Ущего года Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства в связи с предложениями общественных организаций Азербайджана обсудил вопрос о книге Г

Вид материала

Документы

Содержание Письмо мухаммеда черкесскому агенту в константинополе ахмед аге Письмо наиба шамиля мухаммеда эмина дагестанского черкесскому агенту в константинополе ахмед аге Письмо российского посланника в константинополе бутенева а. п. министру иностранных дел горчакову а. м. Доверительная записка Письмо российского посланника в константинополе бутенева а. п. министру иностранных дел горчакову а. м. Копия доверительного доклада первого драгомана аргиропуло Письмо российского посла в лондоне хрептовича м. и. российскому посланнику в константинополе бутеневу а. п. Л. Винклер

Подобный материал:

• Комитет общественных связей города Москвы Московский Дом общественных организаций положение, 157.11kb.
• Организационный комитет Конгресса организаций связи и информационных технологий, 144.99kb.
• Юрист, 24. 02. 2008 16: 41:, 756.29kb.
• Об авторском праве и смежных правах, 644kb.
• Об авторском праве и смежных правах, 2495.21kb.
• Об авторском праве и смежных правах, 620.64kb.
• Об авторском праве и смежных правах, 683.65kb.
• Президент Республики Казахстан Общие положения статья, 510.42kb.
• Республики Казахстан "Об авторском праве и смежных правах", 630.92kb.
• Искусство и наука об искусстве: теория искусства методология искусствознания, 765.73kb.

⁵¹
Перевел Надворный Советник Н. Черняев

№ 11

ПИСЬМО МУХАММЕДА ЧЕРКЕССКОМУ АГЕНТУ В КОНСТАНТИНОПОЛЕ АХМЕД АГЕ

Перевод с турецкого

к .№ 2

Адрес тот же самый, как и в № 1 ⁵²

Изъяснив Вам искренние мои чувства и приветствуя Вас распросами о здравии, уведомляю Вас при том, что все здешния Черкесский племена свидетельствуют Вам [119] нижайшее свое почтение. Что касается до дел народов сего края, то я доношу Вам следующее:

Шейх Шамиль прислал сюда Наиба Шейха Мухаммеда Дагестанского; Наиб этот собрав племена Сени, Беф-браки, Медази-Мухощ, Темер-кёй, Хамши-бездух, Дбазаки, Убых-ордане, — Шабсог и Нетукачь, и в их присутствии положа руку на Коран принес клятву и присягу на верную службу, по пути божиему, Истинному Падишаху: тогда прочие присутствующие от десятилетнего до семидесятилетнего возраста также принесли присягу на службу Падишаху и на исполнение его приказаний. После того Наиб этот заложил в Абазаке-гукут укрепление с мечетию, темницею и училищем; он назначил туда трех Кадиев, одного Муфтия и определил им все что следует для их содержания; потом он заложил по одному укреплению в Бигуге, Бишуте, Бишкапысе, Шапсуге, Нетухоге, Куркгоде и назначил туда по три Кадия и по одному Муфтию, а между последними и меня. Извещая Вас о всем этом я осмеливаюсь просить Вас сим письмом уведомить Порту о упомянутых укреплениях и объяснить, что как я, так и все здешние жители и Наиб были бы чрезвычайно рады, если бы прислано было им сюда все что нужно для сих укреплений.

15 Шаабана 1206 года ⁵³

Мухаммед

На полях письма написано следующее:

Милостивый Сефер-Бей!

Некто Мухаммед Эмин посланный от Шейха, требовал от племен Черкесских, чтобы они принесли присягу и они ему отвечали: “Падишах есть наш Государь и мы назначили нашим при нем уполномоченным и посланником Зан-Оглу Сефер-Бея”! — Тогда он сказав, “так как Падишах есть служитель священного закона и Имам правоверных то и вы должны служить ему верно”, положил руку на Коран и принес присягу, а за ним поклялись и все Черкесы служить Падишаху и исполнять все его приказания. Это письмо написано мною для уведомления Вас о случившемся. (Подписи не находится).

