- Московское бюро по правам человека, 2583.76kb.
- Рекомендации. М.: Academia. Московско е бюро по пр авам, 1313.39kb.
- Н. Н. Миклухо-Маклая московское бюро по правам человека в. К. Малькова «не допускается, 3237.86kb.
- Московское бюро по правам человека валентин оскоцкий полемика сталинизм, ксенофобия, 2043.02kb.
- Этническое и религиозное, 1095.97kb.
- Религиозная толерантность, 4768.28kb.
- Религиозная толерантность, 4765.11kb.
- Московское бюро по правам человека Андрей Коробков Владимир Мукомель, 762.39kb.
- Московское бюро по правам человека, 1613.62kb.
- Московское бюро по правам человека, 3002.66kb.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 33
ПОСЛЕДНИЙ ИМПЕРАТОР
Таково было состояние общества, при котором взошел на престол последний император России Николай II. Свержение его с престола в марте 1917 года и убийство в июле 1918-го часто сопоставляют с казнью Карла I Английского (1649) и Людовика XVI Французского (1793) в ходе великих революционных потрясений в этих монархических странах. Такие параллели достаточно очевидны, но не очень содержательны. Жестокая расправа над Николаем II и его семьей может быть понята только в контексте многовековой российской традиции, где, как мы видели, свержения и убийства самодержавных властителей составляли неотъемлемую часть ее исторической жизни. В этом контексте и следует рассмотреть ключевые факты того, что произошло с Николаем и его семьей в 1917 и 1918 годах.
Об этих событиях написаны тонны текстов. Наряду с фактами в них содержатся слухи, домыслы, предположения, мифы, невинные и злонамеренные фальсификации. Обсуждать все это – значило бы выйти далеко за рамки данной работы. Для нас важно подчеркнуть следующее.
Николай был отстранен от власти отнюдь не народной революцией, а в результате заговора, в котором решающую роль играло высшее командование армии. Заговор вызрел задолго до возникновения беспорядков в Петрограде в конце февраля 1917 года. Когда весть об этих беспорядках достигла ставки, в которую царь заблаговременно был вызван (фактически заманен) начальником генерального штабы генералом Алексеевым, он направил телеграмму командующему Петроградским военным округом генералу Хабалову с требованием «завтра же» их прекратить. А когда это не удалось (из-за подозрительной нерешительности Хабалова), царь направил в Петроград генерала Н.И.Иванова, наделив его диктаторскими полномочиями и правом снять с фронта надежные части, чтобы навести порядок любой ценой. Однако перед тем как отправиться в столицу, Н.И.Иванов «посоветовал» царю согласиться на правительство «народного доверия», подотчетное Государственной Думе, то есть отказаться от власти. В ответ Николай промолчал, и... войска, поступившие в распоряжение генерала Иванова, растворились, не добравшись до столицы.
После отбытия из ставки самого царя его поезд – под предлогом, что основные железнодорожные магистрали якобы забиты войсками, подчиненными Иванову, – был отправлен окольными путями, проблуждал почти двое суток, а затем был задержан в Пскове командующим северо-западным фронтом генералом Рузским. Рузский, под чьим командованием находилась миллионная армия, фактически арестовал государя и не выпускал до тех пор, пока не вынудил его дать согласие на отречение от престола. Действия Рузского были согласованы с начальником генерального штаба генералом Алексеевым и всеми командующими фронтов: все они были в сговоре. Петроградские беспорядки стали лишь благовидным предлогом, позволившим слегка закамуфлировать заговор военной хунты.
Подписывая текст отречения, срочно доставленный из Государственной Думы лидером «монархистов» В.В. Шульгиным и тесно связанным с военными кругами А.И. Гучковым, государь в последний раз обнаружил деспотический характер российского самодержавия, изменив заготовленный текст в той части, где говорилось о передаче власти. Пренебрегая законом о престолонаследии, который так и не укоренился в российской политическом правосознании, он отрекся не только за себя, но и за сына, передав трон брату Михаилу Александровичу. Ни со стороны генералов, ни со стороны представителей Думы это вопиющее нарушение закона не вызвало ни малейших возражений. Только Великий князь Николай Николаевич, командовавший кавказским фронтом и находившийся вдалеке от эпицентра событий, узнав на следующий день об отречении «за сына», тотчас предсказал, что в стране начнется резня.
Что касается Михаила Александровича, то его смутил отнюдь не незаконный характер обретения короны. Он с готовностью надел бы ее на свою голову, если бы не понимал, что не сносить ему головы. В Петрограде, где к этому времени уже вовсю разбушевались страсти, на стороне новоназначенного самодержца не оказалось реальной силы. А так как деспотический режим держится на силе, а не на законе, то у него не оставалось иного выхода, как, в свою очередь, отречься.
