Военная литература

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 ... 60

Авиагруппа провела огромную работу. В крут ее боевой деятельности входили: полеты ночью в партизанские районы со сбросом груза на парашютах; полеты со сбросом беспарашютных грузов с высоты не более 400 метров; полеты ночью с грузом и людьми с посадкой на полевых площадках в расположении частей НОАЮ с вывозом оттуда раненых; полеты днем на сброс, а чаще с посадкой под прикрытием истребителей; полеты по спецзаданиям.

Полеты на сброс беспарашютных грузов и полеты с посадками ночью были особенно сложны и опасны. Дело в том, что партизаны, как правило, находились в горах и опознавательные знаки сброса выкладывали на склонах гор, в ущельях, что, естественно, крайне затрудняло маневр самолетов. Приходилось ночью снижаться ниже вершин окружающих гор, которые зачастую были плохо видны, и экипаж находился в постоянной опасности столкновения с ними. Подчас противник располагался вблизи точек сброса, и самолеты подвергались с его стороны пулеметно-ружейному обстрелу. Выполнив задание, машины нередко приходили домой с пробоинами. Однако точность сброса всегда была хорошей за все время работы авиагруппы не было ни одного случая, чтобы груз попал в руки противника. Случались и курьезы. Однажды в лунную ночь шесть самолетов с малых высот сбрасывали груз на одну из партизанских площадок. После того как четыре самолета выполнили свое задание, огни погасли. Не сбросившие свой груз два самолета пришлось перенацелить на другие точки. Впоследствии оказалось, что сброс был настолько интенсивным и точным, что команда, поддерживавшая огонь костров, разбежалась и костры погасли.

Посадки на площадках в горах в ночных условиях, да еще с превышением их над уровнем моря более чем на 1000 метров, были сложны и опасны. [496] Как правило, площадки представляли собой прямоугольник шириной 50–150 метров и длиной в 650–1000 метров. На многие из них из-за окружающих гор приходилось заходить на посадку лишь с одной стороны, а взлетать с противоположной, поэтому посадки с боковыми и попутными ветрами не являлись редкостью. Если учесть при этом разреженность воздуха в высокогорной местности, что увеличивало длину пробега самолета при его посадке и длину разбега при взлете, то становится ясным, что от летчиков требовалось высочайшее мастерство пилотирования и абсолютная точность расчета на посадку.

Несмотря на все сложности боевой деятельности, работа нашей авиагруппы в Бари проходила без происшествий и без потерь самолетов. Здесь нужно отдать должное и командиру этой авиагруппы Василию Ивановичу Щелкунову, который, сам летая на выполнение боевых заданий, а следовательно, зная действительные условия полетов, организовал работу так, что максимально исключались предпосылки к летным происшествиям.

Экипажи авиагруппы совершали посадки более чем на двадцати площадках в различных районах Югославии, в большинстве своем в гористой местности.

Авиагруппа доставила партизанам огромное количество боеприпасов, оружия и другого военного снаряжения (вплоть до 45-миллиметровых противотанковых пушек), продовольствия и медикаментов. Только личного состава было перевезено более 5000 человек, в том числе вывезено более 1500 раненых. С авиабазы на аэродроме Бари для НОАЮ было доставлено самолетами около 3000 тонн военных грузов.

На самолетах авиагруппы были доставлены в Бари четыре самолета По-2, которые были собраны, облетаны и переданы Народно-освободительной армии как самолеты связи. Наши же товарищи оттренировали и выпустили на них югославских летчиков.

Не один раз встречался Щелкунов с маршалом Тито, решая те или иные вопросы. Он же организовал его перелет с острова Вис на аэродром Крайова в Румынии, когда И. В. Сталин пригласил Тито в Москву (18–20 сентября 1944 года).

В разговорах с В. И. Щелкуновым маршал Тито особенно тепло отзывался о советских летчиках, которые, как он выразился, «заслужили то, чтобы после войны быть гостями в санаториях прекрасного Адриатического побережья Югославии».

