Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том 4
Вид материала | Документы |
СодержаниеК оглавлению |
- Монадология, 209.43kb.
- Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том, 12182.14kb.
- Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том, 9222.8kb.
- Лейбниц Г. В. Сочинения в четырех томах:, 241.84kb.
- Готфрид Вильгельм Лейбниц, 94.22kb.
- Лейбниц Готфрид Вильгельм (Leibniz Gottfried Wilhelm) немецкий ученый (философ, математик,, 271.47kb.
- Лейбниц (Leibniz) Готфрид Вильгельм (1646-1716), немецкий философ, математик, физик,, 201.35kb.
- Установочная лекция вткс, 212.41kb.
- Георг Фридрих Риман Готфрид Вильгельм Лейбниц литература, 208.32kb.
- Источник: Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения, 565.43kb.
их, но примирить на основе разума, понимаемого максимально широко. Эту задачу Лейбниц пытается решить главным образом в разделе о согласии веры и разума.
Основное положение, из которого исходит Лейбниц в своих многократных попытках привести в гармонию разум и веру,— это принцип сверхразумности догматов, «тайн» христианской веры. Как мы видели, принцип этот был выдвинут еще Фомой Аквинским, пытавшимся таким путем вывести из-под удара сторонников концепции двух истин наиболее трудные для доказующего разума догматы христианского вероучения. Для Аквинта формула о сверхразумности ряда этих первостепенных догматов фактически означала утверждение слабости человеческого разума, закономерности его служебной роли в отношении католической веры. Та же формула, как отмечалось, спустя несколько столетий обосновывалась и антитринитариями-социнианами, причем у них она приобрела, можно сказать, противоположную тенденцию — к усилению контроля разума над положениями христианской веры. Но при всей смелости и определенной прогрессивности переосмысления данной формулы социнианами их рассуждения на эту тему в основном не выходили за пределы религии. Лейбниц же пытался придать формуле о сверхразумности положений веры вполне философский характер. К этому вела сама его концепция философского бога, определяющим атрибутом которого в сущности стала познавательная деятельность'3. Лейбниц неоднократно подчеркивает роль разума как главного атрибута бога. Конкретные истины человеческого ума, с одной стороны, и истины откровения — с другой,— две разновидности всеобщего разума бога 14. «...Свет разума,— пишет Лейбниц,— есть дар Божий в той же мере, что и свет откровения» 1а.
Нетрудно увидеть, что в «Теодицее» рационалистическая концепция «естественной теологии» (восходившей к аристотелевскому учению о боге как важнейшему аспекту «первой философии», или метафизики, и противопоставлявшейся многими теологами и философами, включая Лейбница, «богооткровенной теологии», ориентированной только на Священное писание) весьма усилена. Бог по-
I 3 См.: Соколов fi. H. Философский синтез Готфрнда Лейбница // Лейбниц Г. В. Соч. Т. 1. С. 34-38. "' Наст. том. С. 113. is Там же. С. 94.
==15
прежнему трактуется здесь как «сверхмировой разум», а однажды даже определяется как «внемировой разум» 16. Таким образом, решая проблему соотношения веры и разума, Лейбниц делает акцент прежде всего на интеллектуализирующей стороне понятия бога. Не случайно он подчеркивает философские элементы у крупнейших христианских теологов, начиная с представителей патристики (см., например, § 6 «Предварительного рассуждения...»).
Лейбниц постоянно проводит различие между тем, что превышает разум, и тем, что противоречит ему (см. в особенности § 23 того же раздела). В таком различении он выступает как философ, последовательно придерживающийся своей рационалистической методологии. «Здравый и истинный разум» имеет дело только с истинами, не зависящими от опыта. Он представляет собой «неизменный и последовательный ряд истин»17. Понимаемый таким образом априорный разум, неотделимый от законов тождества и противоречия, в принципе подчиняет этим своим законам не только философию, но и теологию. Не проводя между ними полного отождествления, автор заявляет, что «никакой элемент веры не содержит в себе противоречия, хотя и не может быть подтвержден доказательствами столь же точными, как доказательства математические, при которых противоположное заключение может привести нас ad absurdum, т. е. к противоречию» 18.
