Василий Иванович Минаков title: Гневное небо Тавриды codepage: -1 ###ice#book#reader#professional#header#finish### Василий Иванович Минаков. Гневное небо Тавриды Проект Военная литература

Вид материалаЛитература
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   30


Как-то в марте произвел разведку плавсредств в северо-западной акватории Черного моря, сфотографировал порт Сулина. Решил еще и Одессу. Высота облачности доходила до пяти тысяч, видимость стопроцентная.


- Наверняка поймают "мессеры", - предупредил штурман.


- Стоит рискнуть.


- Как думаешь фотографировать?


- Порт - планово, с тысячи метров. Город - перспективно.


Штурман только присвистнул. Безумие!


Зашли от Большого Фонтана, не сводя глаз с вражеского аэродрома. Проскочили на порт сквозь стену огня. В конце маршрута пара "мессеров" пересекла курс. Савельев спикировал под нее, на предельной скорости ушел в море...


"Везучка! - говорили одни. - Не имел права так рисковать. Ведь на борту были добытые данные". "А что же тогда - инициатива? - возражали другие. - Важна не работа, важен результат!"


Без результата Савельев не возвращался. Однажды зашел на Ак-Мечеть. Атаковали "фокке-вульфы". Отбился, отошел. Мог спокойно вернуться: полная видимость, в небе кишат вражеские истребители. Нет, выждал, зашел с другой стороны. Немцы атаковали четверкой. Еле ушел в море. Обогнул Тарханкут, вышел прямо со стороны суши. Немцы и рот раскрыли. Сфотографировал с прямой и, выжав из машины все, что возможно, ушел от преследования на бреющем...


Повторяли уже восхищенно: "Нахальство!" Савельев улыбался: "А с ними и надо нахально. Кто их сюда звал?" Возвращался с изрешеченными плоскостями. Возвращался на одном моторе. На одном с поврежденным вторым. Ничего себе нахальство...


9 апреля пошел на Констанцу. На пути, по всему горизонту - грозовой фронт. Набрал семь тысяч. В наушниках треск, справа, слева - черные горы. Вошел в облачность. Сквозь сплошной уже треск - крики стрелков: "Командир, горим!" За плоскостями - языки, целые полотнища голубого, фиолетового пламени. "Электричество!" - крикнул. Машину встряхивало, бросало, подкидывало, валило, едва не переворачивало колесами вверх. Бешено прыгали стрелки приборов, штурвал вырывало из рук, на месте винтов полыхали огненные круги...


Пробились.


И тут - пара "мессеров". Ребята за пулеметы - молчат. Пока налаживали, гитлеровцы взяли безоружную машину в "клещи". Савельев близко увидел осклабившуюся физиономию - немец делал ему знаки: "За мной, за мной!" Стремительно бросил машину вниз - такого от "бостона" немцы не ожидали. Нырнул в облака, ушел...


9 мая, после известия об освобождении Севастополя, вылетел на разведку плавсредств. Штурманом в экипаже летел Александр Андреевич, стрелки - Михаил Лысенко и Петр Гусенков. Вскоре в полк поступили одно за другим три точных и обстоятельных сообщения об обнаруженных конвоях с отступающими гитлеровцами. Последнее - из района Херсонесского маяка.


Больше донесений не поступало...


Тридцать семь боевых вылетов совершил лейтенант Николай Андреевич Савельев. И почти все - на сильно защищенные, трудные для разведки объекты. И по всем обнаруженным целям были нанесены разящие удары наших штурмовиков, бомбардировщиков, торпедоносцев...


Что успел - сделал. И сделал так, как едва ли кто мог.


Многого не успел.


В том числе и получить первый свой орден - Красного Знамени, - которым был награжден.


Полет в бессмертие


О гибели нашего любимого комдива Николая Александровича Токарева я узнал только в апреле, вернувшись из командировки в полк перед началом сражения за Крым.


Погиб в торпедной атаке. Не сразу поверил ушам. За всю войну пришлось слышать лишь о трех случаях, когда на низкое торпедирование водили группы командиры полков. Все три случая имели место на Севере и все три окончились трагически. Двое из этих храбрецов - майор Филипп Васильевич Костькин и подполковник Борис Павлович Сыромятников - были сбиты шквальным огнем зениток над конвоями противника, третий - бывший наш командир полка на Тихом океане майор Николай Никитович Ведмеденко - погиб при возвращении с удара.


А тут - комдив, генерал...


У каждого на войне свое место, у каждого соответствующие навыки, которые надо поддерживать изо дня в день. Да и что за необходимость...