Возникшее в сумятице Временное правительство, пытаясь спасти царскую семью от самосуда взбунтовавшейся черни, выслало ее в Сибирь, в относительно тихий и безопасный Тобольск. Но в октябре власть захватили большевики. Этим участь поверженного венценосца и его родичей была решена.
Поначалу, правда, Кремль намеревался произвести суд над Николаем и, может быть, над его женой, дабы выжать из этого мероприятия максимальный пропагандистский эффект. Николая II при этом все равно ждал бы эшафот, императрице Александре Федоровне, возможно, пришлось бы разделить его участь. Но широкая – на весь мир – огласка могла бы помешать расправе над детьми царя, явно ни в чем не повинными. По некоторым данным, в Кремле обсуждали возможность обмена царской семьи на европейских радикальных революционеров, Карла Либкнехта и Розу Люксембург, арестованных в Германии после неудавшегося переворота. Другой вариант – получение выкупа.
Эти планы не осуществились по нескольким обстоятельствам. Во-первых, им сопротивлялся завладевший царской семьей «Красный Урал», где верховодили левые коммунисты, в тот момент более радикальные, чем Ленин, Троцкий и другие большевистские лидеры. Во-вторых, помешало быстрое ухудшение военной обстановки на востоке (восстание чехословацкого корпуса и его наступление на Екатеринбург). В-третьих, вспыхнул острый политический кризис в Москве (убийство немецкого посла Мирбаха, «мятеж» левых эсеров), сделавший перевозку царя и его семьи в столицу крайне опасной для большевиков затеей. Уральский совдеп воспользовался этими обстоятельствами и принял решение о ликвидации царской семьи, поставив Кремль перед свершившимся фактом.
Николай II, его жена Александра Федоровна, четыре дочери, сын Алексей и находившаяся при них челядь были расстреляны в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. Еще раньше та же участь постигла Михаила Александровича в Мотовилихе, под Пермью, а на следующую ночь после расстрела семьи – всех Романовых, находившихся в Алапаевске, то есть под властью того же Уральского совдепа. В январе 1919 года, были убиты Романовы, содержавшиеся под арестом в Петропавловской крепости. Спаслись только те, кто находился за границей или в Крыму, куда не дотянулась длинная рука большевистского террора.10
ФАРС ПОСЛЕ ТРАГЕДИИ
Убийством Николая II и его семьи завершилась история российского самодержавия, но не история борьбы за российскую корону. Только теперь эта борьба – в силу бессмысленности – приобрела гротескную форму (история повторяется – сначала в виде трагедии, потом в виде фарса). В 1922 году великий князь Кирилл Владимирович, старший из двоюродных братьев Николая II, объявил себя «хранителем» императорского престола, а в 1924-м – императором Всея Руси. Большинство остальных родственников царя, включая императрицу-мать Марию Федоровну и его дядю великого князя Николая Николаевича, восстали против «узурпации» несуществующего трона. Как старший из двоюродных братьев Николая II Кирилл Владимирович имел основания стать его наследником. Но остальные родичи Николая стали оспаривать легитимность его притязаний, указывая на его «неправильный» брак, дезертирство из армии в июле 1917 года и на другие проступки, ронявшие «честь и достоинство» царственной особы. Эти прегрешения, по их мнению, лишали Кирилла Владимировича прав на престол. Была создана «Ассоциация семьи Романовых», которая поставила своей целью противостоять притязаниям самопровозглашенного императора.
В пылу борьбы с Владимировичами остальные Романовы упорно отказывались признать сам факт гибели Николая и его семьи. Когда на Западе объявился следователь Николай Алексеевич Соколов, который при Колчаке проводил расследование екатеринбургского убийства, то он бросился трубить о страшном преступлении большевистских головорезов. Но Романовы даже не хотели с ним разговаривать. Трупов убитых Соколов не нашел, что и служило поводом к недоверию.11
В феврале 1920 года в Берлине полицейские спасли молодую женщину, пытавшуюся утопиться. Когда доставленная в беспамятстве в больницу неизвестная пришла в себя, она назвалась дочерью Николая II Анастасией. Она неплохо знала обстоятельства жизни и смерти царской семьи и хорошо вжилась во взятую на себя роль. Некоторые Романовы – в пику Владимировичам – охотно признали ее истинной Анастасией, и потом эта экспансивная женщина дурачила мир на протяжении десятилетий, озадачивая следственные органы, судей и экспертов многих стран, тщетно пытавшихся разрешить тайну ее происхождения. Только в 1994 году, через 10 лет после ее смерти, генетическая экспертиза, сравнившая строение ДНК названной Анастасии и найденных к тому времени останков царской семьи, пришла к выводу, что Анна Андерсен (таково было истинное имя авантюристки) не могла состоять в родстве с Романовыми.
