ЭХ, александр николаич!
| Вид материала | Документы |
- Борис башилов александр первый и его время масонство в царствование александра, 1185.4kb.
- Подвиг смирения. Святой благоверный князь Александр Невский, 81.9kb.
- Урок по русской литературе 4 и 2кл. Тема: Александр Иванович Куприн «Барбос и Жулька», 115.96kb.
- Александр Сергеевич Пушкин Руслан и Людмила «Александр Сергеевич Пушкин. Собрание сочинений, 1040.95kb.
- 7slov com Александр Александрович Блок, 47.2kb.
- Александр Невский — символ России, или Парадоксы российского мифотворчества, 151.6kb.
- Уголовная ответственность за преступления в сфере компьютерной информации, 296.76kb.
- Биография Александр Степанович Попов родился в на в посёлке, 294.81kb.
- Александр Невский, 95.38kb.
- Реферат на тему: Великие реформы 60-70-х годов. Александр, 610.91kb.
ЭХ, АЛЕКСАНДР НИКОЛАИЧ!
Невероятный случай в одном действии.
Все персонажи, кроме А.Н.Островского, вымышлены.
Действующие лица.
Валентин Васильевич, директор театра, важный полный господин, лет 50-ти.
Виктор Михайлович, главный режиссер театра, творческая личность лет 40 ― 45-ти.
Милочка, секретарша, сексапильная девица лет 25-ти.
Ариадна Викентьевна, заведующая литературной частью театра, молодящаяся дама без признаков возраста, далеко «за тридцать».
Островский Александр Николаевич, драматург.
Счастливых Аркадий Петрович, актер, амплуа «кушать подано».
Действие происходит в кабинете директора театра, обставленном современной мебелью, в наши дни.
Директор сидит за своим роскошным офисным столом, читает журнал «Театральная жизнь» с карандашом в руках. Время от времени подчеркивает что-то в журнале. Откладывает журнал. Нажимает кнопку селектора.
ДИРЕКТОР. Милочка.
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Слушаю, Валентин Васильевич!
ДИРЕКТОР. Найдите главного режиссера, пусть зайдет ко мне. Срочно.
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Он в приемной. Впускать?
ДИРЕКТОР. Пусть заходит.
Входит режиссер. Подходит к столу директора. Пауза. Директор опять взял «Театральную жизнь», листает.
РЕЖИССЕР. Хм-м…
ДИРЕКТОР. А, Виктор Михалыч! Хорошо, что зашли. Я даже просил Милочку пойти вас поискать.
РЕЖИССЕР. А я сам зашел…
ДИРЕКТОР.(иронично) Ну, вы ведь известный телепат.
РЕЖИССЕР.(гордо) Да, я медиум! Не стоит так иронизировать по этому поводу! Хватит уже об этом!
ДИРЕКТОР. Что вы, что вы, я вовсе не иронизирую. Что вы так ершитесь?
РЕЖИССЕР. Я не ершусь. Так что вы имеете мне сообщить? Пренеприятное известие?
ДИРЕКТОР. Что-то вроде того.
РЕЖИССЕР.(с вызовом) Я жду!
ДИРЕКТОР. Да вы присаживайтесь…
РЕЖИССЕР. Наконец-то. Спасибо.
Садится, нога на ногу. Вся поза выражает вызов.
РЕЖИССЕР. Слушаю вас.
ДИРЕКТОР ( в селектор) Милочка!
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Да, Валентин Васильевич!
ДИРЕКТОР. Чайку сделай, пожалуйста, мне и Виктору Михалычу.
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Хорошо. С лимоном?
ДИРЕКТОР. Вам с лимоном, Виктор Михалыч?
РЕЖИССЕР. (привстает со стула, кричит в селектор) Я буду кофе!
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Кофе кончился.
РЕЖИССЕР.(капризно) Что такое! Я хочу кофе.
ДИРЕКТОР. Чайку попьете.
РЕЖИССЕР. Валентин Васильевич! Я не пью чай. Принципиально! И вы об этом прекрасно знаете!
ДИРЕКТОР. Знаю, но что делать? Кофе кончился.
РЕЖИССЕР. Черт знает что! Вы, кстати, знаете, по какому поводу я к вам шел?
ДИРЕКТОР. Увы, я не медиум.
РЕЖИССЕР. Черт знает что! У меня в кабинете какие-то небритые личности в синих комбинезонах затеяли какой-то чертов ремонт! И я вынужден, вы слышите: вы-нуж-ден как последний гастролеришка болтаться по гримеркам артистов! Я пришел, чтобы вы прекратили это безобразие! А теперь еще и кофе кончился! Господин директор, я протестую против произвола и беспредела!
ДИРЕКТОР. Всё?
РЕЖИССЕР. Всё.
Пауза. Директор задумчиво смотрит на режиссера.
РЕЖИССЕР. Что это вы на меня так смотрите?
ДИРЕКТОР. Как?
РЕЖИССЕР. Как-то так.
ДИРЕКТОР. Как «как-то так»?
РЕЖИССЕР. А вот так как-то так!
ДИРЕКТОР. Как вот так «как-то так»?
РЕЖИССЕР. А вот так как-то вот так как-то так! Нехорошо как-то.
ДИРЕКТОР. (ласково) А как же хорошо на вас смотреть, Виктор Михайлович?
РЕЖИССЕР. Я…
Входит Милочка, несет на подносе чай, сахарницу, вазочку с печеньем. Перед директором ставит красивый бокал, перед режиссером ― кофейную чашечку с торчащим из нее куском лимона.
МИЛОЧКА. Ваш чай, господа!
Уходит, покачивая бедрами. Режиссер и директор смотрят ей вслед. Пауза.
РЕЖИССЕР. Да…
ДИРЕКТОР. Да… так о чем мы? Ах, да… Вы были чем-то недовольны.
РЕЖИССЕР. Я просто вне себя! Офигеть!
Щелкает селектор.
ГОЛОС МИЛОЧКИ. К вам Счастливых. Впускать?
ДИРЕКТОР. ( в селектор) Я занят.
РЕЖИССЕР. ( привстает со стула, кричит в селектор) Да, мы заняты! Так вот, Валентин Васильевич! Я в такой обстановке работать просто не в состоянии! У меня даже кабинет отобрали!
ДИРЕКТОР. Вы уже об этом говорили.
РЕЖИССЕР. Я как раз ищу новую пьесу, мне нужна рабочая обстановка, мне необходима тишина и покой! Вот скажите, где мне делать экспликацию спектакля? Я не какой-нибудь ремесленник, который все делает по наитию, я дипломированный режиссер, я делаю все по науке ― экспликация, мизансцены, все такое! А тут приходят, и просто нагло выставляют меня из кабинета!