Весну, лето и осень 1944-го личный состав АДД, выполнявший полеты в Югославию, вел напряженную работу. До мая полеты производились из района Киева, потом из района Винницы и, наконец, осенью с территории Румынии. По неполным данным, с этих баз совершено около 2000 боевых вылетов и доставлено огромное количество оружия, боеприпасов и другого военного имущества. [497] Конечно, ни в какое сравнение эти полеты с полетами союзников идти не могли. Как уже упоминалось выше, летать с баз Южной Италии было куда ближе, а по метеорологическим условиям куда проще. А телеграммы от партизан все шли и шли, и речь в них была все время об одном... Оружие, боеприпасы... Боеприпасы, оружие. Вот, например, телеграмма за № 55: «Главный штаб Сербии очень просит в ночь на 13.9 на площадку штаба сбросить возможно большее количество винтовок, автоматов, пулеметов, боеприпасов. Координаты: 2131 00, 43 13 00 площадка, что 8 км западнее Прокупле. Сигналы: квадрат из восьми костров, кодовый сигнал по таблице 183».

Через два дня получаем оттуда же телеграмму № 279: «Главному штабу Сербии необходимо оружие для вооружения 35 тысяч бойцов. Площадка Губетин закрывается. Принимаем груз на Добра Вода. Горшков». (Заместитель начальника нашей военной миссии.)

Хочу здесь привести один случай обмена письмами между нашим экипажем, доставлявшим по этим заявкам оружие, и партизанами. Старший лейтенант Иван Константинов вложил в один из мешков, доставляемых партизанам, письмо от себя и своего экипажа, где желал успехов тем, кто получит оружие и будет бить гитлеровцев .и изменников. Сбросил он это письмо вместе с грузом 19 сентября, указав номер своего самолета. Вскоре был получен ответ, который привожу полностью: «Гвардейскому боевому экипажу № 7/369, ст. лейтенанту Константинову.

Дорогие братья и боевые товарищи! Ваш драгоценный груз попал в наши руки. Оружие, которое вы нам сбросили, уже бьет фрицев и изменников. Приближается час нашей общей победы. Заверяем вас, что ни одна винтовка, полученная из ваших рук, не пощадит врага. Просим вас, товарищи, сбрасывать нам ваши газеты, журналы и книги.

Да здравствует СССР, вождь всех свободолюбивых народов в борьбе за уничтожение фашистского ига!

Да здравствует непобедимая героическая Красная Армия!

Да здравствует Народно-освободительная армия Югославии! Да здравствуют наши любимые вожди маршал Сталин и маршал Тито!

Да здравствует дружная семья славянских народов!

Да здравствует сталинское племя крылатых!

Солдаты, подофицеры и офицеры 24-й сербской дивизии НОА Югославии.

24 сентября 1944 г. №899». (Архив МО СССР, ф. ВДВ, оп. 11519, д. 1079, л. 56).

