Изучение современной церковной истории не столько увлекательное занятие для историка, сколько печальная необходимость для всякого, ищущего спасения души
| Вид материала | Документы |
- Изучение современной церковной истории не столько увлекательное занятие для историка,, 5875.3kb.
- Михаил Эммануилович Поснов (1874-1931), 19602.16kb.
- Учебно-методический комплекс для студентов очной, очно-заочной и заочной форм обучения, 378.43kb.
- Святитель Игнатий (Брянчанинов), 1459.04kb.
- Музейная педагогика, 132.55kb.
- Музейная педагогика, 202.11kb.
- Учебная программа по дисциплине: основы православного вероучения, 64.17kb.
- «Особенности современной налоговой системы», 457.13kb.
- О. Ф. Смеликова Открытый урок чтения а вы читали? Устный журнал, 30.71kb.
- Избранные главы о творении мира и человека Возникновение мира вообще Еретические учения, 543.17kb.
ссылка скрыта
Владимир Мосс
ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ НА ПЕРЕПУТЬЕ (1917—1999)
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ СЕРИИ:
НЕМНОГО О КНИГЕ И ЕЕ АВТОРЕ
Изучение современной церковной истории — не столько увлекательное занятие для историка, сколько печальная необходимость для всякого, ищущего спасения души. Впрочем, конечно, историку от этого только интереснее.
Если пытаться обобщить сделанное историками, то главные их достижения пока что придется отнести к области источниковедения. Прежде всего, это публикации источников (на основные из которых ссылается автор настоящей книги).
Официальные историки тех церковных организаций, что объединены в так называемое "мировое православие" ("World Orthodoxy"), весьма неохотно делятся какими бы то ни было сведениями об екклисиологических проблемах и конфликтах, где их право именоваться Церковью ставится под сомнение, а уж сколько-нибудь детального обзора истории их "конкурентов" от таких историков не приходится ждать вовсе (1) . Что же касается истинно-православных Церквей (2) , то их материальная скудость и слишком долгая жизнь в условиях гонений не создавали благоприятных условий для появления достаточно фундаментальных исследований (то немногое, что все-таки было написано, почти сполна цитируется автором настоящей книги). Тем не менее, за последние годы появилась одна фундаментальная монография по истории греческого старостильного движения, написанная отцами Свято-Преображенского монастыря в Бостоне (3) , а также ряд архивных публикаций по истории Российской катакомбной Церкви и иосифлянского движения, подготовленных российскими светскими историками (4) . Едва ли нужно подчеркивать, что как исторические обобщения, так и особенно историко-екклисиологические концепции всех современных исследований по истории Церкви в XX в., не исключая и настоящей книги, остаются весьма дискуссионными и, тем самым, служат приглашением к дальнейшим изысканиям.
Общим недостатком всей историографии истории Церкви в XX в. является ее региональная раздробленность: греки пишут о греках, русские — о русских, румыны — о румынах, — но почти никто не пишет о том, что происходило в истекшем столетии с Православной Церковью в целом — в том целом, которое являли собой еще в начале XX века поместные православные Церкви (пять исторических патриархатов — Константинопольский, Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский, Московский — и несколько автокефальных Церквей). Между тем, как раз самые главные процессы шли в каждой из этих Церквей вследствие именно того, что происходило с православным миром как целым. Еще в начале века этот мир — земные организации поместных православных Церквей — осенял купол Российской империи. В 1917 г. этот купол рухнул — разбив то, что находилось под его вершиной, и разбросав во все стороны то, что находилось по краям... О дальнейшем читателю расскажет предлагаемая книга, автор которой, впервые в историографии, отнесся с одинаковым вниманием к процессам, имевшим место как в России, так и в Греции и на Балканах.
* * *
А мы скажем несколько слов об авторе. Энтони Эдвард Мосс родился в 1949 г. в англиканской семье. Обратившись в Православие, он стал членом прихода Св. Архангела Михаила в Гилфорде (5) (недалеко от Лондона), образовавшегося в 1973 г. в юрисдикции Московской патриархии. Вскоре, однако, основная часть прихожан убеждается в еретичности экуменизма, исповедуемого Московской патриархией, и в 1975 г. приход переходит под омофор архиепископа Лондонского Никодима (Русская Православная Церковь Заграницей). Четверо бывших англикан, принятые когда-то в МП без крещения, принимаются архиепископом Никодимом через таинство Крещения; в их числе был и Энтони Эдвард, получивший в Крещении имя Владимира. Дальнейшая судьба Гилфордского прихода не была проста: архиепископ Никодим вскоре умер, и английские приходы РПЦЗ попали в сферу влияния архиепископа Женевского Антония, который, в противоположность архиепископу Никодиму и возглавлявшему тогда Зарубежную Церковь святителю Филарету, настаивал на принадлежности РПЦЗ к World Orthodoxy, а не к истинному Православию. Святомихайловский приход не последовал известному принципу cujus regio (кто архиепископ) — ejus religio, и в 1978 г. перешел под омофор митрополита Китийского Епифания, бывшего тогда Западноевропейским экзархом "матфеевского" Синода Истинно-православной церкви Греции. Только в 1998 г. приход смог вернуться в Русскую Церковь, в юрисдикцию Российской Православной Автономной Церкви, возглавляемой архиепископом Суздальским и Владимирским Валентином.
Даже такого беглого перечня событий приходской жизни одного "конвертского" (6) западного прихода достаточно, чтобы понять, какой водопад проблем обрушивается на западного человека, решившего принять Православие. Если и сам по себе такой шаг был для него крайне труден вследствие культурных барьеров, то те трудности, которые возникают после, когда нужно разобраться, какое же православие истинное, — многим кажутся непреодолимыми. Большинство предпочитают закрывать глаза и пребывать в послушании тем епископам, в чьей юрисдикции они случайно оказались. Меньшинство... обрекает себя на весьма и весьма тернистый путь поисков и отстаивания Истины.
Владимир Мосс решил не останавливаться ни перед чем. Ему даже пришлось, будучи по образованию психологом, осваивать параллельно профессию историка, и, что гораздо труднее, — изучать экзотические языки вроде новогреческого (чтобы общаться с не понимающими ни на каком другом языке греческими иерархами) и русского (чтобы общаться с российскими катакомбниками), подолгу живя и работая в соответствующих странах...
Настоящий труд Владимира Мосса публикуется впервые — но не в английском оригинале, а в переводе на русский язык, сделанном прямо с рукописи. Это создает приятную иллюзию — будто русская церковно-историческая наука, как в дореволюционные времена, опять вырывается вперед в деле создания обобщающих трудов по современной истории Церкви... Иллюзия остается, увы, иллюзией, но, к счастью, в ней уже сейчас есть доля реальности: именно в России, по моему глубокому убеждению, книга Владимира Мосса найдет себе больше всего благодарных (и неблагодарных, но все равно нуждающихся в ней) читателей и даже, быть может, продолжателей его дела.
