Эволюция российского абсолютизма в контексте развития конституционных идей в России и Европе во 2-ой половине XVIII 1-ой четверти XIX вв

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Особенности изучения темы в научной литературе
Зарубежная историография
Источниковую базу
1-я редакция
2-я редакция
3-я редакция
4-я предполагаемая редакция
Теоретическая и методологическая основа диссертационного исследования.
Апробация исследования.
Структура работы.
Основное содержание диссертации.
В Главе I «Конституционализм как течение общественной мысли»
В параграфе первом «Возникновение конституционализма, основные этапы его развития, типология»
Аристократический или олигархический конституционализм
Дворянско-просветительский конституционализм.
Буржуазно-демократический конституционализм
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

Особенности изучения темы в научной литературе


В дореволюционной историографии проблема конституционных поисков Александра I и его окружения и их влияние на внутреннюю и внешнюю политику России первой четверти XIX в. стала предметом научного рассмотрения в 1860-е гг. и это не случайно, т.к. именно в это время на повестку дня был поставлен вопрос о проведении буржуазных реформ, и в поисках истоков этих реформ взоры историков обратились к началу XIX века. При этом характерной чертой дореволюционной историографии была отчетливая связь между предметом исследования и собственной политической позицией авторов. Исходя из этого, можно выделить два основных подхода к рассмотрению реформ начала XIX века – консервативный и либеральный.

Консервативная русская историография представлена трудами дворянских историков М.И. Богдановича и Н.К. Шильдера1. Для них характерна ярко выраженная уверенность в незыблемости монархического принципа правления. Этим объясняется их негативное отношение к деятельности Негласного Комитета, которая, по их мнению, представляла собой попытку внедрения прозападных конституционных идей, якобы чуждых интересам страны. Именно это и стало главной причиной неудачи реформ начала XIX века. М.И. Богданович и Н.К. Шильдер разошлись лишь в вопросе об оценке либерализма Александра I. Если М.И. Богданович считал, его следствием юношеского максимализма императора и вредного влияния «молодых друзей» из Негласного Комитета, то Н.К. Шильдер считал, что Александр I с самого начала стоял на консервативных позициях, а либеральные идеи использовал, как средство укрепления личной власти, защиты ее от поползновений участников заговора 11 марта 1801 года.

В целом же, для консервативной историографии характерен довольно поверхностный подход к изучению причин реформ начала XIX века и явная апологетика абсолютной монархической власти, что вело к субъективизму и догматизму в оценке попыток преобразований начала XIX века.

Для либеральной историографии характерен более объективный подход к освещению событий, хотя работы некоторых либерально настроенных историков также не свободны от субъективизма и чрезмерной умозрительности, в частности, труды А.Д. Градовского и М.В. Довнар-Запольского2.

На гораздо более высоком научном уровне написаны работы А.Н. Пыпина и вел.кн. Николая Михайловича3. Они отличаются использованием большого массива архивных источников, многие из которых были введены в научный оборот впервые, как например, «Протоколы Негласного Комитета»4. Особо следует отметить работу А.Н. Пыпина «Общественное движение при Александре I», в которой впервые в историографии делается вывод о том, что конституционные идеи Александра I и «молодых друзей» были не случайным, а закономерным явлением, вытекавшим из всего исторического развития России XVIII века, особенно последних лет царствования Екатерины II и Павла I. Главной причиной неудачи реформ начала XIX в. А.Н. Пыпин считал отсутствие гласности при их разработке, отказ обратиться к общественному мнению за поддержкой5.

В целом же, за исключением исследования А.Н. Пыпина, объяснения дореволюционными историками причин перехода верховной власти к преобразованиям в начале XIX века почти не выходили за рамки чисто умозрительного подхода. Реформы объяснялись исключительно личными взглядами Александра I или настроениями группировок высшей аристократии при императорском дворе, практически вне всякой связи с политическими и социально-экономическими процессами, объективно развивающимися во второй половине XVIII века.

Недостаток этот попытался устранить М.Н. Покровский на основе марксистской методологии. Однако, критикуя своих предшественников за схематизм и умозрительность построений, сам Покровский не избежал того же самого. Так он почти проигнорировал особенности политической борьбы начала XIX века, дав ее самую общую схему, не подкрепленную конкретными фактами. Слишком упрощенной и пренебрежительной представляется и оценка личности Александра I6.

Важным исследованием, отметившим переход от дореволюционной историографии к советской, стала вышедшая в 1924 г. книга А.Е. Преснякова «Александр I». По форме это было научно-популярное сочинение, почти без ссылок и сносок на документы, по сути же глубокое исследование, в основе которого лежало тщательное изучение уже введенных в оборот источников. Под влиянием марксистской методологии А.Е. Пресняков считал попытку реформ начала XIX в. продуктом социально-экономического развития страны. При этом автор выдвинул идею относительной самостоятельности самодержавия, которое в лице Александра I и «молодых друзей» играло в начале XIX в. прогрессивную роль, пытаясь провести назревшие преобразования во всех сферах жизни. Главную причину неудачи реформ начала XIX в. Пресняков видел в отсутствии объективных предпосылок7.