Такая переписка сплачивала боевую дружбу югославских бойцов с нашими экипажами. [498] А их летало в Югославию немало, и упомянуть их всех в этой книге, конечно, невозможно. Однако некоторых я все же назову. Прежде всего полковника П. И. Кондратьева командира дивизии, осуществлявшей полеты в Югославию; подполковника В. Д. Зенкова командира полка, майора А. А. Баленко в дальнейшем генерала, командира дивизии; майора В. П. Драгомирецкого в будущем тоже генерала, командира корпуса. А также подполковника П. Ф. Бенусова, майоров А. А. Агибалова, И. Л. Сенагина, М. М. Кириллова, А. П. Дудника, К. М. Куликова, Д. Г. Нагорнова, П. А. Полыгалова, С. В. Щербакова, Н. М. Рыбалко, В. А. Тузова, капитанов А. В. Мансветова (того самого, который прибыл из лагеря с Колымы), А. И. Махова, К. И. Антипова, В. М. Живодер, Н. Я. Заболотного, В. Н. Орлова, старших лейтенантов Е. И. Горелика, П. Ф. Дюжаева, В. Т. Зинько, И. Д. Лещенко, А. П. Лякшева, М. К. Прошлякова, Н. Н. Свирщевского, В. Ф. Тимченко, Г. Б. Трабуна, Н. Ф. Абрамова, лейтенантов П. Д. Петрова, Е. П. Новикова, А. Е. Рогаленко, В. В. Смирнова, П. А. Чижевского, Н. П. Гуртового, Ю. Н. Аганина, С. П. Матвеева, М. П. Гаврилова, А. Н. Гусева, П. Е. Кузьмина, И. И. Федорова, А. В. Тинякова, А. А. Куприенко, младших лейтенантов Л. П. Дербышева, И. В. Дементьева, И. Н. Сюткина, П. Т. Красникова, П. Д. Петрова, Д. С. Филатова, Л. Н. Рождественского, В. Г. Семенихина, старшин В. И. Елисеева, В. А. Лежебокова, А. К. Швардина, А. Н. Чуркина, В. Г. Болтручука, И. Д. Дерюжкова, Л. А. Интезарова, В. Д. Корнеева, В. Ф. Ткаченко.

Названные и многие другие авиаторы были награждены советскими и югославскими орденами. Я назвал несколько десятков фамилий просто на выбор, и это совершенно не значит, что другие не заслуживают быть упомянутыми.

Стали Героями Советского Союза и были награждены югославскими орденами «Партизанская Звезда» первой степени Гога Григорьевич Агамиров, Александр Алексеевич Баленко, Александр Дмитриевич Давыдов, Владимир Порфирьевич Драгомирецкий, Константин Михайлович Кудряшев, Федор Селиверстович Румянцев.

Были удостоены звания Народных Героев Югославии Иван Антонович Булкин, Павел Игнатьевич Дмитриенко, Иван Никифорович Константинов (тот самый, который писал письмо и получил ответ от партизан), Александр Теопанович Моногадзе, Василий Антонович Улиско. Командир корпуса генерал Георгий Семенович Счетчиков был награжден орденом «Партизанская Звезда» первой степени. [499]

Что касается экипажа, который вывез маршала Тито с его товарищами и Верховным штабом, то Указом Президиума Верховного Совета СССР Александру Сергеевичу Шорникову, его второму пилоту Б. Т. Калинкину и штурману П. Н. Якимову было присвоено звание Героев Советского Союза, а бортовой техник И. Г. Галактионов и бортовой радист Н. С. Вердеревский награждены орденами Ленина. Югославское правительство А. С. Шорникову, Б. Т. Калинкину и П. Н. Якимову присвоило звание Народных Героев Югославии, а И. Г. Галактионов и Н. С. Вердеревский были награждены орденами «Партизанская Звезда».

Также мне хотелось бы рассказать еще об одном участнике югославской эпопеи Александре Дмитриевиче Давыдове. Его экипаж был среди первых, начавших полеты в Югославию, и, естественно, на их долю пришлись самые сложные полеты, практически без какого-либо обеспечения. Именно поэтому большинство этих экипажей удостоены высших наград.

Александр Дмитриевич Давыдов до войны был, как и многие другие в АДД, пилотом гражданской авиации. Познакомиться мне с ним довелось, работая в Московском управлении ГВФ в 3-м транспортном отряде. Это были 1938–1939 годы. В этом отряде, после всяческих перипетий в Восточной Сибири, о чем мной уже говорилось, я работал рядовым пилотом на самолете «Сталь-3», а некоторое время спустя меня назначили инструктором. Летчиков в отряде насчитывалось много, поэтому и инструкторов было несколько. В обязанности инструктора входила проверка время от времени техники пилотирования закрепленных за ним пилотов, за что он нес прямую ответственность.