1) Примеры официозной (с позиции Московской патриархии) истории Церкви в России являют собой книги В. Цыпина — "История Русской Православной Церкви. 1917–1990. Учебник для православных духовных семинарий" (М., 1994) и огромная "История Русской Церкви. 1917–1997" (М., 1997), выпущенная в качестве т. IX одноименного труда митр. Макария Булгакова.
2) Термин возник одновременно, но независимо в России (в среде иосифлян; его авторство не без основания приписывается священномученику митр. Иосифу Петроградскому) и в Греции (в среде тогда еще единого старостильного движения) в конце 1920-х гг.
3) The Struggle Against Ecumenism. The History of the True Orthodox Church of Greece from 1924 to 1994 (Boston, MA: The Holy Orthodox Church in North America, 1998); изд. русского перевода готовится; предварительная версия этого перевода уже опубликована: Воздвижение. Исторический альманах 6–7 (26–27) (Московское подворье Истинно-Православной Церкви Греции, 1998); 8–11 (28–31) (1999).
Ср. рец. В. Мосса (где уточняется ряд исторических подробностей, особенно относительно Истинно-православной церкви Кипра): Вертоградъ-информ 8 (41) (М.; СПб., 1998) 21–22.
4) Самые заметные из этих публикаций: И. И. ОСИПОВА, "Сквозь огнь мучений и воду слёз..." Гонения на Истинно-Православную Церковь. По материалам следственных и лагерных дел заключенных (М.: Серебряные нити, 1998); М. В. ШКАРОВСКИЙ, Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви (СПб.: Научно-информационный центр "Мемориал", 1999) (Исторические сборники, 4).
5) Многим из российских читателей будет интересно узнать, что приход занимает здание бывшей англиканской кладбищенской церкви, построенной рядом с могилой Льюиса Кэролла на завещанные им деньги. Согласно воле завещателя, здание не может быть обращено на нецерковные нужды. Поэтому, когда англиканский приход — подобно огромному числу англиканских приходов в Англии — распался за отсутствием прихожан, гилфордский горсовет передал здание приходу православному.
6) От англ. convert — "обратившийся" (имеется в виду, в Православие). "Конвертами" в русской эмигрантской среде любовно называют тех представителей коренных западных народностей, которые принимают Православие — а те, как заверяла меня одна английская старушка русского происхождения, и не подозревают, что они "envelopes"...
Иеромонах Григорий (В. М. Лурье)
ВВЕДЕНИЕ
ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ И РЕВОЛЮЦИЯ
На сем камени созижду Церковь Мою,
и врата адова не одолеют ей.
Мф. 16:18
Экукоммунизм и Церковь
Эта книга — история Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви в период от начала русской революции в 1917 г. до падения советской власти в 1991 г. Смысл названия "Единая, Святая, Соборная и Апостольская" на протяжении этого труда станет яснее. Кратко можно сказать, что это — Православная Церковь; точнее — та часть Православной Церкви, которую не подкосили последние удары экуменизма и коммунизма или, как я его называю, — экукоммунизма (1) .
Экукоммунизм может быть определен как современная (двадцатого века) доктрина о человеке в обществе, пытающаяся занять место догмата о Церкви в сознании людей.
Экуменический аспект этой ереси усиливается разрушить значение Церкви как столпа и утверждения Истины (I Тим. 3:15) проповедью о том, что, якобы, не существует одной истины, а стало быть и одной Церкви, являющейся ее столпом. Экуменизм утверждает, что все церкви, а в своей более крайней, современной форме — все религии содержат частичные или относительные истины, которые, будучи приведены к их общему нижайшему знаменателю, образуют из себя догматический базис новой "церкви" или универсальной религии нового, просвещенного человечества. Развитие этой доктрины, впервые появившейся в Англии и на Западе до своего проникновения в православный мiр через Греческую Церковь, прослеживается особенно во II, IV, VI и VIII главах настоящей книги.
Коммунистический аспект экукоммунистической ереси усиливается разрушить нравственное, социальное и эсхатологическое учение Церкви проповедью новой "революционной морали", цель которой — не Царство Небесное, а коммунистический рай на земле. Вместо Церкви мы здесь видим Партию, вместо Бога — Историю. Коммунизм, как и экуменизм, проник в православный мiр с Запада, и мы прослеживаем его борьбу с Церковью в главах I, III, V и VII.
"Идеологом экуменизма, — писал архиепископ Аверкий, — явившегося естественным следствием ностальгии протестантского мiра по Церкви, которую они потеряли, был немецкий пастор Кристофер Блюмгардт, коего протестанты зовут поэтому "великим пророком современного мiра". Он призывал всех протестантов к объединению для "созидания Царства Божия на земле", но он умер в 1919 г., не дожив до организации экуменического движения. Основная его идея состояла в положении, что "старый мiр рухнул, и на его руинах восстает новый". Он поставил перед христианством три задачи: 1) создание наилучшей социальной структуры, 2) преодоление конфессиональных разногласий и 3) совместная работа по образованию всемiрного сообщест ва наций при совершенной ликвидации войн.
Именно в этих трех пунктах были сформулированы цели экуменизма и нынешним генеральным секретарем Совета экуменического движения, Виссерт Хуфтом, который видел средства для их реализации в том, чтобы Церковь преследовала общественные цели. Для этого прежде всего необходимо преодолеть конфессиональные различия и создать одну церковь. Обновленная единая церковь будет иметь возможность приуготовить путь триумфу социализма, который приведет к созданию единого мiрового государства, как Царства Божия на земле..."(2).
Борьба между экукоммунизмом и Церковью была прообразована уже в начале века борьбой между писателем Львом Толстым, выступавшим за сведение христианства к "чистой" морали без Церкви, таинств или каких-либо иных неотмiрных элементов, и священником о. Иоанном Кронштадтским, продемонстрировавшим своей чудесной жизнью, изобиловавшей добрыми делами и чрезвычайным множеством чудес, что христианство — не в мудрости человеческой, но в силе Божией (I Кор. 2:5). Эта борьба привела к отлучению Толстого от Церкви за богохульство, тогда как о. Иоанн прославляем в лике Святых по всему мiру. Но конфронтация между Толстым и о. Иоанном, подобно как и между Арием и Свт. Афанасием на I Вселенском Соборе, была лишь прелюдией к титанической борьбе, захватившей сотни миллионов людей на разных континентах, которая до сих пор не пришла еще к своему концу. На протяжении этой борьбы природа Церкви стала яснее благодаря тому, что встала необходимость ответить на вопросы: является ли Церковь Единой, Святой, Соборной и Апостольской, как ее определяет Никейский Символ Веры? Действительно ли она имеет Божественное происхождение и природу, или же это чисто человеческая организация? Эволюционирует ли она в своем учении и практике или же остается той же самой? Включает ли она в себя все бесчисленное множество именующихся сегодня христианами или же состоит из малого остатка верных на земле? Действительно ли она — единственный ковчег спасения или же лишь один из многих путей, ведущих к Богу?
