Философское Наследие антология мировой философии в четырех томах том 4

Вид материала

Документы

Содержание Николай Васильевич Шелгунов (1824—1891) — выдающийся мысли­тель-материалист, сторонник и по­следователь революционно-демокра­тич [философия и социология] [о человеке и его сознании] [о познании] [о слове и понятии] [о чувствах] [о жизни]

Подобный материал:

• Антология мировой философии в четырех томах том, 13429.06kb.
• Антология мировой философии: Антич­ность, 10550.63kb.
• Лейбниц Г. В. Сочинения в четырех томах:, 241.84kb.
• Книга первая (А), 8161.89kb.
• Аристотель. Сочинения в 4 томах. Т м.: Мысль, 1978. 687с. (Философское наследие)., 712.08kb.
• Собрание сочинений в четырех томах ~Том Стихотворения. Рассказы, 42.25kb.
• Собрание сочинений в четырех томах. Том М., Правда, 1981 г. Ocr бычков, 4951.49kb.
• Книга вторая, 1589.39kb.
• Джордж Гордон Байрон. Корсар, 677.55kb.
• Антология мировой детской литературы., 509.42kb.

ШЕЛГУНОВ

Николай Васильевич Шелгунов (1824—1891) — выдающийся мысли­тель-материалист, сторонник и по­следователь революционно-демокра­тической идеологии.

По своим философским взглядам Н. В. Шелгунов был убежденным,

сознательным материалистом в понимании явлений природы, не­уклонно защищал и отстаивал достижения мировой философии и естествознания, боролся против идеализма и мистики.

Отрывки из произведений Н. В. Шелгунова, подобранные авто~ ром данного вступительного текста Н. С. Козловым, даются по изданию: Н. В. Шелгунов. Сочинения, изд. 2. СПб., 1895.

[ФИЛОСОФИЯ И СОЦИОЛОГИЯ]

[О МАТЕРИАЛЬНОСТИ МИРА И ЕГО ИЗМЕНЕНИИ]

[...] Во всяком движении существуют два элемента — материя и сила. Материя есть то, что движется, а сила то, что двигает. Ма­терия и сила действуют неразрывно, и сила есть неотъемлемое свойство материи. С тех пор как существует мир, в нем не приба­вилось и не убавилось ни одной частички. Материю нельзя уни­чтожить никакими средствами, и нельзя создать вновь ни одного атома. Все, что есть, только меняет свою форму, и в этой пере­мене формы совершается круговорот бытия (стр. 772).

Ни один из признаков предметов природы не заключает в себе условий неизменяемости. Так, вода в обыкновенном нашем пред­ставлении есть тело жидкое, но она бывает телом и твердым. Сви­нец, тело твердое, может быть телом жидким. Какой признак более свойствен воде, если она полгода бывает твердым телом? С успе­хами естествознания мы открываем все большую изменчивость и переходность признаков. То, что казалось нам некогда простым, оказывается потом очень сложным (стр. 717).

Всякая живая сила, как бы ни изменялась ее форма, не пре­терпевает при этом ни малейшей потери в самой себе. Ударив молотом по наковальне, вы произвели тепло, но вы произве­ли тепла ровно столько, сколько потратили силы на удар (стр. 772).

31α

[О ЧЕЛОВЕКЕ И ЕГО СОЗНАНИИ]

Мы сами часть природы, сами последствие ее сил, сами ре­зультаты тех законов, которым подчиняется материя и которые существовали на земле, когда еще не было человека... Гордясь своим всемогущим умом, мы должны, однако, сознаться, что он решительно не участвовал в произведении предметов природы и в произведении человека. Наш ум не создал ни человеческого тела, ни органов чувств, ни нервного аппарата, ни головного мозга. Он сам и вся деятельность человеческой души явились ре­зультатом постепенно выработавшейся человеческой формы (стр. 717—718).

[О ПОЗНАНИИ]

Человек воспринимает внешние впечатления внешними орга­нами, затем эти впечатления передаются нервом мозгу и перера­батываются психическим неизвестным нам процессом в ощущение. Первое внешнее впечатление создается известным раздражением, которое производит внешняя среда на наши органы. Так, свет мы воспринимаем через посредство колебаний светового эфира, произ­водящего раздражение глаза, звуки — колебанием воздуха, раздра­жающего слуховой аппарат, вкус, запах — молекулярным движе­нием веществ, раздражающих полость рта и органы обоняния. Но среда, производящая эти раздражения, остается всегда одной внешней действующей средой. Она всегда остается вне нас, она никогда не входит в нас и ограничивает свою деятельность одним внешним наружным воздействием (стр. 672).

