Geum.ru

Лекции сайта «РазныеРазности»

Вид материалаЛекции

Содержание


Приметные незнакомцы
Гипотетическая третья партия
От вильяэрмосы до оахаки
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   37

Глава 18




ПРИМЕТНЫЕ НЕЗНАКОМЦЫ


Метью Стерлинг, американский археолог, который проводил в Ла Венте раскопки в сороковых годах, сделал там ряд ярких открытий. Наиболее примечательным из них стала «Стела с бородатым человеком».

Как я уже говорил, ось ольмекского городища отклоняется от направления на север на восемь градусов. На его южном конце высится гофрированный конус большой пирамиды. Сразу за ней, на уровне земли, находится нечто вроде бордюра высотой около 30 сантиметров, ограждающего просторный прямоугольный участок, раза в четыре меньше типичного городского квартала. Когда археологи стали его раскапывать, то, к их удивлению, оказалось, что бордюр – это верхняя часть колоннады. Дальнейшие раскопки напластований показали, что высота колонн. – 3 метра. Всего их более шестисот, причем они стоят вплотную друг к другу, образуя непроходимый частокол. Вытесанные из сплошного базальта и доставленные в Ла Венту из каменоломни, удаленной на сотню километров, колонны весили каждая примерно по две тонны.

К чему все эти хлопоты? Что должен был оберегать этот частокол?

Еще до начала раскопок из центра участка примерно на метр выше «бордюра» выглядывал массивный камень, наклоненный вперед. Он был покрыт резьбой, которая продолжалась и на скрытой под землей части. Стирлинг и его бригада два дня откапывали этот камень. Он оказался внушительной стелой высотой 4 метра, шириной 2 метра и толщиной почти метр. Рельеф изображал встречу двух высоких мужчин, одетых в роскошные мантии и элегантные туфли с загнутыми вверх носами. То ли выветривание, то ли умышленное повреждение (что было обычной практикой у ольмеков) привели к тому, что одна из фигур оказалась совсем без лица. Вторая же осталась невредимой. Она настолько явно изображала мужчину европеоидного типа с высоким носом и длинной бородой, что удивленные археологи немедленно окрестили его «Дядей Сэмом».

Я медленно обошел вокруг 20 тонной стелы, вспоминая, что она пробыла в земле более 3000 лет. Всего полвека или около того как в результате раскопок Стирлинга она вышла на свет Божий. Как сложится ее судьба теперь? Простоит ли она здесь еще тридцать веков, вызывая восторг и благоговение грядущих поколений? Или обстоятельства вновь изменятся и земля скроет сие от людей?

А может быть, не случится ни того, ни другого? Я вспомнил древний календарь ольмеков, который унаследовали их более известные потомки – майя. Согласно ему, времени осталось совсем немного, не то что три тысячелетия. Вот истекут сроки Пятого Солнца, и страшное землетрясение покончит с человечеством за два дня до Рождества 2012 года…

Мое внимание вернулось к стеле. Две вещи представлялись очевидными: во первых, изображенная здесь сцена встречи по каким то причинам представляла особую важность для ольмеков с учетом масштабов стелы и окружающей ее колоннады. И во вторых, как и в случае с негритянскими головами, лицо бородача европейца ваялось с человеческой модели. Признаки расовой принадлежности были слишком очевидны, чтобы художник их выдумал.

То же самое относилось и к двум другим европеоидным фигурам, которые я сумел опознать среди уцелевших памятников из Ла Венты. Одна была изображена на барельефе, высеченном на тяжелой и почти круглой глыбе диаметром около метра. Человек был одет в нечто похожее на узкие леггинсы. У него были типичные черты англосакса и густая заостренная борода. На голове – забавная мягкая шапочка. В левой руке он держал не то флаг, не то какое то оружие. Правую руку он прижимал к груди. Тонкая талия повязана поясом. Фигура другого европеоида, высеченная на боковой грани узкого столба, имеет примерно такой же облик.