Однако, чтобы понять экукоммунизм, мы должны понимать, что в своих нападках на догмат и самое существование Церкви он является лишь частью еще более широкомасштабного нападения на понятие Предания (традиции), как источника истины не только в Церкви, но и во всех отраслях знания. Это широчайшее движение, которое я назову совершенно просто: Революция, — прошло через несколько исторических стадий, из которых первой была революция в Церкви, совершенная папой Григорием VII. Папизм привел к схоластике и гуманизму, затем к протестантизму, сайентизму, деизму, материализму, романтизму, гегельянству, дарвинизму, марксизму, фрейдизму, экуменизму и, наконец, к нью-эйджизму. Показать, как все эти "измы" связаны друг с другом и берут свое начало от первичного мятежа против Церкви, который мы называем "схизма" (раскол), — выходит за пределы нашей работы. Достаточно сейчас сказать, что подтекстом революции во всех ее стадиях является одна и та же антихристианская, антитеистическая, человекоцентристская философия.
Эту философию можно кратко сформулировать следующим образом. Человек — сам себе хозяин. Если есть Бог, то это Бог по образу самого человека, возможно — даже творение самого человека; и человек не зависит от Него в познании истины, ибо его собственный ум достаточен для этого и не нуждается в чьей-либо помощи. Мудрость веков — это миф; традиция — тормоз прогресса. Раз человек — продукт эволюции низших видов животных, то и его социальные, религиозные и политические институты находятся в процессе постоянной, восходящей эволюции. Поэтому нет такой вещи как абсолютная истина, нет никакого священного, неизменного, богоданного авторитета. Все течет, значит — все должно изменяться. Единственный неизменный, неизбежный факт — это факт революции: социальной революции, политической революции, религиозной революции и над всем этим научной революции, на которой базируются все остальные революции. Отсюда единственный непрощаемый грех (если это просто не форма заболевания, которая может быть медикаментозно вылечена в психиатрической клинике) — это грех контрреволюции, грех мракобесия, неспособности к изменению, несовременности. Позволено все — нелепейшие верования, самые ненормальные стили жизни, — лишь бы это не стояло на пути революции, той революции, которая делает человека хозяином самого себя и окружающий среды. Но тем, кто стоит на пути у "прогресса", не будет пощады; они будут выброшены на свалку истории подобно вымершим видам дарвиновской предыстории. Ибо ничто не должно стоять на пути восхождения человека к состоянию богоподобия. Как в физике антропный принцип "кажется стоящим на грани замены Бога человеком, намекая, что сознание, не связанное временнысми рамками, вызывает творение"(3), так в жизни, основанной на научной революции, человек должен заместить собою Бога, устраняя все препоны, связанные с Божественным Творцом.
После двух "пробных забегов" — английской и французской революций — свое наиболее полное воплощение революция получила в русской революции 1917 г., при этом низвергнув основной оплот традиционного мышления в мiре. Поскольку все отступнические течения европейской истории, начиная с одиннадцатого столетия, подготавливали русскую революцию и нашли в ней свое завершение, то вся мiровая история с 1917 г. определяется ею и протекает в ее тени.
Сейчас принято думать, что антикоммунистические перевороты 1989–1991 гг. положили конец этой фазе истории. Но это — ошибка. Если некоторые экономические идеи революции и дискредитированы, то ее основные принципы: замена Христианской Церкви атеистическим государством, Бога — народом, Предания — наукой, Духа — материей, — стоят так же крепко, как и всегда. Русская революция была подобна ядерному взрыву, расщепляющему элементы не только религиозной, но и всей культурной и общественной жизни; она стремилась разрушить веру, семью, нацию и личность(4) . И излучение от русской революции, так же как радиоактивное излучение от ядерного взрыва, ощущается на большом пространстве еще долгое время спустя.
Ибо, как сказали иерархи Русской Зарубежной Церкви в своем послании в октябре 1991 г., "если последствия чернобыльской катастрофы все еще дают о себе знать в организмах детей из близлежащих областей, то духовная катастрофа всей России будет оказывать свое действие в течение гораздо большего периода времени. Ясно, что как чернобыльская радиация будет продолжать многие годы уничтожать жизни детей нашей планеты своим зловещим, невидимым огнем, так и последствия духовной катастрофы не скоро удалятся от нас"(5). Вот почему эта книга начинается с русской революции и оканчивается перспективами конечного очищения религиозной и общественной жизни от ее ядовитого воздействия.
1 V. MOSS, Ecucommunism // Living Orthodoxy. Vol. XI, № 5 (September–October 1989) 13–18.
2 Архиепископ АВЕРКИЙ, О положении православных христиан в современном мире // Истинное Православие и современный мир (Джорданвилль: Свято-Троицкий монастырь, 1971)* (Цитаты, помеченные астериксом, даны в обратном переводе.)
3 М. KOHN, Joyfullyback to Church? // New Statesman and Soсiety (May 1, 1992) 32.
4 См.: И. ШАФАРЕВИЧ, Социализм как явление мировой истории (Париж: ИМКА-Пресс, 1977). См. также его статьи в: Из-под глыб / Изд. А. СОЛЖЕНИЦЫНА (Париж: ИМКА-Пресс, 1974).
5 Orthodox Life. Vol. 41, № 6 (November–December 1991) 10.
Русско-еврейская революция
Чтобы понять русскую революцию, необходимо понять ее корни, уходящие не только в европейские революции последнего тысячелетия, но также и в еврейскую революцию, происшедшую еще тысячей лет раньше. Такое понимание не есть проявление антисемитизма, как это может показаться западным людям; ибо как может христианский историк, почитающий Бога Израилева и являющийся членом Церкви, основанной апостолами исключительно еврейской национальности, всерьез утверждать антисемитские идеи? Оно является плодом простого, но основополагающего и неоспоримого факта, что русская революция на своей начальной стадии была делом, главным образом, евреев, вдохновленных еврейской по существу философией истории; и что даже когда впоследствии лидерами революции были уже не евреи, они продолжали мотивировать свои действия, сознательно или бессознательно, идеями по существу еврейскими. Автор данного труда отнюдь не антисемит, но он — антииудаист в том смысле, что он противник религии, основанной на Талмуде, религии ожесточенно и определенно антихристианской в своих фундаментальных верованиях. В этом смысле все апостолы, святые отцы и мученики были антииудаистами, каковыми должны быть и все сознательно верующие православные христиане.