И вот однажды я был вызван командиром отряда и мне было предложено определить дальнейшую возможность полетов в отряде Александра Давыдова. Указанием командира отряда я был удивлен, так как Давыдов не входил в мою группу пилотов. Но командир сказал, что инструктор, проверявший Давыдова, не соглашается выпускать его лететь самостоятельно в рейс с пассажирами. «Дела у него с ориентировкой неважные», заключил командир. Инструктор Михаил Вагапов, который проверял Давыдова последним, сказал мне, что «возят» его давно, летает он хорошо, но с ориентировкой действительно дела обстоят так, что выпускать его на трассу в самостоятельный полет нельзя. Случай исключительный, и он меня просто заинтересовал. Обычно в таких ситуациях, как правило, идет речь о технике пилотирования, она нередко становится камнем преткновения.

На другой день мы с Александром Давыдовым отправились в рейс. Пилотировал самолет Давыдов. На самолете «Сталь-3» имелся только один штурвал с перекидывающимся управлением (баранкой штурвала). Была редкая кучевая облачность и, дав указание идти сверху нее, я углубился в чтение газеты. В начале полета я еще поглядывал на приборы и землю, но, видя, что все идет нормально, увлекся чтением. Летели мы на линии Москва Воронеж Сталинград Астрахань. [500]

Прошло весьма значительное время, и когда я в разрывы облаков посмотрел на землю, то местность показалась мне незнакомой, а взглянув сразу на компас, увидел, что курс на нем совсем не соответствует маршруту полета. Пока я разглядывал местность и потом снова посмотрел на компас, тот уже показывал новый курс. Дело плохо! Изменение курса на компасе определенно говорило о том, что пилот потерял ориентировку. «Где мы находимся?» спросил я у него. Он пожал плечами. Не беря на себя управление, я дал указание Давыдову взять курс полета, проложенный на карте, и точно его выдерживать, а сам стал пытаться восстановить ориентировку. Истекло время нашего прибытия в Воронеж, однако местность, похожая на окрестности этого города, не появлялась. Пролетели еще некоторое время. Так как запас топлива был ограничен, решил сесть около появившейся по курсу машинно-тракторной станции. Взяв управление на себя, произвел посадку. Оказалось, что мы в районе станции Касторной. Остаток горючего не гарантировал уверенного перелета в Воронеж. В пустой бак заправили керосин. Взлетели и набрали высоту на хорошем топливе, а потом переключились на бак с керосином. К удивлению, мотор продолжал работать без перебоев. Прилетели в аэропорт, где нас ждали уже с беспокойством. Налицо была «блудежка», да еще с инструктором. Однако на лице Давыдова я видел лишь полнейшее безразличие ко всему происходящему...

Слив керосин и заправившись, пошли на вылет. Немного задержавшись и придя на самолет, я увидел Давыдова на правом сиденье.

Займите свое место и продолжайте полет, даю ему указание.

Давыдов был явно удивлен, но молча пересел на левое сиденье. Наш полет продолжался. Теперь я уже весьма внимательно следил за полетом и за действиями проверяемого, но никак это не проявляя. Следующая посадка должна быть в Урюпино. Давыдов начал постепенно отклоняться от трассы, но я не вмешивался. Вышли мы на траверз Урюпинской в стороне, примерно километрах в десяти, и только здесь я дал указание изменить курс на аэродром. В Сталинград мы прилетели уже без моего вмешательства. И вот здесь-то, наконец, и состоялся у нас откровенный разговор. Мои предположения, сложившиеся в процессе полета, оказались правильными. Давыдова, как говорят пилоты, «завозили». Он летал на левом сиденье, как командир корабля, но ему не давали возможности проводить полеты самостоятельно, постоянно вносили поправки в процессе полета, причем эти поправки каждый проверяющий делал по-своему, а затем рассказывал об этом новому проверяющему. Следующие товарищи, уже будучи предупрежденными о имеющихся якобы недостатках в ориентировке проверяемого, всякий раз давали те курсы полета, которые они находили нужными, а пилот оставался лишь исполнителем. Так мало-помалу Давыдов перестал лично заниматься детальной ориентировкой, то есть сверкой курса полета самолета с местностью, чем и породил у тех, кто его проверял, уверенность в том, что он не может ориентироваться в полете. [501] А это значило конец работы в качестве линейного летчика. После нашей вынужденной посадки до прилета в Воронеж Давыдов решил, что его служба в отряде завершилась.