ДИРЕКТОР. А я что могу сделать ― плановый ремонт.
РЕЖИССЕР. Что вы мне заливаете? В плане не было ремонта.
ДИРЕКТОР. Дали денег из казначейства, надо их освоить. Поэтому планы поменяли.
РЕЖИССЕР. Какой ремонт, какие ваши планы?! А мои планы?!!
ДИРЕКТОР. Какие?
РЕЖИССЕР. Такие!
ДИРЕКТОР. Какие такие?
РЕЖИССЕР. Грандиозные! Новым спектаклем мы порвем всю театральную…
Щелкает селектор.
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Счастливых говорит, что у него очень срочное дело.
ДИРЕКТОР. (в селектор)У меня тоже.
РЕЖИССЕР. У нас планерка!
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Впускать?
ДИРЕКТОР. Черт с ним, впускай.
РЕЖИССЕР. Нет!!!
Входит актер.
АКТЕР. (директору) Здрасьте. (режиссеру) Здрасьте.
ДИРЕКТОР. (иронично) Здравствуйте, Счастливых, здравствуйте, дорогой! Как дела? Что привело такого многоуважаемого человека в мой скромный кабинет?
АКТЕР. Вот. (кладет перед директором лист бумаги) Заявление. Подпишите.
ДИРЕКТОР. Это что?
АКТЕР. Я же сказал ― заявление.
ДИРЕКТОР. По поводу?
АКТЕР. (тяжело вздыхает) За свой счет. Отпуск.
ДИРЕКТОР. А театр?
АКТЕР. Мне всего на месяц.
ДИРЕКТОР. На сколько?!
АКТЕР. На месяц.
РЕЖИССЕР. Какой месяц?! Счастливых, ты вконец оборзел!
АКТЕР. Попрошу мне не тыкать, мы же, в конце концов, в официальном кабинете.
ДИРЕКТОР. Так зачем вам отпуск за свой счет в самый разгар сезона?
АКТЕР. Меня пригласили на съемки.
РЕЖИССЕР. (ехидно) Стивен Спилберг? А как же ёлки?
ДИРЕКТОР. Я подумаю.
АКТЕР. Я подожду.
Уходит. Директор и режиссер ждут, пока актер уйдет.
РЕЖИССЕР. (возмущенно) Нет, ну вы видели? Съемки! Сам на сцене три слова с трудом может сказать, а туда же ― в кино! Как меня эти киношники достали! Актера в театре не заставишь работать!
ДИРЕКТОР. Да. Продолжим о планах.
РЕЖИССЕР. Так вот, я думаю, что очередной спектакль должен быть просто бомбой!
ДИРЕКТОР. Вы это уже говорили.
РЕЖИССЕР. Да? Когда? Сегодня?
ДИРЕКТОР. Нет, в прошлый раз. Когда вы убеждали меня, что пьеса Пряжкина «Про трусы» взорвет театральную общественность. А спектакль по этой пьесе существенно повысит посещаемость нашего театра, в зале будут переаншлаги, нас пригласят на кучу фестивалей, и в конце концов дадут «Золотую Маску».
РЕЖИССЕР. А что, разве не взорвали?
ДИРЕКТОР. Да! Взорвали! Еще как, черт вас возьми, взорвали! В газетах не пинал нас только ленивый! Вот смотрите! (бросает в режиссера «Театральную жизнь»)
РЕЖИССЕР. Эти критики ничего не понимают! У Пряжкина шикарная пьеса! Она даже на конкурсе современной драматургии почти победила!
ДИРЕКТОР. Хорошо. Критики ничего не понимают. А зрители? Почему они уходят в середине первого акта, и при этом жутко ругаются и плюются?!
РЕЖИССЕР. Они просто не доросли! Зрители не поняли этой эстетики!
ДИРЕКТОР. Эстетики?! Чьей же, позвольте спросить, эстетики?
РЕЖИССЕР. Нашей.
ДИРЕКТОР. Чьей ― вашей?
РЕЖИССЕР. Драматурга. Моей. Художника.
ДИРЕКТОР. И все-таки, где вы взяли эту мерзкую пьесу, где персонажи разговаривают только матом?
РЕЖИССЕР. В журнале.
ДИРЕКТОР. В каком, черт вас возьми, журнале?!
РЕЖИССЕР. «Современная драматургия».
ДИРЕКТОР. Что вы врете? Я все номера читал, там такой пьесы не было.
РЕЖИССЕР. Значит, в другом журнале. Там таких много. Я не знал, Валентин Васильевич, что вы такой ретроград! Если бы знал, ни за что не согласился бы работать в нашем захудалом театрике! И вообще, пора менять эти закосневшие формы! Задача искусства ― прежде всего провоцировать!
ДИРЕКТОР. Кого?
РЕЖИССЕР. Как кого? Всех!
Пауза. Щелкает селектор.
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Счастливых спрашивает ― вы подписали?
ДИРЕКТОР. Я еще думаю.
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Счастливых просит, чтобы вы думали побыстрей.
ДИРЕКТОР. Подождет.
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Он говорит, что у него поезд через два часа, а ему еще надо успеть собраться.
ДИРЕКТОР. Плевать. Пусть его агент сдаст билет, а ему возьмет новый. На завтра. (режиссеру) Так вот, Виктор Михалыч…
В кабинет вбегает актер.
АКТЕР. Валентин Васильевич, подпишите, это такой шанс! Если я опоздаю на съемки, меня больше не пригласят!
ДИРЕКТОР. В каком шедевре вы сниматься будете, Счастливых?
АКТЕР. Это важно?
РЕЖИССЕР. Это что ― секрет? Вы же валите репертуар, мне придется вводы делать, Счастливых. Нет, я вас не отпускаю. Не подписывайте, Валентин Васильевич, ни под каким видом не подписывайте!
АКТЕР. Ничего я не валю! Я договорился ― меня подменят. Я в трех спектаклях в массовке, и в одном у меня две реплики: «Ё- моё!» в первом, и « Он мертв» во втором акте.
РЕЖИССЕР. И кто же взял вас сниматься?
АКТЕР. Вы его не знаете. Это молодой режиссер.
ДИРЕКТОР. И все-таки скажите. А то вообще не подпишу.
АКТЕР. А я уволюсь.
РЕЖИССЕР. И черт с тобой.
АКТЕР. Ну, хорошо. Я снимаюсь в рекламе кабачковой икры.
РЕЖИССЕР. ДИРЕКТОР. Что-о?!!
РЕЖИССЕР. Офигеть! Кого же вы там играете, что просите целый месяц?
АКТЕР. Не важно.
ДИРЕКТОР. Не подпишу. А позвольте узнать, где снимается сей шедевр?
АКТЕР. В деревне Верхняя Запупуевка. Натурные съемки. Потом мы едем в Нижнюю Раскундяевку и снимаем в деревенском доме.
