Решат Нури Гюнтекин Зеленая ночь
| Вид материала | Документы |
- Горячие ночи Востока!!!, 671.35kb.
- Горячие ночи Востока!!!, 667.56kb.
- Правила страхования в рамках международной системы страхования гражданской ответственности, 219.25kb.
- Benvenuto in italia краков, 251.25kb.
- Давным-давно прошли те времена, когда ночь была полновластной хозяйкой Земли, 4100.67kb.
- Программа тура Монреаль (2 ночи), Квебек, Оттава (1 ночь), Торонто (1 ночь), Ниагарские, 37.28kb.
- Лучшее время для выполнения программы начиная с октября. Летом возможны дожди, в июне, 228.19kb.
- Загадочный индокитай: мьянма+лаос янгон (1 ночь) – Баган (2 ночи) Мандалай (2 ночи), 325.49kb.
- Мьянма: экскурсии + пляжный отдых янгон (1 ночь) – Баган (1 ночь) – Мандалай (1 ночь), 252.72kb.
- Мрак. Только черные скелеты веток. Только жухлая трава под чуткими ступнями. Только, 4354.57kb.
События очень скоро подтвердили слова Неджиба Сумасшедшего. Доктор дал мальчику только укрепляющее лекарство.
— Мальчик на самом деле слабенький,— заявил Кяни-бей, но, слава аллаху, никаких болезней я у него не обнаружил. Можно приступить к занятиям у хафыза прямо сейчас же, не вижу к тому особых препятствий. Что же касается справки, то, если из официального учреждения последует запрос и распоряжение, я тотчас же напишу.
Шахин-эфенди и Неджиб всячески пытались помочь матери, они обращались и к другим врачам. Некоторые находили, что у Бедри слабая грудь, но никто не осмеливался открыто признать, что состояние здоровья не позволяет мальчику заниматься у хафыза. А врачи евреи и христиане испуганно заявляли:
— Нас о таких вещах не спрашивайте! Мы не можем вмешиваться в дела, касающиеся вашей веры.
И только один молодой военный врач, капитан, подтвердил, что Бедри не выдержит чрезмерной нагрузки, умственной и физической.
Шахин-эфенди, разумеется, не ожидал, что почти все врачи будут вести себя подобным образом. Еще одна рана, еще один удар в больное место!.. Однако это не могло сломить ни убежденности, ни решимости Шахина.
Интерес к маленькому Бедри постепенно угас.
Новая война, разгоревшаяся между чиновниками вакуфного управления и членами городской управы, завладела умами жителей городка и заставила их на некоторое время забыть об Эмирдэдэ и о Шахине-эфенди.
Однако учителя не могло обмануть такое затишье, он прекрасно понимал, что из искры, тлеющей пока где-то в глубине, в один прекрасный день снова вспыхнет пламя.
Школа по-прежнему находилась под непрестанным надзором. Как раз в эти дни по рекомендации Эйюба-ходжи назначили инспектором начального обучения некоего софту по имени Хулюси-эфенди.
Новый инспектор стал чуть ли не ежедневно являться в Эмирдэдэ в самое неожиданное время и подолгу просиживал на уроках, просматривал тетради, беседовал с учителями и детьми и все тщательно записывал.
Шахин-эфенди и его друзья вели себя с чрезвычайной осторожностью, много работали, усердно и очень аккуратно. Для них школа превратилась как бы в осажденную крепость, которую противник может захватить лишь внезапной атакой, поэтому они всячески стремились укрепить оборону.
Самое серьезное обвинение, которое выдвигали против школы,— это безбожие и вероотступничество. В народе ходили всякие нелепые слухи, грозившие превратиться в страшную лавину, которая может нежданно-негаданно обрушиться на школу и смести все на своем пути.
Долго раздумывал и искал выхода Шахин-эфенди, наконец решил: если невозможно вырвать с корнем это зло, нужно каким-то образом хоть нейтрализовать воздействие сплетен на людей серьезных и сознательных, преградить путь к дальнейшему их распространению.