Альтернативный подход к проблеме реформ начала XIX в. предложил С.Б. Окунь, опиравшийся на труды основателей ленинградской исторической школы В.П. Семенникова и И.М. Троцкого, которые впервые в историографии попытались проанализировать разные редакции проекта «Жалованной Грамоты российскому народу»8. С.Б. Окунь исходил из марксистской методологии и того, что определяющим фактором внутренней политики самодержавия того времени было наличие противоречий между развивающимся новым капиталистическим способом производства и господствующей крепостной системой. При этом Окунь постарался учесть все нюансы конкретной политической обстановки, вынудившей царизм встать на путь реформ. Особую роль в подготовке коронационных проектов Окунь отводил участникам антипавловского заговора. Александр I же в его представлении был хитрым и умным политиком, рядившимся в тогу показного либерализма, а на самом деле преследовавшим цель добиться всемерного укрепления своей абсолютной власти9.

Концепция С.Б. Окуня «заигрывания с либерализмом», отрицавшая способность абсолютистского режима в России сознательно пойти по пути конституционных реформ, была преобладающей в исторической науке на протяжении нескольких десятилетий и нашла отражение на страницах всех официальных изданий того времени. По своей сути эта концепция представляла собой возрождение, но на несравненно более высоком уровне, линии М.И. Богдановича - Н.К. Шильдера, сомневавшихся в искренности реформаторских намерений Александра I.

Однако, отнюдь не все историки придерживались концепции «заигрывания с либерализмом». В 1957 г. А.В. Предтеченский выпустил в свет монографию «Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в.», до сих пор остающуюся одним из самых обстоятельных исследований внутриполитических проблем указанного периода. В концепции Предтеченского Александр I предстает дальновидным реформатором, убежденным в необходимости пойти на частичные уступки, причем сознательные, новым буржуазным отношениям с целью предотвратить повторения событий Французской революции. По его мнению, Александр I и члены Негласного Комитета действовали как единомышленники и являлись инициаторами всех реформ. Однако автор рассматривал подготовку реформ вне всякой связи с мартовскими событиями 1801 г., что являлось существенным недостатком его концепции10.

В 50е-60е гг. в советской историографии появляется и ряд других работ, в которых затрагивается конституционный аспект внутренней и внешней политики Александра I. В частности следует отметить статьи П.К. Бонташа, А.Н. Китушина и Д.С. Бабкина по поводу вопроса об участии А.Н. Радищева в разработке проекта «Жалованной Грамоты российскому народу» 1801 г.11

Необходимо также отметить работы К.В. Пигарева, в которых дается обстоятельный анализ конституционного проекта Н.И. Панина – Д.И. Фонвизина12, С.О. Шмидта о проектах П.И. Шувалова13 и обстоятельную монографию А.М. Станиславской, в которой впервые в историографии всесторонне анализируется конституционный аспект внешней политики России в начале XIX века, в частности на Ионических островах14.

В 70е годы в отечественной историографии интерес к проблеме реформ начала XIX в. значительно ослабевает. За этот период можно отметить лишь монографию С.С. Ланды, посвященную формированию идеологических предпосылок декабристского движения15.

В 80е годы, когда встал вопрос о необходимости реформирования самой советской системы, интерес к рассматриваемой проблематике вновь возрастает. В поисках аналогий взгляд исследователей обращался к событиям начала XIX века, причем события эти рассматривались в ракурсе возможности и реальности реализации реформаторской альтернативы в то время.

Из исследований, посвященных этой проблематике, можно отметить работы Н.В. Минаевой, С.В. Мироненко и М.М. Сафонова.

Н.В. Минаева и С.В. Мироненко, по сути, выступили продолжателями линии, намеченной в трудах А.Н. Пыпина, А.Е. Преснякова и А.В. Предтеченского, рассматривая попытки реформ начала XIX века как сознательный, хотя и вынужденный выбор правительства с целью приспособления устаревшей политической системы к новым общественным отношениям. Оба исследователя рассматривали проекты государственных реформ при Александре I (Жалованная Грамота российскому народу 1801 г., проект М.М. Сперанского 1809 г., Уставную грамоту 1818-1820 гг.) как проекты конституционные, направленные на модернизацию государственного строя и политической системы России, предотвращение возможной революции. Все три проекта должны были привести к превращению России из абсолютной монархии в конституционную. Успеху этих реформ помешало сопротивление подавляющей части консервативно настроенного дворянства и недостаточная решимость довести начатое до конца у самого императора. Однако в трудах этих ученых конкретная борьба вокруг реформ начала столетия затрагивалась лишь отчасти, так как они ставили перед собой другие задачи. Исследование Н.В. Минаевой было посвящено более широкой теме истории общественно-политической мысли первой четверти XIX века16, а в центре внимания С.В. Мироненко находилась политическая борьба вокруг проекта М.М. Сперанского и Уставной грамоты 1818-1820 годов17.