РЕЖИССЕР. А что, в Верхней Запупуевке нет деревенских домов? Так какая у вас роль? Алкоголика?
АКТЕР. Не важно. Главное ― роль, главное ― в меня верят, что я смогу. Вы вот, Виктор Михалыч, не даете мне ролей, а в меня верят!
ДИРЕКТОР. Ну?
Пауза.
АКТЕР. Хорошо. Я играю консервный нож.
РЕЖИССЕР. Офигеть!
ДИРЕКТОР. Что?!
АКТЕР. Я буду играть роль консервного ножа. Дают приличный гонорар.
ДИРЕКТОР. Вам не стыдно, Счастливых?
АКТЕР. А чего?
ДИРЕКТОР. Пусть студенты второго курса в таких ролях снимаются.
АКТЕР. Деньги не пахнут. У вас в театре все равно вон Виктор Михалыч ролей не дает. А там хоть денег заработаю.
ДИРЕКТОР. Но вы же артист, можно сказать ― с большой буквы артист!
АКТЕР. Мне, конечно, приятно, что вы так обо мне думаете, Валентин Васильевич, но Виктор Михалыч, видимо, иного мнения.
РЕЖИССЕР. Да ты… простите… вы сами отказываетесь, Аркадий! Вон в «Про трусы» отказались играть одну из заглавных ролей.
АКТЕР. При всем моем глубоком к вам уважении ― не могу со сцены нецензурно выражаться. Сцена для меня ― святое!
РЕЖИССЕР. Да ты … простите, вы! совсем со сцены говорить не можешь!
АКТЕР. А вот это ― неправда. Я учился у лучших педагогов по сценречи.
РЕЖИССЕР. Это не показатель. Я вот тоже учился у лучших педагогов, но мне это, в отличие от некоторых, как говорится, очень и очень помогло. Мы сейчас начнем репетировать новую пьесу. Я вам роль дам…
ДИРЕКТОР. Да.
АКТЕР. Валентин Васильевич, у меня поезд. Подпишите. И я поехал.
Пауза.
ДИРЕКТОР. Черт с вами.
(подписывает)
АКТЕР. ( просияв) Спасибо, Валентин Васильевич! С меня ― презент.
РЕЖИССЕР. А, вы еще и взятки предлагаете!
АКТЕР. Что вы, это не взятка. Это знак благодарности. До свидания.
Уходит.
РЕЖИССЕР. Зачем вы подписали?!
ДИРЕКТОР. Да ладно, все равно вы его не занимаете.
РЕЖИССЕР. Вы так всех артистов на халтуры отпустите, с кем я работать буду?
Пауза.
ДИРЕКТОР. Значит, я ретроград?
РЕЖИССЕР. (разводит руками) Да.
ДИРЕКТОР. И все вокруг, кто ругает ваш спектакль…
РЕЖИССЕР. Наш спектакль!!! Вы же тоже принимали горячие участие, спонсоров искали, грант выбили.
ДИРЕКТОР. Да, я принимал. И сейчас приму. Я снимаю спектакль с репертуара. (говорит в селектор) Милочка!
РЕЖИССЕР. Нет!
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Слушаю.
ДИРЕКТОР. (режиссеру) Да! (в селектор) Зайдите ко мне, я продиктую вам приказ.
РЕЖИССЕР. Нет!
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Хорошо.
ДИРЕКТОР. Да! У нас пустые залы. Се ля ви.
РЕЖИССЕР. Зато все пишут! Это же пиар! Наш театр теперь знает каждая собака в стране!
ДИРЕКТОР. Мне такой пиар не нужен.
Входит Милочка с блокнотом.
ДИРЕКТОР. Пишите. Приказ номер, сами поставьте… В связи с низким художественным уровнем спектакля по пьесе П. Пряжкина «Про трусы» приказываю: снять спектакль с текущего репертуара. Материальную часть списать, декорации утилизировать, реквизит, костюмы оставить в соответствующих цехах для дальнейшего использования. Число ― сегодняшнее.
РЕЖИССЕР. Я доработаю…
ДИРЕКТОР. Нет. Идите, печатайте, Милочка.
Милочка уходит, покачивая бедрами.
РЕЖИССЕР. ( смотрит вслед) Да-а-а…
ДИРЕКТОР. Да. Меня даже вызывали по этому поводу.
РЕЖИССЕР. (кивает головой в сторону двери, куда ушла Милочка) По этому?
ДИРЕКТОР. Хамить изволите? Нет, не по этому.
РЕЖИССЕР. Куда?
ДИРЕКТОР. Туда. ( показывает пальцем на потолок)
РЕЖИССЕР. А как же свобода выражения? Свобода слова? Демократия, в конце концов? Вы тиран и деспот! А кстати, почему это главный в театре вы, Валентин Васильевич?
ДИРЕКТОР. И теперь второй вопрос…
РЕЖИССЕР. Ведь именно я осуществляю художественное руководство в целом, а вы…
ДИРЕКТОР. А теперь второй вопрос…
РЕЖИССЕР. Второй… Я считаю, что надо поставить вопрос ребром о художественном руководителе в театре. Почему у нас в театре нет художественного руководителя?
ДИРЕКТОР. Мне вас одного за глаза. Боливар не вывезет двоих.
РЕЖИССЕР. Это кто Боливар?
ДИРЕКТОР. Я Боливар. Пока я.
РЕЖИССЕР. Я тоже хочу быть Боливаром.
ДИРЕКТОР. Теперь второй вопрос…
РЕЖИССЕР. Нет, Валентин Васильевич! Давайте рассмотрим вопрос о художественном руководстве! Что же это вы без меня финансами рулите? Я тоже хочу быть Боливаром!
ДИРЕКТОР. Не выйдет. Вы хромаете на обе ноги. Вернемся ко второму вопросу. Постановку следующего спектакля я вам не дам.
РЕЖИССЕР. Да?
ДИРЕКТОР. Да.
РЕЖИССЕР. Почему?
ДИРЕКТОР. Потому. Не оправдали. Мне вас рекомендовали как молодого, еще подающего надежды режиссера, а вы не оправдали доверия. Мне один из наших заслуженных артистов сказал, что ему стыдно выходить к зрителю в ваших постановках.
РЕЖИССЕР. Он тоже матом не хочет разговаривать?
ДИРЕКТОР. Даже Счастливых отказался.
РЕЖИССЕР. Эх, а я нашел такую пьесу…
ДИРЕКТОР. Ну, порадуйте.
РЕЖИССЕР. Хорошая пьеса. Классическая… «Снегурочка». К Новому году как раз…
ДИРЕКТОР. Наконец-то! Я вам говорил, что надо вернуться к проверенному временем репертуару, а не ставить эти однодневки, где курят, пьют, и, простите, трахаются каждые пять с половиной минут. Островский ― это хорошо. Островский ― это правильно.
