Василий Иванович Минаков title: Гневное небо Тавриды codepage: -1 ###ice#book#reader#professional#header#finish### Василий Иванович Минаков. Гневное небо Тавриды Проект Военная литература
Вид материала | Литература |
СодержаниеШтурман василий галухин |
- Минаков Василий Иванович Командиры крылатых линкоров : Записки морского летчика Проект, 3662.41kb.
- По предприятиям и учреждениям совет Министров СССР, 247.66kb.
- Чуйков Василий Иванович Сражение века Сайт Военная литература, 7933.1kb.
- Яковлев Василий Иванович, Яковлева Галина Халимовна, Ярковский Сергей Игоревич. Отсутствовали:, 171.14kb.
- Кувакин Владимир Иванович Заслуженный деятель науки РФ доктор медицинских наук профессор, 361.78kb.
- Еской фантазии Василий Иванович Баженов родился в феврале 1737 года в семье Ивана Баженова,, 433.89kb.
- Майков Василий Иванович, 34.02kb.
- Деникин Антон Иванович Старая армия Сайт Военная литература, 4369.58kb.
- О новой русской детской книге, 59.87kb.
- Суриков Василий Иванович, 104.95kb.
Засуле есть что вспомнить, когда понадобится пример.
В один из февральских дней сорок второго эскадрилье поставили задачу уничтожить колонну противника на Керченском полуострове. Тяжелые шли там бои. Комэск Беляев предупредил заранее - встречи с "мессерами" не миновать. Как следует проверили пулеметы, ленты, подтащили поближе весь боезапас.
И вот машина на старте.
Экипаж лейтенанта Жесткова, в котором воюет Засула, уходит в воздух одним из первых. Сверху видно, как, вздымая за хвостами снежную пыль, одна за другой выруливают и взлетают остальные машины.
Все девять бомбардировщиков в сборе. Спустя двадцать минут к ним пристраивается шестерка истребителей прикрытия. С ними лететь веселее. Под крылом проплывают поля Кубани, Керченский пролив. Видно, как по дорогам движутся к передовой танки, артиллерия, обозы. Потом они пропадают - близко передовая. Стрелки на всех машинах вращают башнями, просматривают воздух. И вот со стороны Азовского моря появляются два "мессера". Летят на предельно малой высоте. Приближаются. Несколько красных ракет оповещают строй - внимание!
"Ишачки" зигзагами барражируют вокруг бомбардировщиков. Гитлеровцы не атакуют. Идут неотступно за группой.
Нашим ястребкам это надоедает, четверо из них круто разворачиваются. Враг благоразумно удирает...
Линия фронта с беспорядочным огнем зениток остается позади. Скоро цель. Где-то по дороге Судак - Феодосия движется к фронту колонна вражеских танков.
- Цель слева! - докладывает штурман. - Видишь, командир?
- Вижу, штурман. Андрей, передай ведущему.
Комэск проходит мимо, будто не заметив: колонна ползет в лощине, между лесистых гор. Лучше подождать, когда она вытянется на равнину.
Над Крымскими горами группа разворачивается и тоже перестраивается в колонну. На высоте шестьсот метров выходит на цель - гитлеровцы уже в долине. Между самолетами вспыхивают светлячки, протягиваются дымные шнуры - бьют скорострельные пушки, "эрликоны".
Отделяются бомбы от головного самолета - их сбросил штурман эскадрильи Иван Васильевич Егельский. Следом, эстафетой, - от всех остальных. Дорога обсаживается желто-серыми кустами, вверх взлетают обломки, какие-то тряпки, в кюветы откатываются, как с ложками котелки, башни танков с орудиями. Воздушные стрелки поливают из пулеметов разбегающихся от дороги немцев...
Группа поднимается над горами, чтобы вновь перестроиться в "походную" девятку. Позади - туча пыли, пронизанная черными столбами дымов.
И тут появляются "мессеры".
- Четыре... восемь.,. Четырнадцать, командир! - докладывает Засула.
Первая четверка с ходу наваливается на их машину.