Да, вот в этом и весь вопрос. Разная бывает необходимость. И далеко не всегда она совпадает с очевидной целесообразностью.


Но эти размышления пришли после. А тогда, сразу - отрывки воспоминаний, без выбора, наугад.


...Самолет катится к кучам щебенки на недостроенной бетонной полосе, тормоза выжаты до отказа... В последний момент отворачиваю, колеса вязнут в расквашенном грунте, машина становится на нос, из-под капота вырываются языки пламени. Фонарь заклинен, переворачиваюсь вниз головой, ногой выдавливаю дверцу, вываливаюсь на крыло, с крыла на землю, бегу, ложусь за ближайшую кучу щебня, успеваю заметить: ребята отбежали дальше... Взрыв! Тринадцать "соток"... И - тишина. На месте машины - огромная дымящаяся воронка. Дым рассеивается, глаза слепит солнце, потом какие-то блики... Блики на лаке подъехавшей "эмки", губы комбрига шевелятся беззвучно, затем, как в наушниках ларингофона с плохим контактом: "...правильно комполка говорит... В рубашке родился ты, Минаков! Только все же учти: парашют понадежней твоей рубашки..."


Взлетал на чужом самолете, в воздухе загорелся мотор, бомбы сбросить некуда...


...В другой раз - то же, с контактной миной. Самолет удалось спасти. И опять, как назло, "эмка". "И как это ты умудряешься, Минаков? Каждый раз - к моему приезду! Или у тебя каждый день такое?" Спокойный, насмешливый голос. И все напряжение- как рукой...


...Ясный солнечный день, ясный до страшности, как только во сне бывает. Армада бомбардировщиков готовится к взлету. Массированный удар. По Севастопольскому порту, средь бела дня! "Ты, Минаков, как мне удалось заметить, большой мастер по аварийным посадкам. Полетишь в моей четверке. Если меня срежут, постараюсь дотянуть до Качи. Садись и ты. Улизнем из-под носа у фрицев! Идет?"


Садиться, по счастью, не пришлось. Но и сесть тоже было бы счастьем. Как бы не большим еще...


Или с Лобановым.


Приземлился, видит - комбриг. Подбегает, докладывает: летал на дальнюю воздушную разведку, задание выполнил. Вид, понятно, измотанный до предела. Но старается перед начальством держаться бодро.


"Сколько часов были в воздухе?" - "Более десяти".- "Который вылет в этом месяце?" - "Двенадцатый".- "За пятнадцать дней? Садитесь в мою машину! Начальник штаба, доложите командиру полка: забираю капитана на профилактику". - "Так у меня же все вроде нормально, товарищ полковник..." - "Нормально, нормально, садитесь!"


Привез в лазарет. И - Челушкину Константину Александровичу, начальнику медслужбы: "Под вашу личную ответственность! Обеспечьте капитану полноценный отдых. Стол с усиленным питанием. Для тонуса можно коньяк. Воздух и море. Выписывать только с моего разрешения!"


О жизненном пути Николая Александровича мне больше всего удалось узнать от его ближайших боевых друзей - штурманов Петра Ильича Хохлова и Александра Федоровича Толмачева.


Дед и отец - туляки, потомственные оружейники. Сам тоже родился в Туле. Комсомолец двадцатых годов. С 1926-го - коммунист. Мечтал стать инженером, окончил рабфак, поехал в Москву. Жизнь решила иначе: авиация призывала лучших из лучших в свои ряды. После окончания школы пилотов имени А. Ф. Мясникова стал летчиком-инструктором. Затем был направлен на Черноморский флот, в часть, которая называлась минно-торпедным авиационным отрядом.


Этот вид авиации был тогда новым, вокруг него велись споры. Молодой командир с первых дней сделался горячим поклонником нового оружия, новой тактики поражения морских целей. С энтузиазмом осваивает новые приемы пилотирования воздушного корабля, в короткое время достигает незаурядных успехов.


Вскоре, однако, уясняет, что для успешной торпедной атаки одной дерзости, даже и помноженной на личное летное мастерство, недостаточно, что основа победы должна быть заложена в тщательно разработанном плане боя. С каждым полетом усложняя для себя и для летчиков отряда условия торпедометания, ищет приемы сближения с противником, способы определения упреждений, наиболее выгодные дистанции для поражения движущихся и маневрирующих кораблей, тщательно изучает штурманскую работу на торпедоносцах...


