Неизвестный марксизм Теоретический журнал №3(4) 2011

Вид материалаДокументы

Содержание


Анархизм и национализм
Гулаг: правда и вымысел
Если посмотреть в глубь истории
Не по злой воле, а по требованию жизни
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   14

АНАРХИЗМ И НАЦИОНАЛИЗМ:

ДОРОГИ РАЗНЫХ НАПРАВЛЕНИЙ


К. Бессмертный


В современном российском анархистском движении есть множество проблемных моментов. Среди прочего к ним относится соотнесение разного рода националистических идей с анархизмом.

Как представляется, проблема эта имеет многоплановую природу. В данной статье я постараюсь кратко обозначить многогранность означенной проблемы.

В первую очередь проблема состоит в истории отдельных высказываний Михаила Бакунина и Пьера Жозефа Прудона по «еврейскому вопросу», некоторые панславистские идеи первого, а также наследие широко известной персоны лидера украинского анархистского движения периода Великой Российской революции 1917-21 гг. Нестора Махно.

Безусловно, ситуация еще сложнее, но первоначально может быть сведена именно к этому. Теперь по порядку.

Дело в том, что радикальная социалистическая традиция девятнадцатого века стояла на жестких антикапиталистических позициях, хотя и одновременно с этим далеко не во всем социалисты того времени были последовательны.

Действительно, и Прудон и Бакунин неоднократно позволяли себе нелестные высказывания в адрес евреев. При этом причины у них на то были различными (и в одинаковой степени, при этом, конечно же, не могут быть оправданы).

Так, например, что касается французского «отца Анархии», то для него антиеврейские высказывания были вполне органической частью антикапиталистических идей, что было вполне характерно для позапрошлого столетия. Чтобы оценить типичность подобной позиции стоит отметить также антисемитские высказывания Фурье и Маркса, притом, что последний сам был немецким евреем. С Бакуниным же ситуация на поверку оказывается несколько сложнее.

Известно, что Михаил Александрович нередко позволял себе антисемитские сентенции в своих работах, тем не менее, как таковым антисемитом он не был, так как у него были и как враги, так и друзья еврейского происхождения.

Кроме того, говоря о проблеме взаимоотношения анархизма и национализма, стоит учитывать, что М. А. Бакунин пришел к анархизму только во второй половине 1860-х гг. То есть приписываемые ему анархистские панславистские идеи на самом деле являются просто радикально-социалистическими панславистскими, но не анархистскими – это идейный багаж разного периода. Антигерманские же настроения российского анархизма были также во многом связаны со сложной ситуацией того исторического периода: подъем германского милитаризма Бисмарка, разгром Франции в войне с Пруссией и позиция в данной войне Карла Маркса, фактически благословившего разгром Франции.

Что касается последнего, то здесь уже проявлялось противопоставление двух школ радикального социализма в Первом Интернационале: федералистского антигосударственнического анархизма (антиавторитарного социализма) и государственного коммунизма, вернее сказать коллективизма, так как идеи Маркса имели больше общего именно с этим направлением в социализме, нежели собственно с коммунистическим (этатистского социализма).

Анархизм Первого Интернационал вел свою традицию из Франции, этатизм Маркса и его сторонника происходил из германской социалистической традиции. Таким образом, с позиции Бакунина получалось, что победа Германии и позиция Маркса означали торжество казарменного социализма, военщины и милитаризма над свободолюбием, воплощением которого была Франция в целом, родина Великой Революции конца восемнадцатого века.

При этом Бакунин вовсе не противопоставлял французское государство прусскому. Вовсе нет, он противопоставлял социалистическую революцию торжеству военщины, что и проявилось в его поездке в Лион, где он принял участие в восстании.

Позднее Пётр Кропоткин проявил еще большую непоследовательность, выступив, вместе с рядом других видных теоретиков анархизма в поддержку Антанты в войне с Тройственным союзом. Обоснование при этом было всё тем же: защита свободолюбивой Франции от милитаристской Германии.

Впрочем, для Кропоткина это было логичное продолжение его поддержки национально-освободительных движений. При этом Пётр Алексеевич не более чем выражал лишь одну из позиций по данному вопросу, противостоявшую более сильной антинациональной традиции.

