Василий Иванович Минаков title: Гневное небо Тавриды codepage: -1 ###ice#book#reader#professional#header#finish### Василий Иванович Минаков. Гневное небо Тавриды Проект Военная литература

Вид материалаЛитература

Содержание


Штурман василий галухин
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   30


Засуле есть что вспомнить, когда понадобится пример.


В один из февральских дней сорок второго эскадрилье поставили задачу уничтожить колонну противника на Керченском полуострове. Тяжелые шли там бои. Комэск Беляев предупредил заранее - встречи с "мессерами" не миновать. Как следует проверили пулеметы, ленты, подтащили поближе весь боезапас.


И вот машина на старте.


Экипаж лейтенанта Жесткова, в котором воюет Засула, уходит в воздух одним из первых. Сверху видно, как, вздымая за хвостами снежную пыль, одна за другой выруливают и взлетают остальные машины.


Все девять бомбардировщиков в сборе. Спустя двадцать минут к ним пристраивается шестерка истребителей прикрытия. С ними лететь веселее. Под крылом проплывают поля Кубани, Керченский пролив. Видно, как по дорогам движутся к передовой танки, артиллерия, обозы. Потом они пропадают - близко передовая. Стрелки на всех машинах вращают башнями, просматривают воздух. И вот со стороны Азовского моря появляются два "мессера". Летят на предельно малой высоте. Приближаются. Несколько красных ракет оповещают строй - внимание!


"Ишачки" зигзагами барражируют вокруг бомбардировщиков. Гитлеровцы не атакуют. Идут неотступно за группой.


Нашим ястребкам это надоедает, четверо из них круто разворачиваются. Враг благоразумно удирает...


Линия фронта с беспорядочным огнем зениток остается позади. Скоро цель. Где-то по дороге Судак - Феодосия движется к фронту колонна вражеских танков.


- Цель слева! - докладывает штурман. - Видишь, командир?


- Вижу, штурман. Андрей, передай ведущему.


Комэск проходит мимо, будто не заметив: колонна ползет в лощине, между лесистых гор. Лучше подождать, когда она вытянется на равнину.


Над Крымскими горами группа разворачивается и тоже перестраивается в колонну. На высоте шестьсот метров выходит на цель - гитлеровцы уже в долине. Между самолетами вспыхивают светлячки, протягиваются дымные шнуры - бьют скорострельные пушки, "эрликоны".


Отделяются бомбы от головного самолета - их сбросил штурман эскадрильи Иван Васильевич Егельский. Следом, эстафетой, - от всех остальных. Дорога обсаживается желто-серыми кустами, вверх взлетают обломки, какие-то тряпки, в кюветы откатываются, как с ложками котелки, башни танков с орудиями. Воздушные стрелки поливают из пулеметов разбегающихся от дороги немцев...


Группа поднимается над горами, чтобы вновь перестроиться в "походную" девятку. Позади - туча пыли, пронизанная черными столбами дымов.


И тут появляются "мессеры".


- Четыре... восемь.,. Четырнадцать, командир! - докладывает Засула.


Первая четверка с ходу наваливается на их машину.


- Андрей, работай! - кричит Жесткое, маневром выходя из-под удара. - Черт, не успели построиться...


Андрей работает. Работает воздушный стрелок Иван Атарщиков. Коротко стучит ШКАС штурмана Локтюхина. Жестков искусно маневрирует, так что "мессеры" чуть ли не сами напрашиваются в прицел. Первая атака отбита.


Но это только начало. Ясно, что бой предстоит жесточайший: запоздавшие "мессеры" колонну им не простят. Снова атака. "Ишачки" отчаянно бросаются наперерез. Разноцветные трассы располосовывают небо. "Мессершмитты" прорываются, бьют в упор. Один из стервятников зашел в хвост самолету Виктора Беликова. Что там Зыгуля и Северин? Не видят? Ну да, фашист в необстреливаемом пространстве. Надо спасать! Очередь Засулы упирается в обнаглевшего гитлеровца. Ara!..