С тех пор, как Авраам покинул Ур халдейский в поисках земли обетованной, в которой один Бог будет Царем, всемiрная история стала серией сильнейших колебаний между полюсами: Сионом и Вавилоном, Богочеловеком и человекобогом, теократией и сатанократией.
Две тысячи лет спустя Сам Богочеловек посетил Свое Царство, и произошла вторая серия отчаянных колебаний. Сначала цари с Востока пришли почтить Его: Вавилон поклонился Сиону. Затем завеса храма раздралась надвое, сам храм был разрушен, и народ Божий рассеян по лицу земли: Сион стал духовно Вавилоном, и в вавилонском Талмуде евреи выработали отступническое учение сионизма.
Но в Сионе родился Новый Израиль, Исраиль Божий (Гал. 6:16), Церковь Христова, — и бывшие чада гнева из Западного Вавилона, язычники Греции и Рима, пришли и склонились у ее ног. И когда Константин стал царем Ветхого Рима, даже основание и венец вавилонской системы — почитание богочеловека-императора — превратилось в свою противоположность: богоборческая сатанократия Ветхого Рима стала боголюбивой теократией Нового Рима.
Сейчас, почти через две тысячи лет после Рождества Христова, мы находимся посередине третьей великой серии резких колебаний мiровой истории. В 1917 г. боголюбивая теократия Третьего Рима, России, превратилась в богоненавистническую сатанократию Северного Вавилона — Советского Союза, и отступники иудеи отыгрались на Третьем Риме за разрушение своего государства первым, Ветхим Римом.
Истинное значение русской революции проявилось через одно необычайное "совпадение", мало кем замеченное. 9 ноября 1917 г. лондонская "Таймс" на одной полосе сообщила о двух событиях: вверху — о большевицкой революции в Петрограде, и сразу же ниже — об обещании британского министра иностранных дел Лорда Бальфура вернуть евреям родину в Палестине. Для неверующего эти два события представляются никак не связанными между собой; тот факт, что они случились точно в одно и то же время и под руководством людей одной расы, класса и места жительства — еврейской интеллигенции Западной России и Польши, — кажется чисто случайным. Для ока верующего, однако, это суть два аспекта, проявившихся в двух различных географических областях, одного и того же события — события, названно-го в Евангелии началом болезней (Мф. 24:8), в посланиях Апостола Павла — взятием от среды удерживающего (II Сол. 2:7), а в Апокалипсисе Апостола Иоанна — освобождением зверя из бездны (Апок. 20:3).
Теперь, если взглянуть на это событие с точки зрения евреев, то оно выглядит как триумф чисто национального движения — сионизма. С другой стороны, с точки зрения русских, оно выглядит как социально-политический переворот в чистом виде, вызванный чисто мiрским висдением всемiрной истории — марксизмом-ленинизмом. В действительности, однако, сионизм и марксизм-ленинизм суть два аспекта движения, которое по своей сущности не является ни чисто националистическим, ни политическим; оно — религиозное или, вернее, демоническое.
Яснее всего это видно из убийства Царя 4/17 июля 1918 г. На стене помещения, где его убили, была обнаружена надпись, дающая надлежащую оценку делу с точки зрения еврейской революции. Это была цитата из немецкого еврейского поэта Гейне, слегка измененная, чтобы получилось слово "царь" и идентифицирующая царя с Валтасаром:
Belsatzar ward selbiger Nacht В эту самую ночь Валтасар
Von seinen Knechten umgebracht. Был убит собственными рабами (6).
Но действительность была совершенно противоположной. Валтасар ненавидел народ Божий, и его устранение открыло дорогу восстановлению храма Божия в Сионе. Убиение Царя Николая, напротив, открыло дорогу разрушению православной России и ее превращению в Вавилон.
Такого взгляда на события придерживаются не только одни православные или "антисемиты". Например, Уинстон Черчилль писал: "Может иногда показаться, будто Евангелие Христово и евангелие антихристово по своему замыслу должны были брать начало среди одного и того же народа, и что этот мистический и таинственный народ был избран для высших проявлений как божественного, так и диавольского... От дней "Спартака" Висгаупта до дней Карла Маркса и далее — к Троцкому (Россия), Бела Куну (Венгрия), Розе Люксембург (Германия) и Эмме Голдман (США) — этот всемiрный тайный заговор для ниспровержения цивилизации и восстановления общества на основе остановленного развития, завистливого злорадства и невозможного равенства постоянно возрастал. Он играл, как современная писательница, г-жа Неста Уэбстер, столь искусно показала, определенно узнаваемую роль в трагедии Французской Революции. Он был главным источником всякого подрывного движения на протяжении девятнадцатого столетия; и теперь, наконец, эта шайка негодяев со дна больших городов Европы и Америки схватила русский народ за волосы и практически стала хозяйничать в этой огромной империи. Нет никакой нужды преувеличивать роль, сыгранную в создании большевизма и осуществлении русской революции этими интернациональными и по большей части неверующими евреями. Она действительно очень велика; возможно, больше, чем роль всего остального"(7).
Дуглас Рид подтверждает это статистикой: "Центральный Комитет Партии большевиков, наделенный верховной властью, состоял из трех русских (включая Ленина) (8)и девяти евреев. Второй по значению орган, Центральный Исполнительный Комитет, состоял из сорока двух евреев и девятнадцати русских, латышей, грузин и лиц иных национальностей. Совет Народных Комиссаров — из семнадцати евреев и пяти лиц другой национальности. Московская ЧК — из двадцати трех евреев и тринадцати не евреев. Среди фамилий пятисот пятидесяти шести высших должностных лиц большевицкого государства, оффициально опубликованных в 1918–1919 гг., было четыреста пятьдесят восемь еврейских и сто восемь остальных национальностей. В центральных комитетах небольших, якобы "социалистических" или иных не коммунистических партий... было пятьдесят пять евреев и шесть остальных" (9).
Даже такой "просемитский" историк, как Ричард Пайпс, признает: "Евреи, бесспорно, играли в большевицкой партии и в ранних советских структурах роль непропорциональную их доле в процентном составе населения. Число еврейских активистов коммунистического движения в России и за границей было непомерным: в Венгрии, например, оно достигало девяносто пяти процентов главных руководителей диктатуры Белы Куна. Они были также диспропорционально представлены среди коммунистов Германии и Австрии во время тамошних революционных брожений 1918–1923 гг. и в структурах Коммунистического Интернационала" (10).