Зато монография М.М. Сафонова была посвящена периоду первых лет царствования Александра I18. Автор обработал огромный фактический материал, ввел в научный оборот неизвестные ранее источники19. Являясь учеником С.Б. Окуня, М.М. Сафонов использовал и ряд идей сторонников концепции «приспособления». В результате ему удалось создать оригинальную концепцию, объясняющую причины, характер и результаты реформ начала XIX века, хотя ряд положений этой концепции представляется достаточно спорным. Так вряд ли можно согласиться с оценкой проекта «Жалованная Грамота российскому народу» 1801 г. как феодальной хартии, так же как и с чрезмерным выпячиванием роли лидера «заговорщиков» П.А. Зубова. Не лишена противоречий и оценка деятельности Негласного Комитета. С одной стороны, М.М. Сафонов постоянно указывает на желание «молодых друзей» всячески затормозить реформаторскую деятельность Александра I, с другой – признается приверженность «молодых друзей» идеям конституционализма, причем общесословного характера20.

Следует также отметить монографию П.С. Грацианского, в которой дается развернутый анализ развития политико-правовой мысли России второй половины XVIII века, в том числе подробно рассматривается так называемая «записка Безбородко», ставшая одним из источников проекта «Жалованной Грамоты российскому народу» 1801 г.21

Из работ, вышедших в начале 1990-х гг. и посвященных проблеме разработки проектов реформ начала XIX в., следует отметить статью В.А. Федорова, в которой сквозь призму биографии Александра I дается глубокий анализ причин, побудивших императора начать разработку проектов конституционных реформ, а также причин неудачи этих попыток. При этом автор поддерживает концепцию приспособления самодержавия к новым общественным условиям22.

Также определенный интерес представляет статья И.В. Волковой и И.В. Курукина, посвященная анализу феномена дворцовых переворотов в политической истории России XVII-XX вв. Авторы высказывают оригинальную мысль о том, что большая часть удавшихся и неудавшихся дворцовых переворотов сопровождалась попытками аристократических кругов ограничить самодержавную власть, в том числе и при помощи разработки соответствующих конституционных проектов. При этом данная тенденция рассматривается как закономерность политического развития России XVIII-XX вв.23

Значительную научную ценность представляют монография А.Н. Медушевского, в которой дается авторская типология развития конституционализма в России24, и монография А. Каменского, в которой исследуются основные тенденции развития России в XVIII веке в контексте борьбы традиционных и модернизаторских начал. Реформы Александра I в этой связи рассматриваются как очередная попытка модернизации страны, но на фоне резкого сужения реформаторского пространства по сравнению со второй половиной XVIII в.25

Следует отметить и монографию С.А.Омельченко, посвященную проблеме становления концепции «просвещенного абсолютизма» в России при Екатерине II. Автор справедливо отмечает явные отличия этой концепции в интерпретации Екатерины от аналогов в странах Западной Европы, особенно в отношении крестьянского вопроса.26

В целом для отечественной историографии 1990-х годов характерно обращение многих исследователей к жанру психологического портрета. При этом в центре внимания исследователей оказались, прежде всего, сложные и неоднозначные фигуры Павла I и Александра I. Из монографий, посвященных Павлу I, следует отметить работы А.Г. Тартаковского, Ю. А. Сорокина, Г.Л. Оболенского, А.М. Пескова27, продолжившие исследования Н.Я. Эйдельмана. Для всех этих работ, разных по своему научному достоинству, характерно рассмотрение Павла I как сложной исторической личности, в которой совместились и реформаторские и консервативные устремления. Павел I рассматривается как неудавшийся реформатор, тем не менее, своей деятельностью заложивший основы развития России в первой половине XIX века.

Помимо Павла I особой популярностью пользовалась противоречивая фигура Александра I. Кроме уже упоминавшейся работы В.А.Федорова ему посвящены монографические исследования А.Н.Сахарова, А.Н. Архангельского и Н.А.Троицкого. А.Н.Сахаров рассматривает всю деятельность Александра I сквозь призму искупления греха отцеубийства. Он достаточно убедительно доказывает, что и переход к разработке конституционных реформ, и отказ от их осуществления можно объяснить психологическими факторами. Искренняя любовь к стране, стремление сделать лучше жизнь большинства населения, чтобы хоть как-то оправдать участие в заговоре против отца, являлись, по мнению А.Н.Сахарова, главными мотивами деятельности императора. Сомнения в правильности выбранного пути, опасения, что задуманные преобразования приведут к негативным результатам, стали главными причинами нереализованности конституционной альтернативы, искренним приверженцем которой был сам император.28

Монография Н.А.Троицкого «Александр I и Наполеон», написанная блестящим литературным языком, посвящена сравнительному жизнеописанию двух императоров. В оценке внутриполитического курса Александра I он близок к сторонникам «теории приспособления» («реформы 1801-1804 гг. были закономерным результатом распространения в России конституционных идей, включая собственные воззрения Александра I»), но одновременно считает обоснованными и ряд доводов сторонников теории «заигрывания с либерализмом» («Александр I не испугался «последнего шага» по пути реформ, а почувствовал, что уже сделанными, т.е. именно промежуточными и половинчатыми, шагами он достаточно упрочил свое положение, примирив старую знать с новой, и не нуждался в дальнейших реформах»). В целом, оценивая Александра I как личность и политика, Н.А.Троицкий замечает, что после Наполеона по уровню способностей и интеллекта Александр был самым умным и умелым политиком, приводя при этом схожие слова самого Наполеона, сказанные им в конце жизни на острове Святой Елены: «Это, несомненно, самый способный из всех царствующих монархов».29