- Андрей, работай! - кричит Жесткое, маневром выходя из-под удара. - Черт, не успели построиться...
Андрей работает. Работает воздушный стрелок Иван Атарщиков. Коротко стучит ШКАС штурмана Локтюхина. Жестков искусно маневрирует, так что "мессеры" чуть ли не сами напрашиваются в прицел. Первая атака отбита.
Но это только начало. Ясно, что бой предстоит жесточайший: запоздавшие "мессеры" колонну им не простят. Снова атака. "Ишачки" отчаянно бросаются наперерез. Разноцветные трассы располосовывают небо. "Мессершмитты" прорываются, бьют в упор. Один из стервятников зашел в хвост самолету Виктора Беликова. Что там Зыгуля и Северин? Не видят? Ну да, фашист в необстреливаемом пространстве. Надо спасать! Очередь Засулы упирается в обнаглевшего гитлеровца. Ara!..
Стервятники наседали. Еще один "мессер" напал на Беликова, поджег. Засула срезал его. Добивать Беликова ринулся третий фашист. Зыгуля и Северин достали его из горящего самолета, фашист задымил. Беликов резким скольжением сорвал пламя с крыла. К нему подошли два И-16, прикрыли. Комэск Беляев уменьшил скорость, поджидая отставшего товарища...
Отражая удары "мессеров", эскадрилья на малой высоте пересекла Керченский пролив. Гитлеровцы отстали.
Бомбардировщики в этом бою потерь не понесли, если не считать множества дыр в крыльях и фюзеляжах. Ястребки потеряли троих из шести. Гитлеровцы недосчитались четырех "мессеров".
Выйдя из самолета, лейтенант Жестков крепко обнял Засулу.
- Спасибо, друг!
Через несколько дней в торжественной обстановке Андрею была вручена медаль "За отвагу".
Вскоре экипаж Жесткова улетел в Севастополь, в группу майора Чумичева.
Город-крепость держал оборону. Насмерть стояли пехотинцы и моряки. Их поддерживала корабельная и береговая артиллерия, армейская авиация с дальних аэродромов. Передовая группа флотской авиации расположилась рядом - на небольшом аэродроме у Херсонесского маяка. Тяжелые Ил-4 вылетали на бомбежку артиллерийских позиций, скоплений войск, кораблей на подходах к порту. Аэродром обстреливался вражеской артиллерией, гитлеровские истребители караулили каждый взлет. Летали, как правило, ночью.
Экипажу Жесткова приходилось действовать в светлое время суток: на него возложили дальнюю воздушную разведку.
В один из весенних дней сорок второго года получили задачу: осмотреть морские коммуникации вдоль побережья Румынии и Болгарии. Андрей Засула и Иван Атарщиков заботливо подготовились к многочасовому полету: тщательно проверили бортовую рацию, оружие, запаслись авиационными гранатами АГ-2...
В предрассветной полутьме свирепствовал ветер. Гремел тугими брезентовыми чехлами, завывал в антеннах радиостанции. Рваные клочья облаков проносились над аэродромом. Неподалеку грохотало море, ледяная морось обжигала лица...
Забрезжил рассвет, взлетели. Низкая облачность прижала машину к воде. Впрочем, это было и на руку: может быть, не заметили взлет гитлеровцы с постов на высотах? Черта с два...
- Справа сзади "Гамбург", - доложил командиру Андрей.
- Что будем делать, штурман? - посоветовался Жестков с Локтюхиным.
- Уйдем в облака, развернемся в сторону Одессы. Пройдем минут пять на виду у немца, а затем снова в облака и на свой курс.
- Попробуем. Андрей, как там фриц?
Громадина "Гамбург-138" не отставал ни на шаг.
- Прет, как паровоз, гад! Сейчас пугну его! Прогрохотала короткая очередь. Жестков круто развернулся, замелькал в жидких облаках. "Гамбург" попер за ним. Атарщиков сыпанул по четырехмоторной громадине градом трассирующих. Жестков укрылся, нащупав слой потолще.
