Geum.ru

Павел Судоплатов. Спецоперации

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 12. заговор против берии и его падение
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   40

ГЛАВА 12. ЗАГОВОР ПРОТИВ БЕРИИ И ЕГО ПАДЕНИЕ




Инициативы Берии во внутренней и внешней политике после смерти Сталина


В течение суток с момента смерти Сталина Министерство госбезопасности и

Министерство внутренних дел были объединены под единым руководством Берии.

10 марта 1953 года в министерстве были созданы четыре группы для проверки и

пересмотра фальсифицированных дел: "заговора сионистов и врачей",

"мегрельского дела" и "дела МГБ".

Сообщение МВД для печати об освобождении арестованных врачей

значительно отличалось от решения ЦК КПСС. В этом сообщении Берия

использовал более сильные выражения для осуждения незаконного ареста врачей.

Однако его предложения по реабилитации расстрелянных членов Еврейского

антифашистского комитета были отклонены Хрущевым и Маленковым. Члены ЕАК

были реабилитированы лишь в 1955 году. Предложения Берии по реабилитации

врачей и членов ЕАК породили ложные слухи о его еврейском происхождении и о

его связях с евреями.

В начале апреля 1953 года Хрущев направил закрытую директиву партийным

организациям с требованием не комментировать сообщение МВД, опубликованное в

прессе, и не обсуждать проблему антисемитизма на партийных собраниях.

2 апреля 1953 года Берия адресовал в Совет Министров СССР докладную

записку, в которой констатировал, что Михоэлс был оклеветан и злодейски убит

по приказу Сталина группой работников МГБ, возглавлявшейся Огольцовым и

Цанавой, куда входили еще пять оперативных работников. Он предложил отменить

Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении этих лиц орденами, а

Огольцова и Цанаву как исполнителей злодейской акции арестовать по обвинению

в убийстве.

Цанава, арестованный по приказу Берии за ликвидацию Михоэлса в апреле

1953 года, превратился, будучи в тюрьме в июле 1953 года, в "члена банды

Берии", и умер в заключении не дождавшись суда в 1955 году.

Огольцова и его группу лишили наград, но под суд не отдали. Из партии

Огольцова исключили только в 1957 году по другому делу. Итак, за убийство

Михоэлса по-настоящему никто не поплатился, если не считать того, что

несколько человек должны были возвратить свои ордена.

Кстати, Берия выступил на Президиуме ЦК КПСС и представил на обсуждение

проект более широкой амнистии для политических заключенных. Однако его

предложения не были приняты. Указ Президиума Верховного Совета СССР об

амнистии касался всех лиц, включая и политзаключенных, осужденных на срок до

пяти лет. Это решение оказалось непродуманным: свыше миллиона обычных

уголовников -- воров, насильников, мошенников, хулиганов -- одновременно

выпустили из лагерей. Города и поселки буквально наводнились шпаной и

хулиганьем, обстановка стала опасной и напряженной. В связи с этим Берия

перевел аппарат министерства на работу в усиленном режиме, приказал своим

заместителям и начальникам управлений обеспечить общественный порядок в

столице. Войска МВД были брошены на патрулирование Москвы и массовые обыски

чердаков и подвалов. Порядок быстро восстановили. Несомненно, однако, что

вызванный амнистией разгул преступности пошатнул поднявшийся было после

освобождения врачей престиж Берии. Знаменательно, что Берия принял решение о

передаче ГУЛАГа из МВД в Министерство юстиции и поставил вопрос о его

ликвидации. После ареста Берии это решение было отменено.

С подачи Хрущева на известном Июльском Пленуме ЦК КПСС 1953 года Берию

обвинили в попытке перенесения реальной власти из ЦК партии в Совет

Министров. С этим увязывают и ныне его планы реформирования структуры

власти.