Вскоре представился удобный случай: в газете «Сары-ова» появилась статья под заголовком: «Неуважение к обители усопших». Автором статьи был местный знаменитый поэт и летописец Ресаи-мулла.
Прочитав заглавие, Шахин-эфенди сначала не мог понять, в чем дело, но, ознакомившись со статьей, сообразил, что речь идет о кладбищах.
Оказывается, Ресаи-мулла недавно побывал на кладбище и нашел его в плачевном состоянии. Стены гробниц
кое-где обвалились, многие могилы сровнялись с землей... Городская управа зря тратит деньги на прокладку водопровода, на строительство проспекта, а о кладбищах совсем не думает... Разве может быть благополучен и счастлив народ, который забыл о могилах, находящихся в запустении. Если так будет продолжаться, то страна скоро погибнет... Аллах низвергнет на Сарыова каменный дождь...
Шахин-эфенди нашел именно то, чего искал. Два дня трудился он, составляя ответ на статью. В своем ответе он отчасти соглашался с мнением почтенного Ресаи-мул-лы. Конечно, управа должна следить за кладбищем, однако эта обязанность нисколько не важнее, чем доставка воды в город или прокладка дорог. По законам истинной мусульманской религии, могилы и гробницы вовсе не имеют такого важного значения и не являются обителями святости, как принято обычно думать.
Свои утверждения Шахин-эфенди аргументировал многочисленными ссылками на мусульманские предания и традиции.
В общем-то старшему учителю не было никакого дела ни до дорог, ни до кладбища, и он совсем не собирался брать под защиту городскую управу. Просто статья была для него удобным предлогом, чтобы дать всем понять, что он человек сведущий в вопросах религии и шариата, и если он является противником мракобесия и реакционности, то это не мешает ему оставаться ревностным мусульманином.
Когда разыгрался скандал из-за маленького Бедри, Шахин воспользовался поддержкой ответственного секретаря Джабир-бея, теперь же он намеревался именем мю-дерриса Зюхтю-эфенди защитить школу от тех, кто обвинял ее в распространении безбожия. И свой ответ, предназначенный для публикации в газете, он написал только с этой целью.
Однако в газете «Сарыова» напечатать статью отказались, и на очередном вечернем сборище в учительском обществе Шахин пожаловался Зюхтю-эфенди:
— Нашему почтенному учителю, может быть, не понравилась моя статья? Вы считаете, бей-эфенди, она неудачно написана? Однако вы не можете не согласиться с теми положениями, которые я выдвигаю. В сущности, мысли эти не новы и представляют не что иное, как выражение, может быть, несколько в иной форме, тех самых истин, которые мы так часто слышим от вас, нашего учителя... С вашего разрешения я прочту статью. Если высказанные мною суждения ошибочны, прошу меня поправить, ибо только вы можете наставить нас на путь истинный.
Шахин-эфенди прочитал свою статью перед собранием, где присутствовало человек тридцать,- тут были учителя и в фесках и в чалмах.
С некоторых пор Зюхтю-эфенди стал недолюбливать учителя Эмирдэдэ. Однако на этот раз он вынужден был согласиться со статьей.
— Что ж, вы правы,— нехотя процедил почтенный мюдеррис.
Старшего учителя явно не удовлетворяло столь неохотно высказанное одобрение, поэтому он счел нужным поделиться с мюдеррисом-эфенди некоторыми соображениями о религиозном воспитании и обучении. И на этот раз Ша-хин получил одобрительный ответ: «Весьма удачно... Уместно... Верно...»
На следующий день Неджиб Сумасшедший, встретив своего товарища, сказал сердито:
— Что это с тобой! Уж не собрался ли ты стать обновленцем?
Шахин-эфенди слегка покраснел и опустил голову.
— Ничего не поделаешь, не хотелось мне, да так нужно. Только заступничество Зюхтю-эфенди может прекратить сплетни о том, что я безбожник. Мюдеррис-эфенди соизволил подтвердить, что мои познания в вопросах религии и шариата дают мне право быть учителем школы, а ото в настоящее время только в нашу пользу...