Конечно, евреи-большевики не были религиозными иудеями и были, фактически, в такой же оппозиции к талмудическому иудаизму, как и любая другая прослойка населения. Более того, как подчеркивает Пайпс, "результаты выборов в Учредительное Собрание показали, что поддержка большевикам шла не из районов концентрации евреев, старой черты оседлости, а из среды вооруженных сил и крупных городов Великороссии, где навряд ли было много евреев" (11). Так что вина за русскую революцию падает на русских так же, как и на евреев; и в действительности едва ли какая-либо из наций, составлявших Российскую империю, может утверждать свою непричастность к катастрофе. Тем не менее, чрезвычайная роль, сыгранная евреями в русской революции, является фактом, который можно отнести, по крайней мере частично, на счет традиционно антирусской и антихристианской настроенности еврейской культуры, отразившейся в обоих ее главных политических проявлениях — большевизме и сионизме. Ибо, как показал в своей "Автобиографии" Хаим Вейцман, первый президент Израиля, атеисты большевики и теисты сионисты вышли из одной среды, часто из одних и тех же семей, так что его мать могла видеть триумф своих сыновей как в большевицкой Москве, так и в сионистском Иерусалиме (12)... Более того, еврейское господство в России стало в результате революции столь полным, что говорить о "русской" революции, фактически, неправильно; правильнее будет назвать ее антирусской или русско-еврейской революцией. В самом деле, русскую революцию можно рассматривать как одно из ответвлений того всеобщего триумфа еврейских сил, который мы наблюдаем в ХХ в. равно на Западе и на Востоке, будь то в России, или в Америке, или в Израиле. Как бы по Божьему попущению и в наказание за грехи многих народов, восстала в черте оседлости банда мстителей, устранившая последнюю великую удерживающую силу и возвестившая эпоху Апокалипсиса.
6 См.: Н. КОЗЛОВ, Крестный путь (М., 1993). См. также: ЭНЕЛЬ, Жертва // Колокол. № 5 (М., 1990) 17–37. См. также: М. ОРЛОВ, Екатеринбургская Голгофа // Колокол. № 5 (М., 1990) 37–55.
7 Illustrated Sunday Herald (February 8, 1920). Цит. по: D. REED, The Controversy of Zion (Durban–S.A.: Dolphin Press, 1978) 272–273.
8 Однако, Ленин тоже был отчасти евреем. Его деда, прежде чем он выкрестился в Православие, звали Израиль, а прадеда — Мойша Бланк. См.: Л. АВЕРИНА, Еврейский корень // Наша страна (Израиль) (22 января 1997).
9 REED, The Controversy of Zion... 274. Евреи — даже религиозные иудеи — продолжали играть важную роль в компартиях Восточной Европы и после II Мiровой войны. Например, Моисей Розен стал членом Коммунистической партии Румынии после войны и продолжал свою деятельность в ней даже после того, как в 1948 г. стал главным раввином Румынии. Он пользовался в ней сильным влиянием и после падения Чаушеску в 1989 г. См.: Пятница (Израиль). № 69 (22 января 1997) 8.
10 R. PIPES, Russia under the Bolshevik Regime, 1919–1924 (London: Fontana Press, 1995) 112–113.
11 Ibid. 113.
12 См.: С. WEITZMANN, Trial and Error: The Autobiography of Chaim Weitzmann (New York: Harper, 1949).
Революция: I. Детерминистическое освобождение
Если мы обратимся к философским основаниям революции, мы обнаружим, что с ними неразрывно переплетен все тот же еврейский элемент, — и это не только потому, что среди теоретиков революции было так много евреев. Как подметил Бернард Рассел, многие элементы марксистской системы являются реминисценциями иудаизма: то же стремление к земле обетованной здесь и сейчас (коммунизм и отмирание государства); то же разделение народов мiра на избранный народ (пролетариат) и гоев (эксплуататорские классы) и лютая ненависть к последним; тот же культ лжемессии (непогрешимого лидера партии, вождя) (13).
Утопизм — вот сердцевина философской системы марксизма-ленинизма. Игорь Шафаревич набросал примеры утопической мысли о государственности различных стран и эпох. Он пришел к выводу, что она всегда: а) тоталитарная, ведущая к отмене частной собственности, семьи и религии; б) руководима некоей жаждой смерти, результатом чего является физическая и духовная гибель народа (14).
Под именем "хилиазма" или "милленаризма" утопизм был известен как одна из раннехристианских ересей (с весьма сильным, как можно видеть, иудейским колоритом). Возможно, что прибавление к Никейскому Символу Веры на Втором Вселенском Соборе в Константинополе в 381 г. слов: "Егоже Царствию не будет конца", — было направлено против этой ереси (15). Ибо ересь хилиазма в своем существе сводится к верованию, будто Сам Христос придет на землю прежде Страшного Суда, с тем чтобы установить Свое Царствие видимым образом на период в тысячу лет, и царство это характеризуется, согласно еретическому учению, триумфом еврейского племени и иудейского закона.
Но Церковь отвергла это, уча, что истинное Царствие Христово наступит лишь после Суда, и что это будет духовное царство не от мiра сего, которому не будет конца. Мы отчасти можем входить в Царствие Божие до Суда, но только в Церкви и через Церковь, которая не является и не может являться чувственно постигаемым, временным царством.
Утопизм основывается не только на еретической эсхатологии, но и на ложной антропологии, отрицающей грехопадение человека. Ибо утопия на земле возможна только на основе предположения, что живущие на ней люди бесстрастны, безгрешны и движимы одной совершенной любовью и смирением. Предположение, что какой-либо класс людей, однажды освобожденный от несправедливости и бедности, автоматически уподобится ангелам, — это миф. Еще более мифична идея, что царство любви и братства наступит в результате жестокой и братоубийственной войны. Цель не оправдывает средства; и использование дурных средств неизбежно приводит к дурным результатам.
Как сказал Александр Солженицын, линия, отделяющая добро от зла, проходит не между классами или народами, но через каждое человеческое сердце. Поэтому окончательная победа добра над злом возможна только через очищение человеческого сердца, каждого человеческого сердца. И это — цель духовная, которая достигается духовными, а не материальными или политическими средствами; исповеданием веры и покаянием в грехах, а не восстанием против Царя и перераспределением собственности.
Это подводит нас к еще более глубокому изъяну утопизма — его материализму. Ибо если ересь хилиазма все-таки признает существование Бога и духовной природы человека, то утопизм сводит все к слепому детерминизму бесчувственной материи. Для древних еретиков утопия могла быть устроена только Богом и была наградой праведным за должное употребление свободной воли. Для современных же хилиастов нет ни Бога, ни свободной воли, и утопия в любом случае должна наступить в результате железных законов необходимости. Эта фаталистическая вера и придает революции ее страшную силу — ибо люди становятся чрезвычайно самоуверенными, когда знают, что должны в конце концов победить, — и обуславливает ее ужасающую жестокость — ибо без свободной воли нет и ответственности, как сказал Достоевский: "если Бога нет, то все позволено".
