Geum.ru

Правозащитный центр "мемориал" memorial human rights center

Вид материалаДокументы

Содержание


Оценка числа политзаключенных и динамика репрессий
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   22

Оценка числа политзаключенных и динамика репрессий


Почти 99% политических заключенных Узбекистана составляют мусульмане, обвиняемые властями в религиозно-экстремистской или незаконной религиозной деятельности (в правозащитных публикациях их обычно называют «религиозными заключенными» и «осужденными по религиозным мотивам»). Узбекистан не публикует данных о числе таких заключенных. Однако не вызывает сомнений, что их количество исчисляется тысячами (больше, чем во всех остальных постсоветских государствах вместе взятых).

База данных ПЦ «Мемориал» включает имена более 6000 осужденных по политическим мотивам в 1998-2008 гг. (что по нашей оценке составляет примерно 40% от общего числа репрессированных за этот период).

В марте 2010 г. при рассмотрении третьего периодического отчета Узбекистана в Комитете ООН по правам человека представитель Узбекистана заявил, что якобы лишь 4% заключенных (то есть около 1400-1700 чел.9) отбывают наказание по ст.159, 244-1 и 244-2, что явно меньше реального числа10.

В марте 2004 г. власти признавали наличие 2836 заключенных, осужденных за участие в религиозно-экстремистских организациях11. Оценки Госдепартамента США на тот же период составляли 5000-5500 чел.12

В последующие годы Госдепартамент не публиковал собственных новых оценок, ссылаясь на отсутствие информации, а в публикациях правозащитных организаций последних лет диапазон оценок составлял от 6 до 8-10 тыс. (последние цифры представляются нам завышенными).

Лишь небольшое число политических заключенных было освобождено по амнистии в 2009-2010 гг., причем количество освобожденных предположительно было меньше числа осужденных за тот же период13.

Усиление политических репрессий в Узбекистане отмечалось с лета 2008 г. Резкий всплеск массовых задержаний и арестов последовал за насильственными инцидентами в Андижанской области (май 2009 г.) и Ташкенте (июль-август 2009 г.). Это новая волна репрессий не спала вплоть до настоящего времени.

В ежегодном отчете Госдепартамента США о правах человека за 2009 г. отмечается, что «невозможно определить действительное число заключенных или задержанных по политическим мотивам»14.

В отчетах Инициативной группы независимых правозащитников Узбекистана приводятся цифры, согласно которым в 2009 г. были осуждены более 200 мусульман и 8 активистов гражданского общества15, в 2010 г. – более 370 мусульман и 6 журналистов и активистов гражданского общества16. Однако с учетом полученных дополнительных данных эти оценки следует считать заниженными.

Правозащитному Центру «Мемориал» на основе сообщений правозащитников, изучения доступных судебных и следственных документов, публикаций СМИ, опроса беженцев и трудовых мигрантов удалось установить имена 474 осужденных по политическим мотивам в 2009-2010 гг. (список публикуется в приложении). Из них не менее 138 были осуждены в 2009 г., и не менее 333 – в 201017. Кроме того 45 чел. ожидали суда (на 31.12.2010)18, уголовные дела в отношении троих были прекращены в 2009 г. по амнистии, установлены имена 7 ранее неизвестных политзаключенных, по которым отсутствует информация о годе вынесения приговора.

Известны имена 5 чел., принудительно возвращенных в 2009-2010 гг. в Узбекистан из России, и 4 просителей убежища, экстрадированных в 2010 г. Казахстаном.

С учетом информации об арестах и судебных процессах, по которым полностью или частично отсутствуют данные об именах осужденных (обвиняемых), можно подсчитать, что в 2009-2010 г. были осуждены не менее 868 чел. (в том числе не менее 301 - в 2009 г., и не менее 564 - в 2010 г.). Еще не менее 550-600 чел. подверглись кратковременным произвольным задержаниям в рамках мероприятий по поиску лиц, подозреваемых в терроризме и экстремизме. К концу 2010 г. по крайней мере 105 обвиняемых находились под следствием или в ожидании суда.

Сопоставление этих цифр с аналогичными данными за предшествующие годы, опубликованными ПЦ «Мемориал»19 позволяет сделать вывод, что масштабы репрессий в 2009-2010 гг. были меньше, чем в период пика 1999-2001 гг., но больше, чем в 2004-2006 гг. Лишь в 15% случаев наказание не было связано с лишением свободы (в сравнении с 20% в 2004-2008 гг.).

Сравнение имеющихся материалов с информацией, включенной в ежегодные отчеты Госдепартамента США о правах человека и религиозных свободах в мире, демонстрирует значительную недооценку авторами этих отчетов масштабов антимусульманских политических репрессий в Узбекистане.

Такая ситуация частично может быть объяснена трудностями с получением информации.

В отличие от прошлых лет власти стремились максимально засекретить любые сведения о большинстве уголовных дел, связанных по их мнению с имевшими место в 2009 г. актами терроризма в Ташкенте и Андижанской области. Наиболее значимые дела зачастую не только не освещались, но даже не упоминались государственными СМИ. Родственники обвиняемых во многих случаях не имели свиданий в ходе следствия. Власти под разными предлогами ограничивали доступ в зал суда. В следствии и судах участвовали в основном лишь назначенные государством адвокаты. Содержание обвинения, а иногда даже число подсудимых, дата и место проведения судебных слушаний фактически становились государственной тайной.