Эти замечания совершенно неправильны. Еще в последние годы правления

Сталина директивные функции уже были сосредоточены в Совете Министров,

который он возглавлял. Именно в Совет Министров входили все члены Политбюро,

а позднее Президиума ЦК КПСС. Следует напомнить, что обращения к советскому

народу в 1949--1953 годах начинались словами: "Правительство и ЦК извещают

советский народ о..." Так, в частности, начиналось обращение -- сообщение о

смерти Сталина.

В апреле 1953 года в поведении Берии я стал замечать некоторые

перемены: разговаривая по телефону в моем присутствии (а иногда и еще

нескольких старших офицеров госбезопасности) с Маленковым, Булганиным и

Хрущевым, он открыто критиковал членов Президиума ЦК партии, обращался к ним

фамильярно, на "ты". Как-то раз в присутствии начальника управления

идеологической контрразведки Сазыкина он начал вспоминать, как спас Илью

Эренбурга от сталинского гнева. По его словам, в 1939 году он получил приказ

Сталина арестовать Эренбурга, как только тот вернется из Франции. На Лубянке

Берию ждала телеграмма от резидента НКВД в Париже Василевского, в которой

тот высоко оценивал политический вклад Эренбурга в развитие

советско-французских отношений и его антифашистскую деятельность. Вместо

того, чтобы выполнить приказ Сталина, Берия на следующей встрече с ним

показал телеграмму Василевского. В ответ Сталин пробормотал:

-- Ну что ж, если ты так любишь этого еврея, работай с ним и дальше.

Однажды, зайдя в кабинет к Берии, я услышал, как он спорит по телефону

с Хрущевым:

-- Послушай, ты сам просил меня найти способ ликвидировать Бандеру, а

сейчас ваш ЦК препятствует назначению в МВД компетентных работников,

профессионалов по борьбе с национализмом.

Развязный тон Берии в общении с Хрущевым озадачивал меня: ведь раньше

он никогда не позволял себе такую вольность, когда рядом были его

подчиненные.

В мае 1953 года был отозван в Москву Григулевич. Это сделали по двум

причинам. Во-первых, надо было убедиться, не "засветил" ли его Орлов

(Никольский) в своих разоблачительных статьях, опубликованных за месяц до

этого в журнале "Лайф". Во-вторых, если он оставался вне подозрений, его

предполагалось привлечь к бериевскому плану объединения Германии и

урегулированию отношений с Югославией.

Весной 1953 года мое положение на службе было неопределенным.

Заместитель Берии Богдан Кобулов хотел назначить меня начальником инспекции

МВД, то есть курировать исполнение приказов и инструкций центрального

аппарата всеми территориальными органами госбезопасности. Меня это не

слишком устраивало, так как я должен был нести груз ответственности за всю

машину министерства и заниматься разбором кадровых дел и конфликтных

ситуаций на местах. Круглов, первый заместитель Берии, вместо этого

предложил, чтобы Эйтингон и я, сохраняя свои должности в Бюро по разведке и

диверсионной работе, были назначены заместителями начальника только что

созданного управления идеологической контрразведки. Нашей основной задачей

Должен был стать окончательный разгром националистического подполья на

территории Советского Союза, преимущественно в республиках Прибалтики и

Западной Украине.

Я согласился, но так и не приступил к новой работе. Не прошло и недели,

как Берия предложил мне заменить начальника Главного контрразведывательного

управления Федотова. Однако на следующий день, когда мы с Федотовым пришли в

кабинет Берии, Кобулов совершенно неожиданно предложил мне должность

министра внутренних дел Украины; затем сказал, что, пожалуй, надо послать

меня уполномоченным МВД по Германии, чтобы дать возможность пожить в более

комфортных условиях. Зная Богдана Кобулова как большого мастера интриг, я

ответил, что не могу принять эти предложения по причинам личного характера.

Я сослался на состояние здоровья жены и назвал как возможного кандидата для

работы в Германии Амаяка Кобулова, в то время начальника управления МВД по

делам военнопленных.

