Александр Мень. История религии. Том 2

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   72   73   74   75   76   77   78   79   ...   109

x x x




Осененный божественным благословением, призванный быть владыкой мира.

Человек, согласно Библии, получает предостережение от Ягве. Ему угрожает

гибель, если он вкусит от Древа Познания добра и зла. Эта заповедь есть как

бы пробный камень для испытания преданности Человека воле Творца.

Что же означает это Древо - "Эц хадаат тов вэ-ра"? Если рассматривать

этот символ в аспекте нравственном, то может на первых порах создаться

впечатление, что Древо Познания означает различение моральных категорий,

неведомое природному миру. Но из библейского текста явствует, что Человек

сотворен разумным существом и предполагать в нем неведение добра и зла,

свойственное животным, нет ни малейших оснований. Есть и другой аспект

нравственной интерпретации символа. Согласно Вл. Соловьеву, "сущность

грехопадения состоит в том, что человек решился испытать зло на деле"582. А

католический богослов Роланд де Во рассматривает познание добра и зла "как

способность лично решать, что является добром и злом, и действовать в

соответствии с этим решением"583.

Это последнее понимание очень удачно вскрывает основной мотив

непослушания человека, стремление к автономии, к независимости от Бога584.

Но прямой смысл ягвистического сказания, хотя и подтверждает эту мысль о

стремлении человека к автономии, имеет несколько иной оттенок.

Прежде всего характерное ветхозаветное словосочетание "добро и зло"

("тов вэ-ра") не имело прямого нравственного смысла. Буквально "тов"

означает не абстрактное "добро", а "полезное", "доброе",

"доброкачественное", и, соответственно, слово "ра" означает "худое",

"вредное", "опасное". А вместе они представляли собой идиоматическое

выражение, означавшее "все на свете", "все важное для человека", "все

стороны жизни". Эта идиома свойственна как ягвисту, так и автору "Истории

Давида"585. Таким образом, библейское Древо можно назвать просто Древом

Познания.

Но если это так, то легко может возникнуть мысль, что Бог считает

необходимым для человека пребывать в темноте и невежестве, мысль, которая

находится в вопиющем противоречии с царственностью человека и "наречением

имен" животным.

Здесь следует обратить внимание на то, что библейское слово "даат"

("познание") коренным образом отличается от соответствующего греческого

слова "гнозис". "Даат" означает не теоретическое знание, а овладение,

обладание, умение. Оно употребляется для обозначения супружеских отношений и

владения мастерством586.

Таким образом, перед нами попытка человека "стать как Элогим",

присвоить себе высшую власть над миром и его тайнами и сделать это

независимо от Бога587.

Религиозная история является замечательной иллюстрацией к этой жажде

быть самодовлеющим властелином над миром. Она составляет самую сущность

Магизма, который можно определить словами Тареева как "религиозную вражду",

как желание овладеть ключами могущества независимо от Бога. В этом смысл

посягательства на Древо Познания. "Греховным, - говорит Тареев, - в

пожелании первых людей было не само по себе стремление к божественному

совершенству, к божественному содержанию своей жизни, а стремление к

внешнему абсолютному совершенству"588. Бог - предмет зависти, Бог-соперник,

Бог как нечто чуждое - вот что рождается в помраченном грехом сознании

человека и толкает его на преступление заповеди. То, что этот надлом в

отношении человека к Богу произошел в самом начале существования человека,

подтверждает Магизм, паразитирующий на религии уже в самые ранние эпохи

предыстории.

x x x




Ягвист знает, что человек пошел на преступление под воздействием

враждебных сил. Но кто они, эти силы? Богословского учения о Духе Зла в ту

эпоху Израиль еще не знал. Ему были известны демоны других народов, но они

были составной частью пантеона, злыми богами, населявшими небо и землю,

отравлявшими жизнь человека589. Признать их бытие означало для еврейского

мудреца сделать огромную уступку язычеству. Только после окончательного

утверждения единобожия израильские богословы впервые начинают говорить о

Сатане590.