Поистине все меры предосторожности, которые можно было принять в школе Эмирдэдэ, были предприняты: школа походила на крепость, готовую отразить штурм неприятеля. Но Шахин-эфенди прекрасно знал, что в крепости есть предатели, тайком работающие на врага,— два учителя из чалмоносцев и несколько великовозрастных учеников...
Инспектор Хулюси-эфенди получал от них доносы даже тогда, когда не бывал в школе.
На театре военных действий шла перегруппировка. Раньше войска Эйюба-ходжи, сосредоточив все свои силы
144
на одном участке, ставя своей целью захват «маленького Ведри», атаковали единым фронтом, однако успеха не имели и, отступив, решили изменить тактику. Теперь все усилия они направили на сбор разведывательных сведений, проводя в то же время серию небольших атак с целью измотать противника и ослабить его обороноспособность. Они надеялись, что бои местного значения, мелкие стычки с каждым днем будут все эффективнее и в конце концов перерастут в генеральное наступление, которое с божьего благословения разрушит до основания очаг гнусности и безбожия, именуемый школой Эмирдэдэ.
Уход мальчика с уроков, драка учеников на улице, громкий смех в классе, шум и возня ребят в коридоре — все становилось происшествием и превращалось в дело; тайные наблюдатели сразу же посылали обстоятельные докладные инспектору Хулюси-эфенди.
Используя эти сведения, незадачливый инспектор пытался учинить настоящее расследование. Однако в дела учебные он не осмеливался вмешиваться, ибо знал, что Шахин-эфенди весьма образован, хорошо разбирается как в религиозных науках, так и в вопросах воспитания и легко положит его на обе лопатки. Инспектор очень боялся наделать каких-нибудь глупостей,— ему обещали, правда пока еще неофициально, должность директора учительского института, поэтому любой ложный шаг мог привести к краху всех надежд...
Шахин-эфенди был доволен своими коллегами по школе. С одним он подружился, почти сразу же как прибыл в Сарыова. Других двух учителей, которые были как-то близки с софтами, он быстро привлек на свою сторону, завоевав их доверие. Правда, бедняги не ведали, какому делу служат, но работали хорошо, твердо шагая по указанному им пути. Что же касается еще двух учителей, зловредных смутьянов, то Шахину-эфенди пришлось чуть ли не защищать их от своих же собственных товарищей.
— Вот вы считаете,—. говорил он им,-*- что даже два недруга — это много. А ведь когда в корзине с яйцами находят два тухлых, никто от этого в ужас не приходит.
Шахин-эфенди даже не мог сердиться на своих врагов, он их просто жалел. Впрочем, он давно решил при первом же удобном случае отделаться от них, уволив из школы.
10 Решад Нурн Гюнтекин
145
И к ребятам, ставшим доносчиками, Шахин чувствовал только жалость, он понимал, что низости и подлости несчастные научились у своих родныхг поэтому трудно было их в чем-либо обвинять.
XVH
Иногда в школу приходили женщины; правда, такие посещения были крайне редки. Обычно приходили уже немолодые матери или бабушки, которые не стеснялись разговаривать с мужчинами, во всяком случае, не видели в этом ничего предосудительного.
Однажды возле своего кабинета Шахин-эфенди увидел женщину, закутанную в черный чаршаф; лицо ее было закрыто пече. Шахин в застенчивости склонил голову и спросил:
— У вас, наверно, какое-нибудь дело ко мне, валидэ *-ханым?
При словах «валидэ-ханым» незнакомка оживилась, складки чаршафа кокетливо заволновались. Приятный свежий голосок произнес:
— Благодарю вас за внимание, эфендим. Да, у меня к вам просьба... Если разрешите, я войду.
Не дожидаясь ответа, женщина проскользнула в кабинет. Кажется, на этот раз посетительница была молодой. Но Шахин-эфенди просто не представлял, что такое, в сущности, женщина. В Сарыова он привык слышать надтреснутые и грубые голоса старух. Поэтому незнакомка показалсь ему сразу же существом необычайным. Старший учитель настолько растерялся и даже испугался, что застыл в дверях в нерешительности, не осмеливаясь поднять глаза.