Сознание, вырабатывая известные суждения, понятия и про­веряя их умозаключениями, не может создать ничего вне того материала, который ему доставлен вниманием, памятью и вообра­жением. Проверяя вывод, оно может сказать только, что он верен лишь как итог из известного числа данных, но верен ли он абсо­лютно? И здесь в области мысли мы встречаемся с аналогичным явлением. Как мы не знаем абсолютной природы, а знаем пред­меты природы только в их главных, внешних, изменяющихся при­знаках и по мере опыта и наблюдения постепенно меняем свои представления, так и в области мысли, где мы считаем себя, по-видимому, хозяевами, мы ни на одну минуту не останавливаемся на известных выводах, которые могли бы принять за особенно верные. Опыт постоянно подсовывает нам новые факты, на осно­вании которых мы должны перестраивать свои понятия (стр.718).

Физический и социальный мир есть тот бесконечный источ­ник, из которого наша душа черпает свой материал (стр. 707).

Новейшая опытная психология говорит, что в человеке нет ни прирожденного рассудка, ни прирожденного ума, ни прирож­денного воображения. Если бы эти способности имелись в чело­веке в готовом виде, они обнаружились бы уже в ребенке. Но в ребенке, напротив, мы не находим ничего, кроме способно­сти воспринимать внешние впечатления. Только уже впослед­ствии, когда ребенок воспринял целую массу повторяющихся впе­чатлений, он научается понимать, сравнивать, судить, думать (стр. 671).

311



[О СЛОВЕ И ПОНЯТИИ]

Трудным болевым процессом выработало человечество язык чувств и мыслей. Мы, не участвовавшие в родах слов и получив­шие уже готовый их лексикон, готовый запас названий, не имеем понятия о трудности этих родов; прежде чем человек сказал слово «люблю» или «ненавижу», он должен был выстрадать целый ряд ощущений, итогом которых явилось произнесенное слово. Каждое слово есть поэтому результат очень трудного и мучительного пре­дыдущего, которое следовало пережить, прежде чем явилось ему название. Язык слова есть психическая история человеческих му­чений. Не радость и счастие творили человеческое слово, а горе и страдание. И это горе и страдание история написала на каж­дой своей странице. История человечества — это вечная борьба и вечная битва (стр. 729).

Слово служит представителем не одних чувств, но и понятий. Слово обнимает весь мир души человека — отраженную ею при­роду, социальную жизнь и внутреннее чувство. В слове — запас всего передуманного и перечувствованного человече­ством. [...]

В словах, обозначающих понятия, заключается такая же мно­госложная история мысли, как в словах чувства — история чув­ства. [...]

Сопоставляя и группируя известные слова в известном по­рядке, мы составляем идеи. Идея заключается не в самих словах, которые выражают только понятия, она — нечто искусственное, со­ставное, независимое от слова и потому имеет характер некоторой произвольности. Идея есть результат рассудочного процесса, могу­щественным средством которого является слово. Весь процесс на­шего мышления совершается словами, и, если бы не было слов, не было бы и законченного мышления (стр. 731—732).

[О ЧУВСТВАХ]

Поэтому ни в чем человек не выражается полнее, как в чув­ствах, дающих цвет его мыслям; только в чувствах виден человек, только в них обнаруживается истинный мир его души, ее строй — ее внутренняя правда. В мыслях, словах и даже поступках мы мо­жем обманывать не только других, но и самих себя; но лишь чув­ство раскрывает истинного человека. Чувством, и одним чувством, вы определите и точнее всего проверите себя. Воображение может подсунуть вам очень приятные картины вашей личности, вы мо­жете считать себя и героем, и неустрашимым бойцом за правду, и миссионером, способным на всякие самопожертвования, и доброже­лательным и бескорыстным человеком — все это может быть одним лишь теоретическим представлением... Вот почему ум, которым мы так гордимся, не есть мерило человека, и истинный человек и его последовательное практическое отношение к миру опреде­ляются только его чувствами. [...]

Истинно цельный и надежный человек, чье чувство находится в полной гармонии с его умом; про кого можно сказать, что с свет­лым умом он соединяет честное, правдивое сердце; в ком его го­ловная теория не расходцтся с практикой его чувств (стр. 740— 741).

3.12.