В товарищеском разговоре я сказал Давыдову, что если он сам, без моего вмешательства, совершит полет до Москвы, то я даю ему слово на другой же день он уйдет в самостоятельный рейс без кого-либо на борту, за исключением его бортмеханика. И Давыдов успешно закончил полет, показав, что может летать так же, как и другие пилоты, если ему предоставят возможность.

На другой же день после прилета в Москву он, к удивлению ранее его проверявших, был назначен в самостоятельный рейс и отлично его выполнил. Затем продолжал летать на линиях Гражданского воздушного флота, стал пилотом первого класса. Во время Великой Отечественной войны командир эскадрильи, совершил 321 боевой вылет, удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Заслужил двадцать наград, из них пять орденов Красного Знамени.

27 раз А. Д. Давыдов на тяжелом самолете производил посадки в тылу врага у партизан, доставляя им боеприпасы и вывозя от них раненых. 37 раз ходил лидером на выполнение специальных заданий в глубоком тылу противника. Десятки раз ходил осветителем. Многократно его самолет подвергался зенитному огню и атакам истребителей, и всегда Давыдов приводил поврежденный самолет на свои аэродромы. На счету экипажа имелись и сбитые истребители противника.

Вот так складываются судьбы человеческие, проследить за которыми помогает нам только время... И все-таки раньше, чем написать об одной из таких судеб, я спросил теперь уже не Александра, а Александра Дмитриевича Давыдова, имеющего уже внука, который учится в Суворовском училище, не будет ли он возражать, если я напишу об одном из эпизодов его молодости, участниками которого мы с ним были, и, получив его согласие, привел здесь вышеизложенное.

В начале сентября 1944 года наши войска вышли на румыно-югославскую границу, а в конце месяца на болгаро-югославскую и, вступив в Югославию, в скором времени встретились с воинами Народно-освободительной армии. Так начались непосредственные совместные боевые действия Красной Армии с бойцами НОАЮ, которые в тяжелейших условиях партизанской войны добились огромных успехов. Взаимодействуя с Красной Армией, ведущей боевые действия по освобождению северовосточных районов Югославии, бойцы Народно-освободительной армии совместно с советскими воинами 20 октября освободили Белград. [502]

Многие тысячи советских воинов остались на полях сражений, отдав свою жизнь за освобождение Югославии. Немало потерь понес и личный состав АДД...

Боевая работа на югославских партизан находилась под постоянным систематическим контролем Верховного Главнокомандующего. Так, были введены специальные донесения штаба АДД за подписью командующего, члена Военного совета и начальника штаба, посылавшиеся непосредственно на имя Сталина. В этих донесениях всякий раз подробно указывалось, откуда и сколько самолетов летало, куда и с какими результатами. Верховный Главнокомандующий не раз звонил или при личных встречах уточнял те или иные интересующие его данные по проведенным полетам. Связь с маршалом Тито у него была непосредственная, а в сентябре 1944 года, когда Тито прилетал в Москву, и мне довелось с ним встретиться у Сталина.

Боевая работа по обеспечению югославских партизан была одной из наиболее серьезных задач, выполнявшихся АДД во время Великой Отечественной войны.

Дальше

ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -- История войн -- Голованов А.Е. Дальняя бомбардировочная...

