М. М. Ковалевский клан у аборигенных племен россии  © 2002 г. К публикации. Публикуемая статья

Вид материалаСтатья

Содержание


Д.В. Миронов, аспирант социологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.
Перевод с французского Д.В. Миронова.
Подобный материал:
М.М. КОВАЛЕВСКИЙ

КЛАН У АБОРИГЕННЫХ ПЛЕМЕН РОССИИ


© 2002 г.

К ПУБЛИКАЦИИ.

Публикуемая статья классика русской социологии М.М. Ковалевского представляет интерес как междисциплинарное исследование, как сравнительный анализ государственно-правового развития племен и народов Российской империи. Оно было проведено на базе многочисленных этнографических и исторических данных, исходя из концепции многофакторности социальных явлений и процессов и с использованием историко-сравнительного метода обобщения и анализа фактов, свидетельствующих, по его мнению, о прохождении разными народами общих ступеней социальной эволюции. Перед нами удачная попытка многостороннего изучения клана. С развитием цивилизации клан претерпевает изменения и с переходом к развитым формам государственной жизни исчезает. Тем не менее, некоторые черты клановых отношений можно обнаружить и в наше время, причем не только у народов, сохранивших остатки родоплеменного строя. Можно для примера сослаться на действующий в ряде местечек юга Италии «закон круговой поруки» и на корсиканскую вендетту.

К проблеме кланов М.М. Ковалевский подошел в аспекте выявления переходной ступени между родоплеменной формой социальной организации и государством. На последний вопрос ответ дан в первых строках представляемой статьи: "То, что государству предшествовал клановый строй, при котором родство подлинное или предполагаемое формирует основу – факт, получивший подтверждение в самое последнее время". Ковалевский констатирует наличие общих черт в социальных основах жизни древних римлян и германцев с особенностями организации автохтонных племен России. Им выявляется общее в родовых отношениях народов Европы и Азии и проводится идея о том, что клан как форма межродовой организации действительно предшествует государству, которое затем сохраняет некоторые черты, свойственные клану, прежде всего в правовой сфере. М.М. Ковалевский приходит к выводу, что кланы - универсальное явление в истории становления государств.

В статье рассмотрены – материнский и отцовский типы клана. Если последний тип достаточно четко прослеживается у современных племен, то "существование первого обнаруживается иногда только по некоторым отдельным проявлениям, пережиткам", и это позволяет Ковалевскому констатировать: матрилинейная клановая система предшествует патриархальной, которая господствует практически повсеместно у коренных народов России. Ковалевский дает целостную картину такого явления, как клан, рассматривает его различные стороны, явные и скрытые от внешнего наблюдателя - у тунгусов, якутов, бурят, киргизов, таджиков, народов Кавказа, в частности, у осетин и чеченцев. Он отмечает сохранение пережитков клановых отношений у финских племен европейской части России (мордва, черемисы, вотяки). Завершает статью ссылка на летописца Нестора в качестве подтверждения того, что клановая организация «когда-то была свойственна славянам России, но прекратила у них свое существование, будучи унесена возрастающим потоком индивидуализма» как основной причины возникновения государства.

Несомненны заслуги Ковалевского не только как одного из ведущих российских социологов конца XIX – начала XX в., но и как пропагандиста достижений русской социологической и этнографической науки за рубежом и, соответственно, достижений западноевропейской науки – в России. Представленная статья, отделенная от нашего времени столетием, порой читается как работа современного автора, настолько ее материалы перекликаются с проблемами межнациональных отношений в постсоветской России.

Д.В. Миронов, аспирант социологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

То, что государству предшествовал клановый строй, при котором родство подлинное или предполагаемое образует основу - в наше время широко признанный факт. Впрочем, сама эта идея еще новая. О ней не было известно ни в XVIII в., ни в предшествующие столетия. В воззрениях об истоках государства авторы тех эпох брали за отправную точку изолированных индивидов, самое большее - семьи, которые при общем согласии образовали совокупность институтов, способных обеспечить гражданский мир и оборону страны от внешних врагов. Отсюда теория общественного договора, который должен составлять основу государства. Даже те, кто, как, например, Томас Гоббс, имели некоторые представления о нравах и обычаях дикарей Нового Света, были далеки от признания наличия в их среде такой организации, которая, не обладая свойствами государства, была бы, тем не менее, далека от индивидуальной анархии и автономии семей. Именно индивиды, а не кланы, согласно теории Т. Гоббса являются источником постоянной войны, этой ballum omnium contra omnes1, которая заканчивается с появлением убеждения в том, что интересы порядка и общественного мира требуют в качестве жертвы ограничения их автономии в государстве. Чтобы встретить идею клана как образования, предшествующего государству, необходимо обратиться к первым годам XIX в. – к эпохе плодотворного расцвета исторических исследований права. Именно тогда не без удивления отметили большую аналогию между социальными устоями Рима в царскую эпоху и в начале республики, институтами гомеровской Греции и внутренней организацией германских племен, а также кланов Северной Шотландии. Обратились к древним книгам по праву, законам варваров, сборникам изречений, представленных ирландскими судьями - знаменитым Брегонам, и там выявили в слегка измененном виде те же институты, о которых сообщают Цезарь и Тацит, повествуя о древних германцах. Аналогичные трактовки обнаруживаются в том описании, которое первый летописец дал условиям существования славян в эпоху, предшествующую созданию русских княжеств. Таким образом, мало-помалу исследователи пришли к заключению, что в течение столетий жизнь народов нашей расы разворачивалась способом, более или менее похожим на то, как в наши дни происходит медленная эволюция дикарей и варварских народов. К принятию этой идеи удалось прийти не сразу. Путь этот был трудным и имел ряд этапов. Вначале многие придерживались мнения о различии двух эволюций в их отправных точках. Обычно утверждалось, что патриархальная семья, то есть та, основой которой является отец, стала отправной точкой исторических народов, как семитских, так и арийских. Что же касается коренных жителей Новых Континентов и тех архипелагов, которые их окружают, то их наиболее древний способ существования отличается тем, что группы родства определялись исключительно по материнской линии. Самнер Мэн, превосходные работы которого по сравнительному правоведению предрешили выбор моей научной карьеры, еще недавно старался защищать тезис о таком различии. Он охотно утверждал, что клан или род существовал до появления государства, но отрицал возможность всякой близости между кланом арийским и семитским, который основан на патриархальной семье, и тотемическими группами краснокожих и австралийских аборигенов (de Peau-Rouges et dez Négritos de l’Australie), где основой семьи оказывается мать, а не отец. Я неоднократно пытался опровергнуть теорию моего достопочтенного учителя. В одном исследовании, проведенном для международного социологического конгресса и опубликованном в его анналах, я постарался провести сопоставление между примитивными организациями арийцев и семитов и той организацией, которую нам демонстрирует тотемическая группа современных диких племен. Я, впрочем, далек от того, чтобы быть одиноким, оспаривая доктрину, которая поддерживает тезис о существенном различии между эволюцией народов Старого и Нового Света. Робертсон Смит, в частности, способом, который, по моему мнению, не вызывает споров, доказал, что материнская система не оставалась неизвестной арабам до Магомета. Дарган и профессор Колер неоднократно поддерживали ту же точку зрения в отношении более древнего права семитов и арийцев.