10 ТРУДЕ]

Труд не забава; впереди его всегда должны стоять возможно широкие задачи, и только та деятельность не оставляет чувства неудовлетворения, в основе которой лежит идея и которая дает занятие физическому и нервному организму... Для счастия и до­вольства человеческого организма нужно, чтобы ум и тело были заняты одинаково. Умственный труд точно так же нужен для раз­вития и поддержания наших сил, как и труд физический (стр. 757).

[О ЖИЗНИ]

Жизнь есть деятельность души, и, чем шире эта деятельность, чем большая масса представлений ее возбуждает и чем больше струн задевает она в душе, тем полнее жизнь. Человек не родился Робинзоном и живет он не на необитаемом острове. Он только по­этому и живет, что его окружают природа и люди. Следовательно, вся его жизнь, все содержание его природной деятельности зависит от окружающего мира, и его «Я» существует нравственно лишь потому, что существует другое «Я». [...]

Жизнь есть счастье только тогда, когда человек может вполне и свободно пользоваться своими силами в расширяющемся направ­лении, и самая полная и все­сторонняя жизнь есть самая счастливая жизнь. А всесто­ронняя жизнь — только обще­ственная (стр. 832—833).

АНТОНОВИЧ

Максим Алексеевич Ан­
тонович (1835—1918) — выдаю­
щийся философ-материалист,
революционный демократ,
сподвижник и последователь
Н. Г. Чернышевского.

В своих работах по фило­софии М. А. Антонович раз­вивал и утверждал материали­стические традиции выдаю­щихся ученых и мыслителей-материалистов, как русских, так и зарубежных. Теоретиче­ские работы Антоновича, осо­бенно его статьи по филосо­фии, сыграли большую роль в идейно-теоретической борьбе во второй половине XIX в.

Отрывки из произведении М. А. Антоновича, подобранные ав­тором вступительного текста Н. С. Козловым, даются по изданию: М. А. Антонович. Избранные философские сочинения. М., 1945.

313

[ФИЛОСОФИЯ]

Идеалисты утверждали, что все объективное произошло от субъективного, а эмпиристы, напротив, говорят, что субъективное есть не что иное, как результат и явление объективного; по идеа­лизму выходит, что не-Я, т. е. внешняя природа, есть объективи­рованная ветвь или часть Я, а по эмпиризму — что Я есть не что иное, как развившаяся до субъективности часть или ветвь не-Я. Вот две противоположные крайности, к которым попеременно об­ращается философствующая мысль; средины между ними нет или этой срединой, уродливым компромиссом, может удовлетвориться только слабый ум, не могущий возвыситься до строгой последо­вательности мышления, и все великие умы от первого пробужде­ния философской мысли и до настоящего времени держались той или другой из указанных крайностей (стр. 198).

Наше Солнце с ближайшими к нему неподвижными звездами составляет отдельную группу или кучу, подобно которой рассеяно множество во Вселенной. Некоторые из них так далеки, что ка­жутся световидными туманностями вроде Млечного Пути, и толь­ко сильнейшие телескопы открывают в них собрания звезд. Эти кучи отстоят от нашей звездной группы на такие расстояния, ко­торые свет может пробежать не меньше как в 2000 лет, и отдель­ные члены их тоже, вероятно, находятся одни от других на таком же расстоянии, какое существует между Солнцем и соседними с ним неподвижными звездами. Если бы мы могли перенестись народно из туманных пятен, то с них увидели бы другие, даль­нейшие туманные пятна, отстоящие от них настолько, насколько они отстоят от нашей звездной группы. Эти расстояния, взятые вместе, представляют совершенно невообразимые пространства, на прохождение которых свет употребил бы десятки тысяч лет. Но за вторыми туманностями существуют третьи, еще дальнейшие, за третьими — четвертые и т. д., и расстояния разрастаются в гро­мады, проходимые светом в миллионы лет.

А дальше что? Можем ли мы когда-нибудь дойти до туман­ностей, дальше которых уже нет ничего и которые составляют границу, край мира? Другими словами, есть ли где начало и конец света? Этот вопрос о начале и конце мира в пространстве, так же как и параллельный ему вопрос о начале и конце мира во времени и о причине его, относится к числу тех головокружащих, захваты­вающих дыхание и как-то странно щекочущих ум вопросов, на которые одинаково возможны два совершенно противоположные ответа, одинаково удовлетворительные и названные Кантом анти­номиями. Мир как материальный предмет, имеющий простран­ственное протяжение, должен иметь начало и конец во времени и в пространстве; это, по нашим представлениям, существенное свойство всякой материи. Но наш ум или, лучше сказать, фанта­зия не довольствуется этим ответом; и к нам неотвязчиво при­стают вопросы: а что же было до появления мира и что такое находится за концом и пределами его? Ужели ничто в том и дру­гом случае? Ужели за пределами находится уже небытие, какая-то бездонная пустота, без протяжения и границ? Чем отличается граница мира от начинающейся за нею пустоты небытия, ничто? И что было бы, если бы какой-нибудь предмет из области бытия попал в эту пустоту? Словом, наша мысль отказывается предста-