- Может, подбросим шептунка, командир? Что-нибудь в Одессу открытым текстом, вдобавок к донесению с "Гамбурга". Чтобы не ждали нас в гости в Румынии.
- Идея! Молодец, Андрей. Штурман, заготовь радиотелеграмму. Что-нибудь насчет курса...
На подходе к Сулине облачность оборвалась. Штурман открыл бомболюки для планового фотографирования. Одновременно решили сбросить несколько бомб - для отвода глаз.
Забили зенитки.
- Разрывы справа сзади! - докладывает Засула.
- Есть! - подтверждает Жестков. Короткий крен на крыло, скольжение.
- Слева, снизу!
Новый маневр.
Вышли на цель. Теперь летчик слушает только штурмана.
- Два влево... Еще один... Так держать! Бросаю... Бомбы накрывают баржи в порту. Фотографирование, разворот, осмотр прибрежных коммуникаций. Море пустынно. Курс на Констанцу.
Снова порт. снова зенитки. На этот раз вдвое ожесточенней.
- Так держи, командир, сбросим с ходу. Спокойно, ребятки, сейчас... Это штурман.
- Разрыв у правого крыла... Вижу дырки, - Андрей.
- Разрыв за хвостом! - Атарщиков.
- Сброс! Включил фотоаппарат...
- Лупят, гады! Может быть, отвернем? Сфотографируем перспективно?
- Сейчас закончу, командир... Есть!
Резкие отвороты, скольжение, изменение скорости... Все! Рай, тишина, кажется, слышно, как плещутся волны...
И тут же голос Засулы:
- Два "мессера"! Атакуют справа сзади.
- Огонь!
Истребители разделились, намереваясь взять бомбардировщик в "клещи". Один заходил сверху, другой подбирался снизу. Верхний наткнулся на трассу крупнокалиберного пулемета Андрея, отвалил в сторону. Второй продолжал атаковать с нижней полусферы. Строчки люкового ШКАСа Атарщикова потянулись, к нему. Он тоже бил из всего бортового оружия. Жестков маневрировал, уклоняясь от трасс, открывая стрелкам нужный сектор обзора. Врагу удалось продырявить фюзеляж бомбардировщика. Пулемет Атарщикова осекся...
- Что у тебя? - крикнул Засула, не отрываясь от прицела.
- Отказал...
- Бей гранатами!
В воздух полетели АГ. Быстро спускаясь на парашютиках, они окружили разрывами "мессер". Тот сделал переворот и скрылся в сторону моря.
- Вроде обошлось! - облегченно вздохнул Андрей.
- Не расслабляться!
Над Варной и Бургасом было спокойней. Так, жиденький огонек. Закончив аэрофотосъемку, взяли курс к крымскому берегу.
На подходе к Севастополю снова доклад Засулы:
- Сверху сзади два "мессера"! Фашисты открыли огонь с дальней дистанции. Одна очередь угодила в консоль, сорвала обшивку.
- Влево! Вправо, командир!.. - управлял маневрами Засула.
Жестков моментально бросал машину то в ту, то в другую сторону.
В разгар боя на выручку пришли "яки" - друзья с Херсонесского маяка. Me-109 вильнули в сторону. Ястребки их догнали, закрутилась смертная карусель...
И опять командир жал руку Засуле:
- Спасибо, Андрей! Если б не ты...
21 мая - очередная дальняя разведка. Осмотрев Каркинитский залив, подходы к Днепровско-Бугскому и Днестровскому лиманам, сфотографировав порт Одессы, экипаж подходил к Сулине.
- Слева транспорт! доложил командиру штурман Иван Локтюхин.
Жестков бросил взгляд влево.
- Без прикрытия?
- Значит, нужно ждать "мессеров".
- Андрей, передай на землю! Штурман, координаты, курс...
- Земля целеуказание приняла, командир, - доложил через пару минут Засула. И тут же: - Над нами "мессер"!
Ну глаз! Едва успел оторваться от шкалы рации... Истребитель открыл огонь издали. Снаряд задел кабину воздушного стрелка. Осколки плексигласа брызнули, Засуле в лицо, но он сумел выпустить очередь. "Мессер" перевернулся через крыло и врезался в воду.
