Ущего года Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства в связи с предложениями общественных организаций Азербайджана обсудил вопрос о книге Г
| Вид материала | Документы |
- Комитет общественных связей города Москвы Московский Дом общественных организаций положение, 157.11kb.
- Организационный комитет Конгресса организаций связи и информационных технологий, 144.99kb.
- Юрист, 24. 02. 2008 16: 41:, 756.29kb.
- Об авторском праве и смежных правах, 644kb.
- Об авторском праве и смежных правах, 2495.21kb.
- Об авторском праве и смежных правах, 620.64kb.
- Об авторском праве и смежных правах, 683.65kb.
- Президент Республики Казахстан Общие положения статья, 510.42kb.
- Республики Казахстан "Об авторском праве и смежных правах", 630.92kb.
- Искусство и наука об искусстве: теория искусства методология искусствознания, 765.73kb.
ДОКУМЕНТЫ
Из истории происков иностранной агентуры во время кавказских войн
В мае текущего года Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства в связи с предложениями общественных организаций Азербайджана обсудил вопрос о книге Г. Гусейнова “Из истории общественной и философской мысли в Азербайджане XIX века” и признал ошибочным своё прежнее решение о выдвижении этой книги на Сталинскую премию. Комитет отметил, что книга Гусейнова написана с неправильных политических и теоретических позиций и представляет в извращённом виде характер движения мюридизма н Шамиля, изображая их в качестве прогрессивного национально-освободительного и демократического явления. Такая оценка Шамиля и мюридизма является антимарксистской, противоречит историческим фактам и в корне извращает действительный смысл этого движения, которое было реакционным, националистическим и находилось на службе у английского капитализма и турецкого султана. Мюридизм, являвшийся реакционным, религиозным течением, ставил задачей сохранение полупатриархального-полуфеодального строя горцев. Шамиль и возглавлявшееся им на Кавказе движение мюридизма стремились поставить горцев на службу захватническим целям и действиям Турции и Англии и на Кавказе.
Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства вошёл с ходатайством в Совет Министров СССР об отмене решения о присуждении Сталинской премии за указанную книгу. Совет Министров СССР удовлетворил ходатайство Комитета.
Вопрос о характере движения мюридизма и Шамиля не раз был предметом внимания советских историков. Однако при изучении этого вопроса ряд советских историков допустил, как это вскрыто М. Д. Багировым (См. М. Багиров. К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля. Журнал “Большевик” № 13 за 1950 год.), буржуазно-объективистские и националистические ошибки, неправильное освещение событий, развёртывавшихся на Кавказе в 30-50-х годах XIX века.
Одной из важнейших причин ошибочной оценки политической роли Шамиля и мюридизма явилось некритическое отношение наших историков к западноевропейской историографии и публицистике. Как известно, в этой литературе — особенно в английской — пропагандируется фальшивая версия, будто бы в XIX в. Россия являлась единственным агрессором на Ближнем Востоке и на Кавказе.
В 30-х годах прошлого века пресловутый Уркарт, один из английских агентов на Востоке, положил начало агрессивной, антирусской публицистике, доказывавшей, что русская политика с Азии направлена против “цивилизации” и “свободы народов” и против безопасности Англии; что политика Англии является будто бы политикой законной самообороны” и “бескорыстной защиты” азиатских народов от “русской опасности”. Уркарт требовал, чтобы английское правительство приняло меры к изгнанию России с Кавказа и даже из Крыма и заставило её вернуться на юге и на западе к государственным границам XVII века. Он требовал, чтобы английское правительство изолировало Россию и окружило её кольцом враждебных сил, руководимых английской дипломатией.
Эта публицистическая концепция служила прикрытием для экспансионистской политики самой Англии па Среднем и Ближнем Востоке. Какой бы захват ни замышляла Англия, этот разбойничий акт неизменно изображался в качестве “оборонительного [102] мероприятия”, призванного якобы противодействовать русской экспансии. Писания Уркарта явились основой для создания политических легенд, сотканных из клеветы против России, весьма выгодных для воинствующего английского капитализма и его захватнических замыслов.
Эти клеветнические концепции, к сожалению, оказали влияние и на некоторых советских историков. Среди них первым ошибочную оценку движения Шамиля высказал М. Н. Покровский 1. Русскую политику на Кавказе М. Н. Покровский рассматривал в отрыве от борьбы России против захватнической политики Англии и её попыток при помощи Турции утвердиться на Чёрном море и вытеснить отсюда Россию. Из концепции Покровского совершенно выпадает значение Чёрного моря и Кавказа для безопасности России.
Некоторые историки восприняли эту фальшивую, антиисторическую концепцию, не имеющую ничего общего с марксизмом. В книге Р. Магомедова 2 можно прочесть такие строки: “Шамиль воскресил образы легендарных героев Кавказа” (стр. 61). Автор не жалеет комплиментов для характеристики Шамиля и доходит до чудовищного утверждения, будто бы движение горцев, союзниками которых были английские капиталисты и турецкие феодалы, “сливалось с международным революционным движением” (стр. 122). Демократический, справедливый характер борьбе горцев Кавказа приписывает С. Бушуев 3. Он не пытается выяснить связи Шамиля с турецкой и английской агентурой.