Монография А.Н.Архангельского «Александр I» является, по сути, историко-беллетристическим произведением и, наверное, самым «психологическим» из написанных в жанре психологического портрета. Автор делает упор на выяснении мотивов деятельности императора, его поведения в частной и политической жизни. Главным из них Архангельский считает идею искупления вины за участие в заговоре против отца, а отсюда стремление «осчастливить» страну введением Конституции, правового кодекса, отменой крепостного права, чтобы оставить о себе добрую память и скрасить мрачные впечатления от обстоятельств прихода к власти. Однако с течением времени, реформаторский пыл Александра угас, расставаться с абсолютной властью ему все менее хотелось. В результате внутренний конфликт мотивов привел к тому, что император периодически возобновлял работу над проектами конституции, но в решающий момент отказывался сделать последний шаг. В целом концепция А.Н.Архангельского является по своей сути одной из разновидностей концепции «заигрывания с либерализмом».30

Из работ, посвященных внешней политике России рассматриваемого периода следует отметить статью Г.И. Герасимовой о внешнеполитической концепции графа Н.И. Панина и статью О.А. Савельевой о графе И. Каподистрии и его влиянии на проведение в жизнь политики «конституционной дипломатии» в 1814-20 гг., опубликованных в сборнике «Российская дипломатия в портретах»31.

Кроме того, с темой диссертации несколько соприкасаются работы В.И. Морякова о русском просветительстве второй половины XVIII в., Н.М. Михайловой о либерализм в России на рубеже XVIII-XIX вв. и несколько работ Ф.А. Петрова о развитии университетского образования в первой половине XIX века32.

Для историографии 2000-х г.г., как и для историографии предшествующего периода, характерен некоторый спад интереса к проблеме конституционных реформ второй половины XVIII – первой четверти XIX вв. С другой стороны, были предприняты первые попытки концептуального осмысления всего пути развития российского конституционализма с XVIII до начала XX века. Именно этой теме посвящены вступительные статьи А.Н.Сахарова и А.Н.Медушевского к сборнику конституционных проектов «Конституционные проекты в России XVIII - начала XX в.в.», подготовленного в Институте Российской истории РАН в 2000 г. В статье «Конституционные и цивилизационные судьбы России» А.Н. Сахаров рассуждает о возможности иных альтернатив в российской истории. По мнению А.Н.Сахарова, первые ростки конституционной альтернативы в России появляются еще в XVI веке в сочинениях князя А.Н.Курбского, затем во время событий Смутного времени («крестоцеловальная запись» Василия Шуйского при вступлении на престол). Ее окончательное оформление происходит в XVIII веке в проектах «верховников» и Н.И.Панина. С приходом к власти Александра I реализация этой альтернативы становится как никогда реальной благодаря особенностям мировоззрения молодого императора. Однако в решающий момент он отказался от воплощения им же самим задуманного, и Конституция в России так и не была принята. Одну из главных причин А.Н.Сахаров видит в неуверенности Александра I по поводу последствий принятия Конституции. К тому же, получив в свои руки неограниченную власть, Александр I уже не очень-то хотел с ней расставаться. Несмотря на неудачу с реализацией конституционных проектов при Александре I, их значение, по мнению Сахарова, все равно было велико, так как свидетельствовало о переходе на иной, более прогрессивный уровень развития цивилизации.33

А.Н.Медушевский в статье «Конституционные проекты в России» попытался выявить специфические черты, присущие российскому конституционализму. К таковым автор относит заимствованный (с Запада) характер конституционных идей, немассовость сторонников конституционализма из-за отсутствия широкой социальной опоры в лице среднего класса, а отсюда его верхушечный характер. По мнению А.Н.Медушевского, в силу этих причин российский конституционализм так и не стал «реальной политической силой, способной трансформировать политическую систему абсолютистского государства», а остался «своеобразным интеллектуальным течением, отстаивавшим ограничение власти главным образом из чисто теоретических соображений, апеллируя при этом часто к самой власти». Представляется очень важной и правильной мысль ученого о том, что российский конституционализм отражает доминирующую тенденцию к рационализации, модернизации и европеизации российского политического строя и не может быть объяснен вне ее. Что касается оценки конституционных проектов 1-ой четверти XIX в., интересующих нас, прежде всего, то в отличие от А.Н. Сахарова, Медушевский относит их к типичным проявлениям «мнимого конституционализма» бонапартистского образца, в которых выборы сводятся к фарсу, а парламент не обладает реальными законодательными полномочиями. По мнению Медушевского, реализация проектов Негласного Комитета, проекта М.М.Сперанского и Уставной Грамоты 1818-1820 гг. привела бы к созданию более рационализованной бюрократической администрации, возможно, ограничению произвола монархической власти, но отнюдь не к созданию конституционной монархии. При этом автор считает признаками конституционной монархии парламентский контроль над бюджетом, ответственность министров перед Парламентом, контрассигнация министром подписи монарха. Ни одного из этих признаков в вышеназванных проектах он не обнаруживает.34 Подобное утверждение представляется спорным. Причины нереализованности конституционных проектов 1-ой четверти XIX в. Медушевский видит в невозможности в условиях конкретной политической ситуации того времени одновременно решить вопрос о политическом переустройстве государственной системы и вопрос о крепостном праве. По его мнению, «ослабление монархической власти как единственной надсословной силы, способной провести крестьянскую реформу сверху, становилось в этих условиях деструктивным фактором социального развития». Подобное объяснение представляется убедительным и объективным.

