Дочинец Мирослав – Вечник. Исповедь на перевале духа
Вид материала | Документы |
- Субетто А. И. Россия и человечество на перевале истории в предверии третьего тысячелетия, 268.56kb.
- Медіа Дім "рава", 21.67kb.
- Медіа Дім "рава", 14.32kb.
- 30 октября 1981 г храм Хэинса, 449.82kb.
- Н. А. Бердяев царство духа и царство кесаря, 4387.18kb.
- Мраморный кряж. Бывшие земли зеленых орков, 3758.68kb.
- Догматическое богословие, 1647.76kb.
- Призыв христианам Украины, 55kb.
- Объявление международная научно-техническая конференция, 50.14kb.
- Августин Аврелий «Исповедь», 10.05kb.
Как-то доктор Фединец привез ко мне одного медицинского начальника из Москвы. Я как раз мастерил грабельки для соседки. Гость повел себя по-барски, задавал въедливые вопросы. Аж Фединцу стало неудобно. Чутким ухом я уловил, как москвич хмыкнул:
«Не понимаю, коллега, чем вас покорил этот восьмидесятилетний старикашка!»
Во мне что-то взбунтовалось (нет, не за себя - за своего приятеля стало обидно), и я отрезал, что мне намного больше лет. Подошел к нему, прикоснулся пальцем к оголенному предплечью - москвич был в модной тенниске:
«А вот вам - ровно пятьдесят три. А уж почки изношены, и кишечник самоотравляется, и ноги у вас распухают, недолго и до мокрых язв...»
Министерский чиновник побагровел на лице, дернулся к лимузину. Со временем через Фединца он попросил, чтобы я дал ему какое-то предписание для лечения. И я дал. Когда в преклонном возрасте сам доктор заболел, тоже советовался со мной. Я посоветовал ему ежедневно есть легкие блюда из кукурузной крупы. И это сохраняло его еще несколько лет.
Моя мамка прожила девяносто восемь лет при добром здравии и ясном уме. Земную жизнь она тихо оставила во сне. В последние годы она обходилась одной едой - запаренной кукурузной крупой, запивая ее кислым молоком и томатным соком. Каждого поровну в трех частях. Когда родня ахала, что этак она совершенно истощает, мамка улыбалась: «Да нет же, как раз эта еда добавляет мне сил, чтобы дольше оставаться с вами».
В Мукачеве я познакомился с молодым газетчиком— новинарем (он так, по-закарпатски, и подписывался в газете), товарищем внука сестры. На все события он ложил свой острый черный глаз и умел схватить суть происходящего.
«О чем ты пишешь в своих репортажах?» - спросил как- то я, потому что сам газет почти не читал.
«Я пишу не о том, что, где и когда случилось, а о том, как и почему это произошло».
Мне понравилась суть его размышлений. Он зачастил ко мне каждое воскресенье. Я приобщал его к садоводству, водил лесными околицами, учил наблюдать мир. Ибо нет ничего милее за единение с природой. На прогулках мышцы радуются движению, легкие напиваются кислорода, очи блаженствуют в просторе, мозг, набираясь картинок, отдыхает.
На тех променадах парень вытягивал из меня воспоминания, и я немало порассказал ему. Он кое-что записывал и сокрушался: что с этими записями делать, кто это опубликует? Я ради приличия утешал его, что монета, как и медаль, имеет две стороны и ей присуще перевертываться. Авось, жди и все придет, чему надлежит.
Меня смешило и вместе с тем радовало его неисчерпаемое любопытство. Однажды он спросил:
«В чем счастье, дед?»
«А как ты считаешь?»
«В любви к женщине?»
«Нет».
«В деньгах?»
«Нет».
«В семье?»
«Нет».
«В вере?»
«Нет».
«В добродетели?»
«Нет».
«В занятиях искусством?»
«Нет».
«В друзях?»
«Нет».
«В развлечениях?»
«Нет».
«Так, может быть, в борьбе - за свою землю, за свободу, за родной язык, за веру?»
«Нет».
«Так в чем же?»
«Во всем, что ты перечислил. Но не отдельно».
Счастье.. Его ждут и ищут, за него борются и страдают, не зная доподлинно, что это такое. Никто не обещал нам счастья, зато обещано помощь. И я не знаю рецепта счастья, зато знаю, как наполнять радостью каждый свой день.
Будьте благодарны: радуйтесь каждому своему делу: надейтесь только на лучшее, делайте то, что любите, и любите то, что делаете; совершайте добрые дела; живите с теми, кого любите.
В другой раз молодой журналист спросил, где бы я желал быть погребен и как. Сперва я отмахнулся, но тут же подумал: это весьма естественный вопрос. И попытался дать ответ:
«Хочу, чтобы похоронили меня так, как и всех хоронят. Я был таким, как все. Камень на могиле не обременит меня, ибо и сам я был камнем, катящимся по этой земле, чтобы не обрасти мхом. Хорошо бы не щербить камень различными надписями. Но коль уж требуется соблюсти обычай, пусть выбьют на камне такие слова: «Благодарю Тебя, Боже, зато, что я жил на этом свете».
Распрашивал он и о том, как я молюсь.
«Без молитвы, как и без одежды, я не выхожу из дому. Молитвы мои коротки и обычно благодарны и покаянные. Но, бывает, что-то и прошу для себя. Прошу, чтоб я был нужным. Чтобы я был нужным людям, нужен Господу, надобен сам себе. Это - три камня, на которых зиждется моя земная жизнь.»
Как-то парень благодарно сознался, что многому научился у меня.
«Это я, старик, должен у тебя учиться».
«Чему учиться? - удивился он.
«А вот чему. Ты сожалеешь о том, что было с тобой раньше?»
«Нет, - ответил он, - не сожалею».
«Боишься того, что ждет тебя в будущем?»
«Нет, не боюсь».
«Занимаешься тем, что тебе по душе?»
«Да, иного дела для себя не представляю».
«Встречаешься с той, которую любишь?»
«Да. Как же иначе?»
«Водишь дружбу с теми, с кем тебе интересно?»
«Да».
«Так чего же ты еще хочешь у меня научиться?