Кто же были эти незнакомцы? Что они делали в Центральной Америке? Когда они прибыли? И в каких отношениях они находились с другими незнакомцами, которые поселились в этих влажных каучуковых джунглях, – теми, что послужили моделями для больших негритянских голов?

Некоторые решительно настроенные исследователи, отвергающие догму об изоляции Нового Света до 1492 года, предлагали свое решение проблемы: бородатые пришельцы с тонкими чертами – финикийцы со Средиземного моря, которые проплыли мимо Геркулесовых столбов и пересекли Атлантику во втором тысячелетии до нашей эры. Сторонники этой гипотезы высказали предположение, что нефы – это рабы финикийцев, захваченные последними на побережье Западной Африки перед трансатлантическим путешествием.

Чем ближе я знакомился со скульптурами из Ла Венты, тем больше сомнений вызывала у меня эта гипотеза. Может быть, финикийцы и другие обитатели Старого Света и пересекали Атлантику задолго до Колумба. Существуют убедительные свидетельства этого, хотя вопрос лежит за пределами данной книги. Проблема в том, что финикийцы, которые оставляли свои характерные изделия в различных частях древнего мира, не сделали этого в поселениях ольмеков в Центральной Америке. Ни негритянские головы, ни бородатые люди на барельефах не содержат ничего хотя бы отдаленно финикийского – ни по стилю, ни по типажам, ни по характеру изделий. Более того, с точки зрения стилистики, эти крупные произведения искусства не принадлежат ни к одной известной культуре, традиции, жанру. Такое впечатление, что у них нет предшественников ни в Новом Свете, ни в Старом.

Как будто у них нет корней… Но ведь так не бывает, у любых форм художественного творчества должны где нибудь быть корни, истоки.


ГИПОТЕТИЧЕСКАЯ ТРЕТЬЯ ПАРТИЯ


Мне пришло в голову, что разумное объяснение может дать подход с позиций так называемой «гипотетической третьей партии», предложенной рядом ведущих египтологов для объяснения одной из великих загадок истории и хронологии Египта.

Археологические данные свидетельствуют в пользу того, что цивилизация Древнего Египта не развивалась медленно и мучительно, как и положено человеческому обществу, а совсем как у ольмеков возникла внезапно и полностью сформировавшейся. Получается так, что период перехода от примитивного к развитому обществу слишком короток, чтобы это имело какой либо исторический смысл. Технологические навыки, на развитие которых должны были потребоваться сотни и даже тысячи лет, появляются внезапно, «за одну ночь», причем абсолютно без предшественников.

Например, в находках, относящихся к додинастическому периоду (около 3500 года до н.э.), нет никаких следов письменности. Вскоре после этой даты совершенно внезапно и необъяснимо появляются иероглифы, так хорошо знакомые по развалинам Древнего Египта, причем сразу в полной и совершенной форме. Не ограничиваясь простой иллюстрацией предметов и действий, эта письменность с самого начала оказалась сложно структурированной системой, с фонетическими знаками, обозначающими только звуки, и развитой цифровой символикой. Уже самые ранние иероглифы были стилизованы и достаточно условны. Известно, что развитая скоропись широко использовалась уже на заре Первой Династии.

Что примечательно, так это то, что не обнаружено никаких следов эволюции от простого к сложному, причем это относится и к математике, медицине, астрономии и архитектуре, и даже к удивительно богатой и запутанной религиозно мифологической системе. Основная фабула такого совершенного труда, как Книга мертвых, возникла вдруг в самом начале династического периода.

Большинство египтологов не делают никаких выводов из факта «взрывного» раннего развития египетской цивилизации. Однако более смелые мыслители считают, что выводы могут быть поразительными. Джон Энтони Уэст, специалист по раннединастическому периоду, спрашивает, как происходит расцвет сложной цивилизации? Взгляните на автомобиль 1905 года и сравните его с современным. Здесь можно безошибочно проследить процесс развития. Но в Египте параллелей этому нет. Все присутствует сразу с самого начала.