Тот предмет, который я предлагаю обсудить сегодня, касается существования еще и в наши дни на территории обширной Царской империи2 двух систем кланов: материнского клана и отцовского клана. Существование первого иногда обнаруживается только через некоторые отдельные проявления, пережитки; таким образом, матрилинейная система3, действительно, близка к исчезновению и уступает место патриархальному строю. <<…>>

Отметив это, я непосредственно перехожу к предмету моего разговора. Для начала упомяну о том, что обширные исследования, проведенные более или менее систематическим образом на протяжении последних тридцати лет, позволили нам узнать в мельчайших деталях способ существования народов, которые пространственно отделены друг от друга, имеют разное историческое прошлое, отличаются по расе и по языку. Речь идет о таких разных народах, как якуты и тунгусы Восточной Сибири, финские племена, жившие на берегах Камы и Волги, автохтонные племена на Кавказе. Если бы я вздумал упоминать заслуги каждого, кто работал в этой области, мне пришлось бы приводить очень много имен. Отмечу лишь, что система административной депортации, к которой наше правительство, к сожалению, прибегало слишком часто, обернулась одним результатом, неожиданным и в то же время благоприятным: она способствовала обогащению нашей этнографической литературы исследованиями первичного уровня. Эти исследования проводились ссыльными, среди которых часто встречаются личности, как нельзя лучше подготовленные к подобной научной работе. Многочисленные общества, такие, как Географическое Общество Петербурга со своими филиалами в Тифлисе и в Томске, Антропологическое и Этнографическое Общество Москвы, а также другие, локального характера, облегчают, по большей части, проведение этнографических исследований даже для ссыльных. Именно таким образом супружеская пара Ефименко благодаря вынужденному пребыванию в течение нескольких лет в Архангельской губернии и той поддержке, которую оказало ей Географическое Общество Санкт-Петербурга, смогла выполнить полное исследование внутренней жизни финских племен, живущих на крайнем Севере России. Другой ссыльный, Серошевский, известный с хорошей стороны в области изучения русской словесности, раскрыл нам в мельчайших деталях образ жизни якутов Восточной Сибири. Казанский университет также стал центром обширных этнографических исследований, осуществлявшихся покойным профессором Смирновым. Именно ему мы обязаны исчерпывающими томами о социальной организации финских племен, таких как вотяки, черемисы, мордва, пермяки. Эти исследования не остались неизвестными для западных эрудитов. Есть великолепный перевод его труда на французский язык, сделанный Полем Буаером (Paul Boyer), преподавателем русского языка в Школе восточных языков. Я хотел бы сказать несколько слов об исследованиях аналогичного плана, проведенных на Кавказе; они восходят почти к началу нашей оккупации этого региона.

Многочисленные племена, населяющие его, говорят на столь разных языках и наречиях, обладают обычаями, настолько отдаленными, а порой даже абсолютно противоположными нашим обычаям и законам, что в интересах хорошего управления этими племенами правительству потребовалось проведение более тщательного их изучения. Стали создаваться центры проведения этнографических исследований, появились более или менее периодические сборники, в которых сообщалось о результатах этих исследований. Таким образом, задолго до моей поездки на Кавказ, предпринятой в обществе профессора Всеволода Миллера – филолога и лингвиста, автора осетинской грамматики и осетинского лексического словаря, уже имелось более десятка томов, посвященных обычаям кавказских горцев. Я пополнял свои знания за счет собственных исследований и изучения судебных приговоров, вынесенных деревенскими судьями, а также благодаря знакомству с многочисленными материалами, которые содержались в публикациях статистического отдела и Географического Общества Тифлиса. Три удачных поездки позволили мне опубликовать, по прошествии нескольких лет, две работы. Одна из них повествует о правовых обычаях осетин; другая, не переведенная – об обычаях горцев Кавказа в целом.