"Космическая одержимость, — пишет о. Георгий Флоровский, — так можно определить утопическое самочувствие. Чувства безусловной зависимости, всецелой определенности извне, полной вовлеченности и включенности во вселенский строй определяет утопическую самооценку и оценку мiра. Человек чувствует себя "органным штифтиком", звеном какой-то всеобъемлющей цепи, — он чувствует свою однозначно-неизменную скованность с космическим целым...
Из делателя и творца, сознательно волящего и избирающего, а потому несущего риск ответственности за свое самоопределение человек превращается в вещь, в иглу, которой кто-то что-то шьет. В этом органическом всеединстве нет места действию, — здесь возможно только движение... Нет места акту, ни места подвигу"(16).
13 B. RUSSELL, A History of Western Philosophy (London: Allen Unwin, 1947) 383.
14 См.: И. ШАФАРЕВИЧ, Социализм // Из-под глыб... 97–114; И. ШАФАРЕВИЧ, Социализм как явление мировой истории (Париж: ИМКА-Пресс, 1977).
15 Однако, епископ КАЛЛИСТ Диоклийский пишет (Личное сообщение от 21 января 1997 г.): "Кажется более вероятным, что оно было направлено против учений Маркелла Анкирского (который не был хилиастом); Маркелл и его последователи упомянуты в Первом Правиле Собора 381 года. Дж. Н. Д. Келли в своей книге "Раннехристианские Символы Веры" придерживается мнения, что означенное прибавление сделано против Маркелла. Брайан Е. Далей в своем труде "Упование древний Церкви. Справочник по святоотеческой эсхатологии" не говорит ничего о каком бы то ни было осуждении хилиазма в 381 году".
16 Г. ФЛОРОВСКИЙ, Метафизические предпосылки утопизма // Путь. № 4 (Июнь–Июль 1926) 30, 32.
Революция: II. Националистический интернационализм
Если хилиазм-утопизм — это одна из самых ранних иудео-христианских ересей, то разделение мiра на "чистые" и "нечистые" классы или нации — самая ранняя. Она была предметом самого первого церковного Собора, проходившего в Иерусалиме под председательством апостола Иакова. И если даже великий апостол обрезания св. Петр впал в нее, хотя впрочем и ненадолго, тогда что удивительного, что отступническое еврейство и марксисты-ленинисты ее увековечили? Это искушение также не является специфическим для одних лишь евреев: национализм, возвышение собственного народа или класса, как якобы превосходящего все другие, — это вечное искушение для всех народов, и некогда оно не было бóльшим, чем сегодня у некоторых православных наций.
Когда Бог повелел Ною ввести в ковчег пары и "чистых", и "нечистых" животных, и когда Он повелел Апостолу Петру есть как "чистую", так и "нечистую" пищу, Он тем самым показал, что нет чистых по существу народов. Несть бо разнствия, вси бо согрешиша и лишени суть славы Божия (Рим. 3:22–23). Вне ковчега, вне Церкви Христовой — все нечисты; и все в Церкви, если и не совершенно чисты, то во всяком случае находятся в процессе очищения. И все, безотносительно к их национальности, могут войти в Церковь. Ибо или иудеев Бог токмо, а не и языков? Ей, и языков; понеже един Бог, Иже оправдит обрезание от веры и необрезание верою (Рим. 3:29–30).
Конечно, национализм — это не всегда патологический феномен. И иногда он требуется для спасения нации и подкрепления истинной веры; так что, возможно, следует оставить термин "национализм" для обозначения болезненного феномена, используя для обозначения явления положительного, которому мы сейчас хотим уделить внимание, другой термин — например, "патриотизм".
Когда, в середине XIX в. русский Император Николай I одобрил лозунг славянофилов "Православие, Самодержавие, Народность" (17), он понимал под "народностью" положительную добродетель любви к своей стране. Народность была, по мысли Николая и славянофилов, связана с Православием, поскольку она была подчинена Православию и возвышала нацию не ради нее самой, а как носительницу некоторого аспекта Божественной идеи национального существования. Так что целью национального самосознания, согласно этой концепции, является "достижение в судьбе и духе народа того, что Бог мыслит о нем в вечности", как выразился Владимiр Соловьев (18).
Революция стремится разрушить "божественную идею национального бытия", коллективное лицо каждой нации, точно так же как стремится разрушить божественный образ бытия человека, индивидуальное лицо каждого человека. Так, Ленин сказал, что цель социализма — не только сплочение наций, но и их слияние — т. е. их разрушение. Ибо, как говорил Достоевский, "социализм лишает национальный принцип его индивидуальности, подрывая самые основания национальности" (19). Конечно, Ленин не брезговал поддерживать и разжигать национализм малых народов Российской Империи, с целью сокрушить богоносный народ, который он ненавидел и которого боялся больше всего. Но, разжигая национальные чувства, он затем старался вновь подавить их, подчиняя все нации единственной нации и касте, к которой он благоволил, — нации еврейского интернационализма, Коммунистической партии Советского Союза (20).
Тот парадокс, что социализм одновременно разжигает национализм и разрушает нацию, — это один из аспектов общей парадоксальности социалистической революции, проповедующей свободу и практикующей рабство, провозглашающей равенство и создающей неравенство, мечтающей о братстве и разжигающей братоубийственную войну. Подобным образом французская революция провозгласила свободу и равенство всех наций; но ее первое появление на международной сцене произошло в форме наполеоновского империализма, который пытался лишить свободы все народы Европы. И, как это ни парадоксально, именно самодержавная Россия, победительница Наполеона, обеспечила выживание народов Запада и их свободу от тоталитаризма, по крайней мере, на последующие сто лет.
Ибо на самом деле революция, разжигая страсти к личной и национальной свободе, с тем чтобы расшатать старые церковные и государственные структуры, имела целью уничтожение всякой свободы и индивидуальности, как личной, так и национальной. И лицемерно обращаясь к тем вселенским идеалам, которые дало мiру Христианство, — несть иудей, ни еллин; несть раб, ни свободь; несть мужеский пол, ни женский, — она на деле стремилась к их совершенному разорению, разрушая основание, на котором все они держатся: вси бо вы едино есте о Христе Иисусе (Гал. 3:28). Так, подобно змию в Эдеме, она обещала жизнь, а давала смерть...
17 Авторство этого лозунга часто ошибочно приписывают славянофилам, т. к. они его широко употребляли. На самом деле его автор — министр народного просвещения граф С. С. Уваров (1786–1855). — Прим. ред.
18 Цит. по: В. М. БОРИСОВ, Национальное возрождение и национальность // Из-под глыб... 202.
19 F. M. DOSTOYEVSKY, The Diary of a Writer (Haslemere: Ianmead, 1984) 738*.
20 См.: И. ШАФАРЕВИЧ, Обособление и сближение // Из-под глыб... 97–114.
