Geum.ru

Василий Иванович Минаков title: Гневное небо Тавриды codepage: -1 ###ice#book#reader#professional#header#finish### Василий Иванович Минаков. Гневное небо Тавриды Проект Военная литература

Вид материалаЛитература

Содержание


Первый, второй...
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   30


Минутой молчания гвардейцы почтили память погибших товарищей: младшего лейтенанта Николая Павловича Синицына, лейтенанта Федора Григорьевича Скоромненко, старшины 2-й статьи Ивана Леонтьевича Дулина, младшего сержанта Петра Ананьевича Исаева.


В результате тщательного анализа совместных действий боевых групп двух полков были сделаны следующие основные выводы.


Первое. Практика применения комбинированных ударов высотных и низких торпедоносцев, штурмовиков и бомбардировщиков-топмачтовиков по конвоям противника себя полностью оправдала. При этом, если даже не удается одновременный удар, эффективность действий как торпедоносцев, так и групп топмачтового бомбометания значительно повышается.


Второе. Опыт показал, что в условиях комбинированных торпедобомбовых ударов группы высотных торпедоносцев могут успешно применяться не только как сковывающая, но и как поражающая сила. В дальнейшем при ударах по большим конвоям целесообразно использовать их эшелонирование, группами от трех до пяти самолетов.


После разбора пять торпедоносцев и восемь бомбардировщиков заступили в тридцатиминутную готовность в ожидании данных воздушной разведки. Только под вечер поступило приказание: топмачтовикам уничтожить транспорт водоизмещением три тысячи тонн, идущий в охранении сторожевых катеров и быстроходной десантной баржи. Группу повел комэск Рувим Либерман.


После ужина нас с Жестковым опять вызвал командир полка. Задача вчерашняя - "свободная охота" на коммуникации Севастополь - Констанца. Если бы то же и везение...


- Вчера у вас ладненько получилось. Но учтите, противник, несомненно, усилил прикрытие кораблей с воздуха.


Напутствие, мягко говоря, не очень вдохновляющее, если летишь без прикрытия.


Сумерки спустились на море как-то сразу. Пройдено всего три четверти пути, а горизонтальная видимость хуже, чем вчера после атаки. Изо всех сил напрягаем зрение. Летчику из своей кабины вести поиск удобней всего, но то и дело приходится отрывать взгляд к приборам. Смотрю только в западном направлении, стараюсь вести самолет так, чтобы и экипажу дать эту возможность. И вот удача: на фоне угасающего неба - контур большого корабля. Вокруг, как в мареве, еще несколько расплывающихся точек. Качнувшись с крыла на крыло, даю знать Жесткову: внимание, цель! Ведомый показывает, что понял.


Не опознанное в полутьме судно атакуем с ходу. Прилуцкий и Локтюхин сбрасывают торпеды с четырехсот метров. Зенитного огня нет.


На выходе из атаки стрелки замечают четверку Ме-110-идут в нашу сторону. Еще четыре остаются барражировать над судном. Ясно, что увидеть результат улара не удастся.


- Усилить наблюдение за задней полусферой! Неприятельские летчики уже обнаружили нас. Открыли огонь издали. В ответ загрохотал пулемет Должикова. Затем и Жуковца. Потянулись трассы и от машины Жесткова: Сергей Игумнов и Илья Кушнир - стрелки хладнокровные и меткие. "Мессеры" отвалили.


- Не нравится, гады? - осведомляется Должиков. И только после: - Командир, снарядом задело мою кабину,


- Не ранен?


- Нет, только брызгами плексигласа немножко испортило красоту...


- Сзади "мессеры"! - перебивает Жуковец.


- Спокойно, ребята! Перехожу на бреющий. Со скольжением бросаю машину вниз, Маневром сбиваю фашистам прицел. Жестков держится как на привязи. Славно мы с ним слетались! Грохочут пулеметы, в кабину тянет пороховой гарью.


- Отвернули! Жми, командир!


Проносятся последние огненные пунктиры. Еще раз бросаю машину из стороны в сторону, на полном газу ухожу в сторону восточной, темной части горизонта.


- Кто видел взрывы торпед?


Никто, вели бой с "мессерами".


Запрашиваю Жесткова. Тот же ответ. Разрешаю ему следовать на аэродром самостоятельно. Он быстро скрывается в сгустившейся тьме.


Прилуцкий предлагает:


- Пройдем поближе к Севастополю, посмотрим, что творится на фронте.


- Давай!