Я счел необходимым познакомить Вас с одной идеей, полученной на основе тех же источников, из которых брал сведения о клане автохтонных племен европейской части России и Азии. Те из вас, кто читает по-русски, смогут в случае необходимости ознакомиться с такими источниками и с теми данными, которые в них содержатся. Они будут, я уверен, по достоинству оценены теми, кто, как Клотц, занимается углубленными исследованиями правовых и социальных установлений Древней Греции, или как Бошэ, исследует правовые нормы, существовавшие в далеком прошлом у народов Скандинавии. Рудольф Дарест, широко известный своими работами по сравнительному правоведению, был тем французским эрудитом, кто первый сообщил западному миру о большой важности проведенных в России этнографических исследований в плане понимания древнего права, как римского, так и греческого, кельтского и германского. Он дополнил работу Самнера Мэна, который сумел извлечь немало ценных результатов благодаря сопоставлению столь обстоятельно изученных Божисиком нравов и обычаев южных славян с правовой стороной жизни и семейными традициями индийских горцев. Я надеюсь посредством этого сжатого доклада убедить в необходимости не терять из виду огромное этнографическое богатство России во всех исследованиях, касающихся древнего права и проводимых сравнительным методом.

Речь идет не о группах населения, имеющих недавнее происхождение, а о тех народах, которые существовали еще до нашей эры и с которыми мы встречаемся при изучении автохтонных племен России. Финны расселились в регионе северных озер, Волги и Оки в самый момент образования русского государства. Славяне потратили века, чтобы заселить свои колонии на северо-востоке Европейской России, оттесняя все дальше к лесам и болотам то финское население, которое их ранее населяло. Что же касается аборигенов Сибири, то об их древнем происхождении говорит факт упоминания их в древних китайских летописях еще до начала нашей эры. Монах Иоакинф по этому поводу дал нам точную версию на русском языке. Коренные племена Кавказа не менее древние. В греческих надписях, обнаруженных в древней Ольвии и опубликованных двадцать лет назад Латышевым, имеются слова, смысл которых можно было понять только с помощью осетинской лексики. Это подтверждает, что осетины, и другие племена также иранского происхождения, были широко распространены и входили в соседские отношения с древнегреческими колониями Крыма. Что касается грузинских и картвельских племен, таких как пшавы, то о них идет речь в римских анналах; именно там Птолемей (Ptolémée) показан как сражающийся с пховелами, то есть с предками современных пшавов. В случае хевсуров мы обращаемся к еще более древней античности.

В докладе, представленном мной на IX Конгресс ориенталистов, проходивший в Лондоне в сентябре 1892 г., работы которого появились позднее, я попытался установить, что цивилизация хевсуров несла еще в наши дни отпечаток иранского влияния, может быть, предшествующего Авесте. Их манера выставлять трупы, их обычаи, такие, как использование при обмывании коровьей мочи, о чем упоминается и в Авесте, множество других деталей, о которых сегодня у меня нет возможности вам сообщить, склоняют нас к отнесению происхождения хевсурской цивилизации к более ранней дате, чем та, которой придерживается археолог из Лиона Шантр. Этот ученый счел возможным придать значение одной легенде, очень распространенной на Кавказе, которая, по причине многочисленных крестов, которыми хевсуры украшают свои одежды, и их более или менее рыцарского внешнего вида, рассматривает их как потомков крестоносцев. Исходя из этой легенды, дошли до отождествления хевсуров с остатками тех разрозненных отрядов крестоносцев, которые в эпоху IV Крестового похода затерялись в горах Кавказа. Конечно, в этих группах были также французы, т.к. имя "фриаги" (Friagui), которое в средние века использовалось на Кавказе как их обозначение, очень часто встречается в легендах этого региона. Но ничто не доказывает, что хевсуры - это потомки тех "фриагов" или французов. Аналогия, существующая между их обычаями и теми, которые в Персидской империи отмечали такие путешественники XVII в., как Шинон, Тавернье и Шарден, позволяет рассматривать хевсуров как иранскую колонию, как западный отросток этой настолько древней и оригинальной культуры, которую, справедливо или нет, связывают с именем Зороастра.

Таким образом, в нашем исследовании кланов, существующих и поныне среди аборигенных племен России, следует поговорить и о народах ранней античности, социальная организация которых имела одну характерную черту, которая когда-то была свойственна славянам России, но прекратила у них свое существование, будучи унесена возрастающим потоком индивидуализма. Конечно, я не считаю очень важным детальное раскрытие тех оригинальных черт, которые характеризуют якутский, тунгусский, финский, осетинский и иные кланы. Мое намерение простое: я хотел бы на некоторых примерах, которые мне представляются убедительными, показать большую важность проводимых в России этнографических исследований, и сообщить о богатстве того фактического материала, который они привносят в дискуссии о социальных истоках народов Европы и Азии.