Стервятники наседали. Еще один "мессер" напал на Беликова, поджег. Засула срезал его. Добивать Беликова ринулся третий фашист. Зыгуля и Северин достали его из горящего самолета, фашист задымил. Беликов резким скольжением сорвал пламя с крыла. К нему подошли два И-16, прикрыли. Комэск Беляев уменьшил скорость, поджидая отставшего товарища...


Отражая удары "мессеров", эскадрилья на малой высоте пересекла Керченский пролив. Гитлеровцы отстали.


Бомбардировщики в этом бою потерь не понесли, если не считать множества дыр в крыльях и фюзеляжах. Ястребки потеряли троих из шести. Гитлеровцы недосчитались четырех "мессеров".


Выйдя из самолета, лейтенант Жестков крепко обнял Засулу.


- Спасибо, друг!


Через несколько дней в торжественной обстановке Андрею была вручена медаль "За отвагу".


Вскоре экипаж Жесткова улетел в Севастополь, в группу майора Чумичева.


Город-крепость держал оборону. Насмерть стояли пехотинцы и моряки. Их поддерживала корабельная и береговая артиллерия, армейская авиация с дальних аэродромов. Передовая группа флотской авиации расположилась рядом - на небольшом аэродроме у Херсонесского маяка. Тяжелые Ил-4 вылетали на бомбежку артиллерийских позиций, скоплений войск, кораблей на подходах к порту. Аэродром обстреливался вражеской артиллерией, гитлеровские истребители караулили каждый взлет. Летали, как правило, ночью.


Экипажу Жесткова приходилось действовать в светлое время суток: на него возложили дальнюю воздушную разведку.


В один из весенних дней сорок второго года получили задачу: осмотреть морские коммуникации вдоль побережья Румынии и Болгарии. Андрей Засула и Иван Атарщиков заботливо подготовились к многочасовому полету: тщательно проверили бортовую рацию, оружие, запаслись авиационными гранатами АГ-2...


В предрассветной полутьме свирепствовал ветер. Гремел тугими брезентовыми чехлами, завывал в антеннах радиостанции. Рваные клочья облаков проносились над аэродромом. Неподалеку грохотало море, ледяная морось обжигала лица...


Забрезжил рассвет, взлетели. Низкая облачность прижала машину к воде. Впрочем, это было и на руку: может быть, не заметили взлет гитлеровцы с постов на высотах? Черта с два...


- Справа сзади "Гамбург", - доложил командиру Андрей.


- Что будем делать, штурман? - посоветовался Жестков с Локтюхиным.


- Уйдем в облака, развернемся в сторону Одессы. Пройдем минут пять на виду у немца, а затем снова в облака и на свой курс.


- Попробуем. Андрей, как там фриц?


Громадина "Гамбург-138" не отставал ни на шаг.


- Прет, как паровоз, гад! Сейчас пугну его! Прогрохотала короткая очередь. Жестков круто развернулся, замелькал в жидких облаках. "Гамбург" попер за ним. Атарщиков сыпанул по четырехмоторной громадине градом трассирующих. Жестков укрылся, нащупав слой потолще.


- Может, подбросим шептунка, командир? Что-нибудь в Одессу открытым текстом, вдобавок к донесению с "Гамбурга". Чтобы не ждали нас в гости в Румынии.


- Идея! Молодец, Андрей. Штурман, заготовь радиотелеграмму. Что-нибудь насчет курса...


На подходе к Сулине облачность оборвалась. Штурман открыл бомболюки для планового фотографирования. Одновременно решили сбросить несколько бомб - для отвода глаз.


Забили зенитки.


- Разрывы справа сзади! - докладывает Засула.


- Есть! - подтверждает Жестков. Короткий крен на крыло, скольжение.


- Слева, снизу!


Новый маневр.