Теологическое доказательство Лейбниц пытается осуществить на примере доказательства одного из центральных в христианском вероучении догматов — догмата троицы, утверждающего единство бога и его одновременное существование в трех лицах. Фома Аквинский считал этот догмат недоказуемым. Лейбниц же пытается логически осмыслить его, оговариваясь, однако, что слово «бог» он употребляет при этом в двух разных смыслах — то в смысле личности, то в смысле субстанции 19.
Решая проблему соотношения веры и разума утверждением сверхразумности положений веры, автор «Теодицеи» проводит между ними и то существенное различие, что деятельность разума, определяемая прежде всего вечными
18 См. наст. том. С. 283 " Там же. С. 75, 91. 8 Там же. С. 90.
19 См. там же.
==16
истинами, позволяет в свете их понять (comprendre) самые глубокие начала всего сущего. Тайны же веры мыслящий ум может только объяснить (expliquer).
Здесь Лейбниц вступает уже на путь сближения положений вероучения с чувственным знанием, осмысляемым на основе закона достаточного основания. С большой натяжкой немецкий философ, весьма склонный к компромиссу с религиозной идеологией, сближает фидеистическую веру с гносеологической и даже с утверждениями науки его времени, поскольку эти положения, осмысляемые на основе закона достаточного основания, могут претендовать лишь на более или менее значительную долю вероятности, а не на стопроцентную достоверность, присущую истинам чистого разума. Например, говоря о догмате причащения телом Христа, автор «Теодицеи» проводит аналогию с действием тел на расстоянии (закон гравитации) 20. Бейль объявлял непостижимыми все догматы веры. Лейбниц, отвечая ему, утверждает, что нет такой непостижимости, которой не соответствовала бы хоть какая-нибудь — пусть бесконечно малая! — доля вероятности. Точно так же можно считать, что непонятна, например, природа запаха и вкуса, хотя мы не в силах отказаться от чувственной веры в эту неизвестную для нас природу 21. Теплота, свет, сладость и подобные им свойства, незадолго до этого объявленные Локком «вторичными качествами», по Лейбницу, не могут быть осмыслены в адекватных, предельно достоверных понятиях. Он уравнивает с ними тайны троичности, воплощения и др. (см., например, § 54 «Предварительного рассуждения...»). «В природе,— пишет Лейбниц,— существуют тысячи предметов, под которыми мы понимаем нечто, но которых мы тем не менее не понимаем» 22. Положения и догматы христианского вероучения философ на пути компромисса — а такой путь представлял тогда историческую необходимость — отождествлял с множеством непознанных явлений бытия.
Часто подчеркивая, что «разум полезен вере, нисколько ей не противореча» 23, Лейбниц по существу ставит положения веры (фидеистической, не говоря уже о гносеологической) в зависимость от анализирующей и рассужда-
20 См. наст. том. С. 88—89.
21 См. там же. С. 101-102.
22 См. там же. С. 120.
23 См. там же. С. 130.
==17
ющей силы разума. Такая позиция определяется основной доктриной его метафизики — доктриной предустановленной гармонии, согласно которой бог изначально в каждой из монад гармонично подчинил деятельность телесную ее духовно-мыслительной сущности. Но автор «Теодицеи», примиряя «царство природы» с «царством благодати», пытается решить здесь специфическую и весьма сложную задачу.
В истории религиозной мысли задача эта встала в незапамятные, еще дофилософские времена. Существенный, даже определяющий практический аспект религии составляет мораль, между тем уже на политеистической стадии религиозных представлений было замечено несоответствие между моральными качествами человека и тем, как складывается его жизнь: она сплошь и рядом тягостна, переполнена страданиями и несчастьями у самых хороших, морально безупречных людей. Не менее, если не более, часто люди скверные, безнравственные живут припеваючи. Это трагическое несоответствие еще острее стало осознаваться в условиях монотеистической религиозности. Ведь монотеистические религии отражают, с одной стороны, возрастающую сложность культур в условиях больших государственных образований, а с другой — углубление личностного сознания.
