Geum.ru

Первый арест

Вид материалаДокументы

Содержание


РАСКОЛЬНИКОВ Федор Федорович
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14

РАСКОЛЬНИКОВ Федор Федорович
(Партийный и военный деятель, дипломат)


Раскольников (настоящая фамилия - Ильин) Федор Федорович (28.1.1892, Петербург - 12.9.1939, Ницца, Франция), партийный и военный деятель, дипломат. Внебрачный сын протоиерея Сергеевского. Учился в Петербургском политехническом институте. Образование получил в Отдельных гардемаринских классах (1917). В 1910 вступил в РСДРП, большевик. В 1917 произведен в мичманы, в военных действиях участия не принимал. В марте 1917 направлен в Кронштадт редактировать газету "Голос правды", также он возглавил большевистскую фракцию совета. Был одним из организаторов июльского мятежа в Кронштадте, несет ответственность за убийства морских офицеров. В конце июля арестован, но 11 окт. освобожден. В нояб. 1917 во главе отряда моряков направлен в Москву для подавления антибольшевистских выступлений. Прибыв в Москву, моряки Раскольникова развернули настоящий террор: под предлогом поисков складов с оружием проводили повальные обыски и аресты, практиковались расстрелы на месте. В кратчайший срок отряд Раскольникова подавил всякое сопротивление в городе. Депутат Учредительного собрания. С 29.01.1918 зам. наркома по морским делам, затем член Реввоенсовета (РВС) восточного фронта, а с 2.9.1918 член РВС Республики. В конце 1918 назначен зам. командующего 7-й армией по морской части и член РВС Балтийского флота. Поставлен во главе крупного отряда (линкор, крейсер, 2 миноносца), который должен был противодействовать английскому флоту. Проявил себя бездарным командиром и в начале 1919 был взят в плен на миноносце "Спартак". 27.5.1919 был обменян на 17 пленных английских офицеров. В 1919-20 командовал Астраханско-Каспийской (затем Волжско-Каспийской) военной флотилией. Культурно-просветительским отделом флотилии руководила жена Раскольникова - Л.М. Рейснер, а политотделом - ее отец М.А. Рейснер.

В июне 1920 - январе 1921 командующий Балтийским флотом. Во время дискуссии о профсоюзах (1920) был одним из активных сторонников Л.Д. Троцкого. Флот находился в полуразложившемся состоянии, и Раскольников не смог сделать ничего для его укрепления, кроме того, крайне неумелые действия Раскольникова привели к резкому росту на флоте недовольства большевиками. Через месяц после ухода Раскольникова в Кронштадте вспыхнуло восстание. От расстройства Раскольников заболел, вмешался М.И. Калинин, "дали вина, особый стол, лекарства- и кризис прошел". В 1921-23 полпред в Афганистане, который был первой страной, установившей дипломатические отношения с РСФСР. Слишком активные и неумелые действия Раскольникова вызвали требования Великобритании об его отзыве из Афганистана. Советское правительство отказало Англии, но через некоторое время отозвало Раскольникова под благовидным предлогом. В 1924-30 редактор журнала "Молодая гвардия", главный редактор издательства "Московский рабочий". Вскоре Раскольников стал также редактором "Красной нови"; его предшественник был обвинен в "противодействии пролетарской культуре" и удален. С 1928 пред. Главного репертуарного комитета, осуществлявшего жесточайшую цензуру всех драматургических, музыкальных и кинематографических произведений. С 1929 член Коллегии Наркомата просвещения РСФСР и нач. Главного управления по делам искусства, в состав которого вошел и Главрепертком. Под его непосредственным руководством запрещены к показу пьесы М.А. Булгакова, проводилась бездарная конъюнктурная правка произведений писателей. В 1930 выпустил социальную трагедию "Робеспьер", которую сразу же начали ставить во многих театрах. Даже крайне благосклонная к Раскольникову советская критика тех лет отмечала, что ему "недостает живости и реалистичности изображения". В 1930-38 полпред в Эстонии , Дании, Болгарии. В марте 1938 вызван в Москву. Как мог затягивал возвращение, а затем в день отъезда 1.4.1938 получил сообщение, что его признали виновным в "дезертирстве". Отказался вернуться и стал невозвращенцем. В 1939 заочно исключен из партии, и 17.7.1939 Верховный суд СССР объявил Раскольникова "врагом народа", "вне закона" и лишил советского гражданства. Опубликовал во Франции (окт. 1939) получившее широкую известность "Открытое письмо Сталину" (написано 17.8.1939), ставшее наиболее резким и в то же время наиболее обоснованным обвинением Сталина в массовых репрессиях. "Сталин, вы объявили меня "вне закона". Этим актом вы уравняли меня в правах - точнее, в бесправии - со всеми советскими гражданами, которые под вашим владычеством живут вне закона, - писал Раскольников - Вы начали кровавые расправы с бывших троцкистов, зиновьевцев и бухаринцев, потом перешли к истреблению старых большевиков, затем уничтожили партийные и беспартийные кадры, выросшие во время Гражданской войны и вынесшие на своих плечах строительство первых пятилеток, и организовали истребление комсомола". При этом, крайне доказательно обличая диктатуру Сталина, Раскольников сосредоточился лишь на обвинениях в репрессиях против большевиков, колхозников, рабочих. Он совершенно не коснулся, и не мог коснуться, массовых расстрелов "классовых врагов", огромных масс населения, не имевших никакого отношения к партноменклатуре. Скончался при подозрительных обстоятельствах (выпал из окна), по одной из наиболее распространенных версий - убит агентами НКВД. В 1963 реабилитирован.
Использованы материалы из кн.: Залесский К.А. Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь. Москва, Вече, 2000
--------------------------------------------------------------------------------