Вышли на цель. Теперь летчик слушает только штурмана.


- Два влево... Еще один... Так держать! Бросаю... Бомбы накрывают баржи в порту. Фотографирование, разворот, осмотр прибрежных коммуникаций. Море пустынно. Курс на Констанцу.


Снова порт. снова зенитки. На этот раз вдвое ожесточенней.


- Так держи, командир, сбросим с ходу. Спокойно, ребятки, сейчас... Это штурман.


- Разрыв у правого крыла... Вижу дырки, - Андрей.


- Разрыв за хвостом! - Атарщиков.


- Сброс! Включил фотоаппарат...


- Лупят, гады! Может быть, отвернем? Сфотографируем перспективно?


- Сейчас закончу, командир... Есть!


Резкие отвороты, скольжение, изменение скорости... Все! Рай, тишина, кажется, слышно, как плещутся волны...


И тут же голос Засулы:


- Два "мессера"! Атакуют справа сзади.


- Огонь!


Истребители разделились, намереваясь взять бомбардировщик в "клещи". Один заходил сверху, другой подбирался снизу. Верхний наткнулся на трассу крупнокалиберного пулемета Андрея, отвалил в сторону. Второй продолжал атаковать с нижней полусферы. Строчки люкового ШКАСа Атарщикова потянулись, к нему. Он тоже бил из всего бортового оружия. Жестков маневрировал, уклоняясь от трасс, открывая стрелкам нужный сектор обзора. Врагу удалось продырявить фюзеляж бомбардировщика. Пулемет Атарщикова осекся...


- Что у тебя? - крикнул Засула, не отрываясь от прицела.


- Отказал...


- Бей гранатами!


В воздух полетели АГ. Быстро спускаясь на парашютиках, они окружили разрывами "мессер". Тот сделал переворот и скрылся в сторону моря.


- Вроде обошлось! - облегченно вздохнул Андрей.


- Не расслабляться!


Над Варной и Бургасом было спокойней. Так, жиденький огонек. Закончив аэрофотосъемку, взяли курс к крымскому берегу.


На подходе к Севастополю снова доклад Засулы:


- Сверху сзади два "мессера"! Фашисты открыли огонь с дальней дистанции. Одна очередь угодила в консоль, сорвала обшивку.


- Влево! Вправо, командир!.. - управлял маневрами Засула.


Жестков моментально бросал машину то в ту, то в другую сторону.


В разгар боя на выручку пришли "яки" - друзья с Херсонесского маяка. Me-109 вильнули в сторону. Ястребки их догнали, закрутилась смертная карусель...


И опять командир жал руку Засуле:


- Спасибо, Андрей! Если б не ты...


21 мая - очередная дальняя разведка. Осмотрев Каркинитский залив, подходы к Днепровско-Бугскому и Днестровскому лиманам, сфотографировав порт Одессы, экипаж подходил к Сулине.


- Слева транспорт! доложил командиру штурман Иван Локтюхин.


Жестков бросил взгляд влево.


- Без прикрытия?


- Значит, нужно ждать "мессеров".


- Андрей, передай на землю! Штурман, координаты, курс...


- Земля целеуказание приняла, командир, - доложил через пару минут Засула. И тут же: - Над нами "мессер"!


Ну глаз! Едва успел оторваться от шкалы рации... Истребитель открыл огонь издали. Снаряд задел кабину воздушного стрелка. Осколки плексигласа брызнули, Засуле в лицо, но он сумел выпустить очередь. "Мессер" перевернулся через крыло и врезался в воду.


- Накрылся собственным крестом фриц! До Жесткова и Локтюхина не сразу дошел смысл слов Андрея: все их внимание приковал к себе транспорт. Эх, если б торпедку...


Цель маневрирует, штурман нажимает кнопку. Бомбы рвутся у борта судна.


- Ладно, не горюй, прилетят торпедоносцы, доделают. - утешает Жестков Локтюхина. Да, что ты, Андрей, там насчет креста и фрица?