Анна Андерсен была лишь одной из ряда «чудом спасшихся Анастасий», но особенно обильным оказался урожай на Лжеалексеев.
Первый из них объявился в столице Колчака Омске еще в 1919 году, где он был предъявлен для опознания учителю царевича Алексея П. Жильяру. Мальчик был похож на царевича и так искусно играл его роль, что доверчивый и простодушный Жильяр чуть было не признал в нем своего воспитанника. Но при жестком допросе в колчаковской охранке мальчик признался, что лжет.
В об убийстве царской семьи вполне серьезно обсуждается версия «чудесного спасения» якобы недобитых Анастасии и Алексея из грузовика, в котором трупы везли хоронить. Впервые рассказанная на страницах журнала «Огонек», эта версия вызвала поток читательских писем, из которых автор узнал историю некоего Ф.Г.Семенова, узника одного из сталинских лагерей, доставленного в 1949 году в психбольницу города Петрозаводска, где он и назвался царевичем Алексеем.
Поразителен не бред сумасшедшего, а то, с какой серьезностью к нему относились в постсоветской России. Проверяя полученные сведения, автор книги обращался в ЦГАОР, чтобы заполучить образцы почерка царевича Алексея, а затем просил Институт криминологии Академии наук сопоставить его с почерком больного Ф.Г.Семенова, благо после него тоже осталось какое-то письмо. Почерки оказались разными. Тем не менее, вопрос о том, был ли умалишенный Ф.Г. Семенов царевичем Алексеем или не был, автор книги оставил открытым.12
Но, пожалуй, наиболее примечательна история учителя географии Василия Ксенофонтовича Филатова, рассказанная тремя солидными учеными. В , изданной в переводе на английский язык нью-йоркским издательством «Эйбрамс», проанализирована огромная литература, так или иначе касающаяся гибели царской семьи, включая многие малодоступные публикации, архивные документы, многочисленные фотографии. Все источники тщательно сопоставлены и подвергнуты строгому научному анализу. Подсчитано число пуль, выпущенных расстрельной командой в узников «Дома особого назначения», подвергнуты анализу те пули, которые были обнаружены следствием, уточнено оружие, из которого стреляли убийцы, и все это сопоставлено с сохранившимися свидетельствами убийц. Отмечены бесчисленные противоречия в этих свидетельствах, все ошибки памяти, все намеренные или ненамеренные умолчания. Заново прослежен и нанесен на карту маршрут грузовика, в котором вывозили тела, отмечены все его возможные остановки, вызванные плохим состоянием дороги или другими причинами. Все это изложено в первой половине книги с большой тщательностью и основательностью, отвечающими самым высоким стандартам научного исследования. За исключением, может быть, одной небольшой передержки. Авторы многократно подчеркивают, что трупы не были освидетельствованы врачом, так что факт смерти всех расстрелянных не был удостоверен профессионалом; но при этом они умалчивают, что начальник расстрельной команды Яков Юровский по профессии был фельдшером. Более того, признавая большую достоверность и точность отчетов и воспоминаний Юровского, они в то же время не верят его утверждению, что два трупа были сожжены и потому в общей могиле было зарыто девять трупов из одиннадцати. По их версии, повторяющей версию Э.Радзинского, двое расстрелянных могли остаться живыми и бежать во время одной из остановок грузовика, в котором их везли хоронить. Чтобы сделать эту фантастику мало-мальски правдоподобной, авторы пускают в ход весь арсенал современной науки, доказывая, что на открытом воздухе трупы вообще не горят! Заодно авторы пытаются «научно» объяснить, как предположительно недобитый, но изрешеченный пулями царевич Алексей мог не истечь кровью и выжить, не смотря на то, что с рождения страдал гемофилией (несвертыванием крови) и тяжело заболевал при малейшем ушибе.