Думаю, Богдан Кобулов просто хотел избавиться от меня в центральном

аппарате министерства, потому что я слишком много знал об операциях, которые

он и Берия проводили против грузинских эмигрантов в Париже. Я знал также,

что племянник жены Берии, некто Шавдия, был захвачен немцами в плен и

действовал в качестве нашего агента-двойника, сотрудничая с гестапо в

Париже. В 1945 году он вернулся в Москву, а затем уехал в Тбилиси. В 1951

году Сталин распорядился арестовать его за сотрудничество с нацистами и как

одного из мегрельских националистов. Шавдия был приговорен к двадцати пяти

годам лагерей строгого режима. Берия не освободил его из заключения, когда

возглавил МВД, но родственная связь с осужденным преступником оставалась

темным пятном в его биографии и таила в себе потенциальную опасность.

Берия согласился с тем, что я не могу уехать из Москвы. В течение

недели я получил назначение на должность начальника нового 9-го отдела МВД с

подчинением непосредственно министру. Этот отдел, более известный как Бюро

специальных заданий, должен был иметь в своем подчинении бригаду спецвойск

особого назначения для проведения диверсионных операций за рубежом. Хотя

никто прямо не говорил о характере задач, которые должна выполнять бригада,

моя новая работа соответствовала ранее высказанной Сталиным рекомендации --

я фактически стал заместителем начальника Главного разведывательного

управления госбезопасности и получил возможность мобилизовать все силы и

средства разведки на случай чрезвычайных ситуаций.

После смерти Сталина мы начали пересматривать главные задачи в работе

за рубежом и внутри страны. Берия взял инициативу в свои руки.

Я был среди тех, кому он поручил подготовить докладные записки с

детальным перечнем и анализом ошибок, допущенных партийными организациями и

органами госбезопасности в борьбе с националистическим подпольем в Литве и

на Украине. Берия считал необходимым выдвигать местные кадры на руководящие

посты, а на должности заместителей назначать людей славянских

национальностей. В наших записках отмечались случаи ничем не оправданных

депортаций и репрессий в отношении этнических групп, которые не занимались

антисоветской деятельностью. Берия всячески настаивал на развитии

национальных традиций в области культуры и языка. В частности, его заботила

проблема воспитания нового поколения национальной интеллигенции, для которой

были бы по-настоящему близки социалистические идеалы. Помню предложение

Берии ввести в республиках собственные ордена и награды -- это, считал он,

поднимет чувство национальной гордости.

Все это создавало подчас неловкие ситуации. Только что назначенный

министр внутренних дел Литвы по наивности направил в секретариат Берии

докладную на литовском языке, вызвав настоящий переполох, -- никто в центре,

разумеется, не знал литовского. Кроме того, когда министр приехал в Москву,

чтобы встретиться с Берией, он не мог объяснить детали весьма деликатной

операции -- радиоигры с британской разведкой. Причина на сей раз заключалась

в том, что он потерял портфель с документами в гостинице МВД в Колпачном

переулке. Позднее прошел слух, что он потерял свои документы специально.

Бывший партийный функционер, а затем председатель исполкома Вильнюса, он не

имел ни малейшего желания работать в органах госбезопасности. Он достиг

своей цели -- ему дали работу в планово-экономическом ведомстве республики.

К сожалению, в то время, когда была подготовлена записка об ошибках в

национальной политике на Украине, разгорелся конфликт между вновь

назначенным министром внутренних дел Мешиком и местными партийными

чиновниками, а также сотрудниками аппарата МВД Украины. Мешик во что бы то

ни стало стремился выгнать с работы хрущевского протеже Строкача, которого в

1941 году уволили из органов за то, что он не сумел вывезти часть архива

НКВД, когда немцы окружили Киев. К тому же Мешик не ладил с партийными

руководителями Украины Сердюком и Шелестом. Сердюк пытался отобрать у МВД

дом, использовавшийся под детский сад для детей сотрудников министерства: он

облюбовал этот особняк во Львове для себя и своей семьи. Сердюк послал

своего помощника в детский сад, а Мешик выставил охрану. Шелест, в то время

секретарь Киевского обкома партии, взял в свое пользование для охоты катер

пожарного надзора и не вернул. Об этом Мешик доложил в МВД и правительство.