Из монографических исследований этого периода следует отметить работы М.М.Сафонова, Н.В.Минаевой и К.С.Чернова.

Монография М.М.Сафонова «Завещание Екатерины II» посвящена политической борьбе в придворных кругах в 70-90-е гг. XVIII в. вокруг вопроса о престолонаследии. На основе многочисленных документальных источников, в том числе архивных материалов, автор вскрывает реальную подоплеку сложных, а затем и откровенно враждебных взаимоотношений Екатерины II и Павла Петровича и пытается по-новому осветить многие, казалось бы, давно известные события екатерининского царствования, например, связанные с наступлением совершеннолетия Павла и борьбой «панинской партии» за соправительство.35

Книга Н.В.Минаевой «Век Пушкина» является своеобразным продолжением ее монографического исследования «Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX века» и повествует о событиях истории России 1-ой половины XIX века, связанных с попытками модернизации российского абсолютизма. Причем все эти события рассматриваются сквозь призму жизни и деятельности А.С.Пушкина. В монографии нашел воплощение фактически весь круг научных интересов автора. При этом особое внимание уделяется анализу проектов конституционной и крестьянской реформ в период правления Александра I и, в меньшей степени, Николая I.36

Монография К.С.Чернова «Забытая конституция «Государственная Уставная Грамота Российской империи» посвящена, как видно из названия, анализу конституционного проекта, по сути, подводившего итоги всей реформаторской деятельности Александра I. В этой работе наиболее интересна ее источниковедческая часть, особенно многочисленные приложения, в которых автор публикует свой собственный перевод с французского языка на русский первой и третьей редакции Уставной Грамоты, развернутую схему будущей структуры органов государственной власти, а также сравнительную таблицу статей второй редакции Грамоты с зарубежными и отечественными источниками. Саму же Уставную Грамоту К.С.Чернов рассматривает не как проект Конституции, а всего лишь как проект административной реформы, цель которой – завершить процесс «институционализации российского абсолютизма».37 Концепция автора явно страдает определенной заданностью, а в некоторых моментах и предвзятостью. К.С. Чернов, изначально являясь приверженцем концепции «заигрывания Александра I с либерализмом», уже в предисловии заявляет об отсутствии у него каких-либо серьезных реформаторских намерений, приверженности абсолютизму в чистом виде. Выдвинув этот тезис, автор пытается обосновать его фактами, а если они не подтверждают выдвинутое предложение, то начинается их интерпретация в нужном свете и подгонка под готовую концепцию. В результате вывод опережает обоснование, из-за чего страдают логика и объективность всей концепции.

В историографии 2000-х гг. не остался без внимания и жанр психологического портрета. Из наиболее интересных работ можно отметить статью М.А.Крисань о князе Адаме Чарторижском38 и, особенно статью Н.В.Минаевой о Н.И.Панине, в которой содержится не только характеристика личности героя очерка, но и дается развернутый анализ его деятельности, включая разработанные им конституционные проекты.39

Зарубежная историография представлена в основном работами историков по проблемам внешней политики России рассматриваемого периода. Из них особо следует выделить монографические исследования Дж. Берти, П. Кеннеди-Гримстеда, Дж. Мак Найта, Н. Соула, Х. Рэгсдейла, М. Кукеля и Е.Сковронека, посвященных разным аспектам политики «конституционной дипломатии» России в первой четверти XIX века40.

Заслуги зарубежных историков в разработке проблем реформирования политического режима в России второй половины XVIII – первой четверти XIX вв. гораздо скромнее. Можно отметить лишь монографии Р. Джонса об измерении социальной психологии русского дворянства в годы екатерининского правления41, Б. Михана-Уотерса о политической борьбе вокруг «кондиций» верховников в 1730 г.42, С. Бертолисси о развитии конституционализма в России43, биографические работы Д.Л. Рансела о Н.И. Панине, Р.Е. Мак Грю – о Павле I, А.Валлотона – об Александре I44, а также великолепную монографию американского историка М. Раева, в которой делается попытка выявить тип развития конституционализма в России на основании изучения реализованных и нереализованных конституционных проектов на протяжении XVIII-XIX вв. При этом автор считает, что российский конституционализм значительно отличался от западного и имел свои специфические особенности45.

В вышеприведенном историографическом обзоре были рассмотрены работы историков, связанные с изучением проблемы эволюции российского абсолютизма 2-ой половины XVIII – 1-ой четверти XIX, в которых были предприняты попытки ее общего концептуального осмысления. По более частным вопросам небольшие историографические обзоры даются в каждой главе данной работы.

В целом же, несмотря на наличие большого количества монографий и статей, в современной историографии отсутствуют специальные исследования, посвященные комплексному изучению российских конституционных проектов 2-ой половины XVIII - 1-ой четверти XIX вв. в сравнении с западноевропейской конституционной традицией и в контексте эволюции российского и западноевропейского абсолютизма. В связи с этим тема требует отдельной всесторонней разработки.

Источниковую базу диссертации составили архивные и опубликованные источники, принадлежащие к различным жанрам.