И все это сделано лишь для того, чтобы во второй половине книге рассказать историю жизни провинциального учителя географии Василия Ксенофонтовича Филатова, который от рождения был хромым, поздно женился, о своем прошлом говорить не любил даже самым близким людям, а на расспросы отвечал иносказательно. Учитель умер в 1988 году. И вот после его смерти, анализируя задним числом то, что он рассказывал о себе, его дети пришли к заключению, что их отец был вовсе не Василием Ксенофонтовичем Филатовым, а «чудесно спасшимся» царевичем Алексеем Николаевичем Романовым. Авторы книги с доверием отнеслись к версии названных внуков Николая II и понесли эту благую весть городу и миру13. Будучи серьезными учеными, авторы признают, что доказать их версию невозможно, но тем не менее они прилагают неимоверные усилия, чтобы сделать ее правдоподобной.
Увы, в 2007 году, вблизи основного захоронения были обнаружено кострище и под ним обгорелые останки двух человек. Тщательный научный анализ позволил опознать в них царевича Алексея и великую княжну Марию (не Анастасию!), чьи останки отсутствовали в основном захоронении. Этому драматическому открытию посвящен эпилог упоминавшейся книги Н. Розановой.
Как мы видели, русская история густо заселена самозванцами. Может быть, это вызвано не только тем, что самозванщина была одним из эффективных способов борьбы за власть, но что к ней располагают какие-то особенности национального сознания, открытого к восприятию самых невероятных мифов и небылиц. От такой слабости, как видим, не защищены даже современные мужи науки.
Но основная причина обильного урожая на «чудесно спасшихся» членов царской семьи состояла в том варварстве, с каким большевики учинили расправу над нею. Элементарное чувство справедливости восстает против того, чтобы такое жестокое злодеяние могло в полной мере осуществиться. Стойкости мифов и легенд способствовало и то, что большевики окутали происшествие плотным слоем таинственности и лжи.
Расправа над царской семьей покончила с российским самодержавием, но не с российским деспотизмом, который принял иную, гораздо более тотальную форму. Самовластие партийных вождей слилось с самовластием бунтующей черни, аракчеевщина с пугачевщиной. Жестокая борьба за власть на большевистском Олимпе – это продолжение того, что происходило на вершинах власти на протяжении всей истории России.
Часть 2.
Запятнанный Даль
Мог ли создатель «Толкового словаря живого
великорусского языка» быть автором «Записки
о ритуальных убийствах»?
«Окутанная средневековым мраком, “Записка о ритуальных убийствах” запятнает память Даля, если не будет рассеяна легенда, будто эта записка – его детище».
Ю. Гессен, 1914
От автора
Одной из причин, побудивших меня почти 40 лет назад заняться изучением зловещей легенды об убиении евреями христианских младенцев, было появление в самиздате так называемой «Записки о ритуальных убийствах» под именем Владимира Ивановича Даля. Незадолго перед тем в серии «Жизнь замечательных людей» была издана биография В. И. Даля, написанная В.И. Порудоминским – крупнейшим знатоком жизни, творчества, научного и литературного наследия великого лексикографа. Так как мне, в качестве редактора серии ЖЗЛ, довелось готовить книгу В. Порудоминского к печати, то я знал, что это апокриф: создатель Толкового словаря живого великорусского языка такого сочинения не писал. Кому-то понадобилось привязать имя Даля к зловещему средневековому мифу. На фоне набиравшей силы кампании по «разоблачению международного сионизма», которая сопровождалась более или менее откровенной травлей всего еврейского, эта акция выглядела не случайной. Стало ясно, что имеются влиятельные круги, заинтересованные в воскрешении кровавого навета на евреев.
Я занялся изысканиями в этой специфической области, результатом чего стали два исторических романа («Хаим-да-Марья», «Кровавая карусель»), большое число статей, пародий и других литературных произведений. Однако пробиться в подцензурную советскую печать с такой темой оказалось невозможно.
В турбулентные годы горбачевской перестройки и ельцинского беспредела, когда я уже жил в Соединенных Штатах, посев «научный» дал дружные всходы «на ниве народной». «Записка о ритуальных убийствах» стала издаваться и переиздаваться большими тиражами под именем В.И. Даля, она широко цитируется, как его произведение, что нередко сбивает с толку и вполне здравомыслящих читателей. Это заставляло меня не раз возвращаться к теме авторства «Записки», на что адепты ритуальной легенды реагировали очень нервозно. Не умея оспорить мои аргументы, они обрушивались на меня со злобными нападками. Мне даже довелось узнать, что я сам по горло в крови зарезанных христианских младенцев – об этом-де говорит моя «ритуальная» фамилия. Такого рода «критика» меня скорее забавляет, чем возмущает, но должен признать, что общий счет многолетнего матча пока складывается не в мою пользу. Патриотисты, как их назвал известный литературный критик В. Оскоцкий, кричат громче, и их многочисленные болельщики на трибунах тоже не жалеют голосовых связок.