О Токареве распространяется слава как о летчике с характером. Одни считают его человеком честолюбивым и самоуверенным, другие - увлеченным фанатиком своего дела кто-то поражается его безошибочному летному чутью, кто-то - необыкновенному "везению". Однако всем ясно: это незаурядно одаренный летчик, человек большой авиационной судьбы.


За успехи в боевой и политической подготовке в феврале 1938 года Токарев награждается орденом "Знак Почета".


В 1939 году переводится на Балтику. Сначала в должности заместителя командира эскадрильи, затем комэска, вновь весь без остатка отдается любимому делу. Освоение нового самолета, отработка групповой слетанности, совершенствование тактических приемов...


Здесь он начал летать со штурманом Петром Хохловым. Боевое содружество вскоре превратилось в большую личную дружбу, окончательно окрепшую в дни первых военных испытаний.


...Утро 30 ноября 1939 года. Серое балтийское небо, колющий ветер. Метеорологи обещают погоду "в полоску". На аэродроме снега по колено, а под ним вязкая, хлюпающая, не промерзшая и на сантиметр земля.


Задание эскадрилье поставлено трудное: найти замаскированные в шхерных лабиринтах Ботнического залива финские броненосцы береговой обороны и нанести по ним удар.


Сложный взлет на перегруженных самолетах проходит благополучно. Эскадрилья выстраивается в журавлиный клин, берет курс к вражеским берегам. Первое в жизни боевое задание, первая настоящая проверка.


При подходе к Турку бомбардировщиков встречает гряда густых облаков и плотный туман, опустившийся чуть не до самой воды. Вдобавок с неба начинают падать крупные хлопья снега. Токарев снижается к воде, высота пятнадцать - двадцать метров. Все еще пытается пробиться к шхерам, во что бы то ни стало выполнить боевой приказ. Вслед за ним, в белой мгле над черной водой, скользит весь журавлиный клин. Но уже ясно: природу не переспорить. Если сейчас и наткнешься на броненосец, все равно ударить с такой высоты нельзя: подорвешься на собственных бомбах. Но вероятность встречи ничтожна: шхеры накрыты таким туманом, что в нем может укрыться сотня кораблей...


Штурман эскадрильи Хохлов тяжело переживал неудачу. Больше за командира, чем за себя. Возвратиться на аэродром с бомбами в первый день войны... А ведь надо еще посадить самолеты с огромными "пятисотками" на вязком, расквашенном поле. Подобных посадок в учебных целях никогда не производилось, о таком и помыслить в мирное время никто не мог.


Еще десять - пятнадцать минут рискованного, но совершенно безнадежного поиска...


Приземлились благополучно. Токарев слез по трапу, неуклюже переступая в снегу отяжелевшими ногами в собачьих унтах, молча двинулся на КП. За ним Хохлов. Спрятав лицо в меховой воротник, отвернувшись, будто от ветра, чтобы не видеть ссутулившуюся спину и опущенные плечи своего командира и друга...


В ту лютую зиму Токарев летал без устали. Топил транспорты, уничтожал воинские эшелоны, вел ожесточенные воздушные бои с вражескими "бристоль-бульдогами". Совершил пятьдесят семь успешных боевых вылетов.


Отлично воевали и его подчиненные. Эскадрилья за время боев с белофиннами уничтожила много важных целей, сбила одиннадцать самолетов врага и была награждена орденом Красного Знамени. Ее командир - орденом Ленина.


А 21 апреля 1940 года Николаю Александровичу Токареву было присвоено звание Героя Советского Союза.


Он назначается командиром полка. Со всей энергией, свойственной его натуре, принимается за решение проблем, диктуемых сложной и напряженной обстановкой того периода.


Но молодому командиру не повезло. В начале 1941 года в полку произошла тяжелая авиационная катастрофа. Один из летчиков, выполняя сложный полет, потерял ориентировку в тумане. Погиб весь экипаж, погиб видный изобретатель, находившийся на борту самолета. В феврале пришел приказ о переводе Токарева на Юг с понижением в должности.


Взыскание не обидело боевого командира: он сам острее всех переживал потерю. В чем-то, конечно, была и его вина. Не хватало опыта, кое-где подводил и характер: горячность, стремление добиться своего, не считаясь со сроками и возможностями подчиненных... Став на должность заместителя командира 2-го минно-торпедного авиаполка Черноморского флота, майор Токарев отлично организовал летную подготовку. Сам летал больше всех. В короткое время полк освоил ночные полеты, довел до виртуозности пилотирование по приборам...


И вот - Великая Отечественная война...