Разумеется, ответ на эту загадку существует, причем очевидный. Однако к нему редко прибегают, поскольку он противоречит преобладающему способу мышления. Он таков: египетская цивилизация возникла не путем «саморазвития», а путем наследования.

Уэст много лет был занозой для египтологов ортодоксов, но и они не могли не удивляться внезапности возникновения египетской цивилизации. Уолтер Эмери, ныне покойный профессор египтологии Лондонского университета, так подытожил в свое время проблему:

"Около 3400 года до н.э. в Египте произошли радикальные перемены, и страна быстро перешла от сложноплеменной неолитической культуры к хорошо организованной монархии… В то же самое время достигают удивительного уровня письменность, монументальная скульптура, искусства и ремесла, и все свидетельствует о существовании роскошной цивилизации. Все это было достигнуто в течение относительно короткого промежутка времени, причем ни в письменности, ни в архитектуре не существовало или почти не существовало базы для такого рывка ".

Одно из объяснений может просто сводиться к тому, что Египет получил внезапный и решающий культурный импульс от какой либо иной известной цивилизации Древнего Мира. Наиболее подходящей кандидатурой на эту роль является Шумер, страна в южном Двуречье (Месопотамии). Несмотря на многие серьезные различия, некоторая общность в строительной технике и архитектурных стилях позволяет предположить связь между этими двумя регионами. Однако ни одно из этих сходств не является достаточно веским, чтобы однозначно говорить о причинной связи, о прямом влиянии одного общества на другое. Напротив, как пишет профессор Эмери:

«Возникает впечатление о косвенной связи, возможно, о существовании третьей партии, чье влияние распространилось и на Евфрат, и на Нил… Современные ученые пренебрегают возможностью иммиграции в оба региона из некоей гипотетической, но пока не открытой зоны. [Однако] именно третья партия, чьи культурные достижения независимо распространялись на Египет и Месопотамию, лучше всего объяснила бы общие черты и фундаментальные различия между двумя цивилизациями».

Помимо всего прочего, эта теория проливает свет на тот таинственный факт, что и египтяне, и месопотамские шумеры поклонялись практически одному и тому же лунному божеству, одному из старейших в их пантеонах (Тот у египтян, Шин у шумеров). Видный египтолог Уоллис Бадж утверждает, что «идентичность этих двух богов слишком полная, чтобы быть случайной… Было бы неверно утверждать, что египтяне заимствовали божество у шумеров либо шумеры у египтян. Скорее всего, богословы обоих народов заимствовали свои теологические системы из общего, но очень древнего источника».

Вопрос, следовательно, сводится к следующему: что это за «общий, но очень древний источник», эта «гипотетическая, но еще не открытая зона», эта высокоразвитая «третья партия», которую имеют в виду Бадж и Эмери? И если она оставила наследие высокой культуры в Египте и Месопотамии, почему бы ей не сделать то же самое в Центральной Америке?

Тот факт, что «взлет» цивилизации в Мексике произошел намного позже, чем на Ближнем Востоке, ничего не доказывает. Вполне возможно, что начальный импульс был дан в обоих местах одновременно, а последующее развитие могло идти соответственно местным условиям.

Согласно этому сценарию, у цивилизаторов все прекрасно получилось в Египте и Шумере, результатом чего стало возникновение там замечательных и прочных культур. С другой стороны, в Мексике (да, похоже, и в Перу) они потерпели серьезную неудачу. После хорошего старта, когда были созданы гигантские каменные головы и барельефы с бородачами, все быстро «покатилось под гору». Несмотря на упадок, свет цивилизации не угас насовсем, но заметный прогресс наметился лишь около 1500 года до н.э. (так называемый «ольмекский горизонт»). К этому времени великие скульптуры стали седыми от древности реликвиями духовной силы, а их забытые оригиналы оказались закутаны в мифы о великанах и бородатых просветителях.