Пересекаем береговую черту. Слева Кача, справа Севастополь. На подступах к городу полыхают зарницы - наша артиллерия. Дальше - мощные искристые взрывы, отблески на облаках: авиация дальнего действия обрабатывает наземные объекты. Полоса ярко-желтых вспышек: вражеские посты наведения нацеливают на бомбардировщики свои истребители...


Даю команду стрелкам усилить наблюдение. И тут же очередь - Жуковец различил силуэт фашистского самолета. В воздухе блуждают огни...


- Слева самолет с зажженными фарами, - докладывает Должиков.


- Наблюдение справа и в задней полусфере, - напоминаю стрелкам.


Тактика "мессеров" известна: один с зажженными фарами отвлекает внимание на себя, другой снизу или с противоположной стороны подкрадывается и атакует.


- Насмотрелся, штурман?


- Пожалуй. Не стоит лишний раз испытывать судьбу...


Через час садимся на своем аэродроме. Узнаем, что группа топмачтовиков, вылетевшая перед нами, успеха не достигла. Бомбы, сброшенные после штурмовки, легли с недолетом, в пяти - десяти метрах от борта вражеского транспорта.


Наших миноносцев Корнилова, Чупрова и Киценко в эту ночь снова атаковали Ме-110 и обстреляли зенитки с кораблей.


8 мая весь день просидели в готовности. Торпедоносцы, ввиду отсутствия целей, боевых вылетов не производили. Соседи шестью самолетами - из них два штурмовика - вылетали на топ-мачтовый удар по конвою из четырех барж. Несмотря на огонь зениток и атаки вражеских истребителей, Либерман принял решение атаковать. Четверка прорвалась к цели, потопила одну самоходную баржу и повредила быстроходную десантную. Все экипажи благополучно возвратились на свою базу.


ПЕРВЫЙ, ВТОРОЙ...


9 мая. На заре гроза расколола небо, на землю хлынули потоки воды. Тугие струи хлестали по крышам, по стеклам окон, смывали с ветвей отцветших яблонь последние жухлые лепестки.


Дождь перестал так же вдруг, как и хлынул. Сквозь кисейную завесу водяной пыли брызнули лучи целиком выкатившегося из-за горизонта солнца.


Экипажи поспешили на аэродром.


Оба полка уже имели боевой расчет на день. От 5-го гвардейского в дежурство заступали девять торпедоносцев и пять бомбардировщиков, от 13-го-девятка бомбардировщиков-топмачтовиков со штурмовиками. Четыре наших "ила" продолжали перевозку горючего для истребителей на аэродром в Одессу пяти самолетам предстояло вечером вылететь на постановку мин в районе Констанца. Нам с Жестковым - на "свободную охоту" с торпедами. На этот раз не в сумерках, а ночью: видимо, целеуказания от разведчиков на вечер не ожидалось, а для самостоятельного поиска сумерки коротки.


Потянулось дежурство: ударные группы ждали данных от экипажей 30-го разведывательного авиаполка, с рассвета бороздивших небо над морем.


Дело привычное. После подвески вооружения и проверки готовности машин к вылету ребята расположились под крыльями самолетов на травке, писали письма, рассказывали забавные истории.


Вскоре на аэродром прибыл Иван Григорьевич. Привез подробные сведения о ходе боев под Севастополем.


5 мая войска 4-го Украинского фронта во взаимодействии с Черноморским флотом начали наступательные бои за город. Первыми в направлении Северной бухты пошли в атаку войска 2-й гвардейской армии. Враг яростно сопротивлялся. В течение первых двух дней сражения удалось оттеснить гитлеровцев лишь за вторую и третью линии траншей.


Самым напряженным был день 7 мая. Наши соединения вышли к ключевому пункту обороны противника - Сапун-горе. Ее каменистые склоны противник опоясал укреплениями от подножья до гребня, на обратном скате расположил артиллерию, минометы и пехотные резервы.


Десятки лотов и дзотов, до предела насыщенных огневыми средствами, возвышались над подступами к горе.


Атаке предшествовала мощная артиллерийская и авиационная подготовка. Казалось, на этом сравнительно узком участке не должно остаться ничего, живого. Однако штурм продолжался весь день. Отчаявшиеся гитлеровцы то и дело бросались в ожесточенные контратаки. Неустанно вела огонь наша артиллерия, с воздуха, сменяя друг друга, непрерывно обрабатывали позиции противника группы бомбардировщиков и штурмовиков...


