Кобо Абэ
| Вид материала | Документы |
- Российский Университет Дружбы Народов реферат, 238.23kb.
- Книга: Кобо Абэ. "Избранное", 299.1kb.
- Ф. А. Алька Абрамов Ф. А. Две зимы и три лета Абрамов Ф. А. Деревянные кони Абэ Кобо., 349.39kb.
- Кобо Абэ "Волшебный мелок", 621.72kb.
- Биография Вплоть до конца 90-х годов самыми современными японцами для русских читателей, 105.44kb.
- Кобо Абэ Крепость Пьеса в двух действиях, десяти картинах, 563.62kb.
- Ф. А. Алька Абрамов Ф. А. Две зимы и три лета Абрамов Ф. А. Деревянные кони Абэ Кобо., 348.34kb.
- Японии Тэру Миямото обласкан критикой, избалован премиями и огромными тиражами с самого, 95.55kb.
- Коммерческое предложение на новый автозаправщик, в составе цистерны марки кобо и специально, 439.04kb.
18
Я был зол. Я даже не знаю, на кого именно. Мне так хотелось размотать
этот дурацкий клубок, но я понятия не имел, с чего начинать. И дело не в
том, что в руках у меня не было нитей, напротив, нитей было слишком много.
Все они переплетались и обрывали друг друга, и совершенно непонятно было,
какой из них лучше следовать.
По дороге домой я немного боялся, но, кажется, за мной никто не следил.
Жена услыхала, как я резко рванул калитку, и поспешила мне навстречу. Я
понял, что она ждала моего возвращения. И действительно, не успел я в
передней снять туфли, как она вдруг заговорила низким, хрипловатым голосом:
- Что все это значит? Этот госпиталь... и вообще все...
На ней было выходное платье. То ли она тоже только что вернулась, то ли
собиралась куда-то идти. Свет из комнаты пронизывал встрепанные волосы на ее
голове. Она была сильно возбуждена и раздражена чем-то. Я не понимал, в чем
дело. При слове "госпиталь" я вспомнил только счетную лабораторию в
госпитале Центральной страховой компании, где разыгрался акт из дела об
убийстве. Откуда жена узнала об этом? И почему она так этим
заинтересовалась?
- Как это "что значит"?
- Как ты можешь?.. - прошептала жена сдавленным, полным упрека голосом,
и я остановился как вкопанный.
Из гостиной под аккомпанемент телевизионной музыки донесся
пронзительный прерывистый смех нашего сына Есио. Я ждал, что скажет жена. У
меня вдруг возникла нелепая мысль: а вдруг она обнаружила в работе счетной
лаборатории господина Ямамото какое-то упущение, которого я не заметил? Но
жена, по-видимому, ждала, что скажу я.
Некоторое время тянулось неестественное молчание. Наконец жена
проговорила:
- Я сделала так, как ты хотел. Но я вижу, ты забыл даже, о чем звонил
им. Не ожидала от тебя такого легкомыслия... Достаточно того, что ты не
удосужился приехать за мной.
- Звонил?
Жена подняла голову. На лице ее был испуг.
- А разве нет?..
- Подожди. О чем я звонил?
У нее мелко задрожал подбородок.
- Они сказали, что ты им позвонил... Ведь ты звонил, правда?
Она была в смятении. Видимо, упреки, которыми она только что собиралась
меня осыпать, потеряли под собой почву. Вошло что-то немыслимое, неожиданное
и разом погасило ее раздражение. И вот что я понял из ее сбивчивых,
взволнованных слов.
Около трех часов, едва Есио вернулся из школы, ей позвонил врач из
клиники женских болезней, где она состояла под наблюдением. Это маленькая
лечебница в пяти минутах езды на автобусе от нас, ее директор - мой старый
приятель. (Тут я вспомнил. Несколько дней назад жену предупредили, что она
забеременела, и она обратилась ко мне за советом, делать ли ей аборт.