Перевел Надворный Советник Н. Черняев

№ 12

ПИСЬМО НАИБА ШАМИЛЯ МУХАММЕДА ЭМИНА ДАГЕСТАНСКОГО ЧЕРКЕССКОМУ АГЕНТУ В КОНСТАНТИНОПОЛЕ АХМЕД АГЕ

Перевод с турецкого

к № 3

Да хранит Вас всевышний от всяких напастей и да постигнет дела Ваши бо-жия милость! Мы Вас любим теперь так же как и в то время как Вы нас видели и дай-то бог нам свидеться безопасно! Аминь! Я знаю, что Вы, брат мой, за 18 лет тому назад спаслись из плена русских и живя теперь спокойно, Вы в Порте и в других местах рассказываете о делах наших — дай-то нам бог безопасно свидеться!

Если Вы желаете знать о делах наших, то я имею честь уведомить Вас, что Шейх Шамиль назначил меня Наибом и отправил из Дагестана в Черкессию с поручением, которое я с божиего помощию привел в исполнение. Поручение же мое состояло в том, чтобы племя Черкесов пригнав Священный закон, принесло присягу, положа руку на Коран, действовать по Корану, повиноваться Падишаху и исполнять все его приказания. После принесения сей присяги они совершенно, как бы мечом отрезав, прекратили дружество с неверными и положили действовать отныне единодушно.

Тогда я заложил у них укрепления в виде крепостей именно в Такуте одно укрепление с мечетию, с темницею и с училищем, где учатся духовные студенты; в Бигуге, Бишуте, Бншекапысе, Обонуне, Антахрие, Натухуге по одному укреплению. Исмаил Эфендия я назначил Кадием, а Хаджи Заде Мухаммед Эфендия — муфтием, определив им содержанке и приказав студентам заниматься учением, уведомляя Вас о всем этом как о совершенном мною для веры божией и для Падишаха; построенные же мною укрепления сооружены деньгами Падишаха и молитвами [120] Шейха Шамиля. Так как Вы находитесь при Падишахе нашим поверенным, то я и осмелился написать Вам сие письмо для объяснения того, что для вышеозначенных укреплений необходимы пушки, и военные снаряды, а для студентов — книги. При том прошу уведомить нас как все сии известия будут у Вас приняты.

15 Шаабана 1266 года ⁵⁴

Мухаммед Эмин Дагестанский

Перевел Надворный Советник Н. Черняев

№ 13

ПИСЬМО РОССИЙСКОГО ПОСЛАННИКА В КОНСТАНТИНОПОЛЕ БУТЕНЕВА А. П. МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГОРЧАКОВУ А. М. ⁵⁵

Перевод с французского

Копия весьма секретной депеши г-на Бутенева
Пера, 11/23 февраля 1857 г. № 13.

Почитая долгом подтвердить Вашему Превосходительству своевременное получение весьма секретной депеши от 12 января по вопросу о доверительных сообщениях Фехрад-Паши (Штейн) ⁵⁶, я пользуюсь торговым пароходом, направляющимся в Одессу, для того, чтобы сообщить некоторые более подробные сведения обо всем том, что связано с тайными турецкими и английскими происками, которые имеют целью создать нам затруднения в Черкессни и очагом которых в настоящее время является Константинополь.

Прошло всего лишь два дня с того времени, как наш военный агент получил в свое распоряжение специальные инструкции военного министерства, касающиеся Фехрад-Пашн, о которых Ваше Превосходительство уведомило меня за двенадцать дней до этого своей, упомянутой выше, депешей. В связи с этим я незамедлительно примусь совместно с капитаном Франкини за приведение в исполнение с должно” осмотрительностью воли императора в этом вопросе.