- Воткнулся фриц в море.


- Да ну?


- Точно, командир! - подтверждает Атарщиков. - Вон еще плавает что-то там на воде...


По данным разведчика взлетели два торпедоносца и два бомбардировщика с того же аэродрома Херсонесский маяк. Группу возглавил комэск майор Федор Михайлович Чумичев со своим штурманом капитаном Сергеем Прокофьевичем Дуплием. Цель обнаружили в тридцати километрах к востоку от Килийского гирла. В результате удара транспорт водоизмещением три тысячи тонн был буквально изуродован. Торпеда оторвала ему корму, бомба снесла палубные надстройки, вызвала пожар...


Потом оборона Кавказа. Особенно ожесточенными были бои на новороссийском направлении.


В один из августовских дней сорок второго года группа бомбардировщиков вылетела на удар по колонне танков противника. Когда уже вышли на боевой курс, к машине летчика Шапкина протянулась огненная трасса. Жестков моментально обернулся: серый двухкилевой Ме-110 нацеливался на него, самолет Шапкина непоправимо скользил к земле, волоча за собой шлейф дыма...


- Прозевали! - услышал в наушниках сдавленный голос Засулы. - Из-за облака, гады...


Затем дробная очередь, трассы с других машин. "Мессер" загорелся, вошел в пике и воткнулся в землю.


Отбомбились прицельно. Потом долго отбивались от остальных "мессершмиттов". По командам Андрея Жесткое маневрировал умело, подставляя врагов под огонь бортовых пулеметов.


На обратном пути налетели Me-109. Один из них, выходя из атаки горкой, нерасчетливо завис над бомбардировщиками и тут же был сбит дружным огнем воздушных стрелков.


Две победы. Не без потерь. Погиб экипаж Шапкина, две машины были серьезно повреждены и совершили вынужденные посадки на запасные площадки. Три человека получили тяжелые ранения.


Два трудных воздушных боя за один вылет. Впрочем, в те дни так случалось не раз...


Обычно воздушный бой бомбардировщиков с истребителями скоротечен. Какие-то минуты. Но это - по часам, после. А в измерении жизнью... Сколько переживет летчик, штурман, стрелок? Сколько отдаст душевных сил, энергии от первой и до последней пулеметной очереди, насколько, в конце концов, постареет за эти несколько минут?


Впрочем, последнее перед лицом смерти значения не имеет. Андрей Засула представлял дело проще. "Нет врага - перед тобой полнеба, - объяснял молодым стрелкам. - Увидел его, приник к прицелу - и нет ничего, только узкая щель. Щель, и в ней враг! Понятно?"


Сорок третий год, начало изгнания фашистских захватчиков с Кавказа. Ожесточенные бои на земле, в воздухе, на море...


Летали каждый день. То с бомбами, то с торпедой. Во многих воздушных боях пришлось побывать экипажу Жесткова, и каждый раз самолет с бортовым номером девять возвращался на свой аэродром. О нем говорили - живучий. Единственная машина, оставшаяся в полку с начала войны, "счастливая девятка"...


Конечно, не все в бою зависит от экипажа, расчета. Тем более - от бойца. Но если, едва посадив покалеченную машину, не успев оглядеть и ее, и себя, летчик ловит и жмет твою руку: "Спасибо, Андрей!" - значит, есть твоя доля в нелегком военном счастье.


"Спасибо, друг, если б не ты..." Много раз довелось это слышать Андрею от командира.


За мужество и мастерство, проявленные в воздушных боях, Андрей Васильевич Засула был награжден орденом Отечественной войны II степени.


Когда войска 4-го Украинского фронта вышли к Перекопу и отрезали крымскую группировку врага с суши, на авиацию и флот была возложена задача блокировать морские сообщения противника.