С этой точки зрения будет нелишним упомянуть о том, что у якутов клан, уже описанный в конце XVIII в. членом Российской Академии, немцем Грегори (Gregory), носит в настоящее время название, которое не оставляет никакого сомнения в его принадлежности к патриархату. Говоря о своих кланах, якуты добавляют слово "ага" к слову "ууса", которое обозначает самый факт совместной жизни. Однако отцовское качество не всегда использовалось якутами для обозначения клана. В наши дни, когда им приходится говорить о родстве вообще, они употребляют термин "ийэ - ууса", желая сказать: родство по матери. Это позволяет нам предположить, что не отец, а именно мать являлась когда-то основой кровных связей и в подсчете степеней родства. Впрочем, ни один якутский клан не носит в наши дни женские имена. Именно Серошевскому мы обязаны всей этой информацией. Свою объемистую монографию, посвященную якутам, он сам резюмирует в исследовании, опубликованном на английском языке в Анналах антропологического общества Лондона. В настоящее время якутские кланы имеют численность входящих в них индивидов, редко превышающую 100 человек, но она и не бывает ниже 30 человек. Клан составляет часть более больших социальных объединений, известных под именем "наслег". Эти объединения имеют общую численность свыше нескольких сотен индивидов. В лоне якутского клана, равно как и в вышеупомянутой более общей совокупности - "наслеге", мы обнаруживаем институты с демократическими особенностями. Собрание членов клана, или членов нескольких объединенных кланов, регулярно функционируют наряду с институтом вождя. Оно берет на себя составление законов и суд над членами того же социального круга. Присутствуя на собрании якутских кланов, как бы представляешь себя находящимся на одном из тех народных собраний, которые, по словам Тацита, решали у древних германцев все вопросы большой важности, тогда как вопросы менее важные регулировались более ограниченным советом, состоящим из одних вождей. Другая черта этих якутских собраний, это то, что на них высказываются равно как по вопросам экономического порядка, например, о разделе сена, так и по правовым вопросам: по распрям, которые происходят в лоне того же клана или того же "наслега". Якуты разъяснили свой способ видения отношений индивида с кругом родственников, который формирует клан, сказав Серовшевскому текстуально следующее: "Хочешь ли ты знать, что такое "ууса" (клан)? Хорошо, тогда ты должен его сравнить с деревом, ветви которого, с листвой, покрывающей их, создают единое целое и происходят от одних и тех же корней". Сейчас якуты насчитывают только 8 степеней родства. В этих рамках всякое супружество запрещено; экзогамия среди якутов полностью запрещена аналогично тому, как она не допускается в племенах американских индейцев. За пределами этих ограничений супружеские союзы разрешены. Используемый якутами для обозначения родственников за 8 степенью термин - это "сиган", обозначающий лиц, имеющих право вступать в брак. Некоторые якуты выражают свой ужас по поводу всех сексуальных отношений между родственниками, заявляя, что те, кто происходит от одного и того же предка, не важно в какой степени, навсегда лишены права сочетаться браком между собой.

Клан у якутов - это мирная среда, в лоне которой кровная месть запрещена. Этот факт очень распространен среди примитивных обществ. Некоторые зарубежные этнографы, например, Штайнметц, не правы, отрицая это. Само существование клана возможно только при условии исключения из его среды любого кровопролития. В эпоху, когда кланы были независимы и все споры между ними заканчивались междоусобными войнами, интерес самосохранения должен был подталкивать каждый клан быть настолько многочисленным, насколько это возможно, что выступало для него гарантией успеха в борьбе с соседями. С этим связаны отличия в отношениях якутов к преступлению в зависимости от того, принадлежит ли лицо, против которого они совершались, к своему клану или является чужим. Только в последнем случае имеет место преследование за совершенное деяние, осуществляемое всеми членами клана жертвы в отношении всех членов клана преступника. Отсюда происходит кровная месть, провоцируемая не только убийством или грабежом, но и угоном скота, лошадей и т.д. Если же, напротив, жертва и агрессор принадлежат к одному клану, то речь может идти только о разрыве всех отношений с виновным, его изоляции, его изгнании. Именно этим объясняется зафиксированный у якутов обычай привязывать преступника к дереву в лесу в случае, если жертва была членом его же клана.

Для того чтобы клан оставался мирной средой, нужно, чтобы деление на «мое» и «твое» было неизвестно или почти неизвестно, что как раз и характерно для якутов. Барон Мэйдел в своих интересных заметках о путешествии на северо-восток Сибири рассказывает о том, как собранное с лугов сено регулярно делится на части между всеми семьями одного и того же клана; каждая семья получает некоторое количество сена в соответствии с числом ее взрослых членов. Так поступают при дележе не только сена, но нередко и самих лугов. <<…>>

Якутский клан был и отчасти остается центром общинного культа. Каждый год его члены собираются на публичные праздники, в ходе которых девять подростков выстраиваются в ряд лицом по направлению к югу и держат в руках сосуды, наполненные кумысом или молоком кобылицы. Под сопровождение ритуального пения эти девять человек, после троекратного поднятия сосудов к небу проливают часть их содержимого на землю, символизируя жертвоприношение. Отметим тот факт, что все принимаемые собраниями клана решения должны быть единогласными. Это очень древняя черта; мы обнаруживаем ее также на народных собраниях или вечах славян России. Польское Liberum veto, т.е. право одного члена сейма помешать своим вето принятию закона, является пережитком того самого обычая. Традиция эта диаметрально противоположна тому, как наши современные совещательные ассамблеи действуют в соответствии с волеизъявлением большинства. Очень любопытны приводимые Серошевским подробности внутренней регламентации народных якутских собраний. Первым обычно берет слово самый пожилой участник; старшие всегда формируют внутренний круг собрания. Они сидят, тогда как люди, не достигшие зрелости, стоят вокруг и сохраняют тишину; иногда они нарушают ее несколькими возгласами согласия. Подростки и женщины формируют третий круг. Они стоят и не принимают никакого участия в обсуждении. Все эти обычаи очень древние, так как в легендах якутов часто идет речь о людях с седыми волосами и молодежи, которая с ними советуется. Ни одно решение не принимается без мнения стариков. Этот обычай сохранился и у осетин; на их народных собраниях я не раз имел возможность присутствовать собственной персоной.