Однако мне уже и так приходилось не только получать новые доказательства более или менее бескорыстного, но активного и неуклонного усердия Фехрада в деле сообщения нам дальнейших сведений по тому же вопросу, но и, насколько возможно, использовать их со своей стороны, не компрометируя источника; эти сведения, дополненные и проверенные при помощи других путей, имеющихся в моем непосредственном распоряжении, изложены в общих чертах в прилагаемой к сему записке ⁵⁷ и они показались мне в такой мере важными и срочными, что побудили меня пойти на некоторые прямые и доверительные объяснения с оттоманским министерством. Не считая возможным довериться Эдхем-паше в связи с его неопытностью в делах и малым весом, я предпочел объясниться с самим великим визирам. у которого я потребовал специального приема, для того, чтобы сообщить ему собранные мною данные и лучше разобраться в тех разъяснениях, которые я мог бы получить от него. Упомянутая выше записка послужила мне темой для этих объяснений. Развив их довольно пространно, я в заключение указал Решиду, что отнюдь не желая приписывать эти происки черкесской партии и эти враждебные посягательства, замышляемые против наших заведений на восточном побережье, каким-либо поощрениям или даже какой-либо терпимости со стороны оттоманского правительства, я все же не могу скрыть своего удивления перед лицом того, что такого рода происки почти открыто ведутся в самой столице, в то самое время, когда я непрерывно получаю заверения в искреннем стремлении Порты укрепить дружеские и добрососедские [121] отношения, которые только что восстановлены между двумя правительства по инициативе императора, проявившего столько лойяльности и искренности.

Эти заявления и точность тех сведений, которые я представил в их подтверждение, видимо, произвели на Решид-Пашу сильное впечатление. Он категорически заявил, что не имеет ни малейшего представления о тех фактах, которые я ему изложил, открыто осудил дерзкие происки этого рода и затем стал пространно заверять меня в тех усилиях, которые прилагает Порта с целью не пренебрегать ничем для того, чтобы поддерживать наилучшие отношения с Россией. Под конец он заверил меня в том, что немедленно прикажет произвести самое строгое расследование сообщенных фактов, а также тщательный досмотр судов, заподозренных в том, что они погрузили оружие и боеприпасы, предназначенные для побережья Черкессии, и что он не замедлит известить меня о результатах этих мероприятий; при этом он настоятельно просил меня довести до сведения императорского двора о той предупредительности, с которой был встречен мой демарш. Я охотно обещал ему это, приняв сначала к сведению его заверения в отношении мероприятий, о которых он заявил мне и к выполнению которых он как будто действительно приступил, диктуя и подписывая в моем присутствии аналогичные приказания военному министру и капитан-паше. Не скрою, что эта излишняя предупредительность показалась мне слишком показной, для того чтобы значительно укрепить мою веру в искренность опровержений Решида и действенность его обещаний.

Я счел необходимым, до того как мы расстались, заметить ему, что если такого рода враждебные происки и операции осуществляются в Константинополе, так сказать, на глазах правительства, то легко представить себе, что может безнаказанно происходить на побережье или в оттоманских портах, поблизости от Черкессии; так например, арест турецких барок из Трапезунда в Суджук-Кале генералом Филипсоном в минувшем ноябре, вызвавший такое количество жалоб и денежных претензий со стороны Порты, мог вполне обосновываться противозаконными и более чем подозрительными мотивами, которые, быть может, явились причиной появления этих турецких барок в Суджук-Кале, где в это время еще не имелось каких-либо русских властей.

Я добавил, что если я и счел необходимым привлечь внимание Порты на эти злоупотребления и настаивать на их пресечении, то это было вызвано конечно не страхом перед теми опасностями, которые они могли бы создать для поддержания нашей власти и безопасности наших владений на восточном побережье: наши военные силы всегда могли бы гарантировать нас против презренных и бессильных покушений этого рода; это было сделано лишь для того, чтобы послужить полезным предостережением для оттоманского правительства и устранить обоснованные жалобы и причины печальных объяснений между двумя правительствами тотчас же после восстановления мира. Решид не задумываясь согласился со мной и по собственной инициативе обязался, помимо проведения строгого расследования в столице, незамедлительно передать с той же целью категорические приказания турецким властям в Трапезунде и в других пунктах черноморского побережья.