23 ноября сорок третьего года два самолета-торпедоносца ушли на "свободную охоту" в северо-западную часть Черного моря. Ведущим летел майор Яков Карпенко, ведомым - старший лейтенант Александр Жестков. Штурманом у него в этом полете был младший лейтенант Александр Касаткин, а пятым членом экипажа - старший техник-лейтенант Григорий Гармаш.


Техник оказался на борту по собственной настоятельной просьбе. Дело в том, что в случае необнаружения целей экипажам предстояло произвести посадку на прибрежном аэродроме в Скадовске, снять там торпеды и только после этого вернуться домой. Таким образом пополнялся боезапас на этом недавно освобожденном полевом аэродроме, куда перелетел 36-й минно-торпедный полк нашей дивизии. Подвоз туда был крайне затруднен: осенние непогоды превратили разбитые грунтовые дороги в сплошное месиво.


Вот этим предлогом и воспользовался Гармаш, чтобы принять непосредственное участие в боевых действиях.


- Чем я вам помешаю? А в Скадовске помогу подготовить машины к вылету. Мало что может случиться...


Случись что, техники в тридцать шестом бы нашлись. Но предлог в самом деле был налицо. И Жестков не смог отказать другу.


- Ладно, полетишь бортинженером, - пошутил. - Но какой ни инженер, подчиняться будешь Засуле. В кабине воздушных стрелков хозяин он.


Сверхштатный член экипажа Григорий Михайлович Гармаш в полете повел себя по-хозяйски. Внимательно осмотрел внутренность фюзеляжа, проверил крепления спасательной шлюпки, бортового пайка, пододвинул поближе к стрелкам ящик с запасным боекомплектом.


- Так-то надежнее будет.


Затем попросил разрешения у Засулы постоять на его боевом посту у башни.


- Пока летим далеко от берега, - предупредил Андрей. - И все равно смотреть надо в оба!


- Постараюсь, - скромно заверил "бортинженер". Погода благоприятствовала действиям торпедоносцев у цели: низкая облачность, ограниченная горизонтальная видимость позволяли нанести удар внезапно и с близкого расстояния. Но она же и затрудняла поиск. Сотни и сотни километров оставались позади, а кораблей противника обнаружить не удавалось. У Тарханкута встретились с туманом. Лететь дальше смысла не было. Ведущий лег на обратный курс.


Подходя к Севастопольской бухте, Жестков услышал голос стрелка-радиста:


- Командир, слева сверху заходят два Me-109!


- Приготовиться к бою! - скомандовал Жестков. - Андрей, дай ракетой сигнал ведущему.


Засула достал ракетницу, зарядил. Выстрелить не успел: самолет резко метнулся вправо, огненные трассы прошли в нескольких сантиметрах от крыла. Бросив ракетницу, Андрей намертво приник к пулемету.


Торпедоносцы прижались к воде, "мессершмитты" напористо атаковали сверху. Заклинило крупнокалиберный пулемет в машине ведущего. Маневрировать с боевой нагрузкой было трудно, Жестков принял решение сбросить торпеду. Его примеру последовал и Карпенко.


Жестков прикрывал его огнем. Появлялся то справа, то слева, откуда заходили "мессеры". Те поняли обстановку, наседали все нахальней. И все чаще - на самолет Жесткова, видимо, уже считая машину Карпенко своей добычей.


Андрей Засула сражался за двоих, то и дело перебрасывая пулемет с борта на борт. Израсходовав боекомплект, заложил запасной. Один из фашистов, воспользовавшись минутной заминкой, навис прямо над башней. Засула длинной очередью сбил с него спесь: "мессер" задымил, ушел в сторону берега.


Второй продолжал атаковать. Работая за двоих, Андрей расстрелял и запасной боекомплект. Враг это понял, подошел почти вплотную, ударил в упор. И именно по кабине стрелка. Пуля попала Андрею в голову. Смертельно раненный, он опустился на пол...