*-* Эфендим,—? сказала молодая женщина, —* у меня есть родственник, мальчик-сирота, ради него я вас и побеспокоила. Очень прошу, если это можно, принять его в вашу школу.,К сожалению, его до сих пор еще не учили как следует, но мальчик толковый и умный.
*-* Хорошо, хемшире-ханым... Приведите мальчика, мы познакомимся с ним,— ответил Шахин-эфенди.
Посетительница оказалась довольно разговорчивой. Не ожидая приглашения, она уселась на стул и начала подробно излагать учителю историю мальчика. Шахин-эфен-146
ди на мгновение оторвал от пола глаза и посмотрел на гостью. Пече, прикрывавшее ее лицо, было таким же тонким, как носят дамы в Стамбуле. Да и по говору чувствовалось, что она из Стамбула.
Незнакомка показалась Шахину прекрасной, хотя под черным тюлем было довольно трудно различить черты ее лица. Только видно было, как ослепительно сверкали черные глаза и улыбались алые губы.
Когда женщина покинула кабинет, учитель долго глядел ей вслед и думал: «Вот я смеюсь над теми, кто горел в пламени любви, кончал жизнь самоубийством... А может быть, они и правы?»
Через два дня молодая женщина снова появилась, но мальчика с ней не было...
— Малыш немного нездоров, эфенди, вот я и пришла предупредить вас, чтобы вы не сочли меня обманщицей.
Шахину столь чрезмерная правдивость показалась несколько излишней, и он сказал:
— Вы напрасно беспокоитесь. Когда, бог даст, мальчик поправится, вы его и приведете.
На этот раз в кабинете, кроме них, были еще учитель и родственник какого-то ученика. Несмотря на это, посетительница уселась без приглашения, вмешалась в разговор и принялась непринужденно болтать.
«Бедняжка, наверно, совсем недавно в этих краях,— подумал Шахин-эфенди.— Не знает ни местных обычаев, ни порядков. Все думает, что она в Стамбуле».
Учитель и его собеседник уже покинули кабинет, а гостья словно и не собиралась уходить, она рассказывала о том, как училась в Стамбуле.
Нельзя сказать, что Шахину были неприятны эти разговоры, но разве можно так долго сидеть и болтать — это уже неприлично! И он с нетерпением ждал ее ухода. Шахин держался как можно неприступнее, на ее вопросы отвечал короткими «да» или «нет», стараясь придать голосу ледяной тон, однако женщина, казалось, не обращала на это ни малейшего внимания.
Вдруг она заявила, что хочет пить, налила воды из графина, откинула пече и больше его уже не опускала...
Столь неожиданный поступок привел Шахина-эфенди в неописуемый ужас. Если кто-нибудь войдет в эту минуту в кабинет!.. Он уже не сможет оправдаться перед людьми... Совершенно ясно, эта наивная женщина, коренная жительница Стамбула, просто не понимает, как могут расценивать в Сарыова подобное поведение. Шахин поднялся, вид у него был хмурый.
— Эфендим,— сказал он, запинаясь,— с вашего разрешения, я вынужден покинуть вас, у меня урок.
Неужели эта женщина не в своем уме? Приходит чуть ли не два раза в неделю... А мальчик, который должен поступить в Эмирдэдэ, так и не появляется. Болезнь прошла, потом случилось еще какое-то несчастье, потом снова болезнь...