Итак, Бытописатель должен был найти соответствующее обличье для

враждебного начала, действие которого он ощущал в Эдемской трагедии. В

древней Месопотамии существовали мифы о драконах - противниках богов, эпос о

Гильгамеше говорил о змее, похитившей у богатыря траву вечной юности. Но

решающим для Бытописателя могло явиться то обстоятельство, что Змей выступал

обычно как атрибут ненавистного культа плодородия. Змей был фаллическим

символом и изображался на многих языческих рельефах и фетишах. Мы видим его

в руках чувственных богинь Сирии, Финикии, Крита. В Палестине были найдены

змеевидные талисманы и модели храмов со змеями591. В Египте Змей тоже играл

роль хтонического божества. Змеиный облик имела богиня жатвы Рененут и сам

бог земли Геб. Кобры были также символом магической власти и поэтому

изображались на тронах и коронах царей592. Культ змеи просуществовал до

поздних эллинистических времен. В святилищах Змея часто содержали живых

рептилий как воплощение божества593.

Таким образом, если с одной стороны змея была эмблемой языческого

культа, а с другой - внушала невольный страх и отвращение, то следует

признать, что Ягвист не мог найти для враждебных сил более подходящей маски,

чем маска Змея.

Змей (Нахаш) Ягвиста - это разумное, но коварное существо. Очевидно, он

ходил на четырех ногах, т. к. ползанье стало его уделом лишь впоследствии.

Изображения таких четвероногих змеев можно видеть на египетских и шумерских

рельефах594. Но во всяком случае Бытописатель ясно говорит о том, что Нахаш

принадлежал к животному миру. Это может вызвать недоумение, т. к.

большинство читателей Библии привыкло видеть в нем просто дьявола. Ягвист же

говорит о Нахаше как о наиболее "мудром" или "хитром" (арум) существе среди

"зверей полевых, которых создал Ягве" (ми кол хайат хасаде, ашер аса Ягве).

И тем не менее принадлежность к животному миру не снимает с Нахаша ореола

таинственности. Дело в том, что, хотя ягвист и утверждает уникальность

человека среди прочих существ, он мог в какой-то степени разделять взгляд

своих современников на животных. В ту эпоху животных не рассматривали просто

как низшие существа. Они казались обладателями неких тайн, граничащих с

миром потусторонним.

На всех алтарях древнего мира мы видим изображения зверей, птиц, рыб,

пресмыкающихся. Даже в храме Иерусалимском были помещены изваяния быков.

Следовательно, то, что некий древний четвероногий Змей заговорил с Женщиной,

могло представляться для того времени вполне естественным. Ибо сам Змей

казался сверхъестественным.

Итак, Нахаш соблазняет Еву, нарушив запрет. Их беседа передана с такой

неподражаемой живостью, с таким тонким знанием человеческой психологии, что

остается на века типичным образом соблазна и падения. Змей заставляет

Женщину усомниться в истинности того, что сказал Творец. И она делает выбор,

доверяя больше Змею, чем Богу.

То, что люди, согрешив, познали стыд, свидетельствует о какой-то связи

между падением и чувственностью. Это опять приводит нас к Змею как символу

магического, сексуального культа. То, что проводником искушения стала

Женщина, тоже может рассматриваться как намек на этот культ. Магические

обряды Сирии были тесно связаны с поклонением богине, которая была

воплощением Вожделения, Размножения и Материнства. Таким образом, если мы

сопоставим эти звенья: запретный плод. Змей, женщина и стыд, то принуждены

будем согласиться с богословом, утверждающим, что "Ягвист описал падение

человека в терминах своего времени и своей цивилизации, как нечто идентичное

культу плодородия"595. Это становится еще очевиднее, если мы обращаемся к

первобытным религиям и религиозной истории самого Израиля. Подобно тому, как

в доисторическом мире начало язычеству положил культ Богини-Матери, так и в

Израиле главным религиозным соблазном были сирийские верования, связанные с

женщиной, змеем и изменой своему Богу.