- Не лень, а пылкое рвение к Богу не давало тебе искать особых отличий в колледже, - мягко сказал гуру. Помолчав, он процитировал: “Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам”3.

Уж е , наверное, в тысячный раз в присутствии учителя я ощутил облегчение от чувства бремени. Когда мы покончили с ранним полдником, он предложил мне вернуться в Пантхи.

- Твой приятель Ромеш Чандра Датт все еще живет в пансионе?

- Да, господин.

- Свяжись с ним, Господь внушит ему помочь тебе в подготовке к экзаменам.

- Хорошо, учитель, но Ромеш необычайно занят. Он уважаемый студент в нашем классе, с более трудным курсом, чем у других.

- Ромеш найдет для тебя время. А теперь ступай, - отклонил мои возражения учитель.

Я вернулся в Пантхи на велосипеде. Первым, кого я встретил, был Ромеш. Он с готовностью согласился на мою застенчивую просьбу, как будто был совершенно свободен. В этот вечер и в последующие дни он тратил по несколько часов, натаскивая меня по разным предметам.

- Я думаю, что много вопросов на экзамене по английской литературе будут связаны с путем, проделанным Чайлдом Гарольдом, - сказал он мне. - Нам нужно достать атлас.

Я поспешил в дом дяди Сарады и взял у него на время атлас. Ромеш отметил на карте Европы места, которые посетил романтический путешественник Байрон.

Несколько учеников собралось послушать объяснения репетитора. В конце занятий один из них заметил, что Ромеш меня неверно консультирует, так как обычно бывает лишь пятьдесят процентов вопросов о произведениях, другую же половину составляют биографии авторов.

Когда на следующий день я держал экзамен по английской литературе, то при первом же взгляде на вопросы экзаменационного билета у меня полились слезы благодарности, замочившие бумагу. К столу подошел староста класса и с участием посмотрел на меня.

- Мой гуру сказал, что Ромеш поможет, - пояснил я. - Сравни вопросы, которые объяснял мне Ромеш, с вопросами экзаменационных билетов! К счастью, в этом году очень мало вопросов об английских авторах, жизнь которых окутана для меня глубокой тайной!

Когда я вернулся, пансион гудел от волнения. Ребята, высмеивавшие метод подготовки Ромеша, с благоговейным почтением смотрели на меня, почти оглушив поздравлениями. За неделю до экзаменов я провел много часов с Ромешем, который формулировал вопросы так, как они, по его мнению, скорее всего могли быть поставлены профессорами. День за днем вопросы Ромеша появлялись почти в той же самой формулировке на экзаменационных билетах.

В колледже широко распространились слухи о том, что происходит нечто похожее на чудо и что рассеянному “сумасшедшему монаху”, кажется, сопутствует успех. Я не делал никаких попыток скрыть происходящие факты.

2. Ученик всегда снимает туфли в индийском жилище-ашраме.

3. От Матфея 6.33.

- 103 -

Я получаю университетскую степень Однако местные профессора были бессильны изменить вопросы Калькуттского университета.

Однажды утром обдумывая экзамен по английской литературе, я понял, что сделал серьезную ошибку. Один раздел вопросов был разбит на две части - “A или B” и “C или D”. Вместо того чтобы ответить по одному вопросу из каждой части, я тщательно ответил на оба вопроса из первой части и оставил без внимания вопросы второй части. Высший балл, который я мог получить за эту работу, был тридцать три, то есть на три меньше, чем проходной.

Я бросился к учителю и излил ему свои сомнения:

- Учитель, я совершил непростительную ошибку. Я недостоин божественной милости, проявившейся через Роме-ша.

- Утешься, Мукунда, - сказал Шри Юктешвар веселым, беззаботным тоном и указал на голубой свод небес. -Скорее солнце и луна поменяются местами в космосе, чем ты потерпишь неудачу в получении степени!

Я оставил его дом в более спокойном настроении, хотя чисто арифметически казалось непостижимым, чтобы я прошел. С тревогой раза два я взглянул на небо; дневное владыко как будто надежно держалось на обычной орбите!

Добравшись до Пантхи, я услышал замечание одного сокурсника: “Я только что узнал, что в этом году впервые требуемый проходной балл по английской литературе изменен”. Ворвавшись в комнату этого парня с такой скоростью, что он тревожно взглянул на меня, я нетерпеливо переспросил его.

- Монах длинноволосый, - засмеялся он, - откуда вдруг такой интерес к ученым вопросам? Чего кричать в одиннадцатом часу? Но проходной балл действительно снижен до тридцати трех.

Несколько радостных прыжков - и я оказался в своей комнате, гд е , опустившись на колени, вознес хвалу математическим совершенствам Божественного Отца. Каждый день я трепетал от сознания Духовного Присутствия, Которое, как ясно чувствовал, направляло меня через Ромеша. В связи с экзаменом по бенгальскому языку произошел один знаменательный прецедент. Ромеш, мало касавшийся этого предмета, однажды утром, когда я оставил пансион и уже был на пути в экзаменационный зал, позвал меня обратно.