Частые визиты назойливой гостьи тяготили Шахина-эфенди, он встречал ее уже подчеркнуто холодно. Но она по-прежнему ничего не замечала. Стоило ей переступить порог, как она сразу же поднимала вуаль и, как ни в чем не бывало, с открытым лицом начинала смеяться, непринужденно болтать, неподобающе шутить и издеваться над старшим учителем. Оставалось единственное средство, чтобы избавиться от нее: просто-напросто выгнать. Однако на такой поступок Шахин не был способен. Когда нужно, он мог без стеснения обидеть даже самых любимых и дорогих ему людей... Но женщину... Тут он был бессилен. И еще одно обстоятельство останавливало его. Впервые в жизни на его дружбу претендовала женщина. Нет, он не в силах обидеть и прогнать первую, а может быть, и последнюю женщину, блестящие черные глаза которой смотрят ему прямо в лицо, алые губы улыбаются и дразнят...
Однажды вечером Шахин рассказал Неджибу Сумасшедшему о назойливости этой особы. Инженер принялся отчаянно хохотать.
— Послушай, уж не влюбилась ли в тебя эта женщина?..
Шахин тоже рассмеялся.
— Все может быть... А впрочем, чего сомневаться. Конечно, любая должна влюбиться в юношу, похожего на прекрасную розу! Да, да розу, которую создал и воспел аллах! Вот, кстати, и повод, чтобы немного "привести себя в порядок, погладить костюм, постричь волосы, бороду...
— Не говори так, Доган-бей,— прервал его Неджиб.— Существ, которых именуют женщинами, порой так трудно понять... Кстати, у тебя опыта по этой части — никакого.
148
Они иногда влюбляются как безумные в таких парней, которым даже плюнуть в лицо не хочется... Правда, и у тебя физиономия не бог весть какая... довольно-таки корявая... Однако кто знает...
Инженер внимательно смотрел Шахину в лицо.
— Стой-ка, не шевелись! — неожиданно воскликнул Неджиб.— Сиди смирно... Я сделал удивительное открытие... Честное слово, ты не так уж уродлив, как я считал... Правда, твой прекрасный луноподобный лик разукрашен, словно подошва солдатских ботинок, густо утыканная гвоздями. А редкая бороденка, прямо скажем, придает твоему лицу... особую прелесть... Но вот глаза и рот, клянусь тебе, скрашивают все безобразие! Будь я женщиной, непременно бы влюбился в тебя... И знаешь за что? За умный взгляд и волевой рот. Потом у женщин есть одно несомненное достоинство: они не выносят дураков, даже если сами невежественны и глупы... Вот это умение отличать глупцов от умных у них, по-моему, врожденное, как и потребность любить. Так что ты особенно не отчаивайся, Доган-бей. Вполне может быть, что эта женщина влюбилась в тебя.
Инженер довольно долго разглагольствовал все в том же духе. Слушая его, Шахин-эфенди только посмеивался да отшучивался.
Однако, когда пришло время ложиться спать, старший учитель, прежде чем отправиться на покой, взял зеркало со стола Расима и долго и внимательно рассматривал свое лицо.
На следующий день, когда незнакомка пришла в школу, Шахин-эфенди без всякого предисловия обратился к ней:
— Хемшире-ханым, ваши визиты для меня, разумеется, большая честь, однако поймите меня как следует. Сарыова — страна сплетников.— Голос Шахина звучал строго и категорически.— Ваши частые посещения школы, может быть... да нет, не может быть, а непременно привлекут всеобщее внимание. И упаси нас господь, имена наши станут трепать кому только не лень... Вы — женщина, я — школьный учитель... Учитель должен пользоваться доверием и симпатией народа. А всякие сплетни счастья нам с вами не принесут. Поэтому прошу вас более в школу не приходить.
Произнеся эти заранее приготовленные слова, Шахин-эфенди с облегчением вздохнул, словно выполнил очень трудную миссию. Он ожидал, что гостья безмолвно встанет и удалится. И правда, молодая женщина поднялась со стула, но не затем, чтобы уйти. Она приблизилась вплотную к Шахину и взглянула ему прямо в лицо,.
Учитель окаменел.
Женщина заговорила:
— Эфендим, ведь я из Стамбула и не вижу ничего плохого в том, что мужчина и женщина дружат. Я чув-> ствую себя тут совсем одинокой, в городе не с кем даже поговорить... А с вами так интересно. Мне нравятся ваши мысли, идеи, намерения... Да и не только мысли...