- Накрылся собственным крестом фриц! До Жесткова и Локтюхина не сразу дошел смысл слов Андрея: все их внимание приковал к себе транспорт. Эх, если б торпедку...
Цель маневрирует, штурман нажимает кнопку. Бомбы рвутся у борта судна.
- Ладно, не горюй, прилетят торпедоносцы, доделают. - утешает Жестков Локтюхина. Да, что ты, Андрей, там насчет креста и фрица?
- Воткнулся фриц в море.
- Да ну?
- Точно, командир! - подтверждает Атарщиков. - Вон еще плавает что-то там на воде...
По данным разведчика взлетели два торпедоносца и два бомбардировщика с того же аэродрома Херсонесский маяк. Группу возглавил комэск майор Федор Михайлович Чумичев со своим штурманом капитаном Сергеем Прокофьевичем Дуплием. Цель обнаружили в тридцати километрах к востоку от Килийского гирла. В результате удара транспорт водоизмещением три тысячи тонн был буквально изуродован. Торпеда оторвала ему корму, бомба снесла палубные надстройки, вызвала пожар...
Потом оборона Кавказа. Особенно ожесточенными были бои на новороссийском направлении.
В один из августовских дней сорок второго года группа бомбардировщиков вылетела на удар по колонне танков противника. Когда уже вышли на боевой курс, к машине летчика Шапкина протянулась огненная трасса. Жестков моментально обернулся: серый двухкилевой Ме-110 нацеливался на него, самолет Шапкина непоправимо скользил к земле, волоча за собой шлейф дыма...
- Прозевали! - услышал в наушниках сдавленный голос Засулы. - Из-за облака, гады...
Затем дробная очередь, трассы с других машин. "Мессер" загорелся, вошел в пике и воткнулся в землю.
Отбомбились прицельно. Потом долго отбивались от остальных "мессершмиттов". По командам Андрея Жесткое маневрировал умело, подставляя врагов под огонь бортовых пулеметов.
На обратном пути налетели Me-109. Один из них, выходя из атаки горкой, нерасчетливо завис над бомбардировщиками и тут же был сбит дружным огнем воздушных стрелков.
Две победы. Не без потерь. Погиб экипаж Шапкина, две машины были серьезно повреждены и совершили вынужденные посадки на запасные площадки. Три человека получили тяжелые ранения.
Два трудных воздушных боя за один вылет. Впрочем, в те дни так случалось не раз...
Обычно воздушный бой бомбардировщиков с истребителями скоротечен. Какие-то минуты. Но это - по часам, после. А в измерении жизнью... Сколько переживет летчик, штурман, стрелок? Сколько отдаст душевных сил, энергии от первой и до последней пулеметной очереди, насколько, в конце концов, постареет за эти несколько минут?
Впрочем, последнее перед лицом смерти значения не имеет. Андрей Засула представлял дело проще. "Нет врага - перед тобой полнеба, - объяснял молодым стрелкам. - Увидел его, приник к прицелу - и нет ничего, только узкая щель. Щель, и в ней враг! Понятно?"
Сорок третий год, начало изгнания фашистских захватчиков с Кавказа. Ожесточенные бои на земле, в воздухе, на море...
Летали каждый день. То с бомбами, то с торпедой. Во многих воздушных боях пришлось побывать экипажу Жесткова, и каждый раз самолет с бортовым номером девять возвращался на свой аэродром. О нем говорили - живучий. Единственная машина, оставшаяся в полку с начала войны, "счастливая девятка"...
Конечно, не все в бою зависит от экипажа, расчета. Тем более - от бойца. Но если, едва посадив покалеченную машину, не успев оглядеть и ее, и себя, летчик ловит и жмет твою руку: "Спасибо, Андрей!" - значит, есть твоя доля в нелегком военном счастье.
"Спасибо, друг, если б не ты..." Много раз довелось это слышать Андрею от командира.
За мужество и мастерство, проявленные в воздушных боях, Андрей Васильевич Засула был награжден орденом Отечественной войны II степени.