Крайне ограниченными были возможности и масштабы независимого мониторинга20. В 2009-2010 гг. из 13 регионов Узбекистана шесть вообще не были охвачены мониторингом политических преследований, из четырех поступала лишь крайне фрагментарная и нерегулярная информация, и лишь в трех регионах мониторинг осуществлялся на регулярной основе. Однако и здесь оставалось заметное число политически мотивированных уголовных дел, сведения о которых правозащитникам и журналистам не были доступны. Единственным источником информации о некоторых таких процессах стали публикации СМИ, основанные лишь на данных официальных источников.

С учетом этой ситуации приведенные выше цифры, характеризующие масштабы политических репрессий в 2009-2010 гг. в Узбекистане, очевидно являются неполными. Заметная часть политически мотивированных уголовных дел по-прежнему остается неизвестной.

Важно отметить также, что при отсутствии новых актов насилия (после событий 2009 г.) осенью 2010 г. стали поступать сообщения о начале новой волны политических репрессий, начавшихся в рамках очередной кампании по борьбе с «исламским экстремизмом». Правозащитник Сурат Икрамов, ссылаясь на источник в правоохранительных органах, сообщает о 370 арестованных за два месяца в различных регионах страны, «по которым возбуждены уголовные дела по религиозным мотивам»21. Другие источники подтверждают случаи многочисленных арестов мусульман начиная с октября 2010 г. в Ташкенте и Кашкадарье.

В контексте обсуждаемой темы мы не можем согласиться с утверждением, содержавшимся в отчете Госдепартамента о религиозных свободах за 2010 г., о том, что в Узбекистане «в отличие от прошлых лет не поступало достоверных сообщений… о том, что власти ссылаются на религиозный экстремизм для преследования по суду за умеренную религиозность тех, кто не является членами запрещенных организаций»22. Такое заявление фактически оправдывает репрессивные действия властей, a priori признавая, что обвинения в принадлежности к «запрещенным группам» являются обоснованными, а все осужденные проявляют некую «неумеренную религиозность». В действительности, обвинения в принадлежности к «запрещенным организациям» в 2009-2010 гг. носили во многом произвольный характер, а жертвами преследований становились как радикалы, так и умеренные верующие.

В 2009-2010 гг. по-прежнему массовый характер носила практика продления сроков заключения «нераскаявшихся» политических заключенных, обвиняемых чаще всего по явно сфабрикованным делам в «неповиновении законным требованиям администрации» колонии (ст.221 УК), а иногда повторно по «политическим статьям» УК. Такие уголовные дела возбуждались обычно незадолго до истечения срока заключения (т.н. «раскрутка»). Некоторым политзаключенным срок заключения продлевался таким образом неоднократно. По оценке правозащитника Сурата Икрамова, в июле 2009 г. в Узбекистана было более 200 политзаключенных-мусульман, повторно осужденных в местах лишения свободы23. Известны имена более 100 политзаключенных (не только религиозных), дополнительно осужденных в местах лишения свободы. Однако скорее всего эти цифры являются сильно заниженными, поскольку большинство судебных процессов над заключенными не получает огласки.

Случаи арестов и повторных политически мотивированных осуждений лиц, ранее отбывших наказание за «посягательство на конституционный строй», «экстремизм» и т.п., также являются распространенными в Узбекистане.

Приведем еще некоторые цифры, характеризующие масштабы политических репрессий в Узбекистане.

ПЦ «Мемориал» располагает списками 1166 лиц, объявленных в Узбекистане в розыск по состоянию на 1 января 2008 г. по обвинениям в религиозно-экстремистской деятельности (в сравнении с 714 в мае 2003 г.). По имеющимся данным эти списки были значительно расширены в 2009-2010 гг. После насильственных инцидентов в Андижанской области в мае 2009 г. спецслужбы активизировали розыск «экстремистов», находящихся за границей, неоправданно расширив круг подозреваемых, которым заочно были предъявлены уголовные обвинения. В результате некоторые гастарбайтеры, покинувшие Узбекистан в последние 15 лет, неожиданно обнаружили, что на родине их стали искать как преступников, якобы участвующих в деятельности «запрещенных религиозно-экстремистских организаций»24.

В 2009-2010 гг. власти обновили списки «сторонников религиозно-экстремистских группировок», не находящихся в розыске или заключении. Если в 1999 г. по всему Узбекистану таких было найдено 10700 чел.25, то к 2010 г. только в Андижанской области (население которой составляет 9% от населения страны) комиссия во главе с руководителем областной администрации, выявила 4744 «экстремиста», включая 1540 «ваххабитов» (из них 71 женщина), 1182 «акрамиста» (123 женщины), 1996 сторонников «Хизб ут-Тахрир» (269 женщин), 14 - «Таблиги жамоат» и 12 «нурчилар». В качестве критериев определения «сторонников религиозно-экстремистских группировок» использовались такие сомнительные показатели как родственные отношения с осужденным по религиозным мотивам, соблюдение религиозных предписаний и др. В число подозрительных попали и молодые люди, находящиеся на заработках за границей26. Эти цифры, если экстраполировать их на весь Узбекистан, свидетельствуют, что «черные списки» все более разрастаются и включают десятки тысяч жителей страны, которым потенциально угрожает уголовное преследование по политическим мотивам.

В большинстве регионов Узбекистана трудно найти район или жилой квартал, в котором не проживали бы семьи «врагов народа». Можно констатировать, что с конца 90-х годов прошлого века политические репрессии стали в Узбекистане неотъемлемой частью повседневной жизни общества, что вызывает очевидные ассоциации со сталинским периодом советской истории.