Первое место по степени важности занимают конституционные проекты 1-ой четверти XIX в., подготовленные по указанию Александра I, относящиеся к документам делопроизводства неофициального или полуофициального характера.

Одним из важнейших источников этого вида являются разные редакции «Жалованной Грамоты российскому народу» 1801 г.

1-я редакция - проект А.Р.Воронцова, представленный двумя рукописями: первая написана на русском языке и хранится среди бумаг Воронцова под названием "О внутреннем правлении России"46; вторая, более поздняя - на французском языке, хранится в архиве с.е.и.в. Канцелярии в деле "Записка графа А.Р.Воронцова о милостивом Манифесте на коронацию императора Александра I с материалами для сего Манифеста"47. Оба проекта за некоторыми незначительными исключениями почти идентичны и датированы июнем 1801года. Проект Воронцова обсуждался на заседаниях Негласного Комитета 15 и 23 июля 1801года48. Н.Н.Новосильцев подготовил свои "Замечания", два экземпляра которых на французском языке хранятся в его бумагах, относящихся к Комиссии составления законов, в одном деле с французским текстом воронцовского проекта49.

2-я редакция "Грамоты" сохранилась в двух экземплярах: первый - среди бумаг А.Р.Воронцова, посвященных коронации под названием "Грамота Александра I при короновании его императорского величества Российскому народу пожалованная”. Сентября дня 1801года50; второй экземпляр хранится среди материалов с.е. и.в. Канцелярии51. Видимо, именно этот экземпляр сопровождала записка Воронцова, Кочубея и Новосильцева от 12 августа 1801года52. Наконец, среди бумаг Новосильцева сохранились тексты статей 7,12.16 и 2453.

3-я редакция из 25 статей сохранилась среди бумаг М. М.Сперанского, переданных К.Г.Репинским Публичной библиотеке под заглавием "Проект всемилостивейшей Грамоты Российскому народу жалуемой" с карандашной пометой Репинского на полях: "Сочинение Трощинского бывшего министра юстиции, карандашные поправки М.М. Сперанского54".

Журнал заседаний Непременного Совета, на котором обсуждались некоторые статьи "Грамоты", долгое время был неизвестен исследователям. Лишь в 1970 году М.М.Сафонов обнаружил его в Архиве Государственного Совета. Оказалось, этот журнал был помещен под рубрикой "Наследство по закону" и опубликован более 100 лет назад55.

4-я предполагаемая редакция из 26 статей, видимо, возникла в результате обсуждения ряда статей проекта в Непременном Совете и последовавших за этим двух вставок, выполненных главой его канцелярии Трощинским. После этого его помощник Сперанский стилистически обработал рукопись и поместил в ее конце надпись: «Дана в престольном граде Москве сентября дня 1801 года56». В таком же виде, но без стилистической правки и приписки Сперанского рукопись была опубликована в книге В.П.Семенникова «Радищев: очерки и исследования»57.

Помимо редакций «Жалованной Грамоты российскому народу» в диссертации были использованы следующие конституционные проекты полуофициального характера, написанные по прямому указанию Александра I: проект А. Чарторижского 1802 г.58, проект М.М. Сперанского 1809 г.59, проект «Уставной Грамоты Российской империи» 1818-20 гг. Н.Н. Новосильцева и П.А. Вяземского60, а также «Протоколы Негласного Комитета», хотя их следует отнести скорее к источникам мемуарно-дневникового характера61.

У конституционных проектов 1-ой четверти XIX в. были источники как отечественного, так и иностранного происхождения. К первым следует отнести, прежде всего, кондиции «верховников» 1730 г.62, проект фундаментальных законов П.И. Шувалова 1754 г.63, Наказ Уложенной комиссии и проекты преобразования Сената 1760-х гг.64 и особенно конституционный проект Н.И. Панина – Д.И. Фонвизина65, ограничительные проекты участников заговора 11 марта 1801 г.66 и проект А.А. Безбородко «О потребностях империи Российской» 1799 г.67

Ко вторым относятся конституционные документы иностранных государств периода Французской революции и эпохи Реставрации. Учитывая значительное влияние конституционного опыта революционной Франции на подготовку конституционных проектов в России, автор счел необходимым проанализировать тексты Конституций Франции 1791, 1793, 1795 и 1799 г.г.68. Кроме того, чтобы получить наиболее объективную картину взаимовлияния европейского и российского конституционализма в период Реставрации, было принято решение провести выборку европейских конституций этого периода по региональному принципу. В результате были использованы Конституционная Хартия Франции 1814 г., Конституции Бадена и Баварии 1818 г. (Западная Европа), Конституции Швеции 1809 г. и Норвегии 1818 г. (Северная Европа), Конституция Португалии 1826 г. (Южная Европа) и Конституция Царства Польского 1815 г. (Восточная Европа). Русскоязычные тексты всех вышеупомянутых конституций, за исключением Польской, были взяты из сборника «Современные конституции» под редакцией В.М.Гессена и Б.Э.Нольде, изданного в 1905 г.69 Русскоязычный текст Конституции Царства Польского 1815 г. взят из книги «Конституционная Хартия 1815 г. и некоторые другие акты бывшего Царства Польского (1814-1881 г.г.)», изданной под редакцией Ш.Ашкенази в 1907 г.70 Все тексты вышеупомянутых конституций приводятся в авторской редакции в Приложениях к настоящей работе.