Другая черта якутских кланов, которая встречается и у некоторых других народов Сибири - это то, что все образующие клан семьи обладают внешним, легко узнаваемым знаком. Эти знаки символизируют какой-нибудь природный объект: животное, дерево, скалу. Если этот факт мы дополним другим, а именно тем, что разные кланы носят названия некоторых животных, деревьев, скал, которые служат для них эмблемами, будет нетрудно признать, что здесь мы непосредственно сталкиваемся с чертами тотемизма. Другая деталь, не менее любопытная - это то, что когда-то каждый клан имел свой боевой клич, и, что среди этих кличей, некоторые являются ничем иным как названиями диких животных, таких как, например, волк.

Социальная организация якутов была только отчасти изменена русским правлением. До его утверждения среди них существовали только кланы и собрания кланов. Русская администрация ввела новое объединение, более обширное, названное улусом. Оно включает нестабильное число соседних либо родственных между собой кланов. По ошибке титул и власть князя присвоили главе этих объединенных кланов. Его обязали взимать налоги и оброки, уплачиваемые соболиным мехом и другими редкими мехами, ему позволили обращаться со своими мнимыми подчиненными как с крепостными и даже торговать ими. На самом же деле эти предполагаемые князья прежде являлись только военными вождями, известными под именем тоены и выбираемыми обычно среди членов одной и той же династии. Этим вождям был более или менее присущ тот же признак, какой встречается у вергобретов, вождей кельтской Галлии, самым известным среди которых был Версингеторикс.

То немногое, что я здесь сообщил по поводу социальной организации якутов, дает приблизительное представление о сибирском клане. Мы его обнаруживаем с некоторыми аналогичными чертами у тунгусов - народа уже известного китайским летописцам в III в. до новой эры. Их название происходит от татарского слова "тонгус", означающего "свинья". В представлении этих летописцев тунгусы были глубоко не правы в том, что выращивали этих грязных животных и употреблении в пищу их мясо. Черта, отличающая тунгусские кланы от якутских, заключается в том, что их наименования – это эпонимы, а не имена животных и растений. Так в народе сохранялась память о его самых выдающихся героях; этой чести удостаивались также наиболее богатые и влиятельные люди, которыми гордился клан. Вспомним, что Меровинги и Каролинги4 именовали себя аналогичным образом в тех же целях. Тунгусские кланы, жившие в лесах и занимавшиеся в основном охотой, были относительно немногочисленными. Охота не позволяет иметь большое число охотников на одной территории; таким образом, тунгусы были разбросаны в лесах ограниченными группами, состоявшими из родственников. Земли, на которых пасся скот семей, принадлежащих тому же клану, защищались от посторонних людей. Это позволяет нам говорить о неразделенном владении землей в тунгусских кланах. <<...>>

Среди бурят, другой сибирской народности, населяющей берега озера Байкал, мы также находим кланы или аймаки. Некоторое число этих кланов составляет племя. Его обозначают, используя слово табун, которое служит также для обозначения стада лошадей, принадлежащего одному отдельному собственнику, а нередко нескольким объединенным собственникам. Следует отметить тесную связь между образом жизни бурят как охотников и коллективными формами собственности. Охота осуществляется совместно, более или менее ограниченным числом пар. Круг, который они формируют, еще недавно фигурировал под именем зегете-аба. Большие кланы смогли возникнуть только у тех бурят, которые перешли к скотоводству. Они ежегодно поровну делят занимаемые ими общинные луга, в соответствии с числом мужчин, которых включает каждая семья. Бурятские кланы, также как кланы якутов, обладают некоторыми чертами религиозных общин. Каждый год у них происходят совместные жертвоприношения, на которые приглашаются все члены клана. Супружества между членами семей того же клана строго запрещены; супруга должна приводиться со стороны. Бурятские кланы мстят только за преступления, совершенные не членами своего клана; что касается своих, то в этом случае их преследуют и они вынуждены уходить и искать убежище на землях других кланов.

Мы рассмотрели племена, расселенные на пространстве в несколько тысяч километров, от Тихого океана до озера Байкал. Сейчас мы перейдем к другому региону, отличительной чертой которого является степь, а не лес. Я намерен поведать читателю об организации киргизов, очень многочисленных как в Туркестане, так и на обоих берегах реки Урал. Именно там находится пестрое племя, образовавшееся при смешении различных народов, которое берет свое начало с XV в. Среди них есть те народы, которые часто опустошали славянские пределы юга России.

Несмотря на свой пестрый характер, киргизы везде представляют собой один и тот же тип организации. Высшее социальное объединение у них – это орда. Она состоит из нескольких ветвей, каждая из которых содержит, в свою очередь, некоторое количество кланов, последние допускают дифференциацию по мелким подразделениям более или менее недавнего происхождения. Такое построение напоминает перевернутую пирамиду, образуемую кругами все более широкого родства. <<...>>.

Любопытно было бы исследовать организацию киргизского клана, так как она раскрывает один важный факт. Вопреки распространенному до недавнего времени мнению клан не является естественным результатом разрастания единой семьи. Его создает довольно большое число индивидов, многие из которых пришли издалека и все они оказываются под управлением одного военного вождя. Этот факт очевиден в отношении формирования многих киргизских кланов. Он нам позволяет поддержать гипотезу об аналогичном происхождении первых человеческих объединений. Только по прошествии долгого времени появляются легенды о том, что эти люди довольно пестрого происхождения когда-то были объединены кровными связями. Более всего способствует их объединению единство управления и совместно осуществляемая деятельность. В наши дни киргизские кланы носят имена эпонимов, чаще всего это только имена когда-то независимых племен, которые слились в один народ, народ киргизов. Наряду с прозвищами, обозначающими место происхождения того или иного клана от угасшего племени, мы обнаруживаем имена известных предков, эпонимы. При изучении истории клана с древних истоков мы доходим до тотемических имен, названий животных, например таких, как олень. Этот факт подсказывает идею о характере предшествующих отношений при формировании отцовских кланов, и позволяет провести аналогию с тотемами американских индейцев. <<...>>.