Впрочем антинациональные, антипатриотические постулаты анархистов подверглись с началом Первой мировой войны не меньшему испытанию, чем постулаты социал-демократов (марксистов) из Второго Интернационала. Даже такой последовательный интернационалист и антипатриот как француз Жан Грав подписал вместе с Кропоткиным манифест в поддержку войны.

И, тем не менее, далеко не все анархисты подверглись националистической истерии: подавляющее большинство выступило против войны. В той же Франции хотя Всеобщая конфедерации труда и уже успела деградировать в националистическую сторону, отнюдь не всецело впала в общую истерию, и постепенно в ней стали набирать силу антивоенные настроения, частью выразителей которых были как раз таки анархисты. Среди итальянских анархистов также возобладали антивоенные настроения, так что Итальянский синдикальный союз занял в целом антимилитаристскую позицию. Индустриальные рабочие мира (полуанархистское, революционно-синдикалистское профсоюзное объединение) в США также выступили против войны, что повлекло за собой волну правительственных репрессий.

Последовательную антивоенную позицию сохраняли и испанские анархисты, объединившиеся к тому времени в мощную профсоюзную организацию Национальная конфедерация труда. Хотя Испания и оставалась нейтральной в ходе войны, она была частью мировой капиталистической системы, и была подвержена тем же веяниям, что и мир в целом.

И так далее. И чем более затягивалось война, тем все шире поднимались по всему миру антивоенные, антипатриотические настроения.

При этом отмечу, что 1917 г. не стал непосредственным началом мировой революционной волны, как в том пытаются уверить всевозможные ленинисты, так как уже имела место и Первая российская революция (1905-7 гг.), и революция в Мексике, начавшаяся в 1910 г. А в Испании революционные антиправительственные выступления имели спорадический характер еще с девятнадцатого века. Другое дело, что конец мировой бойни и начала революционных выступлений в одном из ведущих милитаристских государств – Российской империи – способствовал резкой радикализации общественных настроений по всему миру.

 После Первой мировой войны вполне можно говорить о постепенном и, казалось бы, окончательном вытеснении из анархистского движения непоследовательных идей относительно национального вопроса. Стало более чем очевидно, что никакой национализм не может быть оправдан. И тем более правоту антипатриотических и антинациональных идей подтвердило установление диктатур в Португалии, Италии, Германии, России, Аргентине, Испании и ряде других стран.

Потерпевшая поражение революционная волна, мощнейшая экономическая депрессия, начавшаяся в 1929 г. и завершившаяся только с началом новой мировой бойни, поражение Испанской революции 1936-1939 гг., всё это тяжелейшим образом сказалось на состоянии международного рабочего движения. 

Вторая мировая война стала еще большим испытанием для сторонников либертарных идей, чем Первая. Международная ассоциация трудящихся, анархо-синдикалистский интернационал, существующий с конца 1922 г., была к тому времени разгромлена восторжествовавшей на международном уровне реакцией. Тем не менее, её остатки продолжали занимать в целом антивоенную позицию.

Сложнее дело обстояло с остатками испанского анархистского движения, тысячи представителей которого перебрались весной 1939 г. во Францию: в годы новой Мировой войны часть из них заняла жесткие антивоенные позиции против обеих воюющих сторон, большинство же вступило в Движение сопротивления, влившись позднее в ряды армии Союзников. Когда в 1944 г. в Париж входили союзные войска, в их первых рядах шли испанские анархисты.

Позиция испанских анархистов, поддержавших англо-французскую армию в войне против гитлеровской Германии и её союзников сводилась к тому, что они рассматривали данную войну как продолжение антифашистской войны, которую они вели еще в Испании, где они с оружием в руках противостояли Франко и его союзникам из Италии и Германии. К тому же они надеялись, что с освобождением Франции от солдат Вермахта, они пойдут дальше в Испанию, чтобы избавить её от ненавистного режима мятежного генерала. Тем не менее, их надеждам не было суждено сбыться – в планы Союзников вовсе не входил никакой подобный поход.

После мировой войны, хотя и вновь имел место подъем леворадикальных настроений, тем не менее, новая революционная волна не поднялась: частью репрессиями, частью подачками (и весьма щедрыми, как в тех же Соединенных Штатах), частью посредством мифологизации (империалистический сталинистский СССР по историческому недоразумению ассоциировался у многих жителей планеты с левыми, антикапиталистическими идеями) эти настроения были либо подавлены, либо канализированы в безопасное для международного капитализма русло.

