Дочинец Мирослав – Вечник. Исповедь на перевале духа
| Вид материала | Документы |
- Субетто А. И. Россия и человечество на перевале истории в предверии третьего тысячелетия, 268.56kb.
- Медіа Дім "рава", 21.67kb.
- Медіа Дім "рава", 14.32kb.
- 30 октября 1981 г храм Хэинса, 449.82kb.
- Н. А. Бердяев царство духа и царство кесаря, 4387.18kb.
- Мраморный кряж. Бывшие земли зеленых орков, 3758.68kb.
- Догматическое богословие, 1647.76kb.
- Призыв христианам Украины, 55kb.
- Объявление международная научно-техническая конференция, 50.14kb.
- Августин Аврелий «Исповедь», 10.05kb.
«Вот и отстрелялся», — молвил я сам себе и поволок оружие за ремень. Вдруг вспомнил - вчера к вечеру, когда мы спускались с хребта, я поскользнулся и ударил ружьем о камень. Стало быть, поэтому оно и дает осечку.
За ужином я рассказал Чан Бао о своем приключении.
«Оно устало, - успокоил меня китаец, - такое случается. Ничего, завтра будет, как новенькое».
«Нет, не будет», - подумал я с незнакомым облегчением.
Чан Бао поворожил над моим оружием, и оно снова било сильно и точно. Но я к нему больше не дотрагивался.
«Бывает, что охотник живет, а стрелок в нем умирает... Бывает», - хмурил пергамент век Чан Бао, то ли от дыма, то ли от жалости ко мне.
Я пробыл в тайге до конца месяца и с первым вывозом шкур добрался к Охотскому морю. Весь день рыскал по крохотному порту, а когда наступили сумерки, присел у руин маяка. Старый смотритель варил уху на каменных ступенях.
«Древний маячок был— гнусавил дед. - Еще люди Степана Дежнева строили. А теперь норд-ост искрошил на крупу. Вынужден живым огоньком мигать, пока не найдется мастер, чтоб новый соорудить».
«Я бы мог», - вырвалось у меня.
Назавтра чиновник из портовой конторы сам меня нашел.
«Берешься маяк построить, ну, так приступай к делу. Что для этого требуется?»
«Лопата и цемент», - сказал я.
«А материалы?»
«Разве мало здесь камня и песка? А леса сколько мокнет в воде...»
Так я подрядился каменщиком. Когда-то в магаданской отсидке я помогал немцам строить морской вокзал. Хорошая была школа.
«Хоть карандашиком черкни какой-то проект для порядка», - попросил начальник порта.
На стене висела картинка, вырезанная из журнала «Огонек» - ветряная мельница в украинской степи.
«Могу вот такой маячок вам построить, - сказал я. — И электричество не нужно подводить. Сам себе накрутит - ветра здесь хватает».
Начальник вытаращился:
«Валяй, коли не шутишь!»
Я не фиглярничал. Я старательно прижимал зернистый гранит к черным, зализанным морем валунам и белому мрамору, сшивая цементным раствором в плотную кладку. Башня росла, блестела на солнце, как рахат-лукум. Подошло время и для электрического привода. Некогда за Северным полярным кругом, в Билибино над Малым Анюем, снабжавшем электроэнергией колымские золотые прииски, мы с эстонцем Япрр собирали на ГРЭС динамо-машину, и я хорошо запомнил эту работу. Ныне воспроизвел ее сам. К смотровой площадке приладил ступени из лиственницы, ее прибивало к берегу и нагромождало террасами. Лопасти ветряной динамо-машины я оббил медными пластинами и на каждом ремне закрепил фонарь. Это была моя маленькая хитрость. На солнце раскрылья ветрячка сияли золотым крестом. А ночью... ночью моряки спрашивали, что это за крест светится над бухтой Анны? И начальство трезвонило из центра, обеспокоено интересовалось. Ему объясняли: какой там крест!..это лопасти ветряной мельницы, освещающей маяк!.. «Рацпредложение».
Портовое начальство похваливали, а меня потянули в Мурманск на Карельском полуострове. Моряк в золотых адмиральских погонах показал на каменный обрыв над Кольским заливом незамерзающего Баренцового моря:
«Построй мне такой маяк, чтобы я бессонными ночами мог его видеть из этого окна».
На столе лежала шахматная доска с фигурками из желтой слоновой кости.
«Если желаете, он будет напоминать эту туру», - сказал я.
«Желаю!» - радовался адмирал, точно ребенок.
И я воздвиг ему такую башню, что напоминала средневековую. Они водрузили на ней красный флаг, но это ее не очень изуродовало.
Меня, сиречь мои руки, передавали из ... рук в руки. Я угадывал прихоти советского морского барства и делал для них цацки. Они соревновались в причудах, дабы как-то разнообразить свою серую, задымленную портовую территорию. Кто-то заказывал маячок-факел, кто-то - бочечку, кто-то - пушку, кто-то - фонарь, кто-то - рыбку, кто-то - еще какую-то химеру. Нередко они просили прикрепить табличку - «Маяк такого-то...» Именной маяк!
Для них это было развлечение, а для меня - труд. Не хуже и не лучше другого. Но главное - свободный труд. Я все делал исправно, фантазировал и усовершенствовал мастерство. Ни одно каменное творение моих рук на морских утесах не повторялось. Но была в каждом одна общая и, на первый взгляд, малозаметная примета - крест. Я выкладывал его в каменной стене из отдельного слюдовика, который в сухую погоду серел, как и остальные камни. Зато увлажненный морским бризом либо дождем, выразительно проступал на стене крестом. Это хорошо замечали моряки и рыбаки.
Безбожники злобствовали, да что они могли сделать, когда во время высоких инспекций каменная стена обычно серела. Зато, исхлестана соленым бризом, вновь открывала глазам крест - и мореходы умиленно подносили к челу троеперстие.
Я странствовал по необъятной стране, как вольный художник. У меня была крыша над головой, свежая рыба на столе и несмолкаемая музыка моря в ушах. Чего уж больше может желать человек без имени, без жилья и без семьи?.. Так я оказался на берегу теплого Азовского моря, в городе Мариуполе, заложенном греками и нареченном именем Марии. И вот в один прекрасный день навестил меня темнолицый небритый человек.
«Вам низкий поклон от Захариоса», - объявил он, не здороваясь.
«От кого?» - не верил я его голосу.
На сложенной вчетверо бумажке дрожали строки, написанные по-русски: «Дорогой брат, уж четыре года я напрасно ищу тебя. И тут помогло верное море. Ибо по морю и новости распространяются быстрее, нежели по суше...»