У остяков кланы имеют свои эмблемы, т.е. графические изображения, являющиеся средствами опознавания. Эти эмблемы, так же как у якутов и некоторых киргизских племен Туркестана, обычно представляют собой изображения птиц, порой также круг или полукруг, который идентифицируют с солнцем и луной. Эмблемы киргизских кланов не всегда содержат рисунки растений и животных; чаще всего, мы имеем дело с чисто геометрическими фигурами, составленными отрезками прямых линий, которые соединяются в острых углах или образуют параллелограмм. Когда многочисленный клан разделяется на несколько групп, каждая из его частей добавляет к общему знаку, принимаемому полностью всем кланом, еще одну линию, а то две или три. Именно таким образом в лоне каждого нового клана сохраняется память об общем происхождении. Если клан киргизов имеет пестрое происхождение, оно не всегда является таким же пестрым в рамках его подразделений, каждое из которых сводится к нескольким родственным семьям. Матримониальные запреты, неизвестные в лоне киргизского клана, строго соблюдаются между членами этих более мелких подразделений или тайпов, которые исходят из представления, что произошли от большой и неделимой семьи. Любой брак строго запрещен между родственниками первых шести поколенческих ступеней родства. Очень часто это соответствует факту запрета всякого супружества между членами одного общего тайпа. Общность как принадлежность к одному клану, проявляются у киргизов в коллективном преследовании любых чужаков, виновных в актах, направленных против интересов сообщества. Убийца, а также все те, кто принадлежит к его клану, могут быть безнаказанно убиты родственниками жертвы в течение двухлетнего срока, после которого обычай позволяет убийце откупаться от родственников убитого. В XVIII в. компенсация состояла из 100 жеребцов (производителей), одной рабыни и 200 верблюдов. Вне рамок соглашения об откупе, который переходил к ближайшим родственникам убитого, весь клан имел право потребовать верблюда, который служил транспортом для тела жертвы, а также рабыню в траурных одеждах и на черном жеребце. Во время похоронного процесса эта рабыня должна была вести под уздцы вьючное животное, на котором помещали тело покойного.

В то время как убийца-чужак подвергался кровной мести, убийца, принадлежащий к тому же клану, что и жертва, не преследовался. Таким образом, мы находим у киргизов обычаи и привычки очень похожие на те, что встречаются среди народов Восточной Сибири. Внутренний мир клана не мог нарушаться кровной местью и взиманием компенсации. <<...>> В случае юридических преследований прибегали к свидетельским показаниям его представителей для установления невиновности обвиняемого. Следовательно, киргизы наших дней поступают таким же образом, как поступали древние германские трибуналы и трибуналы франков. Последние требовали от родственников поддержать под присягой слова обвиняемого. Родственные связи, которые объединяют членов одного и того же клана, проявляются у киргизов также и в случае, когда вдова переходит к брату или кузену покойного. Среди киргизов Туркестана, которые носят название черных или кара киргизов, из-за цвета их конических шапок, все обычаи, которые я только что перечислил, проявляются как нельзя лучше, и мы удостоверились в этом в сборниках обычаев. Там обнаруживаем мы правило о том, что преступления, совершенные между родственниками, не подлежат преследованию: дело ограничивается изгнанием виновных. Киргизский клан позволял порывать со всеми теми, кто подозревался в подстрекательстве к беспорядкам. Их изгнание проводилось следующим образом: решение объявлялось наиболее близким родственником и в присутствии свидетелей. Члены клана принимали добровольное обязательство об отказе от выплаты всякого возмещения в том случае, если бы изгоняемый совершил убийство, а также от обмена. Они освобождались от уплаты любых компенсаций за преступления, которые он мог бы совершить. Таким образом, спустя пять веков мы видим проявление в обычаях киргизов тех же правил, которые побудили франкских законодателей к созданию знаменитого документа салического права, озаглавленного "De chrenechruda". Другая черта, которая у киргизов дошла до наших дней и заслуживает внимания по причинам ее очень древнего характера, состоит в возможности женитьбы посредством покупки супруги. У киргизов Туркестана такие договоры заключаются не между индивидами, но между группами родственников и порой между целыми кланами. Так, в киргизских легендах идет речь о молодых девушках, которые, потеряв своих женихов, обязаны составить пару только с лицами, принадлежащими к той же социальной группе, что и покойный. "Я дала слово, - объявляет юная Джибекиз, героиня одной очень популярной у киргизов легенды, - я дала свое слово клану Джагалбалии. Если Тульген, мой жених, мертв, почему получилось так, что какой-нибудь другой молодой человек из его клана не приезжает просить моей руки?". Тот же принцип прокламируется и в наши дни: в случае смерти невесты до замужества ее семья и ее клан обязаны предложить жениху взамен покойной ее сестру или какую-нибудь более дальнюю родственницу.