Содержание • «Военная литература» • Мемуары

Преобразование АДД в 18-ю воздушную армию

Огромный размах боевых действий наших фронтов, а следовательно, и участие в них большого количества фронтовой авиации, исчислявшейся тысячами самолетов различных предназначений, привели к значительному расходу горючего, резерв которого стал влиять на объем выполняемых АДД, боевых задач. Ставка шла на сокращение деятельности АДД, ибо господство в воздухе при проводимых фронтовых наступательных операциях было важнейшим элементом успешных действий наземных войск. Однако, несмотря на это, полеты для поддержки восстания в Словакии и к югославским партизанам не ограничивались никакими лимитами, хотя приходилось делать это за счет сокращения выполняемых заданий в интересах наших войск. За август и сентябрь части и соединения АДД, произвели 8237 самолето-вылетов, тогда как в июле их было сделано более 10500.

Дальнейшая боевая работа АДД, сосредоточивалась все более и более на ударах по противнику в его тылу, по железнодорожным магистралям и морским портам. Особенно сильное сопротивление противник оказывал в Прибалтике, где по портам и железнодорожным узлам мы наносили массированные удары. Так, в октябре мы бомбардировали морские порты Мемель, Либаву, Виндаву, Ригу и уничтожали там морские транспорты у причалов, портовые сооружения, склады и войска, сосредоточенные для погрузки. Пять раз наносились удары с воздуха по порту Мемель, и бомбило его 697 самолетов. [503] Один раз 200 самолетов наносили удар по войскам и технике противника, расположенным в районе города Мемеля. По порту Либава наносил удар 441 самолет, по порту Виндава 137, по порту Рига действовали 152 самолета. По обнаруженному скоплению автотранспорта противника на узлах шоссейных дорог в районе Скрунда, Салдус били 179 самолетов. По железнодорожным узлам Инстербург, Гумбинен, Голдап, Даркемен, Пилькаллен, Таураген, Бреслау и войскам противника в районе города Тильзит наносили удар более 1200 самолетов. Военно-промышленные объекты на территории Венгрии также подвергались нашему воздействию.

Осенью 1944 года в состав АДД были введены воздушно-десантные войска. Проведенная воздушно-десантная операция по поддержке Словацкого восстания показала, с одной стороны, их мобильность, а с другой возможность быстрой переброски в нужные районы. Все это, конечно, могло претворяться в жизнь при условии единого руководства как в планировании такой операции, так и в ее проведении. В летней кампании 1944 года, по мнению Верховного Главнокомандующего, можно было бы добиться еще больших результатов в разгроме противника, если бы мы уже имели подготовленные воздушно-десантные войска и средства их доставки, тем более что единый фронт был нарушен и в таких условиях действия в тылу противника могли бы иметь успех. Можно только представить, какой был бы разгром немцев в Белоруссии, если бы мы после прорыва подготовленной обороны и выхода на оперативный простор могли забросить в тыл два-три корпуса воздушно-десантных войск для перехвата железных и шоссейных дорог, для захвата железнодорожных узлов и переправ, для захвата плацдармов на широких водных преградах, для разгрома штабов и нарушения связи. Да разве мало могла выполнить стотысячная армия, хорошо вооруженная, наученная действиям в тылу врага!

Однако такие действия могут быть успешными лишь тогда, когда все продумано, подготовлено, отработано взаимодействие, когда решены все вопросы в данных конкретных, всякий раз не похожих друг на друга условиях, когда и при всех, казалось бы, продуманных деталях вы все-таки можете столкнуться и столкнетесь с большим количеством вопросов, которые не могли быть предусмотрены заранее. Верховный, предвидя, что и в дальнейшем могут быть созданы подобные условия для быстрого и окончательного разгрома врага, принял решение создать такой ударный кулак. Эта задача была возложена на руководство АДД с тем, чтобы и подготовка войск к действиям в тылу, и организация взаимодействия между частями и соединениями, которые будут доставлять в тыл врага десантируемые войска, были заблаговременно отработаны. [504]

Blog

Военная литература