Валерий Белоусов Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   35


Только один из мужиков, огромный, с узеньким лбом на кажущейся крохотной голове над мощным торсом, промычал что-то вроде: «Про сапоги и колени- базар фильтруй!»


«О Господи, какие же тупые эти русские! Они что, думают, что на рынок пришли?» — устало подумал граф…Впрочем, не все проявляли явную тупость…Один из узников ГУЛАГа, весь покрытый синевой татуировок, прямо приплясывал от нетерпения….


«А вопросик можно, господин хороший?» — заискивающе спросил он.


«Валяй…»- валяжно ответил расслабившийся граф. Херр официр тоже с интересом рассматривал занятного туземца.


«Это что же…Значит, мы всех жидов должны перебить, а за это нам позволят…дышать? Так выходит?


Ну, право дышать- вы ещё должны заслужить. А жидов-большевиков вы обязаны истребить, да!


Ага, ага…А где тут у нас жиды? Соломон, выходи, тут тебя сейчас истребить желают!»


Из толпы вышел худенький старичок, с тонкой жилистой шейкой, высовывающейся из воротника новенького ватника…


«Ну шо я могу на это сказать…Меня много кто хотел истребить…И царское Сыскное, и петлюровские сердюки, и польска Дефензива, и советское Угро…однако до сю пору жив, чего и всем присутствующим искренне желаю…


А скажи-ка нам, Соломон, ты человек битый, засиженный, авторитетный…Будет ли у немцев верх?


Ну шо я могу на это сказать…Видал я Батьку Усатого, на Красноярской пересылке…Чистодел, одно слово. Банки брал, казначейство. Конечно, мокрушник, не без того, одобрить его модус операнди не хочу…Но и не беспредельшик. Люди его уважали…И ихнего я видал, в Вене, в тринадцатом году…Мазилка! Лох голимый, не украсть, не на вассере постоять…Нет. С НАШИМ и рядом не лежало. Не будет ИХНЕГО верха…


Хорошо. А с этими что делать?


А я вот что скажу. Я- Варшавский вор. Шестерить перед ЭТИМИ- даже за жизнь…Не буду.


Нет, Соломон, ты вола не крути…Что с этими делать будем?


Ой, да шо с имя делать…Мочить козлов.»


И с этими словами старичок что-то выплюнул из беззубого старческого рта…И это что-то, блеснув, вонзилось херру официру в шею. Вверх взметнулся фонтан алой крови…


Толпа в чёрном резко подалась вперёд…Одно и тоже, везде одно и тоже…Никакого уважения, даже простого «спасибо» освободителям от кровавосталинскойтирании…И на Западной Лице, и в Московском участке гидротехнических сооружений канала имени Москвы — ДмитровЛаге, и в Вишере. А на Северном фронте сейчас целая добровольческая Полярная Дивизия формируется…из добровольцев.(случаи подлинные). Это ведь только истинные интеллигенты мечтали, чтобы их из лагеря освободили фашисты…да и то- в величайшем труде Исая Александровича Солженицера «В четвёртом квадрате»..


А Росписной опять чуть не плакал: «Нет, ну вы куда торопитесь? Как голые в баню. Вот никакого уважения к братану…Я, например, вот этого толстомясого по шоколадному цеху определить думал…»


Бугор- «вольняшка», уже привычно вытирая верную киркомотыгу: «Всё бы тебе, Росписной, зверствовать…Много ещё?»


Росписной, показывая наборную, из цветного «плестигласса» (Плекиглас, Торговое название органического стекла — листового полиметилметакрилата). ручку финки: «Только всего две зарубочки…а я ведь на всё перо забожился! На всё перо!»


Двадцать один час сорок семь минут. Буховичи. Штаб 4-ой Армии.


Исполняющий Обязанности Командующего Армией генерал-майор Сандалов: «Ну и что?»


Берия: «Как ну и что? Ведь прорвались!»


Сандалов: «Ну и прорвались. Танк…а может, танкетка? А я так думаю, что просто на мотоциклах проехали. Ну и что?»