Раскольников (наст. фам. Ильин) Федор Федорович (28 янв. 1892, Петербург,- 12 сент. 1939, Ницца, Франция). Из семьи священника. По окончании реального уч-ща (1908) студент Петерб. политехнич. ин-та. С 1910 чл. РСДРП, большевик. В 1911-12 сотрудник газ. "Звезда', секр. редакции 'Правды'. В 1914 призван на флот, учился в Отд. гардемаринских классах (окончил в 1917, 25 марта произведен в мичманы).

После Февр. рев-ции 1917 по поручению редакции 'Правды' 17 марта направлен в Кронштадт в редакцию большевист. . газ. 'Голос Правды', введен в Кронштадтский к-т большевиков, избран зам. пред. Совета рабочих, солд. и матросских дел. Дел. 7-й (Апр.) Всерос. конф. РСДРП(б) от Кронштадтской орг-ции. В июне в составе делегации гор. Совета с информацией о кронштадтских делах объехал Выборг, Гельсингфорс, Або, Ревель. 4 июля один из руководителей вооруж. демонстрации матросов и рабочих в Петрограде, 5 июля назначен комендантом дворца Кшесинской, где помещались ЦК и ПК большевиков: организовал охрану дворца. 7 июля вернулся в Кронштадт, а 13 июля, во исполнение приказа Врем. пр-ва, требовавшего (под угрозой лишения Кронштадта хлеба и денег) арестовать 'зачинщиков' Июльской демонстрации, добровольно прибыл в Петроград и был заключен в тюрьму 'Кресты'. Надеялся на суде разоблачить антинар. политику Врем. пр-ва и защитить честь партии, доказав, что большевики не являются герм. агентами. 11 окт. под давлением матросов и рабочих освобожден под залог в 3 тыс. руб. до суда. На съезде Советов Северной обл. (Петроград, 11-13 окт.) избран членом исполкома Советов Северной обл. 14 окт. по поручению ЦК РСДРП(б) выезжал в Новгород, затем в Лугу для изучения положения на местах.