Революция: III. Демократическая сатанократия
Однако наиболее характерной чертой еврейско-русской революции, даже более характерной, чем ее антиличностная и антинациональная страсти, была ее жгучая потребность в почитании лжемессии. За счет своего утопизма, революция поглощает личности своих последователей в стихийном, всеобъемлющем процессе, которому они подчиняют свою свободу и индивидуальность. И за счет классовой борьбы и антипатриотизма, она разрушает те последние бастионы личной и коллективной свободы, которые стоят на пути к ее конечной победе. Но что же это за "победа", если нет ни верховного победителя, к чьим ногам можно сложить трофеи, ни вождя, в своей личности воплощающего причину победы пролетариата? Вот почему революция не закончена, пока она не нашла своего бога, вот почему личная "скромность" Ленина должна была быть "исправлена" "всемудрым" Сталиным, и вот почему коллективный антихрист советизма должен однажды достигнуть своего апофеоза в личном антихристе иудаизма...
Достоевский в "Братьях Карамазовых" ясно показал эту потребность всецелого поклонения, которая лежит в самом сердце революции. И он возводит ее происхождение к почитанию непогрешимого папы еретического Рима и далее к почитанию императора — pontifex maximus’a языческого Рима. Глубоко в душе человека, по слову блаженного Августина, находится богозданный сосуд; и если этот сосуд не заполнен почитанием Бога истинного, то он заполнится почитанием ложного бога, и этому богу человек отдаст всего себя целиком. Так недавно, после похорон диктатора Берега Слоновой Кости (который построил самый большой в мiре храм по образцу собора Св. Петра в Риме), некий молодой человек, вне себя от горя, бросился в кишащую крокодилами воду рва, окружавшего дворец диктатора. Это показывает, что потребность в абсолютном почитании и всецелом самопожертвовании так же жива сейчас, в нашу материалистическую и демократическую эпоху, как это было и всегда.
В настоящее время Запад приписывает опасность тоталитаризма в России слабости ее демократических институтов в 1917 г. и ее долгой истории самодержавного правления. Сатанократия большевизма, согласно этой концепции, является близкой родственницей теократии Святой Руси и вместе с ней противопоставляется "истинному благочестию" западной демократии. В самом деле, самый институт царской власти представляется злом в глазах Запада.
Однако, в действительности самое основание общества иерархически упорядочено. Вот что пишет об этом иеромонах Дионисий (Алферов):
"Ячейкой государства является семья. В семье отец природно является главой, а сын — подчиненным; власть отца не есть результат семейных выборов, но "вручена ему естественно законом Божиим" (митр. Филарет Московский). Как из разросшейся семьи — племени — возникает народ, так и из семейного единоличного возглавления вырастает царское самодержавие.
Как семейное, так и монархическое устройство есть установление Божие для земного существования греховного падшего человека. Первозданный человек, пребывавший в живом богообщении, не подчинялся никому, кроме Бога, и был владыкой над неразумными тварями. Человек согрешивший, нарушивший божественную иерархию подчиненности, отпавший от Бога — стал рабом греха и диавола, и, как следствие этого, стал подчиненным человеку, подобному себе. Греховная воля человека для ограничения своей разрушительной деятельности требует подчинения. Это Божественное установление имеет в виду единственно благо человека — ограничить распространение зла. И сама история подтверждает, что каковы бы ни были недостатки монархий, они не шли ни в какое сравнение с тем злом, какое приносили людям революции и анархии.
Монархическое правление установлено Богом по Своему подобию. "Бог, как Единый, установил власть единоличную; как Всемогущий — власть самодержавную; как Вечный — власть наследственную" (митр. Филарет Московский). Такова монархия вообще, независимо от ее духовного содержания; будучи установлена по подобию Божию, она уже имеет воспитательное религиозное значение. Христианская же монархия сложилась и развивалась под непосредственным водительством и благодатным освящением Христовой Церкви, и потому имеет особое духовное содержание" (21) .
Революция стремилась ниспровергнуть этот естественный порядок не из любви к демократии и народу — то была лишь маска, чтобы ввести в заблуждение образованные классы общества. Ее целью было господство народа — но не русского народа, а евреев; ибо, как сказано в Талмуде, "еврейский народ и есть Мессия в прямом смысле слова" (22) . Это явствовало уже из Французской революции, когда, добившись посредством подкупа, личного влияния и насилия эмансипации своей расы, евреи принялись так злоупотреблять своими новоприобретенными привилегиями, что в 1806 г., возвращаясь после Аустерлица, Наполеон был вынужден созвать специальное заседание Синедриона, чтобы задать им странный вопрос: лояльны ли вы к Французскому государству и его законам? Он получил тот ответ, которого желал; но евреи продолжали злоупотреблять своей свободой господствовать над остальными в такой степени, что он был вынужден отменить некоторые из их привилегий.
Во всяком случае, как раз когда демократические революции XIX века в Европе привели к эмансипации евреев почти повсюду, раввины, боясь растворения еврейской самотождественности среди язысков, создали сионистское движение, с целью воссоздать еврейские гетто в Палестине. Таким образом, демократия для еврейской революции была лишь средством к достижению диктатуры еврейского "пролетариата", а в конечном счете — антихриста. Ибо если народ не может вполне выразить свою победу, не фокусируя ее в почитании вождя, то преодоление теократии "демократией" имеет своим конечным следствием сатанократию — воцарение антихриста. И действительно, демократия по своей природе не может быть устойчивой, и в новейшие времена она представлена все ускоряющимся нисхождением от теократии к сатанократии. Она может быть только переходным состоянием, ибо управление народом народа — это логическое противоречие. Ведь "править" означает навязывать одну волю воле народа, тогда как воля народа, по крайней мере в его падшем состоянии, всегда множественна.
Вот почему великие святые XIX и начала XX вв. настаивали на необходимости — религиозной необходимости — верности Царю. Так, святой Серафим Саровский сказал, что после Православия верность Царю — это "первый долг наш русский и главное основание истинного христианского благочестия" (23). И св. Иоанн Кронштадтский говорил: "Самодержавие есть единственное условие благоденствия России; не будет самодержавия — не будет России; заберут власть евреи, которые сильно ненавидят нас..." (24).А митрополит Макарий, апостол Алтая, сказал: "Не хотите вы своей русской власти, так будет же у вас власть иноплеменная" (25).
21 О христианской государственности // Священник ТИМОФЕЙ, иеромонах ДИОНИСИЙ, О Церкви, православном Царстве и последнем времени (М.: Русская идея, 1998) 15.
22 Цит. по: Е. DILLING, The Jewish Religion: Its Influence Today (The Noontide Press, 1983).
23 Цит. по: С. ФОМИН, Россия перед вторым пришествием (М., 1993) 100.