К пулемету бросился Гармаш. Перезарядить не успел: "мессершмитт" подошел еще ближе. Почему он не стреляет? Ага. Очевидно, и у врага боеприпасы подошли к концу. Вот он совсем рядом, сквозь плексиглас видна торжествующе оскаленная морда...


И тут Гармаш увидел на полу заряженную ракетницу. Схватил, выстрелил. Фашист с перепугу принял след ракеты за пулеметную трассу, шарахнулся в сторону. И больше уже не решился подходить к вновь обретшему "боеспособность" коварному торпедоносцу...


Исхлестанные пулеметными очередями две машины возвращались на свой аэродром. Глаза Александра Жесткова заволакивались слезами: в кабине стрелков умирал его верный боевой друг...


Образ отважного воина-комсомольца Андрея Васильевича Засулы навсегда остался в памяти однополчан как пример самоотверженного служения Родине в самые трудные для нее дни...


ШТУРМАН ВАСИЛИЙ ГАЛУХИН


Он появился у нас в эскадрильской землянке в один из мартовских дней сорок третьего года - плотный, в белесом от соли реглане, с припухлым от зимних штормов лицом, больше похожий на бедолагу шкипера с какого-нибудь портового катеришки, чем на нашего брата, чье основное рабочее место отделено плексигласом от внешних стихий.


- Старший лейтенант Галухин, - без промаха выделил из однородной компании в летном комэска. - Назначен к вам штурманом звена.


Сел, по-домашнему огляделся, крепко потер ладонь о ладонь и вдруг улыбнулся так весело и счастливо, что и нам на минуту почудилось, будто со стужи попали в уют чуть не родимого отчего дома.


Между тем за окном стоял тихий весенний день, в меру серый и обещающий солнце.


- В "мокрой" летал? - наметанным глазом определил собрата капитан Бесов, сам начинавший войну в гидроавиации.


- Двести боевых, - готовно ответил штурман заодно и на следующий вопрос. И, без стеснения, еще и на третий, прочтенный во взглядах сбившихся в уголке новичков: - Пара Красного Знамени, ребятишки!


Ребята, похоже, успели в него влюбиться. Что-то в нем было, в его улыбке, что позволяло не то что представить, а и как будто припомнить его широколицым задорным мальчишкой, хоть по годам новый штурман скорей подходил к комэску, чем даже к нам, предвоенным выпускникам.


- Будете летать с капитаном Осиновым, - принял решение Федор Михайлович. Выдержал паузу, хмурясь, покосился на лица, невольно оттягивая всем известный и ожидаемый всеми момент. - Для допуска к полетам должны в течение недели изучить район боевых действий, материальную часть и... сдать соответствующие зачеты.


Это и был тот момент, всякий раз с нетерпением ожидаемый не избалованной развлечениями аэродромной публикой, - с тем большим нетерпением, чем более заслуженным казался вновь прибывший. В землянке повисла особая тишина, в нескольких лицах, как в зеркалах, отразилось то самое выражение.


Галухин, однако, обескуражил не только одних эскадрильских весельчаков.


- И по штурманскому делу, - спокойно восполнил пропущенное комэском. - Что, впрочем, должно разуметься само собой.


И улыбнулся еще довольней. И подмигнул молодежи: "Гвардейский порядок! Цените, куда попали, друзья".


В землянку как будто пахнуло весенним ветром. Стало шумно, пошли разговоры наперебой.


Со 119-м морским разведывательным авиаполком у нас была особая, родственная, можно сказать, связь. Вместе мы не летали, и работать на нас ближним разведчикам почти не приходилось, но почему-то именно оттуда к нам чаще всего прибывали летчики и штурманы и - почему-то опять же, - как на подбор, в самом скором времени становились лучшими из лучших. Какую-то особенную закалку характера давала работа на МБР-2, этих юрких летающих лодках, которые, как истинно морские птицы, признавали родными лишь две стихии - воздух и воду, - на землю же выбирались на посторонней тяге и на "чужих" ногах.