Берия: «Не понимаю Вас, поясните»


Сандалов, вполне академическим тоном: «Мы создали противотанковые рубежи, с использованием зенитной артиллерии…»


Берия: «По Вашему настоянию, товарищ Сандалов! Хотя немецкая авиация бомбит наши города Брест, Пинск, Кобрин…»


Сандалов: «Да, бомбит. Но что толку оборонять их с воздуха — если немцы ворвутся на их улицы? Мы жертвуем количеством…в обмен на качество. А я бы вообще начал планомерный отход, меняя пространство на время…да не удастся. Отход — самый сложный вид боевых действий. Стронь войска с позиций- побегут ведь…


Так что умирать будем- где стоим. Итак, продолжу. И попрошу, товарищ Нарком, меня впредь не перебивать. Жену свою на кухне перебивайте…»


Берия, с усмешкой: «ХАрашо, пАмАльчу…Ви смелый человек, Сандалов…»


Сандалов, горько улыбнувшись: «Да. С некоторых пор.


Итак, мы создаём противотанковые рубежи, сосредотАчивая войска в опорных противотанковых пунктах, пользуясь относительной танко-недоступностью местности, для прикрытия основных операционных направлений…»


Двадцать один час сорок восемь минут. Каменец. Штаб 2-ой Танковой группы.


«Дер Тойфель! Что КОНКРЕТНО сообщает этот Ваш Панвиц?»


Начальник штаба поправил монокль и, открыв кожаную папочку с золочёным орлом, прокашлявшись, солидно доложил: «Командир разведбатальона, оберст-лейтенант VON Панвиц сообщил — Дозор номер 1 достиг Речицы. Мост севернее — взорван. На дороге- лесной завал. Пытался обойти, но был обстрелян. Потерь нет. Отошёл на Запад. Веду наблюдение. Конец сообщения»


Гудериан: «Дер Тойфель нохэмаль квач унд шайзе! Объяснит мне кто нибудь, что у этого ФОНА в голове- квашеное шайзе или всё же остатки дегенеративных мозгов? Завал его на Восток не пропустил, а? Каково? А дорожного знака «Проезд закрыт» там случайно не стояло?


Мост взорван, скажите пожалуйста…Там что за река, напомните? Отец вод- Миссисипи? Рейн-батюшка? Или Der Dnepr? Вонючая сточная канава там, а не РЕКА…


И почему он отступил, если потерь нет? Отошёл он…я ему отойду!!! Два раза отойду!!Die sexuelle Verbindung, высушу и снова отойду!!!


Машину, быстро!!! Сам поеду, посмотрю…что там за Линия Сталина!»


Начальник штаба, захлопнув папку, осторожно подбирая слова: «Герр командующий…судьба несчастного Моделя…»


Гудериан: «Не сметь!! Не сметь при мне упоминать этого придурка! Вы, цоссенские крысы! Что, я не знаю, как вы шепчетесь по углам- вот, мол, угробил самодур восходящую звезду своими придирками… Я его заставил воевать! Я вас заставлю воевать! Вы у меня научитесь воевать…Die Verdammnis!!!»


Двадцать один час сорок девять минут. Перекрёсток шоссе Брест-Ковель и Малорита — Кобрин. (отметка 152.4).


«Ох, Матка Бозка Ченстоховска…как есть хочется…поставь мне сейчас шмалённого кнура- целиком съел бы, одни копыта оставил. А нет- из копыт холодца бы наварил.»


Рядовой 18-того дорожно-эксплуатационного полка Анджей Поплавский с надеждой посмотрел на придорожный «голубец»- маленькую иконку Пресвятой, в застеклённом ящичке на столбе.