- В результате упорнейших наступательных боев, - голос замполита обрел необычную торжественность, - войска 4-го Украинского фронта прорвали основную полосу обороны противника и вышли на гребень Сапун-горы. 8 мая 51-я и Приморская армии приступили к штурму внутреннего обвода оборонительных укреплений. Полагаю, что сегодня мы получим сообщение: Севастополь наш!


Мощное "ура" завершило политинформацию. Возбужденные авиаторы тесно окружили замполита, обсуждая радостную весть. Разошлись только после настойчивого напоминания комэсков: боевое дежурство, экипажи должны находиться у машин.


Мы с Жестковым, позвав своих штурманов, отправились на укрытую кустами лужайку в конце аэродрома - обсудить предстоящий полет. Хоть на этот раз он и не будет совместным: в ночных условиях действовать можно лишь в одиночку. Но дело новое, не мешает обменяться соображениями.


Первая забота - поиск. Одно дело отыскивать корабли в сумерках и по ориентировочным данным разведки, другое - в полной темноте и наудачу. Здесь необходимы безукоризненная прокладка маршрута, неустанное внимание всех членов экипажа, умение использовать лунную дорожку, светлую сторону горизонта, фон береговой черты...


И - сам удар. Ночной, торпедный. Он требует особой натренированности от летчика. Малейшая ошибка в определении высоты, случайное отклонение от горизонтали, и - столкновение с водой, гибель...


Кое-какие навыки у меня были: в свое время наш экипаж прошел специальную подготовку и первым в полку был допущен к ночному торпедометанию. С тех пор и действуя днем, я старался, когда позволяла обстановка, мысленно переключать себя на ночные условия.


Кажется, такая тренировка в воображении дала немало. По крайней мере, в психологическом смысле.


До обеда прошли все этапы поиска и атаки. Почувствовали нетерпение лететь - верный признак хорошо исполненной подготовки.


В полдень бомбардировщики 13-го авиаполка получили приказ на вылет. Наши "илы" к удару не привлекались: по указанию командующего ВВС флота торпедоносцы должны были использоваться лишь по транспортам водоизмещением не менее трех тысяч тонн.


Топмачтовиков вел комэск капитан Либерман. Осмотрев заданный район и убедившись, что указанного разведчиками конвоя в нем нет, принял решение возвратиться. На обратном пути встретили вражеский сейнер, атаковали его. "Только щепки полетели от кораблика!" - поделился впечатлением бывший мой штурман Володя Ерастов...


Когда солнце скрылось за горизонтом, пошли на стоянку и мы. В полутьме под крылом самолета я еще издали различил знакомую фигуру. Он, конечно, майор Шевченко.


- Ну как, Василий Иванович, устроим фрицам "темную"?


- Постараемся, товарищ майор!


Потоптался, оглядел экипаж, машину. Обнял за плечи, шепнул в ухо:


- Ты все же поосторожнее, Вася. Главное, не забывай о воде. Ну и о себе, о ребятах...


- Постараюсь, товарищ майор.


А что еще скажешь?


Взлетаю. За мной с часовым интервалом пойдет Жестков. Поколебавшись, делаю ненужный разворот над аэродромом.


- Двести десять, - напоминает курс Прилуцкий.


- Двести десять, - повторяю, пытаясь разглядеть на земле маленькую темную фигурку. Эх, штурман! Знал бы ты, какую инструкцию получил я насчет тебя... насчет всех нас...


Молчу. Скупой народ летчики в изъявлении чувств.


- Поточней рассчитай заход, Коля. Чтобы со стороны луны.


- Есть, командир,- в голосе штурмана спокойная деловитость.


Летим над морем. Слева луна, справа - серебряная дорожка. Все внимание - к ней. Десять, двадцать минут, полчаса...


- А все-таки красиво море ночью! - не выдерживает Должиков.


- Не любоваться! Мы на охоте!


- А разве Тургенев, когда охотился...


- Отставить разговоры! Искать всем! Ищи, Иван, ищи, - невольно сбавляю тон. - Вот вышвырнем нечисть из Севастополя, тогда и рассмотрим вокруг все красоты.


Еще через четверть часа на лунной дорожке появляются черные полоски. Одна, три... семь... десять! Самоходные баржи идут в Севастополь. С подкреплением? Не хотят, гады, сдаваться...


- Штурман, видишь?


- Вижу, командир!


- Гуськом! - восхищается Жуковец.


- В кильватер, - поправляет пунктуальный Должиков.


Принимаем решение уйти влево, затем, развернувшись на сто восемьдесят, зайти под прямым углом к лунной дороге.