Хотя на заседании украинского ЦК принято было говорить по-русски, Мешик

позволил себе дерзко обратиться к присутствующим на украинском языке,

порекомендовав шокированным русским, включая первого секретаря ЦК

Мельникова, учить украинский язык. Его с энтузиазмом поддержал писатель

Александр Корнейчук, также выступивший на украинском и превозносивший Берию,

поскольку один из его ближайших родственников благодаря Берии был назначен

начальником областного управления МВД и представлен к генеральскому званию.

Мешик с гордостью рассказывал мне об этих эпизодах,

свидетельствовавших, по его словам, о правильной линии в национальной

политике. Я сказал ему, что он дурак, если вступает в конфликты с местной

властью. Потом познакомил его с Музыченко, который был в свое время нашим

нелегалом в Париже и имел большой опыт работы с настоящими украинскими

националистами. Мы знали, что он сможет отличить настоящих террористов от

болтунов и поможет Мешику избежать ненужных столкновений. Музыченко, однако,

пришлось отложить свою поездку в Киев, потому что в это время Берия по

требованию Хрущева распорядился о доставке в Москву сестер Бандеры,

сосланных в Сибирь. Здесь их поселили на явочной квартире, где они

находились под домашним арестом, и Музыченко должен был убедить их передать

Бандере в Германию послание, чтобы вынудить его пойти на встречу с нашим

представителем.

Музыченко находился в Москве, когда Берию и Мешика арестовали.

Поскольку он еще не был утвержден в новой должности заместителя министра

внутренних дел Украины, это спасло его от ареста. Он просто перестал

являться на работу в органы госбезопасности и возобновил свою прежнюю

врачебную деятельность в МОНИКИ. Его дважды допрашивали в прокуратуре

относительно якобы имевшихся в деле Мешика планов возрождения буржуазного

национализма на Украине. Но он был достаточно опытен и ответил, что ничего

не знает, так как не приступал к новой работе.

Абакумов все это время оставался в тюрьме, несмотря на то, что почти

все сотрудники госбезопасности, арестованные по тому же делу, были выпущены

на свободу, кроме начальника его секретариата и руководителей Следственной

части по особо важным делам СМЕРШ и бывшего МГБ.

Берия также положил конец расследованию так называемого "мегрельского

дела", начатого два года назад по приказу Сталина. Он освободил секретарей

ЦК компартии Грузии Барамия и Шария и бывшего министра госбезопасности

Рапаву, который, невзирая на пытки, оставался непреклонен и не пошел на

ложные признания. Однако главный организатор "мегрельского дела" Рухадзе,

который по указке Сталина сфабриковал его, а также установил подслушивающие

устройства на квартирах и дачах Берии и его матери в Абхазии и в Тбилиси,

оставался в тюрьме.

Хрущев помог Берии поставить точку в "мегрельском деле", оформив это

решением ЦК КПСС. Берия лично отправился в Тбилиси, после того как с

грузинской партийной организации было снято обвинение в национализме.

Мгеладзе, главный противник Берии, который плел против него интриги, был

снят с поста первого секретаря ЦК компартии Грузии. С благословения Хрущева

Берия назначил на место члена Бюро ЦК по кадрам компартии Грузии бывшего

начальника своего секретариата в Москве Мамулова. В республиканской

компартии происходила крупномасштабная чистка. Позднее Мамулов рассказал

мне, что проводить эту бескровную кампанию без арестов ему поручил не Берия,

а Хрущев. Ирония судьбы заключалась в том, что Мамулову надо было отделаться

от тех, кто обманывал Сталина и писал клеветнические письма в Москву о связи

Берии и Маленкова с грузинскими меньшевиками и националистами, хотя именно

Сталин приказал написать такие письма на грузинском языке, чтобы иметь

компромат на Берию. Позже мы узнали, что Сталин, Рухадзе и Мгеладзе

обсуждали за обедом, каким должно быть содержание этих доносов.