Если так, то, глядя в миндалевидные глаза негритянских голов или на угловатые точеные европейские черты «Дяди Сэма», мы, возможно, встречаемся с гораздо более отдаленным прошлым, чем думаем. И вполне вероятно, что эти великие произведения сохранили для нас образы представителей погибшей цивилизации, которая объединяла различные этнические группы.

Применительно к Центральной Америке гипотеза третьей партии выглядит в сжатом виде так: цивилизация в древней Мексике возникла не без участия внешнего влияния. Она не возникла и в результате влияния Старого Света. Определенные культуры и в Старом, и в Новом Свете подверглись в немыслимо далекие времена воздействию людей и влиянию некоей «третьей партии».


ОТ ВИЛЬЯЭРМОСЫ ДО ОАХАКИ


Прежде чем покинуть Вильяэрмосу, я посетил ЦИКОМ (Центр исследования культур ольмеков и майя). Хотелось узнать у тамошних ученых, нет ли поблизости еще каких нибудь поселений ольмеков. К моему удивлению, они посоветовали искать подальше. В нескольких сотнях километров на юго запад, в Монте Альбане, провинция Оахака, археологи, по видимому, откопали ряд «ольмекоидных» изделий и ряд барельефов, как считают, собственно ольмекского происхождения.

Мы с Сантой собирались ехать из Вильяэрмосы прямо на северо восток, на полуостров Юкатан. Поездка в Монте Альбан потребует сделать большой крюк, но мы все равно решили предпринять ее, надеясь, что она прольет дополнительный свет на цивилизацию ольмеков. Кроме того, было интересно прокатиться по горной местности в сердце долины, где скрыт город Оахака.

Мы двинулись почти прямо на запад, мимо загубленной Ла Венты, снова мимо Коацекоалькоса, а затем через Саюлу и Лома Бонита до города Тухтепек на пересечении дорог. Оставили позади сельскую местность, изуродованную нефтяниками, пересекли небольшие холмы, покрытые прекрасными лугами, и помчались дальше среди зреющих полей.

В Тухтепеке, где начинаются настоящие «сьеррас» (горы), мы круто свернули на юг по автостраде № 175, ведущей в Оахаку. На карте этот участок дороги казался вдвое короче расстояния, которое мы уже проехали от Вильяэрмосы. Путь, однако, оказался достаточно сложным, требующим напряжения и нервов, и мускулов: бесконечные зигзаги узкой дороги, крутые подъемы и обрывы. Мы карабкались в облака, словно по лестнице, ведущей в небо. Дорога вела нас через ярусы различной альпийской растительности, каждый вид которой занимает свою климатическую нишу. Наконец, пробившись сквозь облака, мы оказались в таком месте, где произрастали гигантские формы знакомых растений, создавая нереальный и чужой ландшафт. Чтобы проехать 700 километров от Вильяэрмосы до Оахаки, нам потребовалось двенадцать часов. К концу поездки мои руки, слишком сильно сжимавшие руль на бесконечных поворотах, оказались все в волдырях. В глазах у меня стоял туман, а перед мысленным взором снова проносились пропасти, которые мы огибали.

Город Оахака знаменит колдовскими грибами, марихуаной и Д.Х. Лоуренсом, который в двадцатых годах написал здесь и частично поставил свой роман «Пернатый змей». В этом месте сохранился дух богемы, и до поздней ночи какой то ток возбуждения взвинчивает толпы людей, заполняющих его бары и кафе, узкие булыжные улочки, старые дома и просторные площади.

Мы поселились в комнате с видом на один из трех открытых дворов отеля «Лас Голондринас». Постель была удобной, над головой было звездное небо. Но уснуть я не мог, несмотря на усталость.

Спать мне не давали мысли о цивилизаторах, бородатых богах и их спутниках. Похоже, что в Мексике, как и в Перу, они потерпели поражение. По крайней мере, так представлялось из легенд. Но на следующее утро, когда мы добрались до Монте Альбана, оказалось, что не только из легенд.