Когда войска 4-го Украинского фронта вышли к Перекопу и отрезали крымскую группировку врага с суши, на авиацию и флот была возложена задача блокировать морские сообщения противника.
23 ноября сорок третьего года два самолета-торпедоносца ушли на "свободную охоту" в северо-западную часть Черного моря. Ведущим летел майор Яков Карпенко, ведомым - старший лейтенант Александр Жестков. Штурманом у него в этом полете был младший лейтенант Александр Касаткин, а пятым членом экипажа - старший техник-лейтенант Григорий Гармаш.
Техник оказался на борту по собственной настоятельной просьбе. Дело в том, что в случае необнаружения целей экипажам предстояло произвести посадку на прибрежном аэродроме в Скадовске, снять там торпеды и только после этого вернуться домой. Таким образом пополнялся боезапас на этом недавно освобожденном полевом аэродроме, куда перелетел 36-й минно-торпедный полк нашей дивизии. Подвоз туда был крайне затруднен: осенние непогоды превратили разбитые грунтовые дороги в сплошное месиво.
Вот этим предлогом и воспользовался Гармаш, чтобы принять непосредственное участие в боевых действиях.
- Чем я вам помешаю? А в Скадовске помогу подготовить машины к вылету. Мало что может случиться...
Случись что, техники в тридцать шестом бы нашлись. Но предлог в самом деле был налицо. И Жестков не смог отказать другу.
- Ладно, полетишь бортинженером, - пошутил. - Но какой ни инженер, подчиняться будешь Засуле. В кабине воздушных стрелков хозяин он.
Сверхштатный член экипажа Григорий Михайлович Гармаш в полете повел себя по-хозяйски. Внимательно осмотрел внутренность фюзеляжа, проверил крепления спасательной шлюпки, бортового пайка, пододвинул поближе к стрелкам ящик с запасным боекомплектом.
- Так-то надежнее будет.
Затем попросил разрешения у Засулы постоять на его боевом посту у башни.
- Пока летим далеко от берега, - предупредил Андрей. - И все равно смотреть надо в оба!
- Постараюсь, - скромно заверил "бортинженер". Погода благоприятствовала действиям торпедоносцев у цели: низкая облачность, ограниченная горизонтальная видимость позволяли нанести удар внезапно и с близкого расстояния. Но она же и затрудняла поиск. Сотни и сотни километров оставались позади, а кораблей противника обнаружить не удавалось. У Тарханкута встретились с туманом. Лететь дальше смысла не было. Ведущий лег на обратный курс.
Подходя к Севастопольской бухте, Жестков услышал голос стрелка-радиста:
- Командир, слева сверху заходят два Me-109!
- Приготовиться к бою! - скомандовал Жестков. - Андрей, дай ракетой сигнал ведущему.
Засула достал ракетницу, зарядил. Выстрелить не успел: самолет резко метнулся вправо, огненные трассы прошли в нескольких сантиметрах от крыла. Бросив ракетницу, Андрей намертво приник к пулемету.
Торпедоносцы прижались к воде, "мессершмитты" напористо атаковали сверху. Заклинило крупнокалиберный пулемет в машине ведущего. Маневрировать с боевой нагрузкой было трудно, Жестков принял решение сбросить торпеду. Его примеру последовал и Карпенко.
Жестков прикрывал его огнем. Появлялся то справа, то слева, откуда заходили "мессеры". Те поняли обстановку, наседали все нахальней. И все чаще - на самолет Жесткова, видимо, уже считая машину Карпенко своей добычей.
Андрей Засула сражался за двоих, то и дело перебрасывая пулемет с борта на борт. Израсходовав боекомплект, заложил запасной. Один из фашистов, воспользовавшись минутной заминкой, навис прямо над башней. Засула длинной очередью сбил с него спесь: "мессер" задымил, ушел в сторону берега.
Второй продолжал атаковать. Работая за двоих, Андрей расстрелял и запасной боекомплект. Враг это понял, подошел почти вплотную, ударил в упор. И именно по кабине стрелка. Пуля попала Андрею в голову. Смертельно раненный, он опустился на пол...