Мегрельское происхождение Берии и раньше мешало его карьере, а в

конечном счете оказалось роковым. Сердечной дружбе Берии и Маленкова

наступил конец в мае 1953 года. Известный драматург Мдивани, лично знавший

Берию, вручил начальнику его секретариата Людвигову письмо, в котором

обвинял Маленкова, только что ставшего Председателем Совета Министров СССР в

том, что он в своем докладе на XIX съезде партии будто бы использовал

материал из речи царского министра внутренних дел Булыгина в Государственной

Думе, когда говорил, что нужны новые Гоголи и Щедрины, чтобы поднять

духовную атмосферу в обществе. Обвинение в таком заимствовании -- речь шла о

партийных документах -- являлось серьезным делом, особенно во время борьбы

за власть, обострившейся после смерти Сталина. Берия с возмущением приказал

Людвигову списать это письмо и прекратить общение с "грузинской сволочью".

Однако письмо в мае 1953 года из секретариата Берии было переслано в

секретариат Маленкова -- "сердечной дружбе" пришел конец.


Изменения в расстановке сил внутри кремлевского руководства в апреле--

июне 1953 года


Эти интриги происходили как раз в тот момент, когда Берия приступил к

осуществлению еще одной инициативы, на сей раз она касалась моего участка

работы. На совещании начальников разведслужб Министерства обороны и МВД он

резко критиковал Рясного, последнего начальника зарубежной разведки МГБ,

выдвиженца Хрущева, за примитивные и малоэффективные методы: сталинские

директивы об уничтожении престарелых деятелей эмиграции (Керенского) и

второстепенных фигур, по его словам, не имели никакого практического смысла.

Берия сказал, что сейчас главной задачей является создание мощной базы

для проведения разведывательных операций. В Германии для этого нужно

использовать то, что осталось от прежней агентурной сети "Красной капеллы" в

Гамбурге. В странах, граничащих с Соединенными Штатами Америки, надлежало

усилить позиции нелегалов. Необходимо также, продолжал он, подготовить

решение правительства, обязывающее МИД, Министерство внешней торговли, ТАСС

и другие советские загранучреждения расширить поддержку операций советской

разведки за рубежом. Он также отметил целесообразность существования двух

параллельных разведслужб -- в Министерстве внутренних дел и в Министерстве

обороны. Первой предстояло собирать развединформацию обычного типа, а второй

-- проводить специальные операции в случае возникновения опасности

развязывания войны. Его аргументы, в сущности, были повторением сталинских

установок, с той только разницей, что отныне приостанавливались до особого

распоряжения готовившиеся операции по диверсиям и ликвидации за рубежом

неугодных правительству лиц.

Берия дал мне указание подготовить в течение недели вместе с

начальником военной разведки генералом армии Захаровым и маршалом

Головановым, командовавшим специальной бомбардировочной авиацией дальнего

действия, доклад о мерах по нейтрализации американского стратегического

превосходства в воздухе и проведению диверсий на ядерных и стратегических

объектах США и НАТО. Было приказано представить план выведения из строя базы

снабжения ВВС и ВМФ США в Европе. На следующей неделе в просторном кабинете

Берии в Кремле, где проходило совещание, адмирал Кузнецов, командующий ВМФ,

поблагодарил Берию за то, что тот реабилитировал его помощника вице-адмирала

Гончарова, умершего в 1948 году во время допроса. Абакумов обвинял его

вместе с Кузнецовым в антисталинских взглядах. Почти все заместители

Кузнецова были арестованы в 1948 году, а сам Кузнецов разжалован в

контрадмиралы и назначен командующим Тихоокеанским флотом. Три года спустя

Кузнецов написал Сталину письмо с предложениями по стратегическому