В учебнике по истории СССР под редакцией М. В. Нечкиной 4 борьбе кавказских горцев приписывается национально-освободительный характер. В этой книге превозносятся выдающиеся качества Шамиля, он изображается как защитник народных масс.
В названных трудах игнорируются важные источники, вскрывающие деятельность английской агентуры на Кавказе 5, и прежде всего собственные свидетельства английских агентов, действовавших там в 30-х годах XIX века. Двое из этих агентов, Белл и Лонгворт, как известно, издали описание своих похождений ещё в 1840 году Белл опубликовал двумя томами свои дневники под названием “Journal of residence in Russia during the years 1837, 1838 and 1839 by James Stanislas Bell” (London, 1840); Лонгворт издал тоже два тома своих мемуаров под названием “A year among the Circassiens” (London, 1840), содержанием близких к дневникам Белла, представляющим, однако, значительно больший политический интерес.
Белл описывает спою деятельность по время второй экспедиции на Кавказе, предпринятой в 1837 г. и являющейся продолжением его первой кавказской авантюры, имевшей место в 1836 г., когда он на шхуне “Виксен” доставлял оружие и боеприпасы горцам, но был захвачен русскими властями, причём шхуна была конфискована в Новороссийской бухте (тогда называвшейся Суджук-кале) 6. Несмотря на неудачу с “Виксеном”, деятельность английской агентуры на Кавказе продолжала развиваться. Белл [103] рассказывает, что заместитель статс-секретаря Форейн-офис Б. Стренгуэй передал Уркарту о желании самого Пальмерстона организовать контрабандный рейс в “Черкессию”. Уркарт, пишет Белл, “сообщил об этом мне и условился со мною о дальнейшем” 7.
Английский дипломатический аппарат всячески помогал осуществлению этой авантюры. Английский посол в Константинополе лорд Понсонби вёл переговоры с князем Сефер-беем, который прибыл в Константинополь в качестве уполномоченного старшин двенадцати кавказских племён для переговоров с турецким правительством и английскими представителями в турецкой столице; о ходе этих переговоров Понсонби лично писал Беллу 8.
При выполнении уркарговской программы действий на Кавказе не было недостатка ни в опытных людях, ни в средствах. Эта программа, отражённая в публикуемых ниже документах, отчасти ясна уже и из записок Белла о его деятельности на месте назначения. Сообразно этой программе, Белл, Лонгворт и Найт проводили следующие мероприятия с помощью, по словам самого Белла, “нескольких сот человек”, завербованных Уркартом 9: контрабандный ввоз огнестрельного оружия на Кавказ, производившийся после плачевного провала английской экспедиции на “Виксене” в больших размерах на турецких судах; подкуп вождей или старший племён натухайцев и шапсугов; распространение от имени английского правительства ложных известий о намерениях Англии защитить независимость черкесов в целях противодействия успеху примирительных действий русских властей и примирительных настроений среди черкесских “низов”; речь заходила даже о поддержке черкесов со стороны “Европы” 10.
Особенную важность для английских эмиссаров представляла задача распространения среди черкесов принятия тек называемого “национального обета”. “Национальный обет” был “изобретением” Уркарта, пущенным в ход в июле 1834 г., когда “Дауд-бей [т. е. Уркарт] впервые подал местным старшинам мысль объединиться с другими горцами под одной властью и под общим знаменем” 11 . Этот “обет” был клятвой вечной вражды и войны против русских, а также против “изменников”, т. е. горских племён и отдельных горцев, которые либо принимали мир, предлагавшийся русскими властями, либо вступали с русскими в торговые сношения 12. Против таких “изменников” на основе “национального обета” англичане создали систему жесточайшего террора: нарушители “обета” подлежали смертной казни, имущество их делилось между палачами 13, а дети казнённых продавались в рабство во избежание того, чтобы из них не вырастали мстители в родной стране 14.
В августе 1834 г. церемония принятия “обета” началась в Хабле и, по словам Белла, происходила “не без кровопролития”. Но за промежуток времени между отъездом Уркарта, посетившего Кавказ в 1834 г., и прибытием Белла, Лонгворта и Найта в 1837 г. “национальный обет” был предан забвению. В 1837 г. Найт (Надир-бей), явившийся в Черкессию в форме королевского эдинбургского стрелка и с огромным грузом боеприпасов, собрал тысячу горцев для распределения оружия и заставил их дать придуманную Уркартом клятву за себя и свои округи; при этом было постановлено собрать по подписке фонд для выдачи наград за доносы на виновных в сношениях с русскими 15.
Таков был “особый метод войны”, который, как писал Белл в предисловии к своему “Дневнику”, английские эмиссары рекомендовали на совещаниях старшин как [104] наиболее для них пригодный и посильный. “И я верю, — говорит Белл, — что отчасти эти советы содействовали героическим успехам, начавшимся перед моим отъездом. Полагаю, что я не обязан оправдываться в своём вмешательстве в военные дела чужой страны, хотя оно а не входит в сферу деятельности английского купца” 16. Кроме “национального обета”, было изобретено и “национальное черкесское знамя” 17.