20 окт. выступил по поручению ЦК РСДРП(б) с лекцией 'Перспективы пролет, рев-ции' (на митинге в цирке 'Модерн' в Петрограде), призвал рабочих и солдат к вооруж. восстанию: во время митинга простудился и 21-25 окт. был болен. С 26 окт. чл. Петрогр. ВРК: один из руководителей боевых действий против войск А.Ф. Керенского - П.Н. Краснова под Пупковом. 2 нояб. возглавил матросский отряд, посланный на помощь рабочим Москвы. 13 нояб. назначен комиссаром Мор. генштаба, 1-м Всерос. съездом воен. флота (Петроград, 18-25 нояб.) за рев. заслуги произведен в лейтенанты флота.

Избран членом Учред. Собр. (от Петрогр. избират. округа). 5 янв. 1918 по предложению В.И. Ленина огласил на заседании Учред. Собр. декларацию большевиков о том, что большевист. фракция покидает собрание.

С 30 янв. 1918 зам. наркома по мор. делам. 23 февр., в дни наступления герм. войск, совм. с зам. наркома по мор. делам И.И. Вахрамеевым и членом коллегии наркомата С.Е. Саксом выступил в 'Известиях Гельсингфорсского Совета депутатов армии, флота и рабочих" с обращением к морякам встать на защиту Сов. Республики. Один из руководителей 'Ледового' похода кораблей Балтфлота из Ревеля в Гельсингфорс и Кронштадт. В мае один из организаторов потопления кораблей Черномор, флота в Новороссийске с целью воспрепятствовать' их захвату герм. оккупантами. С июля член РВС Вост. фронта, с авг. команд. Волжской воен. флотилией. В сент- дек. член РВСР. В дек. возглавил разведпоход эсминца, 'Спартак' под Ревель, где корабль потерпел аварию и был захвачен англичанами; Раскольников был заключен в тюрьму в Лондоне. В мае 1919 по требованию Сов. пр-ва освобожден в обмен на 19 англ. офицеров, взятых в плен на терр. Сов. России.

С 1919 на воен., дипл. и журналист, работе. С 1930 полпред СССР в Эстонии, Дании, Болгарии. В 1938 был отозван. Ввиду угрозы ареста отказался вернуться в СССР. В 1939 объявлен 'врагом народа', исключен из партии и лишен сов, гражданства, поставлен вне закона. Во Франции были опубликованы: 22 июля 1939 открытое заявление "Как меня сделали 'врагом народа'", в окт- 'Открытое письмо Сталину'. В публикациях выступил против преступлений И.В. Сталина, в защиту себя и других невинно пострадавших деятелей партии и Сов. гос-ва. Реабилитирован 10 июля 1963.

Использованы материалы статьи В.Н. Забогина в кн.: Политические деятели России 1917. биографический словарь. Москва, 1993.

--------------------------------------------------------------------------------

Раскольников (наст. фам. Ильин) Федор Федорович (1892, Петербург - 1939, Ницца, Франция) - участник революционного движения, советский военный и государственный деятель. Внебрачный сын священника. Воспитывался в приюте; в 1908 окончил с наградой реальное уч-ще и через год поступил в Петербург, политехнический ин-т. Здесь в 1910 вступил в рев. движение ("Плеханов сделал меня марксистом, Ленин - большевиком"). С 1911 печатался в большевистской газете "Звезда" под псевдонимом "Раскольников". В 1912 стал секретарем редакции "Правды". Впервые арестован в 1913 и выслан за границу; амнистирован по случаю 300-летия дома Романовых. "Издавна тяготея к морской стихии", с началом первой мировой войны Раскольников, не прекращая рев. работу, поступил в Отдельные гардемаринские классы; совершил два дальних учебных похода (Япония, Корея, Камчатка); выпущен мичманом на Балтийский флот. После Февральской рев. направлен ЦК большевистской партии в Кронштадт зам. председателя Совета и редактором газ. "Голос правды". В апр. 1917 познакомился с Лениным. За участие в июльской демонстрации (возглавлял колонну моряков) заключен в тюрьму, но вскоре освобожден. Активно участвовал в Октябрьском восстании и в боях с частями Керенского - Краснова под Пупковом. С февр. 1918 член коллегии Наркомата по морским делам. Во время боевых действий на Балтике попал в плен к англичанам и провел 5 мес. в лондонской тюрьме; был обменен на 19 английских офицеров. По возвращении назначен командующим Волжско-Каспийской военной флотилией, являлся членом РВС Вост. фронта и РВС Республики. С июня 1920 - командующий Балтийским флотом. В ряду боевых заслуг Раскольникова победа над флотилией белых под командованием царского адмирала Старка, дерзкое освобождение "баржи смерти" с пленными сов. работниками и др. Награжден двумя орденами Красного Знамени.