Выходим на середину конвоя. Выбираем баржу покрупнее - не менее тысячи тонн. Триммером создаю небольшой кабрирующий момент, сдерживаю давление на штурвал. Плавно снижаюсь. "Не забывай о воде..." Вода почти не просматривается. Тридцать метров...


- Так, штурман? Ложимся на боевой?


- Баржа в прицеле!


Противник огня не открывает. Значит, не видит,


- Сброс!


Самолет облегченно "вспухает".


Курс не меняю, иду с небольшим набором высоты. Под крылом светлым пятном проносится палуба баржи. "Хвоста" торпеды не видно.


Разворачиваюсь.


- Есть! Цель! Цель, командир! Выравниваю машину, вглядываюсь. Внизу клубы дыма ли, пара - словно в море спустили огромный утюг.


- Кто видел взрыв?


- Все! - хором.


Захожу еще раз. Пересчитываю. В конвое - девять барж.


- Молодец, Коля! Чистенькая работа!


Должиков выстукивает на землю: "Задание выполнено..."


На стоянке, в окружении команды Белякова, - Иван


Григорьевич. На том же месте, будто и не уходил.


- Ну спасибо! Молодцы, хлопцы! Дайте-ка обниму вас... Вот так... А теперь... Тоже в долгу не останусь, подарок, как полагается, за подарок. Угадайте, что приготовил для вас? Ладно, вижу, не до загадок. Только что вы улетели, пришла весть: Севастополь свободен!


Несколько секунд стоим молча, не очень веря ушам,- в них не смолк еще гул моторов. Понятливый Иван Григорьевич поднимает руку.


- Ура! Ура! Ура! - рубим вслед за ним, как на тренировке к параду.


Когда смолкло в ночи троекратное эхо, еще уточнили:


- Совсем?


- Начисто! - майор подкрепил слово жестом, будто смахнул со стола сор. - Хлопцы уже, чай, отпраздновали в столовой.,.


- Хлопцы? А как же... Без вас? Вы-то как же, Иван Григорьевич?


- Завтра, завтра! После митинга, вместе с вами. Возьмете в свою компанию? Еще как отметим! И первый успешный ночной удар. Первый в полку, торпедный! Можно, выходит, топить гада и при луне?


- Вполне! - авторитетно заверил Прилуцкий, толкнув меня локтем: мол, завтра-то, между прочим, уже наступило.


- Ну вот! Вот это и главное. Доказали! Война-то еще ведь не кончилась, так? Вот и отпразднуем первый... А может быть... и второй?


- Ну так и он тоже первый! - решили, что речь о Жесткове. - Лишь бы нашли что-нибудь... У них с Локтюхиным не сорвется!


- Не сорвется, да, да, и у них, - рассеянно согласился Иван Григорьевич. - Но... вот что, ребятки, - охватил нас с Прилуцким за плечи. - Пошли-ка к начальству, чай, тоже заждалось, пошли-ка, пошли...


- Минутку, товарищ майор, - я вырвался чуть не силой дать указания Мише: моторам назначены были регламентные работы, попросить, чтоб закончил к утру.


В землянке КП за столом, целиком застланным картой, нас встретил майор Немировский. Выслушал доклад, уточнил детали.


- Как себя чувствует экипаж?


- Нормально... вполне, - добавил я, несколько удивленный его вопросом. - Противодействия не было,- повторил.


Начштаба кивнул, постукал кончиками пальцев по карте, бережно разгладил еле заметную морщинку на сгибе. Коротко переглянулся с замполитом.


- У них всегда нормально! - подмигнул нам Иван Григорьевич. - Такой экипаж!


- Ну, если такой... Вот что, друзья...


Настала очередь обменяться взглядами нам с Николаем. Подобного обращения от начштаба никому еще слышать не приходилось: вечно занятый Немировский был всегда краток и официален. Бытовало даже мнение, что он нарочно преувеличивает свою суховатость, считая ее непременным качеством подлинного штабиста.


- С обстановкой Иван Григорьевич вас, понятно, уже ознакомил? Слышал, слышал, ура кричать не разучились. Да, противник из города выбит. Однако в порту продолжают грузиться его корабли и суда. Техникой, живой силой. Через месяц-другой на каком-то участке все это обратится опять против наших войск. Таким образом, каждый выпущенный из Крыма гитлеровский солдат, каждое спасенное ими орудие...


Странновато себя вел начштаба сегодня. Кажется, решил отбить хлеб у замполита. И вдруг меня охватило жаром.


- Разрешите, товарищ майор? Сбегаю крикну... регламентные работы. Хотел, чтоб закончили до утра... Губы начштаба тронула еле заметная улыбка.