К пулемету бросился Гармаш. Перезарядить не успел: "мессершмитт" подошел еще ближе. Почему он не стреляет? Ага. Очевидно, и у врага боеприпасы подошли к концу. Вот он совсем рядом, сквозь плексиглас видна торжествующе оскаленная морда...
И тут Гармаш увидел на полу заряженную ракетницу. Схватил, выстрелил. Фашист с перепугу принял след ракеты за пулеметную трассу, шарахнулся в сторону. И больше уже не решился подходить к вновь обретшему "боеспособность" коварному торпедоносцу...
Исхлестанные пулеметными очередями две машины возвращались на свой аэродром. Глаза Александра Жесткова заволакивались слезами: в кабине стрелков умирал его верный боевой друг...
Образ отважного воина-комсомольца Андрея Васильевича Засулы навсегда остался в памяти однополчан как пример самоотверженного служения Родине в самые трудные для нее дни...
ШТУРМАН ВАСИЛИЙ ГАЛУХИН
Он появился у нас в эскадрильской землянке в один из мартовских дней сорок третьего года - плотный, в белесом от соли реглане, с припухлым от зимних штормов лицом, больше похожий на бедолагу шкипера с какого-нибудь портового катеришки, чем на нашего брата, чье основное рабочее место отделено плексигласом от внешних стихий.
- Старший лейтенант Галухин, - без промаха выделил из однородной компании в летном комэска. - Назначен к вам штурманом звена.
Сел, по-домашнему огляделся, крепко потер ладонь о ладонь и вдруг улыбнулся так весело и счастливо, что и нам на минуту почудилось, будто со стужи попали в уют чуть не родимого отчего дома.
Между тем за окном стоял тихий весенний день, в меру серый и обещающий солнце.
- В "мокрой" летал? - наметанным глазом определил собрата капитан Бесов, сам начинавший войну в гидроавиации.
- Двести боевых, - готовно ответил штурман заодно и на следующий вопрос. И, без стеснения, еще и на третий, прочтенный во взглядах сбившихся в уголке новичков: - Пара Красного Знамени, ребятишки!
Ребята, похоже, успели в него влюбиться. Что-то в нем было, в его улыбке, что позволяло не то что представить, а и как будто припомнить его широколицым задорным мальчишкой, хоть по годам новый штурман скорей подходил к комэску, чем даже к нам, предвоенным выпускникам.
- Будете летать с капитаном Осиновым, - принял решение Федор Михайлович. Выдержал паузу, хмурясь, покосился на лица, невольно оттягивая всем известный и ожидаемый всеми момент. - Для допуска к полетам должны в течение недели изучить район боевых действий, материальную часть и... сдать соответствующие зачеты.
Это и был тот момент, всякий раз с нетерпением ожидаемый не избалованной развлечениями аэродромной публикой, - с тем большим нетерпением, чем более заслуженным казался вновь прибывший. В землянке повисла особая тишина, в нескольких лицах, как в зеркалах, отразилось то самое выражение.
Галухин, однако, обескуражил не только одних эскадрильских весельчаков.
- И по штурманскому делу, - спокойно восполнил пропущенное комэском. - Что, впрочем, должно разуметься само собой.
И улыбнулся еще довольней. И подмигнул молодежи: "Гвардейский порядок! Цените, куда попали, друзья".
В землянку как будто пахнуло весенним ветром. Стало шумно, пошли разговоры наперебой.
Со 119-м морским разведывательным авиаполком у нас была особая, родственная, можно сказать, связь. Вместе мы не летали, и работать на нас ближним разведчикам почти не приходилось, но почему-то именно оттуда к нам чаще всего прибывали летчики и штурманы и - почему-то опять же, - как на подбор, в самом скором времени становились лучшими из лучших. Какую-то особенную закалку характера давала работа на МБР-2, этих юрких летающих лодках, которые, как истинно морские птицы, признавали родными лишь две стихии - воздух и воду, - на землю же выбирались на посторонней тяге и на "чужих" ногах.