Таковы сущность и результаты моей доверительной беседы с великим визирем по делам относящимся к Черкессии.

Если я и не думаю, чтобы эта беседа оказалась полностью бесплодной, хотя бы как своевременное и полезное предостережение, все же я уже более восьми дней ожидаю ответа Решнд-Паши по вопросу о результатах расследования и досмотра подозрительных судов, ответа, который он обещал мне столь определенно. Пока что из нового доверительного сообщения Фехрад-Паши я узнал об отбытии к берегам Черкессии английского парохода “Кенгуру” с боеприпасами, как я и уведомил об этом Ваше превосходительство в моей телеграмме от 7 февраля, доведя одновременно это сообщение до сведения великого визиря путем устного и конфиденциально заявления нашего первого драгомана с целью дополнить те сведения, которые я сообщил визирю во время нашей беседы.

Если до отбытия парохода мне удастся собрать более определенные данные по этому вопросу, то я не замедлю добавить их к настоящей депеше.

Примите и проч. [122]

Приложение к № 13

Перевод с французского

ДОВЕРИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

переданная г-ну Аргиропуло для сообщения великому визирю 2 февраля 1857 г.

По полученным российской миссией сведениям, в Константинопольском порту находится судно под турецким флагом, именуемое “Аслан”, капитан Костанди Кабадини, готовое отплыть к берегам Черкессии с грузом всякого рода боеприпасов, погруженных в Арсенале. Утверждают, что количество этих боеприпасов достигает примерно 1600 квинталов пороху для пушек, тысячи квинталов пуль для ружей, около 40 ящиков ружей и другого оружия, а по некоторым данным даже включал 5-6 пушек легкого калибра. Кроме этих боеприпасов, с целью скрыть характер груза, было еще погружено примерно 2000 килограммов соли. Также утверждают, что на этом судне должны отплыть по тому же назначению два иностранных офицера, принятые ранее на турецкую службу: один из них Мехмед-бей (венгерский ренегат Баниа), а другой майор Лапинский по происхождению поляк, из полка турецких казаков.

Утверждают, что помимо этого судна еще два корабля будут подготовлены к отплытию по тому же назначению и на них будет погружено в Арсенале некоторое количество боеприпасов. Следует полагать, что эти суда сначала остановятся в Униа, Платане, Трапезунде или в каком-либо другом анатолийском порту, а затем направятся к побережью Черкессин для разгрузки.

№ 14

ПИСЬМО РОССИЙСКОГО ПОСЛАННИКА В КОНСТАНТИНОПОЛЕ БУТЕНЕВА А. П. МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГОРЧАКОВУ А. М. ⁵⁸

Перевод с французского

Копия весьма секретной депеши г-на Бутенева,
Пера, 11/23 февраля 1847 г.

Ответы и разъяснения великого визиря по вопросу о Черкессии, только что доложенные мне нашим первым драгоманом, в такой мере расплывчаты и пространны, что я считаю нужным изложить их особо в настоящей депеше, приложив к ним обосновывающие её документы, а именно: копню доклада г-на Аргиропуло ⁵⁹ и перевод доверительной записки, представленной военным министром Ризой-Пашой ⁶⁰. привлеченным великим визирем вместе с капитан-пашой Мехметом-Али к обыскам и расследованию, которые, как он сообщил мне в результате моей беседы с ним, изложенной в моей предыдущей депеше от сего числа за №... ⁶¹ он намеревался произвести немедленно.

Как я и предвидел, мои хорошо мотивированные запросы и мои настоятельные демарши перед Портой пока что привели лишь к тому, что показали ей меру нашей бдительности и послужили серьезным предостережением, над которым ей пришлось задуматься; ничто, однако, не поколебало и не ослабило обоснованности моих представлений к точности разоблаченных мною перед ней преступных и дерзких махинаций, которые открыто осуществляются в этой столице и направляются против безопасности и спокойствия наших владений на восточном побережье; они также отнюдь не побудили турецкое правительство принять какие-либо реальные и эффективные меры для раскрытия и пресечения этих махинаций.