Кроме того, в работе использованы неопубликованные архивные материалы, прежде всего, из фондов Российского государственного исторического архива и Российского государственного архива древних актов. В наибольшей степени были использованы документы из фонда 1261 (архив Воронцовых)71, фонда 1274 (архив Паниных)72 и фонда 1278 (архив Строгановых)73 РГАДА, позволившие дать более полную картину той обстановки, в которой проходила разработка конституционных проектов 1-ой четверти XIX в.

В диссертации использованы и документы официального законодательства. Прежде всего, это Жалованные Грамоты дворянству и городам 1785 г.74, послужившие прототипом для проекта «Жалованной Грамоты российскому народу» 1801 г.; указы 8 сентября 1802 г. о реформе Сената и манифест о создании Министерств75; коронационные указы 12 сентября 1801 года, в которых нашли отражение некоторые положения конституционных проектов 1-ой четверти XIX в.

Учитывая, что принципы конституционализма нашли отражение не только во внутренней, но и во внешней политике России первой четверти XIX в., в диссертации проанализированы основные документы политики «конституционной дипломатии»: помимо конституций ряда европейских государств, упомянутых выше, в создании которых российское правительство и лично Александр I приняли самое непосредственное участие, это конституционные проекты республики Ионических островов 1799, 1801, 1803, 1806 гг., а также Финляндии 1809 г.76

В диссертации также широко используются источники личного характера – мемуары, дневники, записные книжки, предоставляющие дополнительную информацию по подготовке конституционных проектов начала XIX в. Прежде всего, следует отметить мемуары князя Адама Чарторижского, дающие ценную информацию в некоторых аспектах деятельности Негласного Комитета, атмосфере при императорском Дворе, политической борьбе в придворных кругах77.

Определенную информацию о политической борьбе в правительственных кругах конца ХVIII - начала XIX века в дополнение к вышеперечисленным источникам дают мемуары Ф.Ф.Вигеля78 и Н.И.Греча79, при всей неоднозначности этих личностей и их роли в общественной жизни России. В этих воспоминаниях содержится богатый материал о быте, нравах, настроениях, духовной жизни столичного дворянства, даются интересные, хотя и субъективные, характеристики политических деятелей павловского и особенно александровского царствования.

Много ценных сведений о конституционном проекте Н.И.Панина можно почерпнуть из мемуаров декабриста М.А.Фонвизина80.

Мемуары и дневники И.И.Дмитриева81 и П.А.Вяземсксго82 ценны, прежде всего, приводимыми авторами оценками современников происходящих событий (например, переворота 11 марта 1801года).

Значительный интерес представляют воспоминания участников заговора 11 марта 1801 года и, прежде всего, Л.Л. Беннигсена83. Они дают основание полагать о существовании планов ограничения самодержавия путем предоставления Сенату законосовещательных функций.

Наконец, интересным источником является дневник Александра I за 1798 – 1800 года, из которого можно узнать о наличии у будущего императора определенной программы решения крестьянского вопроса84.

4) Четвертым жанром источников является эпистолярий. С источниковедческой точки зрения эпистолярный жанр отличается субъективностью, отрывочностью, передачей иногда непроверенных слухов и фактов, обилием личных и бытовых подробностей, намеков и полунамеков, значительная часть которых понятна лишь автору и адресату. Все это крайне усложняет понимание и использование переписки как источника85. Но с другой стороны, переписка часто проливает свет на неясные стороны других источников.

Для темы настоящей работы определенный интерес представляет переписка Александра I, Кочубея, Новосильцева, Чарторижского, братьев Воронцовых и других влиятельных лиц при императорском Дворе в начале XIX века86.

Теоретическая и методологическая основа диссертационного исследования. При разработке темы исследования автор руководствовался системой методов и теоретических принципов исторической науки. При этом был использован комплекс методов: общенаучные (к ним традиционно относят логические и эмпирические методы, историко-диалектический метод, метод моделирования и др.) и частнонаучные (историко-генетический, историко-сравнительный, историко-типологический и системный).

Методология представленного исследования основана на методологическом синтезе, который включает в себя вышеперечисленные методы, а также основополагающие принципы познания. Их применение обусловлено характером решаемых в диссертации проблем. В исследовании широко применялся диалектический метод, в основе которого лежит системный подход к анализу исторических явлений, рассмотренных не в статичном положении, а в динамике, взаимосвязи и взаимовлиянии с другими явлениями и процессами.

Важнейшее значение для автора имели принципы историзма и объективности, понимаемые как неразрывное диалектическое единство общего и частного, как отсутствие всякой предвзятости и субъективизма, как прочтение источника в широком социально-политическом и мировоззренческом контексте изучения эпохи.