Дева Мария в ответ только ласково улыбалась и по прежнему молчала…


«Богородица, Дева, радуйся, блаженна ты меж жёнами, Господь с тобою…Пошли мне хоть какой нибудь еды! Любой, я всему рад буду…»


Плохо одному. Плохо одному на лесной дороге под вечер…Стократ хуже одному на войне…


Как поставили рядового Поплавского утром у придорожного «голубца»- регулировать движение — так и стоит…Ну, то есть, вначале их было двое — да старший, ефрейтор Збруевич, пошёл в Макраны, промыслить на счёт еды…И вот не возвращается.


И движение на дороге прекратилось…То хоть ездили, и Поплавский авторитетно показывал, где «Хозяйство Макаренко», а где- «Хозяйство Лобанова«…а как солнце за верхушки деревьев зашло- как обрезало…


А там, глядишь, ночь…Интересно, в этом лесу волки водятся?


Не праздный вопрос. Потому как из оружия у рядового был только штык-нож к польской винтовке…Сами винтовки — не выдавали. Потому как, по секрету сказал знакомый писарь- считались бывшие польские подданные…того…А разве Анджей виноват, что родился в панской Польше?


Костёр бы развести…всё веселее было бы…да он по младости годов не курил, и потому серников не имел…


Скучное дело…»Матка Бозка, помоги, а? Ну хоть что-нибудь из еды!»


Слева, куда еще днём ушёл старшой, послышался рокот мотора…»А вдруг…германы? «- холодной волной ворохнулась под пилоткой страшная мысль…Много он своим штыком навоюет…На всякий случай Анджей спрятался в придорожных кустах.


На дороге показались тёмно-зелёные броневики, под белой окантовкой башенок- красные звёзды…»Езус-Мария, наши!» — рядовой выскочил на дорогу и приветсвенно замахал руками…


Передний броневик, обдав Анджея клубом пыли, остановился…Из лязгнувшей дверцы выглянул командир в танковом шлеме и кожаной куртке…


«Эй, боец, ты чей?!»


«Рядовой Поплавски, пан…то есть товарищ командир! Регулирую дорожное движение!»


«Один, что ли, регулируешь?»


«Так есть…то есть было двое, один ушёл…»


«Сбежал, что ли?»


«Нияк нет, товарищ командир, за едой пошёл…давно…»


«А ты, значит, остался…Так, боец, что в Бресте, что в Кобрине?»


«Наши там, товарищ командир. Бьют германа!»


«Это хорошо. А мы ваши соседи- Юго-Западный фронт, 41-ая танковая дивизия, идём к вам на подмогу…


Ну что, боец, может с нами поедешь? Что ты тут один, как перст?»


«Не можно, товарищ командир, на посту я…»


«Ишь ты. На посту…Ну стой, охраняй свой столб…Давно стоишь?»


«С Утра, товарищ командир…»


«Ладно, бывай, мы поехали…»


Командир отвернулся от Анджея, порылся в сумке: «На, держи…»


Зарычав, броневик покатился на Кобрин…


Анджей, рассматривая врученную ему банку тушёнки: «Эх, дурак я…Надо было у Матери Божьей ещё и хлеба попросить…и открывалку…»


Дева Мария всё так же ласково улыбалась и продолжала молчать…


«Надуманная драма!» — воскликнет недоверчивый читатель — «Ведь у Анджея на поясе висит штык-нож»…


Дорогой друг, дело в том, что восемнадцатилетнему романтическому юноше- поляку, с его до идиотизма рыцарским отношением к исполнению воинского долга — и в голову не придёт, что ОРУЖИЕ можно использовать для такого прозаичного дела, как откупоривание консервов…Он ведь на нём клялся честно служить Советам и тайком от замполита Святой водой его освящал…Это всё равно, что от лампады прикуривать!


В Америке, например, такое поведение считают польской тупостью.


(Мгновенная чёрно-белая вставка. Это же место, этот же день и это же время.


Истекающий кровью, израсходовавший последние боеприпасы, 115 стрелковый полк 75-той стрелковой дивизии, с развёрнутым Боевым знаменем пошедший в последнюю штыковую атаку, полёг весь под местечком Гвозницей… Через Медну и Бродятин хлынушая в прорыв боевая группа 4-ой «панцер-дивизион», получившая возможность ударить на Кобрин с юга, достигла перекрёстка шоссе Брест-Ковель и Малорита — Кобрин (отметка 152.4).