В планы Пальмерстона, как и его нетерпеливых сотрудников, входило использование содействия турок, но в то же время английское правительство намеревалось подготовить провозглашение английского протектората над западным побережьем Кавказа. Белл сообщает, что завербованные им “черкесские” феодалы “желают не только дружбы, и помощи Англии: они хотят, чтобы Англия сделала их страну одним из своих владений”. По инициативе англичан натухайские и шапсугские старшины писали верноподданнические петиции в два адреса: английской королеве и турецкому султану 18. В январе 1838. г. Белл и Найт предъявили требование об объединении натухайцев и шапсугов с абхазцами и “кубанскими провинциями” для отправки от имени во этих племён послов в Англию с петицией о помощи и покровительстве 19. Они настаивали на срочности этого дела, так как Найт должен был успеть на первое же турецкое судно доставить “послов” с петицией, чтобы прибыть с ними в Лондон до перерыва парламентской сессии. Понсонби вёл переговоры с Сефер-беем в Константинополе об ускорении избрания “послов” и подписания петиции.
Эти мероприятия не удалось осуществить. Белл указывает, что, по-видимому, черкесы считали, что англичане сделают из “послов” заложников. Даже при принятии “национального обета” от присоединявшихся племён брали заложников; в этом Белл видел гарантию “единодушно-враждебного отношения к русским” 20. “Распространение этого важнейшего мероприятия — введения национального обета, — писал Белл в августе 1838 г., — даёт мне особенное удовлетворение, так как это — наше, английское достижение” 21.
Разнообразная деятельность английских эмиссаров, конечно, не исчерпывалась перечисленными мероприятиями. Отметим ещё одно обстоятельство, разъясняющее странный стиль писем горцев, которые они отправляли русским военачальникам в ответ на воззвания к горцам освободиться от лживых и своекорыстных английских подстрекателей. В этих письмах пространно характеризовалась международная политическая ситуация в Европе, излагались переговоры между правительствами и т. д. Дневник Белла разъясняет, что ответы русским генералам составляли расторопные англичане при помощи турецких писцов 22.
Оценивая деятельность своей группы на Кавказе, Белл писал 30 ноября 1838 года: “Дауд-бей в Черкессии самоотверженно защищал Турцию, Персию и Индию”. 10 февраля 1840 г. Белл писал: “Черкесы сражаются за наше дело” 23.
Таким образом, английская агентура подчёркивала, что “черкесский” “национальный обет” — английский обет, “черкесское” “национальное знамя” — английское знамя, борьба “черкесов” — борьба за британское владычество над Индией и дело “черкесов” — английское дело. И свою главную задачу английская агентура видела в том, чтобы объединить под мошенническим флагом борьбы за “независимость и поставить на службу “английскому делу” подкупленных ими вождей Кавказе племён.
“Поразительная”, на первый взгляд, откровенность Белла объясняется тем, что издание его дневников было предпринято с целью нанести удар Пальмерстону со стороны торийской оппозиции за его “предательское” поведение по отношению к первой экспедиции Белла на судне “Виксен”.
Документы, опубликованные Пальмерстоном, свидетельствуют о том, что он был предупреждён Беллом о цели и времени его первой экспедиции. Пальмерстон отказался [105] лишь гарантировать правительственное вмешательство в случае, если русские власти задержат нарушителей правил морского сообщения с кавказским побережьем
Через год после того, как шхуна “Виксен” была захвачена русскими властями, Пальмерстон (в 1837 г.), к великому негодованию торнйской оппозиции, покончил дело о “Виксене” миром, признав правомерной конфискацию шхуны. Уркарт, являвшийся тогда первым секретарём английского посольства в Константинополе и, как уже говорилось, принимавший активное участие в организации этой экспедиции, был отозван Пальмерстоном. Последний стремился уступчивостью русскому правительству содействовать достижению других целей своей дипломатии: расстроить франко-русское сближение.
Наиболее нетерпеливые русофобы, возглавлявшиеся Уркартом, не могли простить Пальмерстону эту уступчивость. Они организовали поход против Пальмерстона. В разгар полемики и появилась весьма откровенная публикация Белла, показывающая, что в организации борьбы горцев против России огромную роль играла английская и турецкая агентура.
То, что английские историки замалчивали книгу Белла, вполне понятно; но то, что некоторые советские историки, занимавшиеся изучением так называемой “освободительной войны” на Кавказе, не поинтересовались “исповедью” Белла и игнорировали официальную английскую публикацию по этому вопросу, не может не вызывать недоумения.
Следует также заметить, что разработка советских архивов, содержащих документы русских правительственных органов эпохи кавказских войн, велась до сего времени весьма односторонне. Никто из историков, писавших о кавказских войнах, не использовал архивных документов, вскрывающих связи Шамиля и других кавказских феодалов с Англией и Турцией и изобличающих их деятельность в качестве агентов английского и турецкого правительств.