Одним из главных и чисто религиозных средств решения рассматриваемого несоответствия, особенно в условиях классового общества, стало развитие представлений о посмертном существовании человеческих душ, о компенсации за праведную земную жизнь жизнью посмертной, потусторонней. Развитие такого рода представлений — весьма существенная, даже первостепенная черта эволюции религиозного мировоззрения в сторону монотеистических вероисповеданий. В важнейших из них — христианстве, иудаизме и мусульманстве — представление о бессмертии индивидуальных (бестелесных) человеческих душ, как и о посмертном воздаянии, становится одним из главных вероисповедных устоев. В христианском вероучении, которое, естественно, более всего затрагивается в «Теодицее», эти представления стали основой идеи эсхатологии — учения о последнем, судном, дне, когда окончательно выявляются праведники и грешники, разводятся в противоположные стороны и направляются навечно в рай или ад (эсхатологические представления осложнены
==18
и фантастическим изображением судеб самого материального мира).
В монотеистических религиях, особенно в христианской, совокупность названных представлений была весьма осложнена противоречием между учением провиденциализма о благом, в принципе максимально доброжелательном божественном руководстве человеческим (как и природным) миром и обилием в этом мире всякого рода зла — темных, болезненных, нередко и мучительных сторон человеческой жизни, как и множества отрицательных сторон всего бытия. Главная проблема теодицеи, четко выявившаяся уже в концепциях некоторых отцов христианской церкви (в особенности Августина, на которого неоднократно ссылается Лейбниц), состоит в том, чтобы снять с внеприродного бога, творца и промыслителя всего сущего, ответственность за многообразное зло в подчиненном ему мире, показать, что между наличием этого зла и всеблагой природой бога нет никакого противоречия.
Эту весьма трудную проблему, над которой билось множество теологов — а характер этой проблемы нередко превращал их размышления в философские,— и сделал предметом своих размышлений автор «Опытов теодицеи...». «Философы,— пишет Лейбниц,— решали вопрос о необходимости, о свободе и начале зла; теологи присоединили к ним вопросы о первородном грехе, о благодати и предопределении» и. Своеобразие «Теодицеи» состоит в попытке чисто философски решить и теологические вопросы, но это далеко не всегда удается сделать.
В Предисловии, в котором автор стремится сформулировать свою позицию обобщенно, читатель найдет изложение основной проблематики всего произведения. «Предварительное рассуждение...», в основном нами уже рассмотренное, в сущности выявляет гносеологический фундамент всякой религиозно-философской проблематики, и в особенности столь важной, как проблема добра и зла, решаемая в отношении бога, человека и мира. Согласно Лейбницу, «зло можно понимать метафизически, физически и морально. Метафизическое зло состоит в простом несовершенстве, физическое зло — в страдании, а моральное — в грехе» 2δ. В соответствии с этим основной раздел распадается на три части. В первой из них поставлены
21 Наст. том. С. 60. 25 Там же. С. 144.
==19
общие вопросы теодицеи, вторая рассматривает по преимуществу вопросы оправдания морального зла, а третья — зла физического. В последнем из четырех Приложений дано краткое изложение всего произведения. Деление основного раздела на три части весьма условно, ибо каждая из частей трактует проблемы бога, души, причинности, закономерности, необходимости и свободы, иногда переплетающиеся на одной и той же странице.
Едва ли не главная трудность в уяснении содержания «Теодицеи» определяется не только, и даже не столько, таким переплетением (осложненным постоянным цитированием самых различных источников), но и тем, что автор писал философское произведение, часто ориентируясь на богословскую проблематику, которую он пытался сделать органическим элементом своей концепции. В особенности это относится к рассмотрению проблемы свободы воли, свободы и тесно связанной с ними моральной проблематики. Неизбежный компромисс Лейбница-философа с теологией объясняется не только его социальными позициями, но и характером самой проблематики, как она могла быть поставлена в его время. Мы убеждаемся в этом при рассмотрении главной проблемы всего произведения — проблемы бога.
Пожалуй, самой фундаментальной попыткой обоснования необходимости зла в человеческом и природном мире была классическая дуалистическая мифологема, восходящая к иранскому пророку Зороастру (Заратуштре, VII — VI вв. до н. э.). Согласно его учению, мир искони расколот на два равноправных начала — свет и тьму, жизнь и смерть, добро и зло (олицетворяемых противоположными божествами — Ахурамаздой и Анхра-Майнью). Лейбниц уделяет этому учению особое внимание, ибо оно трактует зло как неискоренимое начало бытия. Трансформированное в III в. в манихейство, в котором зороастризм сочетался с некоторыми представлениями формировавшегося христианства, это дуалистическое учение стало идейной платформой таких народных («еретических») движений Средневековья, как движение павликиан, богомилов, катаров.