Вовремя схоронившийся Анджей из своих кустов наблюдал, как немецкий танк походя снёс «голубец», потом притормозил, и соскочивший на землю «герман» в чёрном комбинезоне стал мочиться на икону…Шутка такая, весьма незатейливая… Выскочивший на дорогу Анджей, размахивающий своим штык-ножом, был мгновенно немцами застрелен.


А немецкий танк поехал дальше….И никто не увидел, как по щеке Девы Марии скатилась кровавая слеза…)


Двадцать один час двадцать семь минут. Лесная дорога Каменец-Пружаны, не доезжая Речицы. (Очередная развилка Истории)


Гудериан понял, что его явно дезинформировали. Это был не завал.


Если бы герр командующий лучше учил русскую историю- то знал бы, что это ЧУДОВИЩЕ носит название «Die Zaseka». Традиционное русское сооружение.


В том месте, где дорога сужалась и переходила в устье оврага- спиленные на высоте груди толстые лесные стволы крест-накрест, вершинами на Запад, образовывали непроходимый, ощетинившийся сучьями препон — из-за которого ещё нашим предкам так удобно было выцеливать гарцующую европейскую мишень…Единственным отличием было то, что нынешняя засека была ещё щедро перевязана колючей проволокой…Хорошо бы было и заминировать…но чем? Спасибо товарищу Кулику…сердечное спасибо, от немецкой армии!


….Несколько пулемётных трасс MG-34 погасли в лесном сумраке…Русский лес в ответ угрюмо молчал.


Посланные солдаты, обшарившие округу- вернулись, испачканные смолой, исцарапанные и мокрые от пота, не смотря на вечернюю прохладу…Это пока были все потери…


Однако Быстроходный Гейнц не стал ждать, пока сапёры растащат эту преграду. Он кожей чувствовал, как уходит драгоценное время, и это нетерпение просто швырнуло его вперёд…Оттолкнув услужливо кинувшегося помогать «гефрайтора», герр командующий полез на завал, переступая по толстым ветвям, как по ступеням.


И когда из осмотренных трижды древесных стволов вдруг высунулась могучая длань — с плоскими жёлтыми когтями, и ухватила герра командующего, и потащила в хвойную глубину- никто и глазом моргнуть не успел…


А герр командующий истошно завопил — потому что перед его лицом возникла плосконосая зеленокожая звериная морда с торчащими из-под верхней губы клыками…


Там же, тогда же…


Когда Риббентропу пришла телеграмма из города Хем-Былдыр, иначе же — Кызыла, что вслед за Россией и Монголией войну Великогерманскому государству немецкой нации объявила Тувинская Народная Республика…Он вообще ничего не понял.


Какая-такая республика? Бывший торговец шампанским о таком государстве ничего не знал. А напрасно…


Бывший Урянхайский край — это вольфрам, медь, свинец, ванадий, ртуть…Это 50 тысяч выносливых лошадей только в 1941 году…Это 52 тыс. пар лыж, 12 тыс. полушубков, 15 тыс. пар валенок, 70 тыс. тонн овечьей шерсти, несколько сот тонн мяса, сани, телеги, упряжь и другие товары на общую сумму около 66,5 млн руб. Бесплатно. В подарок северному союзнику.


В конце концов, это на 30 миллионов долларов золотого запаса республики — переданных Москве на нужды совместной обороны…


Урянхаец (так правильно произносилось название его суб- этноса) народо-армеец оорок-цэрег (старший лейтенант) Хатын-Батор Хемчик-оол проходил обязательную полевую практику в войсках после успешного окончания первого курса Военно-инженерной Академии РККА имени В.В. Куйбышева. Целью практики была практическая проверка карбышевской формулы — «Один сапёр-один топор-один день-один пень».