РЕЖИССЕР. Да, Валентин Васильевич. Я в процессе нашего разговора подумал, осознал… Я сидел, слушал ваши мудрые замечания и все думал, что может правда поставить какую-нибудь классику. И я вспомнил, что через три месяца ― Новый год. И тут же мне пришла в голову идея поставить «Снегурочку». Вот что нам надо! Лес… Зима…
ДИРЕКТОР. Там весна.
РЕЖИССЕР. Ну и что? Дед Мороз есть, Снегурочка. Самая новогодняя сказка.
ДИРЕКТОР. Ну, хорошо. Намечайте план работы, распределение. Кто художник?
РЕЖИССЕР. Хотелось, чтобы Иванов. Помните ― тот, из Германии.
ДИРЕКТОР. Замечательно. Это, конечно, масштабный мастер, работает у нас в России редко, но метко. Подойдет. Гонорар, правда, тоже масштабный, но выкрутимся.
Щелкает селектор.
ГОЛОС МИЛОЧКИ. К вам Ариадна Викентьевна. Впускать?
ДИРЕКТОР. Сейчас.
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Она не одна. Стойте, куда?! Ари…
В кабинет влетает завлит. Следом Милочка.
МИЛОЧКА. Ариадна Викентьевна! Стойте! (директору) Я ей говорила!
ДИРЕКТОР. Что стряслось, Ариадна Викентьевна?
ЗАВЛИТ. Валентин Васильевич! Вы не представляете!!!
ДИРЕКТОР. Здравствуйте, Ариадна Викентьевна.
ЗАВЛИТ. Вы не представляете!!!
ДИРЕКТОР. Что стряслось? Кто там в приемной?
ЗАВЛИТ. Островский!!!
ДИРЕКТОР. И что?
ЗАВЛИТ. Островский!!! Александр Николаевич! Тот самый! Вы что, не понимаете?
ДИРЕКТОР.РЕЖИССЕР. (вместе) Что-о-о?!!
РЕЖИССЕР. Какой Островский?
ДИРЕКТОР. Александр Николаевич?
ЗАВЛИТ.(кричит) Да! Да! Да!
ДИРЕКТОР. Ариадна Викентьевна, с вами все хорошо? Может, скорую? Минералочки налить?
ЗАВЛИТ. Вы что, я не сумасшедшая. Самый настоящий Александр Николаевич Островский. Всамделишный.
ДИРЕКТОР. Милочка, пойдите развлеките господина… Островского. Чайку ему предложите… Или нет, пригласите его сюда.
Милочка выходит.
ДИРЕКТОР. Ариадна Викентьевна, я всегда думал, что вы несколько экзальтированная особа. Но чтобы до такой степени!
РЕЖИССЕР. У вас просто крыша съехала! Островский умер сто лет в обед.
ЗАВЛИТ. Я не сошла с ума.
Входит Милочка, следом Островский, в шубе, с большим портфелем старинного вида. Сразу видно, что это Портфель с большой буквы.
ДИРЕКТОР.(встает) Здравствуйте, уважаемый. Александр Николаевич, если я не ошибаюсь?
ОСТРОВСКИЙ. (удивленно) Да, а вы, господа?.. Не имею чести знать…
РЕЖИССЕР. Офигеть!
ДИРЕКТОР. Проходите, раздевайтесь, присаживайтесь… Позвольте…
ЗАВЛИТ. Это директор театра… Разрешите, я помогу? ( помогает Островскому снять шубу)
ДИРЕКТОР. Олимпийцев Валентин Васильевич.
ОСТРОВСКИЙ. Очень приятно. Островский, Александр Николаевич. Литератор. Пишу, знаете ли, для театра.
ДИРЕКТОР. А это, позвольте представить ― наш главный режиссер, Колядкин Виктор Михалыч.
Режиссер привстает со стула, протягивает Островскому руку. Тот с чувством ее пожимает.
ОСТРОВСКИЙ. Очень, очень приятно. Режиссер – это из французского? А чем вы занимаетесь на театре?
РЕЖИССЕР. Спектакли ставлю! Вашу вот пьесу собираюсь…
ДИРЕКТОР. (перебивает) Присаживайтесь, господа. Милочка, чайку Александру Николаевичу.
ОСТРОВСКИЙ. Извините, господа, мне очень неловко, но где у вас туалетная комната?
ДИРЕКТОР. Милочка, покажите господину Островскому, где у нас туалеты.
МИЛОЧКА. Хорошо. Пойдемте, господин Островский.
ОСТРОВСКИЙ. Извините, господа…
Уходят.
ДИРЕКТОР. (садится) Ариадна Викентьевна, это бред.
РЕЖИССЕР. (возмущенно) Офигеть!
ЗАВЛИТ. (садится к столу) Я тоже сначала решила, что у меня, как там… башню сорвало. Семь раз себя ущипнула за все места. Нет, не сплю. Башня на месте.
РЕЖИССЕР. Где вы его нашли?
ЗАВЛИТ. Еду я в такси…
РЕЖИССЕР. Наши люди на такси не ездят!
ЗАВЛИТ. Не перебивайте, Виктор Михалыч! Еду я в такси, попала в пробку. Смотрю ― стоит…
РЕЖИССЕР. Ха-ха… прям Фрейд какой-то!
ДИРЕКТОР. Помолчите. Дальше.
ЗАВЛИТ. Стоит, значит, Островский. Растерянный такой… А я его сразу узнала.
РЕЖИССЕР. Вы что, с ним знакомы лично были? Сколько же вам лет, Ариадна Викентьевна?
ДИРЕКТОР. Да помолчите вы!
ЗАВЛИТ.(быстро-быстро говорит) У меня в кабинете его портрет висит, ну тот, знаменитый, прямо напротив зеркала, когда причесываюсь, или макияж поправляю, его всегда в зеркале вижу. Ну вот, таксисту денег сунула, из машины выскочила, а он пошел. Я за ним. Идет он, растерянный такой, от всего шарахается… Шуба развевается … Я к нему… Александр Николаевич, кричу… А он мне ― мадам, ради Бога, где я, что со мной… А я ему ― не волнуйтесь, вы в Москве, я завлит, сейчас отведу вас в театр… Тут успокоился немного, и мы пошли пешком, благо это было не очень далеко… Посмотрел он на Москву, ничего, говорит , не узнаю, а ему ― конечно, столько лет прошло, хорошеет Москва… Я бы не сказал, он мне говорит, странно все. Конечно, говорю, эстетика поменялась. А он говорит ― а что у нас теперь латиница в ходу? А я говорю ― нет, это просто реклама. А он спрашивает тогда, а завлит, мадам ― это что? А говорю, должность такая, я в театре работаю, пьесы читаю. В театре служат, это он мне говорит. Это раньше служили, отвечаю, а теперь работают. Он опять удивляется. Ну ладно, говорю, что же делать-то с вами? А он ― не знаю, говорит. Я, говорит, в театр шел, пьесу новую нес, читку назначили, решил срезать через проходной двор, в арку зашел, и все… Очнулся ― все чужое вокруг. Очень интересно, говорю, а какую пьесу написали? А он говорит ― «Горячее сердце».