Крайняя расплывчатость и противоречивость якобы оправдательных пояснений, данных по этому вопросу нашему переводчику Решид-Пашой и двумя другими турецкими министрами, его сотоварищами, чтобы не сказать соучастниками этих темных и вероломных махинаций, неизбежно отражается на содержании доклада, [123] в котором г-ну Аргиропуло надлежало дать отчет об этих объяснениях. Ваше превосходительство сможет судить об этом, если захочет взять на себя труд просмотреть этот доклад и приложения к нему.

Вывод, который можно сделать из этого, заключается в том, что имеющие место в Константинополе происки черкесских эмиссаров и черкесской партии, с одной стороны, тайно поощряются и поддерживаются, быть может, и без ведома самого султана, человека слабого, первыми сановниками государства, а с другой, что им естественно благоприятствует присутствие английского флота в Босфоре и Черном море и кроме того значительно содействуют преобладающее влияние и тайные агенты британского посольства, факт посылки в Черкессию английского парохода “Кенгуру”, погрузившего оружие и боеприпасы, отряд польских легионеров и офицеров-ренегатов, находящихся на службе Порты, — что признали сами турецкие министры, — является явным доказательством этого двойного сговора. Более того, этот сговор виден также из признания в той же мере любопытного как и удивительного в устах Решид-Паши, вырвавшегося у него, конечно, по неосмотрительности во время разговора с г-ном Аргиропуло. В связи с отплытием “Кенгуру” к берегам Черкессии он добавил, что ему сообщили о прибытии еще одного судна из Лондона с людьми и боеприпасами.

Еще один момент, который в этой сети лживых и софистических заявлений, в изобилии делавшихся нашему переводчику, должен был особенно привлечь мое внимание; это упоминание о Фехрад-Паше в числе офицеров-ренегатов или авантюристов, привлеченных к этим тайным операциям, направленным в сторону наших восточных берегов Черного моря. Тем не менее, как мне кажется, степень участия, которая в этом отношении приписывается Фехрад-Паше, лишь соответствует тому официальному положению, которое он занимает в настоящее время, находясь на турецкой службе и не указывает на что-либо в той или иной мере несовместимое с теми добровольными разоблачениями, которые он нам сделал до настоящего времени, и не дает нам оснований заподозревать в этом отношении искренность его доброй воли и его усердия в предоставлении нам своих услуг.

Заканчивая этими деталями обзор тех сведений, которые я имею честь представить Вашему превосходительству касательно результатов моих демаршей перед Портой по этому вопросу, я считаю излишним заверять его в отношении неуклонной бдительности и упорных усилий, с которыми я буду следить за отдельными фазами этого лела и связанными с ним фактами, с тем, чтобы незамедлительно и без обиняков ставить о них в известность оттоманское правительство, настаивая на суровых мерах для пресечения этих враждебных махинаций и неукоснительно осведомляя императорское министерство о моих дальнейших демаршах и их последующих результатах.

Во всяком случае я считал соответствующим как серьезности наших справедливых требований, так и достоинству нашей позиции, не скрывать перед великим визирем того тяжелого впечатления, которое я вынес от общего смысла его заявлений н объяснений.

Ввиду этого я и счел необходимым снабдить нашего первого драгомана Аргиропуло доверительной инструкцией, в копии при сем прилагаемой, уполномочив его устно и полностью сообщить Решид-Паше ее точное содержание.

Примите и проч.

Приложение к № 14

Перевод с французского

КОПИЯ ДОВЕРИТЕЛЬНОГО ДОКЛАДА ПЕРВОГО ДРАГОМАНА АРГИРОПУЛО,

Пера, 9/21 февраля 1857 г.