С первых дней - налеты на Констанцу. Один за другим, по два раза в день. Пять часов длится полет. Токарев отдыхает столько, сколько требуется для ремонта и заправки самолета. И снова - в воздух. Не пропускает ни одного группового полета. И это не только азарт боевого летчика, не только неукротимый токаревский темперамент. Руководитель полетов, неизменный ведущий боевых групп тщательно изучает противовоздушную оборону военных объектов врага, ищет наименее опасные подходы к целям, наиболее эффективные тактические приемы для их поражения. Вылет за вылетом, бомбежка за бомбежкой. Корабли на Дунае, батареи Тульчи, военные склады в Сулине, нефтяные заводы Плоешти, военные сооружения Констанцы, аэродромы, скопления вражеской техники на дорогах и переправах...


Потом оборона Одессы, Перекопа, бои в небе Ростова, Севастополя, Керчи...


В конце августа в полк возвратился из госпиталя штурман Александр Федорович Толмачев. 13 толя он вылетел со своим командиром капитаном Семспюком к составе семерки, ведомой Токаревым. Задача бомбоудар по кораблям на Дунае, в Тульче. Экипаж Сгменюка должен был отвлечь на себя огонь зенитных батарей противника. На подходе к цели самолет атаковали дни истребителя. Толмачев успел прицельно сбросить бомбы, уничтожил батарею, но в этот момент в машину попал снаряд. Летчик был убит, штурман ранен. Неуправляемый самолет устремился к земле. Очнувшись, Толмачев откинул педали, вставил аварийную ручку управления и вывел машину в горизонтальный полет. Истекая кровью, сумел дотянуть до своей территории и совершить посадку в поле...


Токарев предложил Толмачеву летать с ним. Толмачев, разумеется, согласился. С тех пор они были неразлучны. Их боевое содружество стало образцом для всех экипажей полка.


С осени сорок первого Токарев стал командовать полком. Забот прибавилось. Но это не мешало ему чуть не каждый день водить в бой своих подчиненных.


Весной сорок второго года 2-й минно-торпедный полк был переименован в 5-й гвардейский. Преклонив колени перед новым, почетным знаменем, летчики и их командир поклялись биться с врагом еще самоотверженней, беспощадней.


Наступил самый тяжелый период войны. Фашистские полчища подошли к Сталинграду, к отрогам Главного Кавказского хребта...


На новороссийском направлении идут тяжелые, кровопролитные бои. Немцы подтягивают подкрепления, готовясь к удару со стороны Неберджаевской.


24 августа, с утра, майор Токарев поднял в воздух восемнадцать бомбардировщиков. Ведущим пошел сам. Летели журавлиным клином, без прикрытия: свободных истребителей не было. Разбомбили колонну автомашин на дороге Крымская - Новороссийск. На обратном пути успешно отбились от "мессеров".


Тут же приказ на повторный удар. Пока подвешиваются бомбы и заправляются баки, командир полка делает разбор полета: огонь зениток не так силен, можно понизить высоту бомбометания до тысячи ста метров. Вылетает вторично ведущим первой девятки. Вторую ведет комэск Минчугов.


На подходе к дороге - огненная завеса. Снаряды рвутся в опасной близости. Группа проскакивает заслон без потерь, отбивает атаку семерки "мессеров". Узкая дорога у Неберджаевской забита потоком машин и пехоты. Толмачев сбрасывает часть бомб на головной отряд. Самолет атакуют два вражеских истребителя...


Осколок снаряда ожег руку штурмана, пулеметная очередь пробила бензобак. Появился огонь на правой плоскости. Толмачев затягивает руку бинтом, не отрывая глаз от дороги. "Мессершмитты" продолжают атаку.


- Правая плоскость горит,- повторяет доклад стрелок-радист Петр Конкин, ловя в прицел своего раскаленного пулемета наседающего сверху "мессера". Толмачев выводит самолет на участок дороги, где автомашины с гитлеровцами сомкнулись в сплошную цепочку.


- Горим,- еще раз напоминает стрелок. Командир молчит. Напряженно дышит раненый штурман.


- Сброс,- докладывает Толмачев, поворачивая прицел, чтобы проследить падение бомб.


Бомбы несутся на дорогу, с дороги навстречу - прерывистые дымные трассы автоматических пушек "эрликон".


- И левая плоскость горит!- докладывает Конкин. Все бомбы сброшены, ветер свищет в пробоинах, из левой плоскости валит дым, пламя с правой уже не сбить. Надо командовать прыгать с парашютом. Токарев колеблется.


- Дотянем до Мысхако,- подсказывает Толмачев.