Публикуемые ниже документы из Архива внешней политики России разоблачают деятельность английских и турецких агентов, занимавшихся натравливанием кавказских горцев на Россию и разжигавших на Кавказе вражду против русских.
По своему, содержанию и происхождению эти документы делятся на три группы.
Первая группа документов вскрывает деятельность английской агентуры на Кавказе в конце 30-х годов. Это перехваченные местными русскими властями письма английского шпиона и диверсанта Джемса Станислава Белла, который был близок к Уркарту. Письма относятся к первой половине 1838 г. и были посланы Беллом с Черноморского побережья Кавказа в Лондон, а также английским дипломатическим представителям в Константинополе и Тегеране. Среди писем в Лондон, как об этом свидетельствует пометка на документе, публикуемом под № 1, были такие, которые носили характер официальных докладов и адресовались непосредственно заместителю статс-секретаря Форейн-офис Стренгуэю. Сюда же относится переписка русских властей, которая велась в связи с деятельностью группы английских агентов, членами которой были Белл {конспиративная кличка “Якуб-бей”), Лонгворт (кличка “Алсид-бей”), Нант кличка “Надир-бей”) и, наконец, уже упомянутый выше Давид Уркарт (кличка “Дауд-бей”), руководивший действиями всей этой группы.
Вторая группа документов касается непосредственно Шамиля. Это перехваченное местными русскими властями письма Шамиля и его доверенных лиц, предназначавшиеся турецкому султану и его правительству и датированные 1848-1849 годами, привлекают внимание письма султану наиба Шамиля на Западном Кавказе — Мухаммед-Эмина. Последний был послан Шамилем на западное побережье Кавказа и руководил там борьбой горцев против России до 1859 г., когда был взят в плен русскими войсками. Через Мухаммед-Эмина осуществлялась связь Шамиля с турками и англичанами.
Третью группу составляют документы русского правительства, относящиеся к 1837 г. и вскрывающие работу англо-турецкой агентуры по снабжению оружием кавказских горцев в целях разжигания их борьбы против России после окончания Крымской войны и заключения мира между Россией и державами крымской коалиции, включая Англию и Турцию.
Е. Адамов, Л. Кутаков
№ 1
ПИСЬМО АНГЛИЙСКОГО АГЕНТА С. БЕЛЛА АНГЛИЙСКОМУ ПОСЛАННИКУ В ТЕГЕРАНЕ МАКНЕЙЛУ
Перевод с французского 25
Перевод письма г-на Станислава Белла г-ну Макненлу, британскому посланнику в Персии.
Близ Джубги, побережье Черкессии, 28 марта 1838 года.
Надеюсь, что Вы не сочтете меня самонадеянным, если я обращусь к Вам со вторым письмом в надежде, что оно представит для Вас некоторый интерес, пока Вы проживаете в этой стране.
Этот интерес, однако, должен иметь очень невеселый характер, если только Вы уже осведомлены о полной коварства и оппортунизма политике, проводимой в нашей стране группой лиц, происки которых ведут лишь к тому, что весь горизонт вплоть до Черкессии все более омрачается; в то же время представляется трудным убедить друзей этой страны в том, что ее воинственный дух и ее сила почти истощились, и час её агонии скоро пробьет, если только не будут приняты меры для их восстановления.
Г-н Уркарт только что препроводил мне, или вернее я только что получил прокламацию, обращенную к черкесам, которая их призывает объединиться, образовав общее правительство, и не полагаться на заграничную помощь, в которой они совершенно не будут нуждаться, если только они будут объединены; она вместе с тем упрекает их в бездействии, возвещая в то же время, что их дело завоевывает все больше и больше сторонников. Что касается нас, находящихся здесь, то мы знаем, с каким трудом и в какой смертельной тревоге они [черкесы] пытаются защитить свои семьи и свое имущество против ежегодных или скорее непрерывных опустошений со стороны русских армий, пользующихся своей непобедимой артиллерией. Этот совет, сам по себе превосходный, все же в отношении этих двух областей [шапсугов и натухайцев] является, не чем иным, как предписанием совершать моцион и купаться в море умирающему, находящемуся в последней стадии истощения. Как бы то ни было, г-н Уркарт безусловно ошибался в оценке состояния этой страны в настоящее время, и черкесы теперь расплачиваются за это. Война так затянулась, русские так часто одерживали успехи, а черкесы, растрачивая свои ресурсы, были так далеки (от мысли) о каком-либо объединенном вооруженном выступлении, что теперь их единственный шанс на спасение заключается в том, чтобы не сдаваться врагу. Заявить им, чтобы они больше не надеялись на добрую волю Англии, было бы то же, что предложить им сложить оружие, так как это — последняя надежда, которая их поддерживает; если бы они не верили в это, то многие из их вождей, от которых в настоящее время все зависит, не стали бы выжидать, а пожертвовали бы собой при какой-нибудь безнадежной попытке или же покинули бы свою страну.