24 ФОМИН, Россия перед вторым пришествием... 104.
25 ФОМИН, Россия перед вторым пришествием… 104. О ситуации в России в XIX — начале ХХ вв. см. цитаты из писем Свт. Игнатия (Брянчанинова) в: М. А. НОВОСЕЛОВ, Письма к друзьям / Предисл., комм. и научн. подготовка текста Е. С. ПОЛИЩУКА (Москва, 1994) 94–95.
Прогресс революции
Итак, подведем итог: мiровая история есть непрестанная борьба между двумя взаимопротивоположными и несогласными друг с другом принципами: теократией и сатанократией. Теократия означает такой тип общества, в котором вся жизнь народа, включая политику, посвящена в первую очередь служению Богу, Который рассматривается как истинный Царь царствующих и Господь господствующих. Строго говоря, истинная теократия может быть лишь Царствием Божиим на земле, которым является Церковь. Однако, ввиду падения человека и необходимости вследствие этого ведения войн и других недуховных дел, теократические общества со времен царей Израильских создали своего рода разделение труда между Церковью, с одной стороны, занимающейся более или менее исключительно духовными вопросами, и Царством с другой, имеющем дело с вопросами более материальными; хотя Церковь и Царство, как душа и тело, оба служат одной цели, вроде некоего симбиоза, симфонии властей (26). Сатанократия, напротив, отрицает разделение между Церковью и государством и подчиняет общество во всех его сферах жизни воле земного правителя, который признается воплощением бога (как в древних Вавилонии и Египте), или безличной небесной гармонии (как в древнем Китае и в платоновской, аристотелевской и гегельянской философиях), или, более динамично, исторического развития (как в марксизме-ленинизме). "Чистые" сатанократии после Рождества Христова бывали редко, в значительной степени по причине сильного влияния православных теократических идеалов. Но эти идеалы стали подрываться с одной стороны псевдо-теократиями, такими как папизм и ислам, а с другой стороны — антитеократическими теориями, лживо представлявшими себя совместимыми с истинным теизмом, такими как протестантская демократия и еврейский национализм. Наконец, после "пробы пера" во Французской революции, "чистая" сатанократия пришла к власти на развалинах русской теократии. Эта сатанократия сочетала в себе элементы всех предыдущих сатанократий и псевдои антитеократий: тоталитаризм и индивидуалистическое человекопоклонение древних языческих монархий и папства, фаталистический детерминизм ислама, коллективистское человекопоклонение протестантских демократий и еврейский и других видов национализм.
Если до 1917 г. революция лишь частично вторгалась в жизнь Православной Церкви, то в последующие десять лет она проникла в самое сердце ее внешней организации, устранив последнего из благочестивых Самодержцев и в конце концов приведя все Поместные Автокефальные Церкви, за возможным исключением Матери Церквей — Иерусалима, — к отпадению от истины. Это привело к возникновению движений противостоящих оффициальным отпадшим церквам, известные под именем "Истинно-Православных", или "Старостильных", или "Катакомбных" Православных Церквей, в противоположность их лжеправославным или новостильным легально существующим оффициальным двойникам. Главными из них были Истинно-Православная или Катакомбная Российская Церковь, Истинно-Православные или Старостильные Церкви Греции и Румынии и Русская Зарубежная Церковь. Так, по контрасту с внешне едиными, здоровыми и многочисленными Церквами Православного Христианства в 1914 г., картина, открывающаяся ныне, представляет собой малый, гонимый и внешне разделенный остаток.
Главная цель этой книги — показать, как произошла эта перемена, как дореволюционная Православная Церковь превратилась в Православную Церковь новейшего времени, и каковы перспективы ее восстановления в настоящее время.
Конечно, очень легко преувеличить различия. Церковная жизнь накануне катастрофы была, как и можно было ожидать, на низком духовном уровне, несмотря на внешнюю помпезность (27). Экуменизм и социализм уже посеяли свои пагубные семена, особенно в среде образованных классов; а национализм уже произвел, по меньшей мере, один формальный церковный раскол — между Греческой и Болгарской Церквами (28). Катастрофа была в большой степени просто созреванием дурных плодов, уже посеянных прежде. Более того, нынешние разделения между Истинно-Православными Церквами, хотя наносящие им ущерб, возможно, скрывают под собой большее единство по отношению к главным вопросам эпохи, чем то, которое существовало в начале века.
Апостол Павел сказал: Подобает бо и ересем в вас быти, да искуснии явлени бывают в вас (I Кор. 11:19). Никогда истина этих слов не была более очевидной, чем в нашем веке, когда мученики, подвизавшиеся против ересей экуменизма и коммунизма, исчисляются миллионами. Поэтому другая цель этой книги — воспеть славу нашего столетия, его новых мучеников и исповедников. Ибо отмечать триумфы сатаны и при этом игнорировать подвиги тех, кто одолел всю его силу в наитруднейших обстоятельствах, значило бы искажать истину. Сам Христос пришел на падение и на востание многим во Исраили (Лк. 2:34), и именно к изучению восстания одних и падения других в Церкви двадцатого столетия мы и пришли ради наиболее полного познания Истины.
Но что это за Истина, установлению которой, смеем надеяться, поможет сей скромный труд? Истина Церкви: истина, состоящая в том, что, в противоположность учению еретиков, Церковь есть поистине Единая, Святая, Соборная и Апостольская. Истина того, что это единство, святость, соборность и апостольство сохранились до наших дней исключительно в остатке Православной Церкви, известном как Истинно-Православная Церковь. Наконец, истина того, что в нашу эпоху "торжества сатаны и власти Антихриста", по выражению патриарха-мученика Тихона, врата адова не одолеют Церковь, которая есть и всегда будет единственным ковчегом спасения (29).
Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!
26 См.: И. Н. АНДРУШКЕВИЧ, Доктрина св. Императора Юстиниана Великого // Православная Русь. № 4 (1529) (15/28 февраля 1995) 4–12.
27 О ситуации в России см.: В. ВЕРХОВЦЕВА, Несколько слов о нашем духовенстве (Храм Христа Спасителя) // Религия и демократия (М.: Прогресс, 1993) 141–148. О ситуации в Константинополе в начале ХХ в. см.: P. Botsis. Ieronimos ho isihastis tes Aiginas (Athenai. 1991) 58–77.
28 См.: К. ДИНЕКОВ, История на Българската Църква (Враца, 1953) 2.
29 Цит. по: Л. РЕГЕЛЬСОН, Трагедия Русской Церкви, 1917–1945 (Париж: ИМКА-Пресс, 1977) 313.
31 декабря / 13 января 1999/2000 года, Отдание Рождества Христова. Восточный Дом на Буковом Холме, Мэйфорд, Уокинг, Сюррей, Англия.