Однажды у нее случилась внематочная беременность, и с тех пор она очень
остро переживает такие вещи. Кажется, я так ничего и не ответил ей, это было
как раз, когда нас загнали в тупик по вопросу о машине.) Содержание
телефонного разговора сводилось к тому, что ее пригласили немедленно
приехать в клинику, где ей по моей просьбе сегодня же сделают операцию. Жена
заколебалась. Кажется, она даже ощутила чувство протеста. Она позвонила ко
мне, но меня на месте не оказалось. (В три часа я сидел у члена комиссии
Томоясу и вел переговоры о передаче нам трупа. В лаборатории все были,
конечно, как в тумане и, видимо, забыли потом передать мне, что звонила
жена.) Волей-неволей она отправилась в клинику.
- Значит, аборт ты в конце концов сделала? - сказал я.
Я нарочно говорил недовольным тоном, стремясь, видимо, инстинктивно
избавиться от нарастающего беспокойства.
- Ну да, - сердито ответила жена. - Что мне оставалось делать?..
Мы поднимаемся на второй этаж в мой кабинет, она идет позади меня.
"Добрый вечер, папа!" - привычно кричит из коридора мне вслед Есио.
- Я все же решила на всякий случай посоветоваться с доктором... Но его
в поликлинике не было. Сам же вызвал и куда-то уехал. Я разозлилась и хотела
тут же вернуться домой. Но едва я вышла за дверь, как меня нагнала какая-то
женщина, видимо медсестра, с большой такой родинкой на правой стороне
подбородка, и сказала, что доктор скоро вернется. Она предложила мне
подождать в приемной и дала принять какие-то пилюли. Горькие пилюли в
красной обертке... Кажется, в красных обертках - это сильнодействующие
лекарства. Эти пилюли, во всяком случае, подействовали сильно... Спустя
некоторое время я впала в странное оцепенение. Как будто все тело уснуло,
остались только глаза и уши... Потом... Я все помню, но как-то словно в
тумане, словно это было не со мной. Кажется, меня вывели, поддерживая с
обеих сторон, усадили в машину и повезли в другую больницу... Это был
госпиталь с темными длинными коридорами... Там был доктор... Это был,
правда, совсем другой доктор, но ему все уже было известно, и он быстро
сделал мне операцию. Все шло как на конвейере. Мне не дали времени подумать,
сообразить... И еще не знаю, какой в этом смысл, но перед уходом мне вручили
какую-то несуразно большую сумму. Сказали, что это сдача...
- Сдача?
- Да. Ты ведь заплатил заранее...
- Сколько тебе дали? - сказал я, невольно поднимаясь с места.
- Семь тысяч иен... Не знаю уж, сколько они посчитали за операцию.
Я потянулся за сигаретой и опрокинул стакан с водой, стоявший на столе
со вчерашнего вечера.
- Ты была, кажется, на третьей неделе?
- Да... Примерно так.
Вода подтекает под стопку книг. "Вытри, пожалуйста". Семь тысяч иен...
Три недели... От шеи по спине растекается огромная тяжесть, словно я
карабкаюсь в гору с трехпудовым грузом на плечах. Жена озадаченно смотрит на
меня. Я отвожу взгляд и, накладывая на лужу старую газету, спрашиваю:
- Что это за госпиталь? Как он называется?
- Не знаю. За мной прислали машину и на ней же отправили обратно.
- Ну хотя бы где он, ты не помнишь?
- Право... Где-то очень далеко... Совсем на юге как будто, где-то чуть
ли не у моря. Я в дороге все время дремала... - Она помолчала и добавила,
словно выпытывая: - Но ты-то, конечно, знаешь о нем?
Я ничего не ответил. Да, я знаю, только в совсем другом смысле. Как бы
там ни было, ничего говорить нельзя. Любое мое слово повлечет новые вопросы,
и мне придется на них отвечать. Волнение мое улеглось, и я почувствовал, как
во мне поднимается жесткое упрямство, раскаленное, как железный лист, под
которым бьется жаркое пламя. Я еще не мог сказать себе, что все понял.
Вернее, я не понимал причины, по которым меня все глубже и глубже затягивают
в омут. Но моя жена вдруг оказалась в этой ловушке вместе со мной, и это
было настолько оскорбительно, что меня охватила ярость, затмившая все перед
моими глазами.