Другой народ, социальная организация которого еще в наше время сохраняет характерные черты клана, - это калмыки. Они соседи киргизов, происходят от кочующих племен, которые когда-то обитали в степях, раскинувшихся от Тибета до Урала. Только в XVI в. они отделились от других монгольских племен, откуда произошло их название "элет", что в монгольском языке означает человека, который отделился от своего народа и расы. На татарский тот же термин переводится словом калмак, именно отсюда происходит наименование калмыков, под которым эти народы монгольского происхождения известны русским и европейцам. <<...>>. В XVII в., обычаи калмыков были зафиксированы в сборнике, известном под названием правил ойратов или кланов, который опубликован знаменитым Палласом. У калмыков мы обнаруживаем большие семьи, известные под названием хотон, среди которых более или менее значительная часть формирует клан или аймак. Эти названия соответствуют одинаковым социальным институтам, общим для всех народов монгольского происхождения. Некоторое число объединенных кланов формирует военное подразделение, оток. Данное явление важно само по себе в том, что оно дает нам понять смысл обычая, очень распространенного в тех объединениях, основой которых выступает родство. Он состоит в том, что члены одного и того же клана сражаются бок о бок, или, как говорил Цезарь, рассуждая о германцах, в "generatim" от слова "род" (gens), желая этим сказать - клан. Калмыцкий клан - отцовский клан; даже отдаленное родство со стороны отца, а не со стороны матери, создает препятствие для вступления в брак. Также как у киргизов, браки у калмыков - это договоры, заключенные между кланами; молодая девушка, однажды вошедшая в клан мужа, не выходит из него даже после его смерти; она принадлежит одному из самых близких родственников. Даже отец не исключается из числа тех, кто может таким путем присвоить вдову своего сына. Отметим, что еще недавно калмыки следовали обычаю носить в качестве имен названия животных, таких как собака, волк, жаба и т.д. <<...>>. Как вы уже знаете, клан характеризуется большой близостью отношений между его членами. У калмыков она выражается в некоем подобии коммунизма, когда за отдаленными родственниками признается право на участие без всякого приглашения в праздниках, организуемых той или иной семьей. Достаточно, чтобы член "аймака" забил быка или теленка, чтобы увидеть прибывающих со всех концов родственников, страстно желающих иметь свое место за общим столом.

Другая черта, в которой проявляется солидарность членов одного и того же клана - это выплата сообща компенсаций, штрафов и долгов. Сборник описаний калмыцких обычаев, опубликованный в 1822, сообщает о том, что в случае неплатежеспособности должника заимодавец вправе требовать, чтобы тот уступил ему свою жену и детей. Если после этого еще нужно что-то выплатить, наиболее близкие родственники должника и, в свою очередь, все члены клана призваны сделать это. Такая коллективная ответственность клана позволяет исключить из своей среды людей, пользующихся дурной славой, например, трижды подвергавшихся наказанию за воровство; сюда же попадает отец, посягнувший на жизнь своего сына или сын, направивший оружие против отца. Здесь мы еще раз встречаем тот факт, что кровная месть неизвестна в границах единой группы родственников. Лицо, исключенное из круга родства, известно у калмыков под названием "андин". Участь, которая ему выпала, аналогична участи кавказского абрека. Это напоминает древние германские легенды, в которых не раз идет речь о людях, вынужденных скитаться в лесах, как волки за то, что они когда-то посягнули на людей, близких им по крови. <<...>>

Перейдем к изучению племен Северного Кавказа. Я не буду в деталях останавливаться на обычаях осетинских кланов. О них рассказано в моей книге, озаглавленной "Современный обычай и древние права". Иначе обстоит дело с организацией клана у черкесов и чеченцев, сванов, пшавов и хевсуров, т.е. среди большей части горцев, расселенных по обоим склонам большого Кавказского хребта. Близкая солидарность между членами одного и того же клана у горских племен Кавказа выражается в совместном преследовании всех чужаков, виновных в убийстве или в каком-нибудь другом посягательстве на внутренний мир или честь клана. Кровная месть рассматривалась как долг; убийцу преследуют, веря в то, что служат тени покойного. Но это имеет место только в случае, если виновный является чужаком. По отношению к своему виновному довольствуются разрывом отношений; часто его даже принуждают носить, в знак позора, венец из маленьких камней - обычай, в существовании которого я смог удостовериться у сванов наших дней. Камни символизируют кару, которой бы виновный подвергся, не будь он родственником жертвы. В случае убийства, совершенного чужаком, преследование может осуществляться против любого члена его клана. Обычай старался ограничить число лиц, против которых можно безнаказанно направлять месть за пролитую кровь. В ряде мест Дагестана, т.е. на Восточном Кавказе, это число ограничивается то семью, то четырьмя, то даже тремя лицами. Кровная месть чаще всего прекращается не выплатой компенсации, но тем фактом, что преступник соглашается стать членом клана жертвы. Это происходило, впрочем, только после совершения символического действия, которое состояло в прикосновении его губами к лону матери жертвы. В аналогичном случае осетины часто прибегали к другому символу, который отлично соотносится с близким отношением между местью за пролитую кровь и обязанностями, предписываемыми культом мертвых. Обвиняемый, с растрепанными волосами, с открытой грудью, словно выставленных для любых ударов, направляется к могиле усопшего и произносит в его честь заклинание, посредством которого он посвящается мертвецу. Там один из близких родственников умершего прощает ему преступление и соглашается принять на его личное имя, также как на и имя всех членов клана, естественную компенсацию, которую преступник готов выплатить.

Одна черта обычаев, присущая горцам Кавказа, заслуживает упоминания. Это существование у черкесов круга родства, охватывающего несколько кланов. Англичанин Белл был первым, кто нам рассказал об этих объединениях, известных под названием "братств" (таков перевод слова "тлеш"). Члены этих лиг рассматривались как родственники; любой брак был запрещен не только в лоне одного и того же клана, но и одной федерации кланов. Когда-то бросали в море тех, кто осмеливался нарушать подобный запрет. Сообщество узуфрукта и совместная ответственность в случае оскорбления, причиненного одному из членов "братства" дополняют картину солидарности, объединяющей в одно целое нередко до тысячи человек. Когда одному из индивидов, входящих в лигу, не достает средств обеспечения себе жены посредством купли, все "братство" участвует в выплате суммы, требуемой родственниками невесты. Также женщина, приобретенная одним из "братств", не может из него выйти: после смерти мужа, она переходит по праву его родственникам. <<...>>.