Сложившаяся к 1960-м гг. ситуация привела к тому, что часть анархистов, наряду с частью немногочисленных сохранившихся революционных марксистов, выступили в поддержку национально-освободительных движений. Именно в них они видели новый шанс для антикапиталистических идей, ошибочно противопоставляя империализму НАТО и ОВД националистические и антиколониальные настроения в странах Третьего мира. По сути, получалось, что данные антикапиталисты поддерживали идею пролития крови в чисто националистических интересах, при том что реального освобождения трудящихся в этих странах не происходило, просто один, «чужой», хозяин, менялся на другого, «своего». Народ же от этого только еще больше страдал, так как во имя чисто буржуазных интересов жертвовались тысячи и тысячи жизней простых людей.

Созданный в 1968 г. Интернационал анархистских федераций занял жесткие антинационалистические позиции, осудив поддержку любых национально-освободительных движений. В этом ИАФ полностью сходился с традиционной уже позицией МАТ.

Кроме того, в 90-е годы минувшего века наметилось течение так называемого «национал-анархизма», пытающегося совместить в себе отдельные националистические и анархистские идеи. По сути это не более чем один из вариантов «новых правых», и включает в себя две основные составляющие: собственно националистический анархизм (в России к таковым можно отнести сторонников «русского анархизма») и этно-анархизм (чаще всего это неоязычники, либо сторонники раздробления существующего социума по этно-национальному признаку, противопоставляя небольшие этносы крупным национальным образованиям, порожденным Государством и Капиталом).

 

В действительности же ни националистический анархизм, ни этнический, ни поддержка национально-освободительных движений (хоть в Руанде, хоть в Чечне) не имеют ничего общего с собственно анархизмом. Да, в прошлом анархистское движение совершило немало ошибок на данной почве, тем не менее задача настоящего и будущего не повторять ошибки прошлого, а извлекать из них урок и двигаться дальше, и помнить об «опасности коллективных психологических категорий» и несовместимости подлинно народной культуры с любыми видами национализма, о чем неоднократно писал в свое время видный теоретик анархистского синдикализма Рудольф Роккер.

Не абстрактная масса, пусть даже раздробленная на несколько составных частей, но человеческая личность – вот подлинная основа анархизма. И именно на совокупности отдельных свободных личностей должно рождаться анархистское коммунистическое общество, а вовсе не общество должно определять бытие личности.

Ни нация, ни этнос, но человек, свободный от каких бы то ни было предрассудков и живущий во взаимопонимании и взаимосотрудничестве с другими столь же свободными людьми может и должен составлять первооснову безгосударственного общества.

В противном случае анархисты обречены на извечное хождение по граблям, что рано или поздно окончательно похоронит либертарное движение, а, вместе с тем, и на избавление мира от эксплуатации человека человеком, войн, насилия и экологических бедствий.

 

 15.10.2011

 


ИСТОРИЯ


ГУЛАГ: ПРАВДА И ВЫМЫСЕЛ


Историки Юрий и Михаил МОРУКОВЫ в беседе с политическим обозревателем «Правды» Виктором КОЖЕМЯКО


Это сочетание пяти букв – ГУЛАГ – стало в своё время одним из главных таранов, направленных на разрушение Советской державы и в конце концов уничтоживших её. Но и сегодня, двадцать лет спустя после осуществления той роковой для нашей страны задачи, оправдавшее себя оружие продолжает использоваться вовсю.

Кем? Назовём их обобщенно десталинизаторами, имея в виду известное направление властных усилий. Для чего? На первый взгляд, чтобы окончательно заклеймить и похоронить всё светлое в памяти о советской эпохе для недопущения возврата к социальной справедливости. Если же взглянуть глубже, целью видится уничтожение России.

Да, как мы убедились, прошлое может быть очень ловко использовано для перекройки и даже ликвидации будущего. Целой страны! Внушение народу комплекса исторической неполноценности, ущербности, преступности сопровождается назойливой игрой по одним и тем же нотам: незаконный Октябрьский переворот и жестокость большевиков во время Гражданской войны, кровавый сталинский режим и 1937 год, репрессии и ГУЛАГ…

Знаковым стало внедрение солженицынского сочинения «Архипелаг ГУЛАГ» в школьную программу для обязательного изучения. Но несёт ли истину о сложнейшем историческом периоде этот «роман»? Ту истину, которая – согласимся с В.И. Лениным – конкретна: всё зависит от условий, места и времени.