Шахин-эфенди не в силах был поверить своим ушам, он смущался и краснел, как деревенская невеста, впервые оставшаяся наедине со своим женихом.
Женщина продолжала:
— Если вы того желаете, что ж, хорошо... я не буду больше сюда приходить... Но к вам я очень привыкла... Ведь никто нас не осудит, если мы будем встречаться где-нибудь в другом месте... Например, мы можем, когда вы будете свободны, совершать вместе прогулки за городом..
У Шахина-эфенди потемнело в глазах, сердце сильно забилось, однако он ответил с невозмутимым видом:
— Даже не думайте об этом... Мне очень жаль, но я вынужден распрощаться с вами навсегда.
Женщина сделала движение, словно хотела схватить его за руку, она пыталась еще что-то сказать, но Шахин-эфенди поспешно отпрянул назад. К счастью, в это время в комнату вошел Расим, и это спасло старшего учителя.
— Как я уже вам сказал, эфендим,— сурово произнес Шахин,— вам нет надобности впредь утруждать себя посещением школы. Как только мальчик поправится, вы пришлете его вместе с документами. Само собой разумеется, мы принимаем всех, кто приходит в нашу школу.
Молодая женщина поняла, что упорствовать бесполезно. Она опустила покрывало и покорно вышла из комнаты.
Чего хотела эта женщина? Кто она? Что у нее за душой? — напрасно пытался Шахин разгадать эти загадки. Неужели она действительно из Стамбула и ей скучно в этом городке? Или же это просто сумасбродная, а может 150
быть, беспутная особа? Судя по тому, как вольно и даже бесстыдно она держится, ее можно принять за женщину легкого поведения. Однако Шахин-эфенди не осмеливался обвинять ее в таком тяжком грехе. Ведь он совсем не знал женщин, а разве можно судить о человеке только по его разговорам и поведению.
Оставалось последнее предположение: эта женщина, как определил Неджиб, все-таки воспылала к нему необъяснимой симпатией.
И хотя Шахин безусловно обладал здравым смыслом и был очень самокритичен, это предположение показалось ему вполне приемлемым. Понравиться женщине, быть ею любимым — пусть такое предположение верно только на одну сотую,— какое это утешение для него! Он всегда будет вспоминать об этой истории, может быть, и не стоящей внимания... Будет вспоминать с нежностью, как великое любовное приключение в его жизни...
Ночь предвещала бурю. Расим, получив отпуск на двадцать дней, уехал в Стамбул по делу о наследстве. Шахин-эфенди остался один в школе.
Он сидел в своей комнате и исправлял работы учеников, когда неожиданно раздался стук во входную дверь. Иногда по вечерам в школу приходил Неджиб Сумасшедший, чтобы потолковать о жизни или пожаловаться на нее.
Думая, что заявился друг, Шахин-эфенди спустился вниз, но на улице у дверей он нашел женщину, сидевшую на пороге.
— Кто вы? Что вам угодно? Женщина застонала:
— Ради бога, глоток воды...
— Вы больны?
Упираясь руками в дверь, женщина безуспешно пыталась подняться. Плотный, грубошерстный чаршаф скрывал ее фигуру, лицо было закрыто.
— Вы заболели? — еще раз спросил Шахин.- Что вам здесь надо?
— Я иду из деревни,— отрывисто ответила женщина слабым голосом.— У меня в Сарыова брат живет. Мне дали бумажку с его адресом... но я потеряла ее... Полдня искала по всем улицам, не могла найти... В дороге, пока шла, заболела... Вот и осталась на улице... без пристанища... И никого в Сарыова не знаю... Ради аллаха, приюти меня...
Слезы душили несчастную, она не могла говорить и, припав головой к косяку, разрыдалась, вздрагивая всем телом.
Шахину-эфенди стало жалко бедняжку.
— Хемшире-ханым, мы должны помогать друг другу, это наш долг, но здесь школа, не могу я тебя здесь принять, не разрешается...