ДИРЕКТОР. «Горячее сердце»?
РЕЖИССЕР. Офигеть! И что?
ЗАВЛИТ. А то. Попал он к нам из 1868 или 69 года. И что даже «Снегурочка» еще не написана.
ДИРЕКТОР. И поставить, если он её не напишет, вы спектакль по вышеозначенной пьесе не сможете. Я даже видел в одном фильме, что все должно исчезнуть, все, что было после момента переноса.
РЕЖИССЕР. Офигеть! Все-таки мне кажется, что это какой-то псих, похожий на Островского!
ЗАВЛИТ. Нет-нет! Я рукопись «Горячего сердца» видела.
Щелкает селектор.
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Мы пришли. Впускать?
ДИРЕКТОР. Немедленно.
Входит Островский. За ним Милочка, встает у дверей. Ей явно непонятно происходящее, но вместе с тем ― крайне интересно.
ОСТРОВСКИЙ. Прошу меня простить, господа…
РЕЖИССЕР. (заботливо) У вас не простатит?
ОСТРОВСКИЙ. Что, простите?
ДИРЕКТОР. Еще слово, Виктор Михалыч…
РЕЖИССЕР. Молчу, молчу… Извините.
ДИРЕКТОР. Присаживайтесь, Александр Николаевич.
ОСТРОВСКИЙ. Спасибо. (садится за стол)
ДИРЕКТОР. Ариадна Викентьевна нам в общих чертах рассказала, что с вами, уважаемый Александр Николаевич, случилось.
ОСТРОВСКИЙ. Я поначалу, господа, если честно сказать, был крайне растерян! Но теперь, вижу всю прелесть своего положения. Побывать в будущем ― мечта многих. А у меня ― просто счастливый случай! Решил я пройтись пешком, январь, морозец, солнце, погода располагает к пешим прогулкам… И вот иду я, решил срезать через проходной двор на Арбате, захожу в арку, и вдруг…
РЕЖИССЕР. А вы нас не разыгрываете? Сейчас октябрь, уважаемый.
ДИРЕКТОР. Я прошу вас помолчать! Виктор Михалыч! Еще слово…
РЕЖИССЕР. Молчу, молчу.
ДИРЕКТОР. Извините, Александр Николаевич! Молодежь!
ОСТРОВСКИЙ. Я вас понимаю. Сам до сих пор с трудом… Я даже решил, что помутился рассудком, знаете ли.
ЗАВЛИТ. Я тоже думала, что сплю!
ОСТРОВСКИЙ. Какие высокие дома! Где извозчики?! Разноцветные телеги без лошадей! Лоточники! Я даже, стыдно признаться, господа, но ― струхнул! И растерялся. Со мной такого никогда не бывало.
ДИРЕКТОР. Вы знаете, с нами тоже.
РЕЖИССЕР. Да уж да! Хотя… вот помню, ставил я в одном театре на периферии… Мы сдачу спектакля отмечали, помню ― фуршет, потом провал, очнулся ― уже к Москве подъезжаю. Вот ― машина времени. Сутки потерял! Вчера было двадцать восьмое, а сегодня ― тридцатое. Ха-ха.
ДИРЕКТОР. Вы свои пошлые рассказы оставьте для периферии.
ЗАВЛИТ. Да. У нас все-таки столица!
РЕЖИССЕР. Да ладно!
ОСТРОВСКИЙ. Я уж было подумал, что совсем пропал. Но тут эта милая дама, Ариадна Викентьевна, слава тебе, Господи! Если бы не она ― я … даже не знаю…
ЗАВЛИТ. Ну что вы, Александр Николаевич! Не стоит благодарностей! Это я, напротив, так благодарна судьбе, что смогла лично засвидетельствовать вам свое уважение! Я и мечтать об этом не могла.
РЕЖИССЕР. Ха-ха! Вас дурят, господа! Какой он Островский! Офигеть!
ОСТРОВСКИЙ. Какое смешное слово! Офигеть! Что оно означает? Судя по окраске ― что-то из экспрессивной лексики! Надо записать, пригодится!
РЕЖИССЕР. Офигеть ― значит, обалдеть!
ДИРЕКТОР. В лексиконе Виктора Михалыча это означает крайнюю степень удивления.
РЕЖИССЕР. Ну что вы, совсем не крайнюю. Вот иногда, когда действительно сильно удивляюсь, я использую слово…
ДИРЕКТОР. Заткнитесь.
ОСТРОВСКИЙ. Как упростились нравы!
ЗАВЛИТ. Да, стало все гораздо проще. Не обращайте на Виктора Михалыча своего драгоценного внимания!
РЕЖИССЕР. Офигеть!
ОСТРОВСКИЙ. Я продолжу?
Директор и завлит кивают.
ОСТРОВСКИЙ. Спасибо, господа. Так вот. Я был вдвойне обрадован, когда узнал, что Ариадна Викентьевна служит в театре! Какая удача!
ДИРЕКТОР. Да, такая удача, что вы попали именно к нам! Милочка! Немедленно организуйте! Что будете пить, Александр Николаевич? Коньяк? Виски? Водку? За встречу, больше того, у меня к вам будет деловое предложение!
РЕЖИССЕР. (директору) Что вы придумали? Нас разводят, как лохов.
ОСТРОВСКИЙ. Что, простите?
ДИРЕКТОР. Так что вам?
ОСТРОВСКИЙ. Если можно ― чаю. Если речь пойдет о делах…
ДИРЕКТОР. Да что вы, Александр Николаевич! Дело ― пустяк! Завтра обговорим все подробно, а сегодня с дороги, с устатку…
ОСТРОВСКИЙ. Ну, хорошо. Пожалуй водочки. Но ― чуть, самую малость.
ДИРЕКТОР. Милочка! Мне как всегда, Виктору Михалычу ― коньяк; Ариадне Викентьевне?
ЗАВЛИТ. Коньячку.
ДИРЕКТОР. И закусить сообразите.
Милочка делает недовольное лицо. Уходит.
ОСТРОВСКИЙ. Право, не стоило беспокоиться.
РЕЖИССЕР. А над чем работаете, господин драматург?