Августин, подпавший на некоторое время под влияние манихеев, став затем крупнейшим идеологом христианства, превратился в непримиримого врага их учения. В своей борьбе против манихейства автор сочинения «О граде Божием» и других произведений опирался на
К оглавлению
==20
философскую доктрину Плотина, трактовавшего весь видимый мир как эманацию (излучение) единого сверхприродного, божественного начала. Вместе с тем в отличие от Плотина он трактовал человеческий и природный мир как творение личностного и абсолютно благого бога. Все сотворенное имеет признаки его необходимой благости. Степень благости определяет иерархию бытия, в которой духовное убывает, а телесное нарастает по мере нисхождения к человеку, природе и материи. Зло с этой объективноидеалистической позиции — только определенная степень добра, убывающая степень божественного присутствия, а не нечто, существующее совершенно самостоятельно, как утверждали манихеи. Человек, жалующийся на злосчастие своей судьбы, должен всегда помнить о том, что с ним может приключиться и нечто еще более тягостное, и поэтому в любой ситуации должен благодарить всевышнего за ту меру добра, которой он его наделил.
Схематично изложенную здесь теодицею Августина, вводившего под воздействием неоплатонизма диалектическую идею общего и частного, универсального и индивидуального, в общем развивает в своем произведении и Лейбниц. Уже в Предисловии он подчеркивает, что зло «попущено как condicio sine qua non добра...» 26. «Ограниченность или изначальное несовершенство созданий,— развивает он ту же мысль в 1-м Приложении,— производит то, что наилучший замысел универсума не может быть свободен от известного зла, которое тем не менее превращается в наибольшее благо. Это в некотором роде беспорядки в частностях, которые, однако, удивительным образом открывают красоту целого, подобно тому как некоторый диссонанс, допущенный кстати, делает гармонию более прекрасной» 27. Итак, зло следует понимать не как нечто необходимое, а как нечто весьма относительное. Конкретизация Лейбницем идеи об относительности зла и абсолютности добра показывает, что в его эпоху проблема теодицеи стала значительно более сложной как в социальном, так и в интеллектуальном — научном и философском — отношениях.
Для лейбницевской теодицеи характерно постоянное утверждение единства бога, божественной природы, без чего невозможно объяснить, по его убеждению, и единство
Наст. том. С. 72. 27 Там же. С. 409-410.
==21
всего мира как порождение бога. С самого начала произведения подчеркивается, что бог ни в коем случае не должен мыслиться как раздвоенное существо; между тем даже Бейль при всем своем скептицизме отдал дань этому представлению, по его мнению наиболее адекватно объясняющему происхождение добра и зла.
Отвергая существование двух противоположных богов зороастризма — манихейства, Лейбниц должен был считаться и с тем, что сама христианская доктрина основывалась на понятии триединого бога. Выше говорилось о том, что автор «Теодицеи» пытался логически обосновать этот основополагающий догмат. В этом же произведении философ дает и другую интерпретацию догмата троицы (в частности, в § 149—150 основного раздела) 28. Трехипостасность бога он трактует как наличие в его сущности трех компонент, трех начал — могущества, выражающего главенствующую роль бога-отца, разума (мудрости), отождествляемого с сыном божиим как божественным словом (логосом), и воли (любви), отождествляемой со святым духом. Могущество предшествует в боге как разуму, так и воле, и по существу Лейбниц отождествляет его с силой, пронизывающей весь универсум и составляющей суть монады как умопостигаемой единицы активности. Как говорилось выше, философский рационализм и панлогизм Лейбница заставил его выдвинуть на первый план познавательный атрибут божественного существа. Здесь же мы видим, что такая трактовка догмата о триединстве бога в действительности вносит в него значительную рационалистическую поправку, в результате чего становится очевидной интеллектуализирующая сторона понятия бога.
Вопрос о происхождении зла, рассматриваемого максимально широко — как наличие не только несовершенств, тягостей и несчастий в человеческой жизни, но и всякого рода изъянов в окружающей человека природе, был поставлен уже древними философами — Платоном, Аристотелем, стоиками. Хотя проблема единого бога играла в их воззрениях немаловажную роль, но все же у них отсутствовала идея сверхприродного бога-творца, исторгающего все бесконечное многообразие сущего из ничего, из небытия. Названные философы, главным образом Платон и Аристотель, в сущности оставались дуалистами, поскольку они исходили из предвечного существования ма-
2S См. также: Монадология // Лейбниц Г. В. Соч. Т. 1. С. 413—429.