Как в связи с этим последним соображением, так и по той причине, что мы всегда сохраняли некоторые надежды на благосклонность Англии, некий г-н Лонгвоорд, пребывающий здесь, и я сочли необходимым средний путь: предупредить народ о том, чтобы он не рассчитывал на материальную помощь со стороны английского правительства, но объявить ему в то же время, что надо завоевывать себе там [в Англии] новых сторонников и что,возможно, правительство выступит в интересах установления свободы торговли у их [черкесов] побережья, а это позволило бы частным лицам посылать им всякого рода боеприпасы, в которых они так сильно нуждаются Что касается этого последнего пункта, то письма, которые я получаю из Англии, поддерживают во мне полную уверенность и, кроме того, извещают меня, что в случае захвата [судов] выступление правительства равным образом несомненно, и что я могу ожидать прибытия одного или двух судов, груженных порохом. В связи с этим я отправился на побережье, чтобы подготовить все к этому прибытию и, насколько [107] возможно, предать письмо г-на Уркарта широкой огласке, подчеркнув все значение этого письма, которое может оказать лишь благоприятное влияние в стране, поскольку все говорит за правдивость его содержания.
То, что я говорил выше по поводу черкесов, относится лишь к двум областям, населенным натухайцами и шапсугами, которым все еще приходится выносить все бедствия войны, получая порой частичную и случайную помощь от обширной горной области Абазак 26; некоторые из вождей этой области в северной ее части обнаружили за последнее время склонность занять выжидательную позицию 27 в отношении русских, отправившись навстречу императору [Николаю I] при его возвращении из Грузии, и это одна из причин, которая помешала нам отправиться к ним. Я не знаю, входило ли в намерения этих вождей добиться мира или просто получить подарки, до которых они весьма падки... 28.
Области к востоку от Шапсуга, между Абазаком и Кубанью, как то: Задуг, Xатукай и Таккрги [?], хотя и связанные, как и другие, обязательством по отношению к Сефер-бею не подчиняться России и облечь его полномочиями в качестве их общего посла, с тем, чтобы он обеспечил им помощь заграницы, — все же сказались вынужденными вступить в переговоры с русскими о мире, условия которого точно соблюдаются с той и другой стороны. Лицом, которому эти области поручили заключить такое соглашение, был князь Хатукай оглу Джамболет — родственник Сефер-бея; как нам сказали, он пользовался большим влиянием во всей этой стране и являлся к тому же храбрым и лойяльным человеком и ярым сторонником независимости своей родины... 28.
Я намерен приложить к копии письма г-на Уркарта, которую я собираюсь отправить абазакам, другое письмо с соображениями относительно имевшего место события. Эти соображения могут полностью раскрыть им глаза и побудить их присоединиться к своим соотечественникам для отражения русских, если они не хотят быть окруженными этими последними и вынужденными подчиниться, поскольку все пути снабжения могут оказаться отрезанными. Они уже оказали некоторую помощь на побережье для борьбы, с постройкой фортов, которые воздвигаются для того, чтобы пресечь всякую торговлю с Турцией; тем не менее, торговые отношения поддерживаются в полной мере даже в самом близком соседстве с этими крепостями. Мы имеем все основания надеяться, что они в конечном счете поддадутся в достаточной мере убеждению, чтобы понять свои действительные интересы и направить усилия на их защиту. Однако шансы в борьбе слишком неблагоприятны для недисциплинированных масс кавалерии, состоящей из добровольцев, сражающихся против хорошо организованной пехоты, и страна к тому же находится в слишком бедственном положении для того, чтобы оказалось возможным в настоящий момент ввести в ней какие-либо реформы, и если только Англия иди англичане не вмешаются в скором времени в дела Черкессин, как кого требуют обстоятельства, эта страна явится не чем иным, как новой гекатомбой, принесенной в жертву ненасытным притязаниям России.
Я мог бы поговорить с Вами в этом письме о многих других вопросах и, в частности, о принятии национального обета с целью поддержать их преданность вере, вражду к России, отказ от воровства и борьбу с изменой; эта мера, после того как она была введена в этой стране г-ном Уркарюм, была применена в ней этой зимой нами, англичанами, и будет окончательно приведена в исполнение этой весной во всей северной части страны. Однако мне кажется, что это письмо и так уже является чрезмерно длинным, тем более, что я писал его в самом неудобном месте, среди толпы разговаривающих друг с другом людей (что, кстати сказать, случается со мной всюду, куда я ни отправляюсь). Я лишь добавлю, что русским удалось за последнее время построить три крепости на побережье: две в северной части, а одну в южной, но, по всей вероятности, в настоящее время они приложат еще большие усилия для того, чтобы подавить торговлю, и что новые военные приготовления, как говорят, делаются в Анапе и Сухум-Кале.
О если бы можно было произвести диверсию с Вашей стороны [Кавказских] гор! [108]
№ 2
ПИСЬМО АНГЛИЙСКОГО АГЕНТА В ЧЕРКЕССИИ БЕЛЛА АНГЛИЙСКОМУ АГЕНТУ В ТУРЦИИ ТОМАСУ
Перевод с французского 29
| Адрес | | |
| Хранить до востребования. Г-ну Томасу через д-ра Миллингена, Пера, Дж. С. Белл. | | |
Побережье Черкессин.