В 1921 - 1924 был на дипломатической работе в Афганистане, является первым сов. дипломатом, награжденным иностранным орденом за упрочение дружбы между двумя странами. С 1924 - в СССР, редактировал журн. "Молодая гвардия" и "Красная новь", возглавлял изд-во "Московский рабочий". Получил известность как публицист, драматург, автор кн. "Кронштадт и Питер в 1917 году", "Рассказы мичмана Ильина" и др. Вместе с тем Раскольников причастен к формированию административно-командной системы в области культуры: в 1928 - 1930 возглавлял Главрепертком и Главискусство. Затем снова был на дипломатической работе в Эстонии, Дании, Болгарии. Во время "большого террора" 17 июля 1938 Раскольников был заочно приговорен к высшей мере наказания. Это побудило его стать "невозвращенцем" и опубликовать в зарубежной печати два открытых письма: "Как меня сделали "врагом народа" и "Открытое письмо к Сталину", где он обвинил "вождя народов" в уничтожении ленинской партии и замене ее собственным "единодержавием".

Раскольников пророчески предрек Сталину: "Рано или поздно советский народ посадит вас на скамью подсудимых, как предателя социализма и революции, главного вредителя, подлинного врага народа, организатора голода и судебных подлогов". Реабилитирован в 1963.


Использованы материалы кн.: Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997 г. . дополнение ; ldn-knigi)


— «Местные большевики подчинились центру. Часть флота пошла в Севастополь, а другая часть решила лучше погибнуть, но не сдаваться. Эти корабли, во главе с дредноутом «Свободная Россия» были выведены недалеко в море и... потоплены. Некоторые моряки не пожелали сойти со своих кораблей и пошли на дно вместе с ними»...

— «Ш-н, к следователю», — приотворив дверь, крикнул часовой.

Прощаясь с моряком, я спросил его:

— «Много ли вас, черноморцев, приехало в Балтику.»

— «Да, мы ведь приехали во главе с тов. Ш-ковым» — ответил он мне, — «Вы его знали?»

— «Знал» ...

— «Это был действительно революционер и любимец черноморцев, и большевики все таки расстреляли его», — пожимая мне руку, торопясь, говорил моряк ...

После допроса «следователем» — всех нас, кроме женщин, перевели в известную многим Петербургским гражданам комнату 96.

Здесь происходило что-то невероятное, неподдающееся описанию. Люди спали на одной койке подвое, спали под койками, в интервалах и в проходах между койками.

— «Осторожно, не наступите на ноги» — сказал мне кто-то, впереди идущий...

Несмотря на адскую тесноту и хаос (в двух небольших комнатах помещалось до 200 человек) и несмотря на то, что часть людей спала, в № 96 было оживленно. Велись беседы и споры, играли в шашки, расспрашивали друг друга о порядках, царящих на Гороховой. В комнату то и дело приводились и уводились новые лица: на допросы, на освобождение и, быть может, на расстрелы.

Народ самый, что называется, разношерстный. Вполне можно было бы сказать словами Пушкина:


«Какая смесь одежд и лиц,

Племен, наречий, состояний.»


{150} И, действительно, здесь можно было видеть людей разных национальностей и социального положения: и англичанина, и перса, и шведа, и сына страны восходящего солнца, финна и грека, сиятельных князей и батрацких батраков, выхоленную фигуру «спеца» с генеральскими лампасами и целую серию скромных мобилизованных красноармейцев неподчинившихся своим военрукам, как вдохновителям «каленого утюга», бунтарей матросов и целые пачки рабочих с разных фабрик и заводов. Здесь были представители всех существующих и существовавших партий и союзов.