==22
терии как начала предельно пассивного и бога как средоточия максимальной активности. Лейбниц ясно сознавал это обстоятельство. «Древние,— отмечал он,— приписывали причину зла материи, которую они признавали несотворенной и независимой от Бога...» 29 Действительно, ограничивающее и искажающее воздействие всегда пассивной материи, но Платону и Аристотелю,— основная, если не единственная, причина многочисленных несовершенств природы и самого человека, ибо это воздействие с необходимостью деформирует, искажает самосущий, абсолютный свет предвечных идей как проявления сверхприродного, божественного начала.
Присущий христианскому мировоззрению глобальный креационизм, утверждавший творение всего многообразия мира и человека «из ничего» и дальнейшее постоянное попечение о них, возлагал на бога непосредственную ответственность за бесчисленные несовершенства в природе и многообразные проявления зла в человеческом мире. Выше мы видели, каким образом Августин, один из главных философствующих теоретиков христианского вероучения, пытался смягчить факты зла и даже отрицать наличие подлинного зла как существенной характеристики бытия, опираясь на философскую доктрину неоплатонизма.
Лейбниц принимает креационистский догмат христианства о творении богом мира из ничего. Вместе с тем он ограничивает этот основополагающий догмат утверждением о творении богом только материи, с чем читатель не раз встретится в «Теодицее». В других же местах этого произведения Лейбниц проводит главную идею своей метафизики — о творении богом субстанций-монад, внешней оболочкой которых является материя. Говоря о непосредственном творении богом материи, автор «Теодицеи» от своей общедеистической позиции отходит в сторону теизма. Как выявлено во вступительной статье к 1-му тому, такое вынужденное обращение к внеприродному богутворцу стало у Лейбница выражением мистифицирующей функции понятия бога. Эта сторона данного понятия фиксировала наиболее важные свойства природного и человеческого бытия, необъяснимые для тогдашней науки и философии.
Наст. том. С. 143.
==23
Однако необходимо еще раз подчеркнуть, что в истории позднеантичной, средневековой, ранессансной философии, и в особенности философии эпохи Лейбница, можно проследить определенную, впрочем далеко не однозначную, трансформацию представлений об отношении бога-творца к созданному им миру. Такая трансформация выразилась в том, что у большинства философов XVII — XVIII вв. (за исключением французских материалистов XVIII столетия) преобладало деистическое истолкование этого отношения, минимизировавшее роль бога в человеческом и природном мире. Его сверхъестественные действия были отнесены к некоему предельно далекому по времени креационистскому действию, созиданию основного начала, монады, после чего космические и природные процессы идут сами собой. «Бог,— пишет Лейбниц,— сотворил субстанции и дал им необходимые для них силы... после этого он предоставил уже им самим действовать, а сам только сохраняет их, не оказывая им никакой помощи в их действиях» 30.
Деистическая минимизация роли бога, выдвижение на первый план интеллектуализирующей стороны понятия бога ставили перед Лейбницем проблему чуда. Представления о чудесах играли огромную, можно сказать, определяющую роль в массовой религиозной жизни, а проблема чуда занимала первостепенное место в концепциях как теологов, так и философов.
Для углубления гносеологического содержания философии показательна сама эволюция проблемы чуда. Фундамент ее в религиозных вероучениях, в особенности христианском, был заложен ветхозаветным мифом о творении всемогущим богом всего бесконечно разнообразного бытия из полного небытия в течение нескольких дней. Миф этот, с одной стороны, был ультрафантастическим преувеличением творческих возможностей человека, а с другой — отражал крайнюю смутность его представлений о структуре и эволюции космоса, природы с ее бесконечным многообразием, и в особенности, конечно, смутность понимания человека как завершающего звена всей природной иерархии и субъекта всех поразительных мистерий духа. При всей влиятельности этого мифа, укоренившегося в сознании народных масс (усиленно внедрявшегося, разумеется, под воздействием церкви), не сле-
з» Наст. том. С. 147.