На другой день после свидания Вашего превосходительства с великим визирем я посетил адмирала Мехмед-Али-Пашу; я говорил с ним о полученных Вами сведениях и о Вашем демарше перед великим визирем; я сказал ему, что не скрою от него, что ему, Мехмед-Али, вменяется в вину причастность к этой экспедиции и жаловался ему на такое отсутствие добросовестности после заключения мира.

Сначала он хотел отрицать передо мной присутствие судна против дома [124] Измаил-Паши ⁶²; далее он заявил мне, что на трех или четырех судах в порту обнаружен порох, но что одно из этих судов направляется в Бейрут, а другие в Албанию. Не входя в дальнейшие детали, он стал говорить мне о составе одного польского казацкого полка и эскадрона, которые должны быть направлены к границам Греции. Далее он сказал мне, что в Лондоне имеется два тайных общества, одно для Италии, другое для Черкессии, но что это второе общество не добралось до здешних мест. Его лицо и его слова явно выдавали его соучастие.

В тот же день я видел Решид Пашу. Он сказал мне, что не получил ответа от адмирала. Оппозиции было угодно, заявил он, разоблачить меня перед г-ном Бутеневым, как человека, покровительствующего полякам; мне это известно, но вот факты: большое число их явилось ко мне, предлагая колонизировать их на моих землях в Эпире; сначала я колебался, но когда большая часть этих эмигрантов зарегистрировалась в одном из полков, я согласился взять восемьдесят человек, которых я посылаю на мои земли. Я ответил ему, что такого рода разоблачения, насколько мне известно, г-ну посланнику не делались и даже если бы это и произошло, то он не счел бы Вас способным на такие нелойяльные шаги.

На следующий день, когда я принес ему ответ от имени Вашего превосходительства, он заявил мне, что не получил еще ответа адмирала, но что он доложил е. в. Султану о том разговоре, который он имел с Вами и получил разрешение е. в. отправить распоряжения в те или иные порты Черного моря с целью воспрепятствовать каким-либо попыткам этого рода.

Вечером на балу я сообщил Решид Паше о том, что нам стало известно относительно отбытия этих людей на борту английского парохода “Кенгуру”. Я также говорил об этом с Риза-Пашей, который предложил мне сообщить ему частным образом имеющиеся у нас сведения, чтобы помочь ему в его расследованиях. Махмед-Паша смутился, когда я хотел еще раз затронуть этот вопрос, и попытался отвести его.

Сегодня утром я явился к Риза-Паше и вручил ему перевод на турецкий язык записки, переданной Решиду, добавив к ней последующие сведения о числе и калибре пушек и снарядов, о чем у нас имелись точные сведения. Внимательно прочитав написанное, он заявил: к сожалению, это верно, но правительство совершенно непричастно к этому; это исходит из других мест; я сообщу Вам имеющиеся и у меня сведения. Каким образом, возразил я, офицеры армии могли отлучиться без разрешения Сераскериата? Это не офицеры армии, заявил он, и, в подтверждение, зачитал официальный доклад своего начальника штаба, в котором тот заверяет, что Мехмед-бий, равно как и Али-бей и Осман Ага никогда не числились в кадрах турецкой армян, что они иностранцы, получавшие звания, но не установленные правилами чины, хотя они и служили во время войны.

Вот, заявил он, мои доверительные сведения, и он зачитал мне записку, перевод которой при сем прилагается ⁶³.

Во время чтения он давал мне пояснения. Мехмед-бей пользовался покровительством Мехмед-Алн-Паши; именно этот последний и направил его в Сухум; это он получил для него после войны нишан, а Мехмед-Рушди утвердил его в чине.

Эбергард также был вхож к Мехмеду-Али.

Я попросил у него копию его записки; он дал мне ее после долгого колебания и весьма доверительно, так как он еще не показывал се великому визирю.