Здесь, в комнате 96, я встретил ряд знакомых товарищей, в том число рабочего Д., на квартире которого я был арестован, и членов фракции левых с.-р. Петербургского Совета С. Я. С. и Б. рабочих депутатов от Трубочного завода.

— «Где попался» — спросил меня Д.

— «У тебя был в «гостях.»

— «Здорово. Ну, а что там делается теперь.»

— «Сидит засада. Видал твою супругу и Колю».

— «Не знаю, что будет с ними», — тяжело вздохнув, продолжал он, — «Средств никаких не оставил, партийным товарищам придти нельзя... Умрут с голоду»?

— «Ничего, успокойся. Засада будет сидеть недолго, да, возможно и тебя скоро освободят».

— Неужели ты думаешь, что освободят.

Скорее всего расстреляют» — проговорил он. — «А что у тебя нашли?» — спросил я.

— «Как, что. Все забрали: склад литературы, и все другое.» Далеко за полночь еще продолжался наш разговор. Нужно было ложиться спать. Я заметил «свободное» место: на двух сдвинутых койках лежали два человека — я прилег между ними. Не прошло и пяти минут, как меня будят:

{151} — «Что же вы забрались на чужое место. Слышите ли, уходите!» — «Что такое?» — подняв голову, спросил я...

— «Место освободите, вы забрали мое место, я на нем лежал». Передо мной стоял незнакомый рабочий. Делать было нечего, пришлось оставить «постель». Приискав себе другое место — на полу между койками, — я снова, не раздеваясь, прилег.

Утром движение началось рано. Чаепитие, раздача газет, чтение и т. д.

К вечеру число населения комнаты увеличилось. Привели поэта А. А. Блока, арестованного, как левого эсера. Первое, что он спросил у нас это — о судьбе Иванова-Разумника, который тоже был, как левый эсер, арестован и, как мы впоследствии узнали, уже отправлен в Москву. Во время моего пребывания на Гороховой, однажды в комнате № 96 показался «гроза и укротитель» дома сего — комендант Г-н.

— «Тише, тише,» — раздались голоса, — «Комендант пришел». — «Мерзавец», — пробормотал тов. С-ий, сидевший рядом со мной.

— «За что вы его ругаете», — спросил я.

— «Да, как же — он отобрал у меня и тов. Б. хлеб, около 4-х фунтов» Никому ничего не говоря, комендант повернулся и ушел. Гул голосов снова воцарился под сводами комнаты. Обсуждали, зачем появился этот зловещий человек.

— «Может, брать на расстрел кого-нибудь», — подавленным голосом проговорил незнакомый нам собеседник...

— «Если брать на расстрел, так и взял бы» — ответили ему.

— «Хотя, конечно, но...», — смешался незнакомец, — может, забыл список».

{152} — «Небольшой человечек, а сделал какое дело», негромко сказал К—н.

— «Какое дело», — заинтересовался кто-то, из присутствующих.

— «Да ведь Г-н является убийцей Кокошкина и Шингарева», — пояснял К—н.

У многих из присутствующих на лицах появилось удивление. — «Но позвольте» — возмущался один из арестованных, — «где же правда, где законность, ведь сам Ленин писал о сожалении и клеймил этот акт недостойным революции».

— «Ну так что же», —вмещался в разговор молодой, оставшийся не у дел, дипломат, — «Ленин может писать, а Чрезвычайка не исполнять. При чем тут личность Г. Если бы не было Г., убийства в застенках все равно процветали бы. Система, господа, система. Ленин поступил, когда он писал свое негодование, так, как поступил бы каждый правитель более или менее культурной страны. Вспомните резню несчастных армян и Абдул-Гамида. Разве последний не изливал свои сожаления и не обещал наказать виновников. Я бы мог привести ряд фактов более или менее крупных, но цена им одна»...