Историки Юрий Николаевич Моруков и Михаил Юрьевич Моруков, отец и сын, много лет занимающиеся изучением не мистифицированного, а реального ГУЛАГа, готовы чуть ли не постранично опровергать Солженицына и всех других, кто спекулировал и продолжает спекулировать на этой острой теме, а им несть числа.

Спекулировать легко, если люди плохо знают подлинную историю. И мой разговор со знающими, компетентными специалистами Юрием и Михаилом Моруковыми, который я начинаю сегодня, разговор с учёными, честно исследующими истинный ГУЛАГ, имеет важную цель – помочь всем читателям лучше понять, что это было, почему было и как.


Если посмотреть в глубь истории

Виктор КОЖЕМЯКО. Прежде всего, дорогие Юрий Николаевич и Михаил Юрьевич, скажу, как я вас разыскал. Сперва мне счастливо попалась интереснейшая книга Михаила Морукова «Правда ГУЛАГа из круга первого». Счастливо, потому что вышедшая в издательстве «Алгоритм» книга эта разлетелась почти мгновенно, так что мог бы я её и не увидеть. А потом, в конце прошлого года, когда смотрел на 5-м канале телевидения очередную передачу известного цикла «Суд времени», восхитило меня краткое, но весьма впечатляющее выступление одного из приглашённых историков. Речь шла о первой пятилетке, о её стройках, и Сванидзе, как обычно, бросил «фирменную» свою реплику: «Это всё построили лагерники!» (Ранее, в передаче о стахановском движении, в которой мне довелось участвовать, он то же самое повторил не раз). И вдруг поднявшийся с места историк, незнакомый мне, спокойно парировал: «Один процент». «Что один процент?» – переспросили его. «Лагерники построили от всего созданного за первую пятилетку». А далее очень убедительно, со знанием дела это раскрыл.

Обратил я тогда внимание на фамилию – Моруков и сразу вспомнил, что у автора книги о ГУЛАГе, которая мне очень понравилась, такая же фамилия. Оказалось, там сын, а это – отец, и оба историки, оба разрабатывают одну тему, столь злободневную ныне, – ГУЛАГ. Вот и захотелось непременно свести вас с читателями «Правды». Чтобы узнали они то, чего не знают о ГУЛАГе. У меня самого, как и у наших читателей, много есть вопросов на эту тему. С чего начнём?

Юрий МОРУКОВ. С исходного. Ведь ГУЛАГ трактуется, причём теперь уже традиционно, как некое бесчеловечное изобретение злодеев-большевиков. Но дело в том, что уголовно-исполнительная система, частью которой на определённом историческом этапе являлся ГУЛАГ, существовала, существует и, наверное, будет существовать всегда. Во всяком случае, в обозримом будущем. И везде. То есть везде осуждённые использовались в качестве рабочей силы.

В России первое упоминание об использовании труда осуждённых относится к 1605 году. И затем это продолжалось на протяжении столетий – для ускорения экономического и военно-стратегического развития страны. Особенно усилилось во времена правления Петра I, который ввёл каторжные работы. Петербург, Азов, значительная часть других крепостей строились во многом трудом каторжников.

Надо заметить, что в силу ряда исторических обстоятельств, начиная с татаро-монгольского нашествия, отбросившего нас на несколько веков назад, Россия не раз вынуждена была догонять окружающий мир. Действуя в чрезвычайных условиях, до предела напрягая все возможности и ресурсы. Такой, конечно, была и деятельность Петра.

В.К. Принудительный труд правонарушителей государством как-то регламентировался?

Михаил МОРУКОВ. Да. При Петре, когда в стране широко развёртывалось городское, крепостное и вообще военное строительство, происходит выделение каторжных работ как особой формы принудительного труда. На эти работы осуждаются люди за особо тяжкие преступления.

Следует, однако, помнить, что основная масса населения дореформенной России также являлась объектом внеэкономического принуждения со стороны государства и его «доверенных агентов», то есть дворянства как господствующего класса. В этих условиях дворянство обладало широкими возможностями в использовании принудительного труда и как наказания. Тем не менее, только за вторую половину XVIII века было издано около 100 законодательных актов, регламентировавших содержание и условия труда осуждённых, что свидетельствовало о важности для государства такого рода деятельности.