Когда я сказал ему, что у меня имеются подозрения в соучастии адмирала он весьма доверительно сообщил мне, что он их разделяет, но что ни Султан, ни Великий визирь, ни он сам не имели об этом ни малейшего представления. Он повторил это несколько раз, прося меня убедить Вас в этом.

Я сказал ему, что верю этому, но что у нас имеются основания жаловаться на то, что Великий визирь не принял необходимых мер немедленно после сообщения г-на посланника и что эти люди отбыли лишь через 6-7 дней после этого. Он пытался заверить меня, что единственным органом расследования в порту является [125] генерал-адмирал, так что вина падает на него; после чего он возобновил свои уверения.

Я отправился затем к великому визирю. На те же жалобы он отвечал, примерно, теми же извинениями. Он еще не получил письменного ответа Ризы, который, однако, разговаривал с ним об этом; он получил ответ от Мехмед-Али, но этот ответ находится у отсутствующего Мустешара.

Пока что распоряжения, предназначенные для побережья, еще не посланы; ожидали Ираде Султана, которое, наконец, получено, и эти распоряжения будут отправлены, быть может, завтра или послезавтра, в понедельник. Он сказал мне, что ему сообщили о прибывшем из Лондона судне с людьми и боеприпасами, предназначенными для тех же мест. Он неоднократно обращался ко мне, настаивая на том, чтобы я просил Вас сообщить ему все те сведения, которые Вы имеете или получите в дальнейшем, для проведения расследования.

То, что Ваше превосходительство предусматривали, произошло; как я вижу, эти господа используют этот предлог для того, чтобы сбросить Мехмеда-Али, который и в этом случае проявил свое обычное легкомыслие и недобросовестность.

№ 15

ПИСЬМО РОССИЙСКОГО ПОСЛА В ЛОНДОНЕ ХРЕПТОВИЧА М. И. РОССИЙСКОМУ ПОСЛАННИКУ В КОНСТАНТИНОПОЛЕ БУТЕНЕВУ А. П. ⁶⁴

Копия секретной депеши на имя г-на Бутенева,
Лондон, 13/25 марта 1857 г. № 210

Следите за торговыми агентами Тюрр ⁶⁵ и Шуман и К^о в Константинополе; на них указывают как на экспортеров оружия для Черкессии. Я дам указания навести справки в Ливерпуле.

Тюрр и сообщил сюда по телеграфу об отбытии “Кенгуру”. Л. Винклер, австриец, является компаньоном Тюрра. Утверждают, что Коллис, турецкий консул в Бирмингеме, причастен к этому делу; это крупный фабрикант чеканных изделий и ножевых товаров.

Тюрр находится в очень близких отношениях с Ахмет-Агой; в феврале этого года он приехал в Париж с большим количеством турецкого золота; после этого он прибыл в Бирмингем с целью заказать машины для турецкого правительства и закупить инструменты для ремонта огнестрельного оружия и сабель, машину для чеканки монеты и большое количество нового серебра, возможно, для ввоза в Черкессию и чеканки там фальшивой монеты.

Указывают также на некоего Ромера, бывшего австрийского фейерверкера, как на соучастника Тюрра, используемого Сефер-Пашей и Ахмет-Агой для изготовления запальных трубок. Он работал в арсенале Топхане.

Тюрр привез в Париж рекомендательные письма от Измаил-Паши к банкирам, которые в связи с этим снабдили его деньгами. Вопрос идет об отправке новой партии с саблями-штыками, которую Шуман должен выслать из Ливерпуля Тюрру. Я не могу поручиться за эти детали. Письмо с разоблачениями я отправлю в Петербург. Я дам Вам знать, когда оружие, станок и новое серебро будут отправлены. Вчера я написал князю Горчакову, что нам в Константинополе нужен хороший пароход, стационер, чтобы положить конец скандальной посылке оружия в Черкессию.

(пер. Е. Адамова и Л. Кутакова)
Текст воспроизведен по изданию: Из истории происков иностранной агентуры во время кавказских войн // Вопросы истории, № 11. 1950