Разговор о «системе», об Абдул-Гамиде, о Г-не, об этом «рыцаре смерти», получившем первое свое «боевое» крещение убийством беззащитных больных людей и ставшим «идеологом» и вдохновителем так называемого, по большевистской терминологии, «красного террора», — эти разговоры принимали широкие размеры, но в это время из дверей раздался голос старосты: «прошу получить хлеб», — все голодные разом поднялись с мест и шум прервал беседу.

На четвертый день ареста еще утром староста сообщил, что сегодня будет отправлена в «Предварилку» партия арестованных. И когда, наконец, здесь, в комнате № 96, был прочитан список отправляемых, то началось {153} настоящее столпотворение. Кричали, смеялись, толкались, собирались и укладывали вещи и т. п. Наконец, нам снова сделали перекличку, вывели на двор, построили по четыре человека в ряд, какой-то «комиссар» сказал «напутственное» слово, и мы тронулись со двора.

— «Ну, прощай Гороховая. Чтоб больше тебя не видать» — говорили уходящие.

Да, хорошо бы никогда не видеть эту ужасную клоаку. Это самый мрачный застенок из всех застенков. Быть может, будущий историк, поборов отвращение, заглянет под крышу этого дома, и наши дети узнают о вопиющих преступлениях, фактах, перед которыми дела священной инквизиции окажутся слишком бледными.

—«Товарищи», — сказал один из конвойных, — «пожалуйста, здесь на главной улице, идите хорошо и не разговаривайте. Нам не жалко, но за это нам попадет».

— «А как письмишко-то,» — спросил один из арестованных.

— «Все устроим» — ответил красноармеец.

На Миллионной улице, около Павловских казарм нам устроен был первый «привал». Здесь мы немного отдохнули и двинулись дальше.

Когда вышли на набережную, где око начальства уже не видит, тогда по рукам пошли передаваемые открытки и письма по направлению к одному красноармейцу, который дал согласие бросить их в почтовый ящик.

Проходили мимо здания Окружного Суда.

Рядом-незаметно стоявшая громадная тюрьма, носившая скромное название: «Дом Предварительного Заключения».

У самых ворот тюрьмы, в ожидании арестованных, столпилась кучка людей.

— «Вот что, барышня,» — обратился плаксивый старикашка к стоявшей недалеко незнакомой ему девушке, — «позвоните по телефону (он назвал №) и сообщите, что {154} я арестован и переведен в Предварилку, Моя фамилия — Ясинский, Ну, не забудете писателя Ясинского».

— «Хорошо, хорошо г. Я., исполню» — ответила барышня.

— «Да разве вы — писатель», — спросил кто-то из арестованных этого плаксивого, седого ребенка, который еще на Гороховой надоел каждому, назойливо рассказывая, что он не контрреволюционер, а простой обыватель, ехал в трамвае и несочувственно отнесся к большевистской власти, вот я арестован каким-то комиссаром.

— «Нет, я — не писатель, однофамилец» — ответил старик.

Открылась тюремная калитка и мы вошли во двор, где нас снова пересчитали и затем ввели в контору тюрьмы. Большая комната в которой стояло несколько шкапов с «делами», столов, за которыми сидели служащие-барышни и записывали: кто такой, откуда, и спрашивали даже какой национальности и какого вероисповедания.

Часть арестованных тюремный надзиратель перевел в небольшую комнату рядом, Напротив, от двери, там стоял шкаф, в котором помещался телефон, и, не помню, кто-то из наших товарищей начал звонить, но был накрыт «на месте преступления».

В углу стояли красные знамена с лозунгами, конечно: «пролетарии всех стран, соединяйтесь», а также траурные, где большевистские тюремные церберы клялись отомстить буржуазии и помещикам. На стенах, в тех же рамках, в которых красовались портреты «Их Императорских Величеств», теперь были помещены портреты новых хозяев тюрем: Ленина, Троцкого и Зиновьева.

Мы условились, по возможности, поместиться, если не в одной камере, то, по крайней мере, на одном коридоре или галерее. Но наши намерения разбились о тюремную действительность. Часть товарищей пошли в одиночные камеры (в том числе был А. З. Штейнберг), а большинство — в общие.