Не смотря на свою пугающую внешность (ну что поделаешь, в его краях- плоский нос, торчащие моляры с особенным прикусом, оливковая кожа вследствие избытка сульфита меди в местной воде — дело обычное) был оорок-цэрег очень тихим, как все урянхаи- мирнейшим созданием…Крайне разумным и старательным в учёбе, заучивающим логарифмические таблицы Брадиса наизусть…Тем не менее, урянхайцы вообще-то в армии Сотрясателя Вселенной Бату-хана считались лучшими воинами. Субудай- багатур, непобедимый полководец, по национальности был именно урянхаец.


Просто Хемчик-оол очень не любил, когда обижают его русских друзей.


И поэтому строивший засеку по заветам своего учителя Карбышева и оставшийся понаблюдать, как она будет работать, таёжник просто, тихо и без лишних мучительств свернул Гудериану шею…


А затем- неслышно растворился в лесном сумраке…


Двадцать три часа. Высокое. Штаб 4-ой Армии вермахта.


Командующий армией генерал — фельдмаршал фон Клюге: «Что сделали?!»


Начальник штаба армии, генерал Блюментритт: «Оторвали голову. То есть в буквальном смысле…»


Фон Клюге: «Как оторвали?»


Блюментритт: «Я полагаю, оторвали руками…»


Фон Клюге: «О-о-о, азиаты…какое варварство…Я хотел спросить, как это произошло…»


Блюментритт: «Ну Вы же знали, герр командующий, нашего покойного Гейнца…всё ему надо было самому посмотреть, во всём самолично убедиться. Выехал на командирскую рекогносцировку, сунул голову в какие-то «dereviya«…Забыл, видимо, что здесь не благословенный Кунерсдорфский полигон…»


Фон Клюге: «Да, бедняга…сколько лет же ему было? Пятьдесят три? Самый плодотворный возраст для генерала…


С другой стороны, коллега, строго между нами…эти его методы. антр-ну! Авантюризм! Мы воюем вторые сутки, и каков результат?


Наши боевые порядки не глубоки. Мы не располагаем такими мощными резервами, как во время войны на Западе. Чем дальше мы будем продвигаться на Восток, тем шире будет наш фронт и тоньше линия наших наступающих войск.


Поэтому очень важно, я считаю, чтобы наши войска действовали компактно и не рассредоточивались, даже если будут возникать бреши между нами и соседними армиями.


А что делал покойный Гейнц? Эти его метания…Севернее Бреста, потом Южнее Бреста, потом опять Севернее…эти рокировки с фланга на фланг, это «растекание» мелкими группами, это просачивание…В результате чего наши слабые группы легко уничтожаются Иванами.


Нет. Мы будем бить не растопыренными пальцами, а стальным германским кулаком, сокрушая оборону русских…Никаких обтеканий! Зачем нам оставлять у себя в тылу целые боеспособные дивизии? Уничтожим их, а потом двинемся бронированным катком вперёд!


Лучше меньше, да лучше…Я так считаю.


А propos…Кого…там…в ОберКоммандодиВермахт, прочат на место Гейнца? Мне-то, конечно, всё равно, я под любым командованием готов верно служить Рейху…но всё же…у Вас, мой друг, в Цоссене связи…Вы случайно, не слыхали?


Блюментритт, с тщательно скрываемой генштабовской улыбочкой: «Совершенно случайно, слыхал…Вас, мой генерал! Примите мои искренние поздравления!»


Обращение командующего 2-ой Танковой группы генерал-фельдмаршала фон Клюге.


«Солдаты! Ведомые доблестным сыном Германии, генералом Гудерианом, вы ворвались на землю извечного врага нашего народа, неся жителям России свободу от жидо- большевисткого ига, и достигли неслыханных прежде побед.


Теперь, когда гордый тевтонский меч выпал из рук вашего прежнего командира, павшего в неравной рукопашной схватке с азиатскими ордами — Земля Отцов вручает этот меч мне.