ОСТРОВСКИЙ. Пьесу закончил, решил назвать «Горячее сердце». Вы знаете, я очень ответственно отношусь к названиям. Это пьеса про…
РЕЖИССЕР. Мы знаем. Курослепов там, Градобоев… Читали.
ОСТРОВСКИЙ. Как?! Где?!!
РЕЖИССЕР. Вы же в будущем.
ДИРЕКТОР. Мы все ваши пьесы читали, все сорок семь.
ОСТРОВСКИЙ. Сорок семь?!
ЗАВЛИТ. Да. Без малого пятьдесят.
ОСТРОВСКИЙ. Офигеть!
РЕЖИССЕР. Оху…
ДИРЕКТОР. Уволю.
РЕЖИССЕР. Охухо-хухо!
ДИРЕКТОР. То-то.
ОСТРОВСКИЙ. Я Садовскому обещал, что ему к бенефису отделаю пьесу, и сегодня шел, чтобы почитать её в театре… И вот… Садовский, наверное, с ума сходит!
РЕЖИССЕР. Переживут.
ОСТРОВСКИЙ. Вы думаете? А как же бенефис Садовского? Я ему обещал бенефисную роль!
ДИРЕКТОР. Судьба, Александр Николаевич! Что делать!
ОСТРОВСКИЙ. Да… Судьба… Но меня ведь ждут… в театре…
ДИРЕКТОР. Но вы и так в театре!
РЕЖИССЕР.(иронично) Это, наверное, временная флюктуация.
ОСТРОВСКИЙ. Что, извините?
РЕЖИССЕР. Назад в будущее.
ДИРЕКТОР. Александр Николаевич! У меня к вам деловое предложение! Не будем ждать, возьмем быка за рога!
ОСТРОВСКИЙ. Вы о чем?
ДИРЕКТОР. Вот о чем: я, наш театр, заказываем вам пьесу.
ОСТРОВСКИЙ. Но у меня обязательства перед Малым театром.
РЕЖИССЕР. А чем вам наш театр не нравится?
ОСТРОВСКИЙ. Я, право, не знаю. У вас императорский театр, или антреприза?
ЗАВЛИТ. У нас сейчас президент, а театр государственный.
ОСТРОВСКИЙ. Президент, говорите? Интересно… А где же император?
РЕЖИССЕР. А его того, кокнули. В восемнадцатом году.
ОСТРОВСКИЙ. Ужас! Государя-императора кокнули?! Как?
РЕЖИССЕР. Запросто!
ДИРЕКТОР. Перестаньте, Виктор Михалыч! Была революция…
ОСТРОВСКИЙ. С ума сойти!
ДИРЕКТОР. Таковы суровые реалии, Александр Николаевич, у нас республика. Федеративная.
РЕЖИССЕР. У нас хороший театр. Смотрите, в журналах про нас пишут! (берет «Театральную жизнь», протягивает Островскому)
ДИРЕКТОР. Верните журнал!
ЗАВЛИТ. Это новый номер?
РЕЖИССЕР. Пусть почитает!
ОСТРОВСКИЙ. Я хотел бы взглянуть, господа.
РЕЖИССЕР. Да пожалуйста!
ОСТРОВСКИЙ. (берет журнал) Две тысячи седьмой… Эх ты!
РЕЖИССЕР. Эх я! Статья называется « А надо ли трясти трусами?»
Пауза, Островский листает журнал, лицо его выражает крайнюю степень интереса.
ДИРЕКТОР. (показывает кулак режиссеру) Не читайте статью.
ОСТРОВСКИЙ.(смотрит в журнал) Ну что вы, интересно. Орфография несколько странная, а бумага лощеная ― просто чудо!
ЗАВЛИТ. Финская.
ОСТРОВСКИЙ. Что вы говорите?! Финны стали так замечательно делать бумагу? Кто бы мог подумать! А дагерротипы какие цветные! Нет, все-таки человеческому гению нет предела! Я посмотрю еще?(листает)
ДИРЕКТОР. (встает, выходит из-за стола) Конечно, Александр Николаевич!
Директор отводит режиссера и завлита в сторону.
ДИРЕКТОР. Это шанс.
РЕЖИССЕР. Какой шанс! Это сумасшедший кретин, который похож на Островского, и на этой почве свихнулся. Наверняка алкаш. Посмотрите на его красное лицо!
ЗАВЛИТ. У вас оно тоже не совсем белое.
РЕЖИССЕР. Что?!
ДИРЕКТОР. Тихо!
ЗАВЛИТ. Это Островский, я вам говорю, самый настоящий, вы уж мне поверьте!
ДИРЕКТОР. Я знаю. Из театра его выпускать нельзя. Ни под каким видом. Ариадна Викентьевна, быстро организуйте в гостевой комнате все, что нужно. Бегом! У нас будет неизвестная пьеса Островского. Любая экспертиза подтвердит его авторство. Эксклюзивные права ― у нас. Договор он подпишет. И мы в шоколаде. Представляете ― вся страна ставит неизвестного Островского! Бабла ― немеряно!
ЗАВЛИТ. Ой. Я поняла!
Возвращаются на свои места.
ДИРЕКТОР. Ну, Александр Николаевич, что скажете?
ЗАВЛИТ. Господа, я вас оставлю, мне нужно пойти, поработать. Извините.
ДИРЕКТОР. Да, конечно.
РЕЖИССЕР. Да идите уже.
Завлит уходит
ДИРЕКТОР. Так что?
ОСТРОВСКИЙ. Право, не знаю. Ваш театр ведь ругают сильно.
РЕЖИССЕР. Это заказная статья.
ОСТРОВСКИЙ. Заказная? Её писал клакер?
РЕЖИССЕР. Клакер-клоакер. Статья заказная. Театров в столице ― сотня! Конкуренция. Облажать коллегу ― первое дело, именины сердца!
ОСТРОВСКИЙ. Обла…
ДИРЕКТОР. Извините его.
ОСТРОВСКИЙ. Да что вы, я люблю слушать разные словечки. Очень помогает в работе. Вот как-то путешествовал я по Волге-матушке…
ДИРЕКТОР. Вернемся к делам. Александр Николаевич! Поскольку с вами случилось то, что случилось, надо искать выход из создавшейся ситуации.
ОСТРОВСКИЙ. Я понимаю…
ДИРЕКТОР. И мы тоже. Поэтому я предлагаю пожить у нас в театре, у нас есть великолепная квартирка на втором этаже, мы вас там и поселим, поскольку у вас ни денег, ни документов, на улице вам никто не поверит, и скорее всего вас отправят сумасшедший дом. Ариадна Викентьевна введет вас в курс нынешней жизни, вы пообвыкните, с документами вопрос решим, с деньгами, я думаю, тоже.