В данной работе вопрос об авторстве «Записки о ритуальных убийствах» впервые рассмотрен не только в историко-литературном аспекте, но и в сравнительно текстологическом, что позволило продемонстрировать непричастность к ней В.И. Даля с исчерпывающей (для меня) глубиной и полнотой. Имеющий уши услышит, имеющий очи увидит. Ну а тем, кто сознательно закрывает глаза и затыкает уши, я ничего доказывать не берусь: это не по моим силам14.
1.
Мои историко-документальные очерки «Кровавый навет в России», в которых, в частности, дается ответ на вопрос, вынесенный в подзаголовок этого очерка, были опубликованы в балтиморском журнале «Вестник» в 1999-2000 гг.,15 а затем составили большую часть книги «Растление ненавистью».16
«Вашу книгу в России ждет трудная судьба», – предсказал мне тогда Александр Брод, директор Московского бюро по правам человека, и как в воду глядел. Два-три доброжелательных отзыва в малозаметных органах российской печати, еще несколько в русском зарубежье – такова была первоначальная реакция на книгу, после чего о ней, казалось, забыли.
Поскольку красно-коричневые патриоты поначалу хранили молчание, то я простодушно считал, что они мою книгу не заметили. Но потом ее стали вспоминать, чем дальше, тем чаще.
Особенно злобную реакцию вызывает изложенная в книге история «Записки о ритуальных убийствах». В современной России она широко издается под именем Владимира Ивановича Даля, мною же было показано, что нет никаких оснований приписывать это мракобесие создателю знаменитого «Толкового словаря живого великорусского языка».
На большинство нападок я не реагировал, а на те немногие, на которые не мог не ответить, реагировал иронически. Спорить по существу было не с чем и не с кем, так как никаких историко-литературных фактов, которые бы вносили коррективы в мою версию происхождения «Записки» мои хулители привести не могли. Между тем, переиздания «Записки» под именем Даля продолжаются: она выходит отдельными книжками, в сборниках, размещена на различных вэб-сайтах, и не только национал-патриотических. Так, на портале кафедры филологии Петрозаводского Государственного университета philolog.ru она включена в полное собрание сочинений Даля (портал создан в связи с 200-летием Даля, которое отмечалось по программе ЮНЕСКО).
С еще большей скоростью множатся ссылки на Даля как на автора этой «Записки». По уровню популярности «Записка Даля» превзошла его знаменитый Словарь. Появились ссылки и на некоторых англоязычных сайтах. На одном болгарском сайте она воспроизведена с выразительными иллюстрациями под эгидой нацисткой газеты «Штюрмер» (в болгарском переводе «Щурмовакът»), чьим художественно выполненным названием – между двумя свастиками на красном фоне – начинается, и столь же художественно прорисованным нацистским лозунгом – «Евреи наше несчастье» – завершается каждая страница текста, сосканированного с какого-то печатного издания. Не издавался ли «Штюрмер» времен Третьего рейха в болгарской версии?
Известно, что Болгария в годы Второй мировой войны находилась под пятой гитлеровской Германии, была оккупирована ее войсками, но требование отправить евреев в концлагеря в стране саботировались, потому большинство болгарских евреев пережило Холокост. Не пытались ли гитлеровцы подобными публикациями подбить болгар к сотрудничеству в деле окончательного решения?
А последней каплей для меня стал раздел о «Записке» в статье о Дале, размещенной в русскоязычной электронной энциклопедии Wikipedia, куда каждый желающий может вносить дополнения и поправки. Издание малонадежное, но одно из самых посещаемых в русском интернете. Раздел, посвященный «Записке о ритуальных убийствах», завершается таким пассажем:
«По мнению американского публициста Семёна Резника (изложенному в статье подлинным автором «Записки» является директор департамента иностранных исповеданий В. В. Скрипицын, а напечатан и приписан Далю этот труд оказался лишь в году, “в преддверии Но мнение Резника, очевидно, совершенно не соответствует действительности, поскольку произведение Даля “Об убивании евреями христианских младенцев” (1844 г.) упоминается также и в статье профессора С. К. Булича “Даль” в (1890-1907 ), и притом задолго до названной Резником даты».17
Итак, появился какой-никакой историко-литературный аргумент, говорящий о том, что какую-то работу о ритуальных еврейских убийствах Далю приписывали еще до переиздания «Записки» под его именем, причем в авторитетном академическом издании. Это и побудило меня вернуться к данной теме – не столько для того, чтобы отстоять свое мнение, сколько проверить самого себя.
n