- Поторопились? Впредь разрешения следует спрашивать. Ладно, пусть продолжают. Вернется Жесткое - полетите на его машине. Торпеду к стоянке уже подвезли, вылет - в два ноль-ноль. Час тридцать - на отдых и подготовку. Зайдите в палатку, попейте чайку...


Когда вышли на воздух, я толкнул локтем Прилуцкого.


- Чайку, а, Коля? С печеньицем из военторга, а? В порядке психологической подготовки. Штурман только сплюнул.


- Что оно в психологии понимает, это начальство. Само же настроит, потом...


- Не понял ты, Коля. Поторопился настроиться. После митинга же, сказали, с устатку.


Кликнули Должикова и Жуковца. В палатке - и в самом деле психология - официантка Нина. Из местных, Нина-Кубанка, как звали ее все в полку. Рослая, белокурая, с ямочками на успевших уже посмуглеть щеках.


- Ниночка-Нина, и когда ты только спишь? - с ходу включился отзывчивый на подобную красоту Жуковец.


Девушка улыбнулась, проворно расставляя на столе миски голыми до плеча руками.


- Ну?


- Что - ну?


- Ну, ну дальше. Следующий вопрос!


- Ох уж эти кубанки, - смутился наш бывалый ухажер.


На середине стола в большом блюде появился наваристый студень. Прилуцкий вздохнул, огляделся. Сплюнуть здесь было некуда.


- Какая разница, Коля, - попробовал я утешить.- Можно и наоборот. Сперва закусим...


- Потом выпьем чайку, - подхватил Должиков.


- Потом слетаем, - напомнил Жуковец.


- А после доложим, и на разбор, - заключил сам Прилуцкий.


Развеселились. Сашок даже запел с чайку, не отрывая от Нины натренированных у прицела глаз:


- И просторно и ра-а-достно... на душе...


- Жуковца, - подсказал опять Должиков, - от такого хорошего...


- ...от ее хо-лод-ца, - мощным баритоном заключил Прилуцкий.


Сквозь звонкий смех Нины прорвался сдержанный рокот моторов. Все смолкли, вслушиваясь.


- Снизился...


- Выровнялся, пошел на посадку...


Подтянулись, готовясь подняться. Нина, наоборот, вдруг сникла, стала неожиданно маленькой. Сидела, опустив плечи, теребя пальцами застиранный белый передничек.


- Уходите, ребята? Хотела спросить... не успела...


- Спрашивай, спрашивай, Ниночка, время еще есть, - готовно подвинулся к ней Сашок. - Пока торпеду подвесят...


- Очень там страшно? Ночью, над морем... совсем одним.


- Ну, одним-то еще... Что ты, Нинок! Красиво!


- Нет, я серьезно.


- А я? Вон и Иван подтвердит. Чуть выговор давеча от командира не схлопотал - залюбовался. Когда-нибудь слетаешь с нами, сама увидишь!


- Когда?


- Ну, как совсем успокоим фрица. Чтоб не палил в белый свет со страху, а то еще такую красавицу...


Девушка благодарно блеснула глазами, отвернулась, скрывая порозовевшие щеки. И вдруг закрылась совсем, потянула к лицу подол фартучка.


Жуковец растерянно огляделся.


- Ты что, а, Нинок? Или чего сморозил? Сморозил, ребята, да? Нин, ну скажи... Или случилось что, может...


- Случилось... Красивая, а... а вы? Вы-то разве...


- Ну... и мы ничего. Вот вернемся...


Прилуцкий поймал мой взгляд, постучал под столом по циферблату часов. Я кивнул Должикову.


Сашок догнал нас у самой стоянки. Черные глаза его гневно пылали, ноздри раздувались - не от одышки.


- Н-ну, гады... Покажем им, да, командир? Такую дивчину расстроить... такую...


Жесткое с Локтюхиным рассказали: обнаружили четыре самоходки, одну потопили.


- Как матчасть, Саша?


- В порядке, а что?


- Приказано вспорхнуть на твоей птичке. - Сейчас?


- Сейчас.


- Ну давай! Птичка не подведет. Только и ты с ней поласковей, уговорились? Решил, значит, все-таки вставить мне фитиля?


- Не тебе, Саша, фрицу. Да и не я решил.


- Ну давай. Ни пуха!


- К черту!


- Ага, на рога! Тиснули друг другу руки.


От самолета отделилась солидная, неторопливая фигура - техник Григорий Гармаш.


- Через двадцать минут машина будет готова, товарищ старший лейтенант!