Хисса, 12 апреля 1833 г.
Милостивый государь,
Лицо, которое берет с собой это [письмо] в Константинополь, доставило мне оттуда письма от моего брата г-на Джорджа Белла из Лондона, датированные 8 и 9 октября прошлого года, в которых мне сообщалось, что одно или несколько судов, груженных английскими товарами, могут быть направлены ко мне, и мне предлагалась сообщить Вам указания относительно места их назначения.
Я недавно обследовал побережье, собрал на этот счет сведения, и полагаю, что Джубга, Туапсе и Мамай (по-черкесски Психа) являются теми местами, куда Вам следовало бы попытаться направиться; они все хорошо известны тем, кто посещает это побережье. Из числа этих лиц Вы и возьмете человека с головой, лоцмана г-на Росса (как его называют), портового капитана в Галате, [который] будет Вам очень полезен в этом отношении. Если он не сможет помочь Вам, отправляйтесь в Синоп или Самсун, где имеется много черкесов. В этом последнем месте я взял в качестве лоцмана на борт “Виксена” мусульманина, хорошо известного на таможне, и я был чрезвычайно доволен им; я ему заплатил 600 пиастров. Говорят, что в Мамае и Туапсе места для якорной стоянки лучше, чем в другом [месте], в особенности в Мамае, который вообще признается самым безопасным местом на побережье, за исключением, разумеется, бухт Суджука и Геленджика, где, как я полагаю, дело еще не налажено так, чтобы Вам можно было прибыть [туда]. Я оставлю письма в трех упомянутых мною местах, с тем, чтобы они были Вам переданы по Вашем прибытии; они будут содержать дальнейшие директивы, от которых, как я надеюсь, Вы не отступите, за исключением случая настоятельной необходимости, поскольку осмотрительность так необходима в столь новом предприятии в этой стране.
Будьте добры немедленно после Вашего прибытия также послать человека, чтобы сообщить мне об этом. Мое местопребывание будет известно лицу, которому поручено письмо для Вас; предложите этому лицу отправиться в путь со всей возможной поспешностью.
Судя по всему, что я узнал, мне кажется, что если Ваш груз или грузы значительны, то могло бы оказаться трудным распорядиться ими целиком в одном и том же месте. Правила осторожности требуют, чтобы то или иное судно оставалось возможно меньше времени у такого опасного побережья, и было бы много более разумным и выгодным направить это судно в Константинополь, Синоп или Трапезунд, вместе с пассажирами ц товарами, которых будет очень много, пока будет происходить обмен. Если фрахтовый контракт допускает это, то единственный припас, который я считаю необходимым для такого путешествия, состоял бы в дополнительных бочках с водою и в крупных гвоздях для постройки одной или нескольких кабин в глубине трюма, с тем, чтобы иметь возможность забрать возможно больше пассажиров.
Я надеюсь, что Ваши суда придут снабженные большими длинными лодками или крепко построенными плотами, так как хотя и можно найти большие местные лодки почти во всех тех пунктах, где велась какая-нибудь торговля, но эти лодки обычно дают течь.
Я хочу, чтобы Вы также привезли, двуручные пилы для того, чтобы срезать самшитовые деревья в количестве, которое Вам удастся достать по разумной цене для нынешних или будущих операций, но во всяком случае следует привозить лишь лезвия. [109]
В свое время у меня была вполне готовая пила, которая, быть может, была захвачена из России при моем отъезде [оттуда), и такие пилы можно достать у г-д Хейе-Лафонтен и К". Если на Ваших судах окажется место, и обстоятельства позволят это, благоволите заполнить его солью — товаром, в котором больше всего нуждаются; во всяком случае будьте добры запечатать и отправить прилагаемую записку г-дам Хейс-Лафонтен и Ко, с тем, чтобы они позаботились о снабжении меня этим товаром, как они обещались делать это во всех тех случаях, когда торговля будет находиться под зашитой нашего правительства. Некоторое количество турецких золотых или серебряных денег будет Вам здесь полезно для менее важных товаров.
В надежде иметь удовольствие видеть Вас в скором времени остаюсь, милостивый государь. Вашим покорнейшим слугой
Дж. Станислав Белл
№ 3
ПИСЬМО АНГЛИЙСКОГО АГЕНТА БЕЛЛА ЕГО БРАТУ ДЖОРДЖУ БЕЛЛУ
Перевод с английского 38
Копия письма г-на Дж. Станислава Белла г-ну Джорджу Беллу из Хиссы от 23 апреля 1838 г.
Пользуясь дополнительно представившейся мне возможностью, я посылаю Вам несколько выдержек из моего дневника, которые, как я полагаю, могут иметь значение.
14-го [апреля]: От одного Абсекского 31 князя, [жительствующего] близ Сухума (?) 32 (не опубликовывайте ничего, что могло бы ему повредить), получено известие, что наступающая армия, из которой 16.000 уже собрались в этой крепости, будет переправлена морем на этот берег сейчас же после русской пасхи, и что его сородичи должны забрать свое имущество и быть в остальном наготове.