- Там тебя Ромеш зовет, - с нетерпением сказал мне один соученик. - Не возвращайся, а то мы опоздаем. Не послушавшись его совета, я побежал домой.

- Бенгальские ребята экзамен по бенгальскому языку обычно сдают легко, - сказал мне Ромеш. - Но у меня только что было какое-то предчувствие, что в этом году профессора задумали срезать студентов, поставив вопросы из наших учебников, в которые мы и не заглядываем. - Затем мой друг письменно в общих чертах набросал несколько рассказов из учебника, в том числе и два случая из жизни Видьясагара, бенгальского филантропа, жившего в начале XIX века.

Я поблагодарил Ромеша и поскорее на велосипеде отправился в колледж. Оказалось, что в экзаменационном листе было две части. “Опишите два случая благотворительности из жизни Видьясагара”4, - это была первая инструкция. Перенеся на бумагу так вовремя приобретенные сведения, я прошептал несколько слов благодарности за то, что не был оставлен без внимания и в последний момент вызван Ромешем. Будь я несведущ по части благодеяний, оказанных Видьясагаром человечеству (включая и меня, в конце концов), я не выдержал бы этого экзамена.

Вторая часть гласила: “Напишите на бенгали очерк о жизни человека, который оказал на вас большое влияние”. Любезный читатель, вряд ли мне нужно говорить, какого человека я выбрал для своей темы. Наполняя страницу за страницей восхвалениями гуру, я улыбнулся, поняв, что прошептанное мною предсказание, оказалось правильным: “Я наполню экзаменационные листы вашими учениями!”

Я не чувствовал склонности спрашивать Ромеша по поводу институтского курса философии, ибо надеялся на длительное воспитание под руководством Шри Юктешвара, и с уверенностью пренебрег толкованиями учебника. Самой высокой оценкой из всех моих работ была отмечена работа по философии. Отметки по всем прочим предметам были как раз лишь в пределах проходных баллов.

Приятно отметить, что мой бескорыстный друг Ромеш получил ученую степень кум лауде.

Узнав, что я получил степень, отец расплылся в улыбке.

- Я и не думал, что ты выдержишь экзамены, Мукунда, - признался он. - Ты так много времени проводил со своим гуру.

Учитель поистине верно уловил невысказанное критическое отношение отца.

Несколько лет у меня не было уверенности, что когда-нибудь доживу до того дня, когда за моей фамилией будет следовать степень бакалавра. Я редко пользуюсь этим титулом, всегда помня о том, что это дар Божий, данный из каких-то не вполне ясных для меня соображений. Время от времени я слышу, как бывшие выпускники колледжей отмечают, что у них остается очень мало из вбитых в голову знаний после получения ими степени. Это признание несколько утешает меня в моей несомненно недостаточно высокой учености.

4. Я забыл точную формулировку вопроса, но помню, что она касалась историй, рассказанных мне Ромешем о Видьясагаре.

Благодаря своей эрудиции пандит Ишвар Чандра стал широко известен в Бенгалии просто под именем Видьясагар (Океан знаний).



В тот день в июне 1915 года, когда я получил степень от Калькуттского университета, я преклонил колени у стоп гуру и поблагодарил за все благодеяния, изливающиеся из его жизни в мою5.

- Встань, Мукунда, - милостиво сказал он. - Господь просто нашел более удобным, чтобы ты получил степень бакалавра, чем менять местами солнце с луной!

. Сила, влияющая на умы других и ход событий, - это вибхути (сила йога), упомянутая в Йога-сутре Патанджали 3.24, объясняющая это как результат “всеобщей симпатии” (две научные книги о сутрах - это Система Йоги Патанджали, том 17, восточные серии, Гарвардский университет и Философия Йоги Дасгупты, Trubner’s, London).

Все Священные Писания гласят, что Бог создал человека по Своему всемогущему образу. Контроль над вселенной кажется сверхъестественным, но в действительности такая власть присуща и естественна для каждого, кто достигает “правильного воспоминания” своего духовного происхождения. Люди, понимающие Бога, такие как Шри Юктешвар, лишены ахамкары (эго-принципа) и его появления в виде личных желаний; действия настоящих учителей находятся в не требующем усилий соответствии с рита (природной добродетельностью). По словам Эмерсона, все великие становятся “не добродетельными, но Добродетелью; тогда достигается соответствие цели творения, и Бог доволен”.

Любой человек, сознающий духовность, мог бы творить чудеса, так как, подобно Христу, он понимает тонкие законы творения; но не все учителя предпочитают проявлять феноменальные силы.(См. сноску в главе 24). Каждый святой трактует Бога по-своему; выражение индивидуальности - основное в мире, где нет и двух совершенно одинаковых песчинок.

Невозможно сформулировать устойчивые правила об освященных Богом святых; одни совершают чудеса, другие - нет, одни инертны, другие (как царь Джанака из древней Индии и Святая Тереза из Авилы) заняты великими делами; одни обучают, путешествуют, принимают учеников, другие проводят жизнь молча и скромно, словно тень. Ни один критик в мире не может прочитать тайного манускрипта кармы, разворачивающегося для каждого святого по разным сценариям.