ОСТРОВСКИЙ.(раздумывает) Да, пожалуй это единственный на сегодня вариант. Выхода другого я, господа, тоже не вижу. А может, получится вернуться?
ДИРЕКТОР. Вряд ли. Соглашайтесь. Это разумный выход из сложившейся ситуации.
ОСТРОВСКИЙ. Значит… соглашаться?
РЕЖИССЕР. Согласитесь ― и правильно сделаете. У вас другого варианта просто нет.
ДИРЕКТОР. Не будьте циником. Александр Николаевич, в общем так. Мы решили, что вы просто должны написать нам пьесу. А мы уж постараемся вам создать все условия.
ОСТРОВСКИЙ. Что ж, если нет другого выхода… Хорошо, я согласен.
ДИРЕКТОР. Где же Милочка? (в селектор) Милочка!
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Слушаю.
ДИРЕКТОР. Вы куда пропали?
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Уже иду.
ДИРЕКТОР. Так-с, Александр Николаевич, позвольте вам выдать аванс.
Милочка входит с подносом на котором три бокала, бутылка дорогого коньяку, большая рюмка, бутылка водки, тарелка с бутербродами. Ставит на стол.
МИЛОЧКА. Пожалуйста.
ДИРЕКТОР. Спасибо, вы свободны.
Милочка демонстративно надувает губки, уходит.
РЕЖИССЕР.(потирая руки) Обмоем!
ДИРЕКТОР. Сначала дела!
Открывает сейф, вмонтированный в книжный шкаф, достает пачку долларов, отсчитывает тысячу. Режиссер наливает Островскому водки ― полную рюмку, потом разливает коньяк.
Вот, держите.
ОСТРОВСКИЙ. (берет деньги) Какие странные деньги. (читает) Бэнк оф Америка. Россия, что проиграла войну? Почему деньги не русские? Они настоящие?
РЕЖИССЕР. Это настоящие деньги. Не деревянные. Хотя рубль дорожает. А евро у вас есть Валентин Васильевич?
ДИРЕКТОР. Не ваше дело.
ОСТРОВСКИЙ. Простите, не совсем понимаю. Что значит «деревянные деньги»?
РЕЖИССЕР. Это зелень. Баксы. А деревянные ― наши рубли.
ОСТРОВСКИЙ. Зелень?
Входит завлит.
ЗАВЛИТ. Извините, господа. Валентин Васильевич, я все устроила.
ДИРЕКТОР. У нас тоже все замечательно. Сейчас мы перекусим, и вы пойдете с Александром Николаевичем в какой-нибудь бутик, переоденете его, а то вы, простите, Александр Николаевич, как-то будете выделяться.
ОСТРОВСКИЙ. Ну что же, господа. Вариантов пока действительно нет. (прячет деньги в портфель) По рукам.
ДИРЕКТОР. Ну, вздрогнем. Договорчик завтра напишем, все чин по чину, в двух экземплярах…
Чокаются, пьют. Закусывают.
ОСТРОВСКИЙ. А какую пьесу вы хотите? Комедию? Драму?
РЕЖИССЕР. Я сейчас нарисую. Значитца, так. Живет себе бизнесмен.
ОСТРОВСКИЙ. Кто, простите?
РЕЖИССЕР. Купец. Или чиновник. Как хотите, на ваше усмотрение.
ДИРЕКТОР. Только без ваших там…
РЕЖИССЕР. Да ладно! Все у героя хорошо: бизнес, любовница, жена; все есть: квартира, тачка, дачка. Все есть. Понимаете?
ОСТРОВСКИЙ. Да-да, продолжайте.
РЕЖИССЕР. Но герой в постоянном разладе сам с собой. И из-за чего, как вы думаете?
ДИРЕКТОР.(недовольно) Из-за чего?
ОСТРОВСКИЙ. А интрига в чем?
РЕЖИССЕР. Сейчас вам будет и интрига, и фабула, и социальность. Терпение, господа! (наливает только себе, пьет)
Герой ходит к любовнице, спит с женой. Решает проблемы в бизнесе. Но что-то не дает ему спокойствия в душе. Еще по одной?
ДИРЕКТОР. Перебьетесь.
ОСТРОВСКИЙ. Я слушаю, слушаю.
РЕЖИССЕР. Так вот. Можно для колорита пару бандюков, пусть его попрессуют. И он решает сбежать на время. От проблем. В Египет, например. И там знакомится с инструктором по дайвингу. И понимает ― что? Что он…Вот внутренний конфликт для пьесы ― куда там Чехову!
ДИРЕКТОР. Не дай Бог что-то ляпнете.
ОСТРОВСКИЙ. Так что он? Кто такой Чехов? И что такое дайвинг?
ЗАВЛИТ. Чехов ― драматург. Дайвинг ― плавание с аквалангом. Под водой.
РЕЖИССЕР. Что он любит мужчину! Что он гей!
ОСТРОВСКИЙ. Кто, простите? Гей? Это кто?
РЕЖИССЕР. Пидарас.
ОСТРОВСКИЙ. Педераст? В смысле занимается мужеложеством? Инструктор?
РЕЖИССЕР.(распаляясь) Нет, бизнесмен!
Островский как-то заметно напрягается. Ему крайне неловко.
РЕЖИССЕР. И вот он приезжает домой, и не хочет ни жену, ни любовницу! А тут опять бандюки! И ему один нравится ― просто жуть! И он ему отдается! А еще лучше, если он будет бисексуалом!!! Это круче! Представьте мизансцену: огромная кровать на авансцене, дым, свет сквозь дым, а на кровати ― обнаженные красивые тела! Мужские и женские! Давайте еще по одной!
ДИРЕКТОР. Замолчите!
РЕЖИССЕР. Нет, я договорю! Это будет круто! Финал пьесы ― бандюк влюбляется в жену героя, а инструктор по дайвингу из ревности стреляет в героя с криком: «Так не доставайся ты никому!», и герой умирает со словами: «Милый! Спасибо! Ты избавил меня от таких мук!», а бандюк убивает водолаза! Море крови! Плюс эротика! Вот что нужно для успеха! Но жена, узнав, что бандюк спит и с любовницей мужа и с ней, колбасит бандюка! В капусту! Ножом! И остается с бывшей любовницей. Они счастливы вдвоем! Торжество феминизма и однополой любви! Представляете, пьеса Островского на такую злобу дня!
ЗАВЛИТ. Это порнография!
РЕЖИССЕР. Это, как вы помните, мимесис! А финал ― будет полный катарсис! Жена и любовница под душем ласкают друг друга под музыку Куин! Шоу маст го он! Шоу маст го он! Оуо!
ДИРЕКТОР. Пошел вон, идиот!
ОСТРОВСКИЙ. Нет уж, господа, лучше уйду я!