Он прнбавил, ччто ему предложено доставить вспомогательный отряд, и что, к сожалению, он вынужден будет это сделать, так как он во власти русских. Последние, снова направляя, таким образом, оружие одних против других, как будто желают напомнить им обо всем том, что означает подчинение императору. Следует надеяться, что это не забудется и придаст решимости населению этой еще свободной части побережья предпочесть смерть такому рабству. Как я слышал от нескольких турок, здешнее население исключительно честно и заслуживает всяческого доверия, на их памяти ни разу не произошло беды с каким-либо купцом или его товарами. Я также узнал, что действительно от вождей в районах, расположенных между этим [местом] и Гаграми, затребованы заложники в обеспечение их дальнейшего сопротивления русским.
17 [апреля] Соча: Вчера и сегодня происходили совещания старшин здешней округи по поводу воззвания Д. Б. 33, но главное совещание происходило сегодня, так как присутствовал Али Ахмед-бей, а кроме того несколько мулл и других старшин.
Сожалели, что нельзя было собрать больше народу ввиду того, что всем непосредственно угрожает опасность русского нападения, которая заставляет их вывозить свои семьи и имущество дальше от побережья. Собрание происходило на лужайке и посланцы проходили между этой лужайкой и моим домом.
В первом выступлении выражался восторг по поводу воззвания и содержался ответ на него [в котором указывалось], что объединение и образование своего рода Правительства несомненно крайне необходимы и что, если бы они сами могли осуществить эти задачи, то не было бы необходимости искать помощи извне; однако, при настоящем положении дел, это им не под силу: есть основание полагать, что всякий вождь, избранный из их среды, не пользовался бы достаточным уважением и авторитетом. Они говорили: “Таковой должен быть послан нам либо из Англии, либо из Турции, и тогда все, что он прикажет, будет с радостью выполнено”. Следующая речь [110] имела целью получить точную информацию о том, что можно в настоящее время ожидать от Англии. На это я ответил, что побережье считается не принадлежащим Россия и, следовательно, открытым для английской торговли, начать которую возможно скорее является в настоящее время целью и намерением их друзей в Англии. Суда, о которых я говорил, теперь, вероятно, уже прибывают, и это лишь начало. То, в чем я могу еще их заверить, это — что если еще одно английское судно будет захвачено русскими в другом месте, кроме как бухте Семез (и даже вопрос об этом месте, как мне думается, все еще остается нерешенным), то английское правительство выступит с требованием возмещения, в результате чего торговля станет совершенно свободной. На это было отвечено, что это все, чего они пока хотят, и что, если бы их могли снабжать солью и прочими предметами первой необходимости, которые им требуются из-за границы, я могу заверить Д. Б. 34 и моих соотечественников, что они никогда не станут подданными России, “ибо, как это верно говорится в его письме, у нас имеется много гор, туда мы на время удалимся и будем там обороняться, если окажемся не в состоянии удержать побережье в своих руках. Однако если русским удастся то, что, как говорят, они решили сделать, т. е. построить форты во всех главных пунктах, куда сейчас пристают турецкие суда, и если в течение этого или будущего года английские суда не прибудут, то наше положение окажется действительно достойным сожаления”. Мне дали также самое определенное заверение в том, что английская торговля на всей той части побережья, за которую они могут отвечать, т. е. от Субест 35 до Ардлера 36, получит такую же защиту и содействие, какие оказываются турецким купцам, никогда не имевшим оснований для жалоб; что касается моих судов, то они обещали, что, по крайней мере, в течение некоторого времени на них но будет налагаться ввозных пошлин, что капитан и матросы будут снабжены всем, что им может потребоваться, и что с ними будут обращаться очень дружественно; что касается грузов, то не только каждый должен будет приложить все свои усилия для того, чтобы разгрузить их и вновь загрузить суда с максимальной скоростью, но мои товары должны быть куплены по более дорогой цене, а свои товары — продаваться по более дешевой цене, чем обычно, в качестве некоторого вознаграждении за мои хлопоты в их пользу; в заключение было сказано: “Будьте уверены, что если эта торговля будет налажена, мы никогда не вступим в соглашение с русскими, но будем продолжать бороться с ними до тех пор, пока кто-нибудь из нас останется в живых”. Когда после окончания совещания Али Ахмед-бей, Али-бей из Ардлера (очень умный, живой человек) и другие руководящие лица пришли попрощаться со мной, я просил их ни в коем случае не падать духом. Хотя и потрачено много времени на урегулирование этих дел за границей, но у меня имеются его основания считать, что они находятся теперь в лучшем состоянии, чем когда-либо ранее, и что они должны теперь прежде всего сохранить настоящее положение пещей, оказывая изо всех сил сопротивление русским, и прежде всего строго наказывая всех шпионов и предателей. Принявши к исполнению эти советы, старшины, как