Только несколько слов я скажу об архаическом коммунизме, который характеризует отношения собственности у большинства народов Кавказа. Он был отмечен уже в XIII-XIV вв. такими путешественниками, как Рубрукис и Контарини. Этот коммунизм как нельзя лучше согласовался с продолжительными миграциями кавказских кланов. Со слов Потоки, черкесы редко оставались в одних и тех же местах дольше четырех-пяти лет. Это объясняет то, почему, например, кабардинцы продолжают рассматривать и в наши дни землю как принадлежащую совокупности всех племен и всех кланов, которые этот народ образует. Четыре княжеские семьи предъявили некоторые претензии на обладание землей; но губернатор Лорис Мелихов сумел расстроить, при Александре II, их интриги по отношению к властям. Он им даровал в качестве компенсации за их так называемые права некоторые земли в Ставропольской губернии. Именно таким образом будущий диктатор, во времена, когда он еще был только наместником, проводил в широком масштабе и в смысле, скорее коммунистическом, чем социалистическом, аграрную революцию: князья обладали землей сообща со своими подданными. Еще недавно они распоряжались их жизнью, так же как и их состоянием; в настоящее время у них нет других прав, кроме как посылать пасти свои стада бок о бок со стадами своих соплеменников. Я нашел также, что они очень не довольны результатами реформы и рассматривают себя как проигравших. Однако, волей-неволей, они вынуждены были подчиняться требованиям этих древних коммунистических обычаев.

Здесь я остановлюсь и после долгого путешествия через азиатскую Россию, начавшегося у границ Китая и закончившегося у берегов Черного и Каспийского морей, перейду к европейской части России. Еще обнаруживаются многочисленные пережитки клана среди финских племен, живущих по берегам Волги и Камы. Они были тщательно изучены, как я говорил, профессором Смирновым. Среди черемисов клан существует еще в наши дни и носит название "тухума". Это слово татарского происхождения и обозначает связь между коренными жителями. Многие черемисские поселения сохранили воспоминание об отдаленной эпохе, когда все его жители считались родственниками: "Мне довелось, - пишет Смирнов, - остановиться в местности, где больше дюжины семей претендовало, по праву или нет, на происхождение от одного и того же предка. Они использовали те же знаки для обозначения части скота, принадлежащей им. Единство культа, общие праздники, справляемые вместе, остаются у черемисов признаком кровных связей.

Наряду с местами молитв, закрепленными за каждой семьей, или еще за каждым кланом, есть другие места, где собираются по дням великих праздников жители нескольких десятков деревень. Сообщество деревень, жители которых рассматривают себя как потомков одного предка, носят название "мер". Оторвавшиеся от него колонии часто перемещаются в соседние местности и обозначаются названием "шумутц", выражающим дословно: большой деревянный чан, вокруг которого собираются, иногда числом до двух или трех сотен, члены одной и той же колонии, обычно по случаю жертвоприношения, осуществляемого сообща".

У мордвы, еще очень многочисленной в центральных, а также в восточных областях, деревню в XVII в. идентифицировали с кланом. Русские власти говорили без различия: такой-то со всей родней, или "вся деревня". Вся родня, т.е. все члены одного и того же клана, принимают участие в жертвоприношениях, совершаемых сообща, в праздновании свадеб, заключаемых членами клана.

Молодой русский этнограф Богаевский, мой бывший ученик, обнаружил у вотяков пережитки клана. Строгая экзогамия препятствует всякому матримониальному браку между лицами, проживающими в той же деревне и даже в нескольких соседних деревнях. Богаевский констатировал, что у вотяков есть общие знаки, которыми пользуются лица, проживающие часто на большом расстоянии друг от друга. Эти лица рассматриваются как имеющие одни корни. У вотяков встречаются часовни, общие для всех членов одного и того же клана, их хранители являются родственниками. Часто одно лицо выступает как в роли хранителя, так и в роли приносящего жертву и мага. <<..>>

Я постараюсь кратко подытожить проанализированные факты. Большая часть автохтонных племен Сибири, Кавказа и европейской части России продолжает вести то же существование, как, то, которое когда-то было у них общим со славянами, моими предками. Наш самый древний летописец, Нестор, не оставляет никакого сомнения по этому поводу. Он нам говорит как нельзя более ясно, что славянское население России жило кланами, что каждый клан обладал некоторой землей. Это высказывание подтверждается другими свидетельствами, византийскими и арабскими, относящимся к той же эпохе или близким эпохам. Славянский клан был также центром культа. Поклонялись клану и общим матерям "прародительницам", пишет русский писатель XII в. автор дидактической работы, озаглавленной: "Слова друга Христа". Данное исследование позволяет лучше понять характер этой социальной организации, общей у наших предков и дополняет нечеткие представления о ней, полученные нами от наших же современников. Так этнография приходит на помощь истории и позволяет социологии давать свои заключения, опираясь на более обширный и достоверный фактический материал.

Перевод с французского Д.В. Миронова.

 Печатается по: M. Kovalevsky. Le clan chez les tribus indigènes de la Russie // Revue Internationale de Sociologie. Paris. 1905. Nr. 2, pp. 6-101.

1 Война всех против всех (лат.) – примеч. ред.

2 L’Empire des Tsares – французское наименование Российской империи – примеч. ред.

3 Система, при которой счет происхождения и наследования производится по материнской линии - примеч. ред.

4 Названия королевских династий в империи франков – примеч. ред.