РЕЖИССЕР. Подождите! Это еще не все! Надо продумать балетные вставки и заказать зонги! Но это я продумаю, и вам скажу!
ОСТРОВСКИЙ. (встает по стойке смирно) Нет, господа, послушайте меня. Теперь я скажу. Я ― русский человек! Православный! И ваша диспозиция, только что мне изложенная, не может считаться удовлетворительной как по отношению к публике, так и ко мне. Я, простите, драматический писатель, а не порнограф. Показывать такое на сцене ― стыд и позор для русского театра! А вы, господин каквастам режиссер ― ничтожество, каких не видывал свет! Как жаль, что дуэли нынче запрещены! Я бы с удовольствием застрелил вас!
РЕЖИССЕР. Да какая дуэль на фиг! Я не Пушкин, вы не Дантес. Пишите, литератор, вам говорят, это точно будет бомба! О нас узнает весь мир!
ОСТРОВСКИЙ. Вам место на каторге ― у вас растленная душа! Я лучше буду скитаться по России, которой не знаю, без паспорта и денег, чем буду писать сие безобразие! Адью!
Быстро выходит из кабинета.
ДИРЕКТОР. Идиот! Вы идиот, Виктор Михалыч! Вы уволены! Бегите за ним! Не дайте уйти!
РЕЖИССЕР. Не понял, за что?
ДИРЕКТОР. Да за все! Из-за вас мы все просрали!
ЗАВЛИТ. И зачем я забила холодильник в гостевой продуктами? И постель свежую постелили… Смотрите, он портфель оставил. А там рукопись!
Директор бросается на портфель как коршун, прижимает портфель к себе.
ДИРЕКТОР. И деньги. МОЁ!
Островский входит и оглядывает кабинет.
ОСТРОВСКИЙ. Я кое-что забыл. У меня перед Садовским, знаете ли, обязательства! (с трудом вырывает портфель у директора) Прощайте, господа!
Сталкивается на выходе с актером, который входит в кабинет. Из приемной слышен грохот и вопль Милочки: «Мама!». Все бегут посмотреть, что случилось, возвращаются. Завлит ведет Милочку, испуганную до последней степени. Актер ничего не понимает. Все орут, Милочка плачет. Бедлам.
АКТЕР. Что происходит?
ДИРЕКТОР. Вы какого черта вернулись?! У вас съемки? Вот и снимайтесь!
МИЛОЧКА. Я-я-я с-с-сижу, п-пп-пасьянс на ком-ммм-ммп-пьютере раскладываю. А т-т-тут он. Бледный! С портфелем! Как заорет на меня: «Мерзавцы тут все! О темпоре! О морэ!Куда катится мир!». Я с-со стула уп-п-пала… А он растаял… В-в-в воздухе… Ме-ее-е-едленно…
РЕЖИССЕР. Вот вам, блин, и «Снегурочка»! Офигеть!
ЗАВЛИТ. Я вам этого никогда не прощу.
ДИРЕКТОР. Милочка, ну все, успокойтесь, все кончилось, девочка моя, я тебе «Чупа-Чупс» куплю… Целую коробку!
МИЛОЧКА. (робко улыбается) Правда?...
ДИРЕКТОР. Ну конечно. Конечно. (Директор и завлит хлопочут возле насмерть перепуганной Милочки)
АКТЕР. Так что случилось?
Актер под шумок наливает себе коньяку, пьет.
РЕЖИССЕР. Так, флюктуация. А ты чего вернулся?
АКТЕР. Слышь, Вить, пойдем, вмажем? А? У тебя бабки есть?
РЕЖИССЕР. Нету.
АКТЕР. Плохо. Вот и у меня нет. А выпить охота. Кинули меня рекламщики. Я только на вокзал, звонок … Все, короче, отменяется. Консервный завод, который рекламу заказал, обанкротился. Деньги не перечислили. Икра, короче, кончилась. Или кабачки. Я в этом не секу. Ты мне роль обещал… В новом спектакле… Я за отдельный договор согласен… Даже поматериться могу… Если надо. Но каждое матерное слово – по сто пятьдесят рублей. Что скажешь?
РЕЖИССЕР. А-а, обещал…
ДИРЕКТОР. Счастливых, вы не уехали в свою Верхнюю Запупуевку?
АКТЕР. Я на поезд опоздал.
ДИРЕКТОР. Вы во всем бездарны!
АКТЕР. Неправда! Просто у меня фактура специфичная!
ЗАВЛИТ. Что будем делать?
АКТЕР. Валентин Васильевич, займите деньжонок… Отпускные там… Из внебюджета…
ДИРЕКТОР. Вы в отпуске за свой счет. Вот и гуляйте. Не трепите мне нервы! А то я вас совсем на внебюджет переведу!
РЕЖИССЕР (роется в карманах) Сейчас наскребем на фамфурик. О, соточку нашел. Пошли?
ДИРЕКТОР. Эй! Это вы куда? А расписку?
РЕЖИССЕР. Какую расписку?
ДИРЕКТОР. У меня Островский штуку баксов из-за вас унес. Вы мне должны. Пишите расписку.
РЕЖИССЕР. Я?! Офигеть! Вы даете деньги кому не попадя, а я виноват? Ага, сейчас, разбежался. Вы попросите Ариадну, она вам еще и Лопе де Вегу приведет. Или Толстого. И им бабла дайте! А я буду должен! Ха-ха! За ради искусства я вам все отдам!
АКТЕР. Да пошли, Витя, их…
ДИРЕКТОР. Вон отсюда. Все вон! Все! ВОН! ВОН!
Все вылетают из кабинета. Директор по ходу пытается пнуть ногой сначала Режиссера, потом Актера. Остается один.
ДИРЕКТОР. Эх какие планы поломали! Эх, Александр Николаич! Чистоплюй! Дуэль! Какие перспективы! Квартира в центре! Машина! Все пропало! Из-за одного идиота! Все! Так, спокойно. Надо успокоиться. Собрать нервы в кулак. В разящий кулак! Всех ― вон! По статье! В трудовую! За дискредитацию!
Садится за стол. Листает «Театральную жизнь». Успокаивается. Нажимает на кнопку селектора.
ДИРЕКТОР. Милочка!
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Д-да, В-валентин В-васильевич…
ДИРЕКТОР. Найдите и пригласите ко мне главного режиссера.
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Х-хорошо. Тут к вам пришли.
ДИРЕКТОР. Кто?
ГОЛОС МИЛОЧКИ. Какой-то иностранец. На п-плохом английском говорит, что он ― Шекспир. Впускать?
ДИРЕКТОР. Впускать?!Впускать?!! Гоните его в шею!!! У меня тут и без Шекспира голова кругом идет! Гоните! К нам уже Островский заходил!
КОНЕЦ.