мне сказали, должны отбыть, так как они заняты возможно лучшим укреплением побережья, и кроме того на юге побережья должны судить четырех человек, которые, как было установлено, поддерживали связь с неприятелем. До обсуждения этих общих вопросов собранию было сообщено, что вследствие захвата пороха Надир-бея населением Ваиза, я хотел бы иметь гарантии против подобного грабежа здесь. На это было отвечено, что на этой части побережья есть несколько плохих людей, которых следует наказать, но что на побережье Надир-бея вину следует возложить на его товарища и кунака Али-бея из Джубги, заявившего, что порох был прислан для раздачи султаном, который и дал на покупку деньги Надир-бею 37. В отношении этого заявления, сделанного М. Б. 38, Гассан-бей, который был переводчиком с абзекского языка, торжественно заверил меня (как подтверждают другие), что это заявление было единственной причиной раздачи. Им сказали, что я сделал Гассан-бея моим кунаком и агентом во всех делах. Мне может понадобиться [111] помощник, и все подтвердили, что можно целиком положиться как на его честность, так и на его знания (его семейство вело здесь около 100 лет торговлю), и для того, чтобы вполне успокоить меня, некоторые из главных присутствующих лиц ударили с ним по (рукам в знак общей гарантии того, что они будут оказывать ему необходимую помощь в отношении защиты моего имущества. Затем последовал отчет о нападении небольшого парохода на маленькое турецкое суденышко, которое прибыло в Мамай. Утром 20-го оно у берега получило пробоины от попадания в него 2 выстрелов. Однако русские не пытались более ничего против него предпринимать, поскольку крупные силы немедленно заняли береговые укрепления. Я могу, однако, сообщить Вам сейчас лишь эти скудные сведения. Но что Вам может показаться самым интересным там, дома, так это то, что факт ожидания мною прибытия английских судов стал настолько широко известен на побережье, и народ так горячо этого желал, что как только пароход был обнаружен, с быстротой молнии распространилась новость, будто бы прибыло английское судно, и очень много женщин (мой хозяин здесь говорит, что он видел около сотни) вышли из своих жилищ, танцуя и распевая от радости, для того, чтобы увидеть и приветствовать желанных гостей. Вражеская пальба скоро вызвала разочарование. Я предоставляю вашему воображению представить себе их и мое горе.
21-го [апреля] я присутствовал на большом собрании вождей и народа в Мамае для того, чтобы дать советы и принять решения о дальнейшем укреплении побережья; мне доставило удовлетворение быть свидетелем примирения длительной вражды и подготовки совместных действий против общего врага, а затем — предложения, сделанного... 39 беем (человека с виду очень умного), о том, что если прибудет запас пороха, то каждое хозяйство должно быть обязано внести столько, чтобы можно было немедленно купить порох для общего дела. Он прибавил также, что было бы хорошо сделать заказ на несколько пушек... 40. Оба предложения как будто встретили всеобщее одобрение. Позавчера вечером, как раз когда я собирался, отправиться на юг, прибыл гонец с сообщением о том, что в Шапсугию прибыли письма для меня и мои суда с порохом из Турции. Однако ввиду того, что это известие сопровождалось другим известием (для мистера К. 41), а драгоман Надир-бея в хороших отношениях с двумя Таци-оглу, и именно эти коварные люди принесли известие о моих письмах и судах, то я склонен считать, что новости эти являются уловкой для того, чтобы заставить меня отправиться немедленно на север, чего я пока не сделаю. Я, однако, отложил мою поездку на юг, отправил еще некоторое количество товаров драгоману и человека в Шапсугию с распоряжением относительно моих писем.
Остаюсь, мой дорогой Джордж, Ваш любящий брат.
№ 4
ПИСЬМО ВОЕННОГО МИНИСТРА ЧЕРНЫШЕВА А. И. МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ НЕССЕЛЬРОДЕ К- В. 42
№ 215
| Его Сиятельству Графу К. В. Нессельроде | 4 апреля 1839 г. Секретно |
Милостивый Государь Граф Карл Васильевич.
Из полученных мною от командующего войсками на Кавказской линии и в Черноморьи расположенными Генерал-Лейтенанта Граббе сведений о военных происшествиях, видно, что Натухайцы имели собрание, на котором участвовал также и проживающий между Горцами Англичанин Бель. Иностранец этот уговорил их отправить в последний раз Депутацию в Константинополь; вследствие чего избранный Депутатом, живущий в 28-ми верстах от Анапы в ауле Хазе Натухайский старшина Хадземир [112] Айкес, отплыл туда 25-го февраля на Турецком судне, находившемся с 1838-го года в речке; Мнсхак близ Суджукской бухты.
О таковом донесении Генерал-Лейтенанта Граббе долгом считая сообщить Вам, Милостивый Государь, для сведения по Министерству Иностранных Дел и уведомления об этом Посланника нашего в Константинополе, если сочтете сие нужным, — имею честь быть с совершенным почтением и преданностию
Вашего Сиятельства покорнейший слуга
Граф А. Чернышев
№ 5
ПИСЬМО ВОЕННОГО МИНИСТРА ЧЕРНЫШЕВА А. И. МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ НЕССЕЛЬРОДЕ К- В. 43
№ 239
| Его Сиятельству Графу К. В. Нессельроде | | 11 апреля. 1839 г. Секретно. |