На Мысхако - выдвинутый на крайнюю линию к фронту маленький полевой аэродром истребителей. Садиться на него и для ястребка - лишний раз испытывать судьбу.


Токарев выпускает шасси, но стойки не становятся на замки. Сажать "на брюхо"- горящий самолет наверняка взорвется. Уходит на встречный круг, пытается закрепить "ноги". Одна сигнальная лампочка загорается. Вторая "нога" беспомощно болтается под моторной гондолой...


На аэродроме все выскочили из землянок, задрали головы вверх. Огромная горящая машина заходит на посадку: Заходит образцово - точно по осевой линии полосы...


Долетев до границы аэродрома, Токарев выключает мотор. Самолет стукается о землю одним колесом, подпрыгивает. От толчка до конца выпускается вторая стойка, становится на замок. Бомбардировщик, окутанный дымом и пылью, пробегает отпущенные ему две несчастные сотни метров. Успевает затормозить.


Не успели люди со стоянок подбежать к машине, как Токарев, высвободившись из лямок парашюта, уже взобрался на плоскость. Бросил парашют на пробоину, из которой выбивалось пламя. Навалился на него всем телом. Раненый штурман последовал его примеру, выбравшись на правое крыло. Подбежал Конкин с огнетушителем, за ним местные техники, летчики...


...На полковой аэродром из этого полета не возвратились три экипажа. Вернувшиеся видели, как падал простроченный очередями бомбардировщик Острошапкина, как потянул в сторону горящий самолет Бесова, как пошла на снижение густо дымящая машина командира полка...


Горькая весть моментально облетела полк. Ждали до конца этого дня. Ждали до вечера следующего. И когда уже не осталось почти никаких надежд, над аэродромом появился самолет. Он сел, весь в заплатах, отремонтированный на скорую руку, но спасенный, живой... Затем начались полеты на перевалы Главного Кавказского хребта. По шесть - восемь вылетов в день делал Токарев. Его неукротимая энергия, самоотверженность увлекали весь полк. Командир был кумиром летчиков...


В конце октября сорок второго года Николай Александрович назначается командиром авиабригады. Но и осваиваясь на новой должности, ни на неделю не расстается с полетами.


На аэродроме Майкоп сосредоточилось большое количество самолетов противника. Поразить их обыкновенным ударом с воздуха не представлялось возможным. Решено было высадить парашютный десант. На Токарева возлагалось осуществление первой части этого замысла. Десять бомбардировщиков, возглавляемые комбригом, блестяще обеспечили высадку. Дерзким налетом парашютистов были уничтожены десятки вражеских самолетов, цистерны с горючим, склады...


31 марта 1943 года Токарев с блеском осуществил бомбовый удар по Севастопольскому порту.


Будучи ведущим первой девятки, он от начала до конца боя управлял действиями всей группы по радио, моментально оценивал все изменения тактической обстановки, принимал соответствующие решения.


В результате внезапного одновременного бомбового удара с разных направлений в порту Севастополь было потоплено десять и повреждено пять плавединиц врага, разбито несколько складов, десятки железнодорожных вагонов, истреблены сотни гитлеровцев...


В июле 1943 года бригада была преобразована в 1-ю минно-торпедную авиационную дивизию. Следствием этого явилась неожиданная встреча: штурманом дивизии был назначен Герой Советского Союза Петр Ильич Хохлов, давний друг и соратник Токарева, один из лучших штурманов Балтфлота, в августе 1941 года принимавший участие в первых налетах на Берлин.


Радости обоих не было конца. Стали опять летать вместе...


26 сентября тридцать шесть бомбардировщиков дивизии вылетели на Южную бухту Севастополя. С момента взлета до выхода из боя под ураганным огнем зениток - все было организовано Николаем Александровичем. Это был тот полет, о котором я упомянул вначале. Садиться в Каче нам не пришлось. Мой самолет шел от ведущего в пятидесяти метрах. На цель вышли под сильным зенитным огнем. Токарев вывел свою четверку на удар и следил за действиями остальных групп. Результат был прекрасным: потоплен крупный транспорт и несколько тральщиков...


Это был последний массированный удар с личным участием комдива.


Вечером 13 января 1944 года Николай Александрович прилетел в Скадовск, на ближний к фронту аэродром, где базировалось несколько эскадрилий дивизии. Над полем нависало пасмурное небо, ветер гнал на восток рваные облака. Зарулив на стоянку, комдив ушел на командный пункт.


Девятка "хейнкелей" подкралась на большой высоте. Пробила облачность и выскочила на центр поля. Одна из сброшенных бомб попала в самолет командира дивизии...