При разработке настоящей темы исследования были использованы практически все специально-исторические методы. Из них в наибольшей степени применялся историко-генетический метод, к примеру, при анализе развития конституционных идей в России от аристократического конституционализма второй половины XVIII в. к дворянско-просветительской конституционной мысли первой четверти XIX в. Естественно, что при выделении типов конституционализма по ряду существенных признаков (носители конституционных идей, характер выдвигаемых требований, их объективная направленность и т.д.), использовался и историко-типологический метод. Рассматривая неизбежность и закономерность появления конституционных идей в России во второй половине XVIII в., их источники, нельзя было пройти мимо сложных процессов, происходивших в это время в странах Западной Европы. В этом случае применялся историко-сравнительный метод. Он же активно применялся и при проведении сравнительного анализа российских конституционных проектов 1-ой четверти XIX века с конституциями Франции 1790-х гг. и европейскими конституциями периода Реставрации.

Применение системного метода отразилось в рассмотрении изучаемых явлений не в отрыве друг от друга, а комплексно, а также в системе правового поля России и Западной Европы Нового времени. Например, один из главных источников нашего исследования «Жалованная Грамота российскому народу» 1801 г. был вначале подвергнут структурному анализу (содержательный анализ документа, анализ эволюции целей его авторов от первой редакции к последней, а также выявление взаимосвязи с предшествующими и последующими конституционными проектами, с одной стороны, и общей политической обстановкой в стране, с другой), а затем и функциональному анализу (рассмотрение проекта «Грамоты» в контексте общих тенденций развития конституционализма в России, исходя из особенностей политической ситуации в стране и в мире в это время, с учетом целей, скрытых и явных, которые преследовали политические группировки при Императорском Дворе в начале XIX в.).

Кроме того, на основе изученного материала была предпринята попытка моделирования, что произошло бы, будь приняты «Жалованная Грамота» 1801 г., проект М.М.Сперанского 1809 г., Уставная грамота 1818-1820 гг. и созван Парламент, то есть была создана своего рода имитационно-альтернативная модель развития событий.

Таким образом, применение системного подхода и моделирования позволило углубить понимание исторической действительности и увидеть некоторые её стороны в несколько другом ракурсе, нежели представлялось до этого.

Апробация исследования. Основные положения и выводы диссертации изложены в 32 опубликованных работах автора, включая 4 монографии и 7 научных статей в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК, общим объемом 62,6 п.л., а также отражены в докладах и научных сообщениях на международных, всероссийских и региональных научных и научно-практических конференциях, в том числе – «Политические институты и социальные страты в России (XVI-XVIII вв.)» (РГГУ, Москва, 1998), «Власть, общество, личность» (Пенза, 2006), «Общество вчера, сегодня, завтра» (МГУПИ, Москва, 2007), «Инновационные технологии в науке, технике и образовании» (Кемер - Москва, 2007).

Структура работы. Диссертация состоит из Основной части, включающей в себя Введение, семь глав, заключение, список использованных источников и литературы, и Приложений, в которых приводятся в авторской редакции тексты российских конституционных проектов 1-ой четверти XIX в. («Жалованная грамота российскому народу» 1801 г., проект М.М. Сперанского 1809 г., «Уставная Грамота Российской империи» 1818-1820 гг.), французских конституций 1791, 1793, 1795, 1799, 1814 гг., конституций Баварии 1818 г., Бадена 1818 г., Швеции 1809 г., Норвегии 1814 г., Царства Польского 1815 г., Португалии 1826 г.


  1. Основное содержание диссертации.


Во Введении обосновывается актуальность, новизна и практическая значимость темы, определяются цели и задачи исследования, хронологические рамки, дается анализ исторических источников, проводится обзор историографии проблемы.

В Главе I «Конституционализм как течение общественной мысли» проводится исследование источников и содержательных аспектов конституционализма как течения общественной мысли, анализируются существующие типологии развития конституционализма, предлагается авторский вариант такой типологии, исследуется соотношение конституционализма с идеологией Просвещения и либерализмом.

В параграфе первом «Возникновение конституционализма, основные этапы его развития, типология» исследуется зарождение и развитие конституционализма как особого общественно-политического течения; предпринимается попытка дать собственный вариант типологии развития конституционализма в Европе на основе двух критериев: социального состава участников и характера выдвигаемых требований. Исходя из этого, выделяется три типа и основных этапа развития конституционализма87.

  1. Аристократический или олигархический конституционализм, для которого характерна борьба феодальной верхушки общества за введение олигархической конституции, создание ограничительного органа из высшей аристократии, доступ в которой будет закрыт не только представителям третьего сословия, но и подавляющей части дворянства. Подобный тип конституционализма господствовал в Европе с XIII века и до середины XVIII и конституционализмом его можно назвать лишь условно, так как ни фундаментальных законов, ни предоставления избирательных прав гражданам он не предусматривал.
  2. Дворянско-просветительский конституционализм. В большинстве европейских стран он господствовал с середины XVIII века до середины XIX века. Для него характерно наличие всех компонентов классического конституционализма: фундаментальные законы, законодательная власть в лице Парламента и избирательный закон, основанный на имущественном цензе, права и обязанности всех граждан безотносительно к их сословной принадлежности. Ведущая роль в движении принадлежит дворянству как наиболее образованному и влиятельному сословию.

  1. Буржуазно-демократический конституционализм вытекает из предыдущего этапа. Изменения касаются перехода преобладающей роли в этом движении от дворянства к буржуазии, а так же демократизации избирательного закона и расширения прав и свобод личности. при этом центр тяжести переносится на борьбу за гарантии тщательного соблюдения конституционных норм.