Солдаты, мои боевые товарищи! С гордостью я принимаю этот пост- ибо мне предстоит вести к новым и новым победам истинных героев нации.


Солдаты! В бессильной злобе враг бросает против нас всё новые и новые резервы. Отлично, воскликну я! Ибо любой немецкий гросс-бауэр знает, что чем гуще трава, тем её легче косить.


Уничтожим русских в одном-единственном приграничном сражении!


У русских больше нет резервов- и чем больше мы убьём их сегодня, сейчас — тем меньше останется нам работы завтра. И наступит день и час- когда мы просто сядем в поезд и доедем до сокровищ древнего Das Kremlin.


Вперёд, мои храбрецы! К новым боям! Да здравствует победа!


Heil Hitler!»


«Halb Liter!» — пробурчал командир 8-ой силезской дивизии генерал-майор Гоне…


И продолжил, обращаясь к своему адьютанту, обер-лейтенанту Эриху Менде: «Мы найдём лишь смерть на огромных русских равнинах, как Наполеон. Менде, запомните мои слова- час начала этой несчастной войны стал часом началом конца нашей старой Родины…Finis Germania!»


Генерал знал, что он говорил- он сражался в 1918 году с русскими… (случай подлинный)


Двадцать три часа сорок восемь минут. Буховичи. Штаб 4-ой советской Армии.


На свет выложенных костров прямо на Варшавское шоссе приземлился связной самолёт У-2 из Штаба ЗапФронта.


Командующий Фронтом Павлов — и.о. командующего Армии Сандалову, карандашом, без даты и реквизитов, на клочке топографической карты:


«Почему механизированный корпус не наступал, кто виноват, немедля активизируйте действия и не паникуйте, а управляйте. Надо бить врага организованно, а не бежать без управления.


Каждую дивизию вы знать должны, где она, когда, что делает и какие результаты.


Почему вы не даете задачу на атаку механизированному корпусу? Немедленно атакуйте всеми силами.


Найти, где 49-я и 113-я стрелковые дивизии и вывести.


Исправьте свои ошибки. Подвозите снаряды и горючее. Лучше продовольствие берите на месте.


Запомните, если вы не будете немедленно действовать активно — Военный совет больше терпеть не будет».


Леонид Михайлович Сандалов пробегает глазами эту «цидулку», пожимает плечами, потом передаёт Берии…Тот внимательно читает, переворачивает- нет ли там чего ещё, снова читает…аккуратно складывает, кладёт в планшет…


Берия: «Ну…царь Леонид…держись. Тут, у Бреста- твои Фермопилы…А я — в Минск. Кажется, я нашёл твоего Эфиальта…»


В этот момент прикрывавшие важнейший участок- левый фланг Белостокского выступа -49 и 113 стрелковые дивизии, одна- формально остающаяся в 4-ой Армии, вторая- ещё остающаяся в 10-ой армии, но обе готовые к передаче под командование управления 13-той Армии — читателю всё понятно? — а если нет, то поясню- вообще никем не управляемые… Отступали в Беловежскую пущу…Теснимые четырьмя…нет, не дивизиями — четырьмя немецкими КОРПУСАМИ…


А в Штабе Фронта Член Военного Совета в этот момент меланхолично докладывал товарищу Ворошилову: «Давайте, Климент Ефремович, посмотрим правде в глаза. Что в самом деле у нас получается? Командующий Фронтом либо молчит с угрюмым видом, либо отделывается общими фразами. Вы тоже высказываетесь как-то неопределенно: ведете речь только о действиях Четвертой армии, не связывая эти действия ни с войной в целом, ни даже с обстановкой на Западном фронте. А ведь именно в полосе этой армии фашистские войска вклинились наиболее глубоко. И для Вас, по-видимому, не секрет, что среди бойцов и даже командиров, в том числе и некоторых крупных начальников в тыловых частях и учреждениях, пошли слухи об измене, о том, что Четвёртая армия предана. Надо же наконец разобраться во всем этом. Лично у меня есть много вопросов к генералу Сандалову…»