Замечу, что специфической функцией каторжного труда, обусловленной исключительно государственным характером применявшегося принуждения, стала колонизация окраинных и слабозаселённых районов страны. В качестве примера можно сослаться на историю Нерчинской каторги, которая и появилась в 1760 году, в разгар разорительной Семилетней войны, чтобы усилить разработку тамошних серебряных рудников для восполнения военных расходов. Тогда было принято обстоятельно разработанное решение обеспечить заводы в Нерчинском уезде рабочими и «базой снабжения» именно за счёт каторжных и ссыльных, то есть за счёт принудительного труда.

Ю.М. В XIX веке император Александр II по реформе 1879 года вводит обязательный труд не только для каторжников, а для всех заключённых. И вот, скажем, великая Транссибирская железнодорожная магистраль в значительной мере ведь руками заключённых была построена. А ещё раньше на юге Украины строились железные дороги так называемыми трудовыми ротами – из числа осуждённых военнослужащих. Примеры подобные можно продолжать…

Не по злой воле, а по требованию жизни

Виктор КОЖЕМЯКО. Мы углубились в далёкую историю, а хотелось бы подойти непосредственно к главному для нашего разговора – к ГУЛАГу. Когда появилось само это название?

Михаил МОРУКОВ. В 1930 году. Сначала, 25 апреля, было создано Управление лагерями ОГПУ, а с 1 ноября того же года был введён новый штат, и теперь это стало уже Главное управление исправительно-трудовых лагерей – сокращённо ГУЛАГ. Если же говорить о сути, то это было одно из хозяйственных подразделений ОГПУ, а затем НКВД, основной функцией которых являлось ведение производственной деятельности в различных отраслях народного хозяйства. С привлечением как вольнонаёмной рабочей силы, так и труда заключённых.

В.К. Но заключённых, конечно, в первую очередь?

М.М. Разумеется. Обратите внимание при этом, что ГУЛАГ возник не по какому-то злому умыслу и вовсе не одновременно с Советской властью. После Октябрьской революции он имел свою предысторию, стал результатом определённых (и немалых!) организационных поисков.

Юрий МОРУКОВ. В принципе, получив разрушенную страну, большевики просто обязаны были максимально использовать все ресурсы. Существовавшая, может быть, у кого-то надежда, что люди в изменившихся социальных условиях перестанут хулиганить и воровать, совершать другие преступления, не оправдалась. Заключённых много, и на них тратятся огромные средства. Представьте, в 1928–1929 годах затраты на содержание осуждённых оказались сопоставимыми с затратами на выполнение плана ГОЭЛРО!

М.М. Да, 120 миллионов рублей в год тратилось на создание всех электростанций и 108 миллионов – на содержание заключённых…

Ю.М. Могло ли государство и дальше позволять подобную роскошь? Естественной стала идея: организовать дело так, чтобы заключённые работали, обеспечивая себя.

В.К. А что, до конца 20-х годов они не работали?

Ю.М. До 1928 года практически нет. Были, конечно, какие-то кустарные мастерские, но они погоды не делали. Безработица существовала в стране, и в таких условиях труд заключённых негде было использовать.

М.М. Нам придётся опять заглянуть в более дальнюю историю, чтобы всем стало ясно: проблема эта – использование труда заключённых – вовсе не была какой-то сугубо советской. Ещё при Александре II заключённые были разбиты на две категории: ссыльно-каторжные, которые работали в тех районах, куда их ссылали, и основная масса сидящих по тюрьмам. Но, в силу исторического развития, тюрьмы расположены, как правило, в центральных районах страны, хозяйство вокруг развито, безработица большая. В этих условиях любая попытка конкурировать заключённым со свободным трудом вызывала бы общественное недовольство. Поскольку это означает, что заключённые лишают хлеба тех, кто честно живёт и работает.

Та же самая ситуация выявилась и в советское время. Тюрьмы и дома заключения никуда из центральных районов не делись. А в 20-е годы НЭП означал фактически узаконение безработицы в стране. Построить при этом полноценное производство на основе тюрем, домов заключения было просто невозможно.

Да, как уже говорилось, там существовали мастерские, там стояли станки, была даже сделана попытка организовать образцовые хозяйства на базе разорённых помещичьих имений. Но, естественно, пока существовала большая безработица в центральных районах, труд заключённых здесь мог быть только кустарным. А раз кустарный, значит, не прибыльный, и основной задачи он не решал – не покрывал расходов на содержание осуждённых.

Грубо говоря, вся страна чинит керосинки, и если то же самое будут делать заключённые, это лишь добавит конкуренции на рынке труда. Но тогда рабочие обратятся в профсоюзы, обратятся в Советское правительство, и тех же заключённых «урежут». Потому что, вполне понятно, интересы честных тружеников дороже.

А вот то направление, которое в Российской империи представляли собой ссыльнокаторжные и ссыльнопоселенцы, естественно, в Гражданскую войну заглохло. Потому что на этих территориях перекатывались взад-вперёд армии противоборствующих сторон, и было здесь не до использования какого-либо труда вообще.

В.К. После Гражданской войны мысль Советского руководства обратилась именно к этому направлению?

М.М. Не сразу. Всё обусловливалось жизнью, её этапами, всё диктовали условия развития. А сначала надо было с помощью НЭПа элементарно восстановить подорванную экономику и социальную жизнь. Но вот когда встали задачи расширения топливно-сырьевой базы, валютной базы и, наконец, развития инфраструктуры, именно в этом направлении стала двигаться мысль руководства страны.

Что такое расширение топливно-сырьевой базы? Это разведка, разработка и добыча новых полезных ископаемых. Что такое расширение валютной базы? Это опять-таки сырьё и лес, продаваемые за валюту, необходимую для закупки техники за рубежом. Представим, геологи где-то прошли и нашли перспективные месторождения, которые помогут поднять советскую промышленность. Но – эти месторождения за несколько тысяч километров тайги и горных хребтов, куда нет никаких дорог и где нет никакой другой инфраструктуры. Нет ничего!

Вот и появилась идея сделать основой пенитенциарной, то есть исправительной, системы исправительно-трудовые лагеря, создавая их в необжитых районах страны для освоения и включения в общехозяйственную жизнь Советского Союза, или, как говорилось тогда, с целью пионерства. Процитирую высказывание наркома юстиции Янсона, относящееся к 1929 году: «Лагеря должны стать пионерами заселения новых районов…»

В.К. А кто персонально был автором идеи? Кому первому она пришла в голову?

Ю.М. Невозможно сказать. Необходимость массового использования труда осуждённых, прежде всего в окраинных, необжитых, труднодоступных районах, назрела и настойчиво диктовалась самой жизнью.

Об этом шла речь и на Первом всесоюзном совещании пенитенциарных деятелей, состоявшемся в Москве в конце 1928 года. Это же выдвигалось на первый план и в совместной докладной записке наркоматов юстиции, внутренних дел и ОГПУ, направленной в Совнарком РСФСР 13 апреля 1929 года. Здесь уже доказывалась необходимость создания системы трудовых лагерей и, в частности, выдвигались предложения по организации в районе Олонца–Ухты лагерей общей емкостью 30 тысяч человек. Предлагалось также впредь всех лиц, осуждённых на срок от трех лет и выше, использовать для колонизации северных окраин страны, для разработки их природных богатств.

Предложения трех наркоматов рассматривались месяц, и 13 мая 1929 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление, официально дававшее старт коренному преобразованию пенитенциарной системы. Документ требовал «перейти на систему массового использования за плату труда уголовных арестантов, имеющих приговор не менее трех лет, в районе Ухты, Индиго и т.д.» Для выработки решений по конкретным областям использования труда заключённых была образована специальная комиссия. На основе ее предложений 11 июля 1929 года Совнарком СССР принимает постановление об использовании труда уголовно-заключённых. Этим правительственным документом ОГПУ и другие ведомства обязывались срочно разработать комплекс мер по колонизации осваиваемых районов.

М.М. Вот так рождалась организация, названная ГУЛАГом. Не по неразумной или злой воле Сталина, а как результат целого комплекса экономических и социальных факторов. Основной задачей экономической деятельности этой организации в соответствии с Положением об исправительно-трудовых лагерях, принятым СНК СССР 7 апреля 1930 года, стало освоение окраинных районов страны.