314

вить себе начало и конец, сопоставить бытие с небытием, и потому мир должен быть вечен по времени и бесконечен по пространству: иначе мы его и вообразить не можем; это аксиома нашей мысли. Эти вопросы и ответы — такая бездна и путаница, из которой ум никак не может высвободиться иначе, как посредством героиче­ского практического рассечения узла.

Эта антиномия и другие параллельные ей доказывают только собою старую философскую поговорку, что в уме нашем нет ни­чего такого, что бы не бывало прежде в чувствах, не прошло через них; т. е. что вся наша умственная деятельность слагается только из материалов, доставляемых чувствами, что все наши самые от­влеченные понятия, законы, идеи суть только перегнанные чув­ственные восприятия, экстракты из них. Мы видим, что отдельные предметы имеют начало и конец, что, например, стол, дом, город имеют конец, и из подобных впечатлений составляется у нас об­щее понятие конечности; но, с другой стороны, мы нигде и нико­гда не видали настоящего конца, а, напротив, везде наблюдали, что за концом одного предмета, стола, дома, города, следуют на­чала других связанных с ними предметов, пола, соседнего дома, поля, и из подобных впечатлений непрерывной связности предме­тов у нас образуется общее представление о бесконечности. По­этому когда является предмет, выходящий из пределов нашего чувственного восприятия, то мы и можем прилагать к нему оба эти равноопытные и равносильные понятия о конечности и беско­нечности. Следовательно, вопрос о приложимости к данному слу­чаю того или иного понятия совершенно бесплоден и напрасен, так как в пользу того и другого могут быть приведены совершенно одинаковые теоретические основания именно вследствие того, что мы видели в опыте совершенно одинаковое количество частных конечностей и бесконечностей. То же самое применяется и к про­исхождению мира во времени. Мы видим на каждом шагу воз­никновение новых предметов, нарождение новых личностей; но столь же часто убеждаемся, что в этих случаях всё происходит из чего-нибудь, и возникновение из ничего кажется нам невоз­можным. Оба эти отвлечения мы и можем с одинаковым теорети­ческим правом прикладывать к вопросу о начале мира во времени.

Практически вопрос о пределах мира можно разрешить в том смысле, что так как мы не видали конца мира и наука со всеми своими усовершенствованными орудиями и способами не дошла до него, то в этом мы имеем практическое основание считать мир бесконечным, беспредельным.

В этом беспредельном космосе много отдельных, звездных ми­ров, и они отделены один от другого такими необъятными рас­стояниями, что ум только с некоторою робостью решается утвер­ждать, что между всеми ими существует родственная связь и единство, что они составляют части одного целого. При виде этой бесконечной громады невольно закрадывается сомнение относи­тельно того, действительно ли все эти звезды, звездные кучи, ту­манности, неопределенные и бесформенные, но светящиеся пары какого-то тонкого вещества — родные братья между собою, про­исходят от одной плоти и крови, состоят из одинаковой материи, такой же, какую мы видим в своем мировом уголке, с теми же по крайней мере существенными свойствами, какие она обнару­живает у нас.

315

В существенном эти сомнения разрешаются определенно и удовлетворительно. Все эти разнообразные и бесчисленные косми­ческие миры мы видим, они действуют в сущности одинаково на наше зрение, они посылают нам в сущности такой же свет, какой мы получаем от солнца, от наших свечей, ламп и пр. Как бы мы ни смотрели на свет — как на истечение световой материи из све­тящихся тел или как на известное движение весомого или невесо­мого вещества, эфира, тончайшего газа и пр., — во всяком случае свет доказывает, что вся Вселенная до пределов, доступных на­шему вооруженному зрению, наполнена веществом в сущности одинаковым, обладающим по крайней мере одним общим свой­ством, светоносностью, способностью производить на наш глаз впечатление, воспринимаемое нами как свет. Таким образом, свет есть космическая всемировая сила или явление, доказывающее единство производящей его всемировой материи.

Другое общее существенное свойство, присущее доступной нам материи нашей солнечной системы, есть притяжение или взаим­ное тяготение, которым держатся весь строй, движение и порядок этой системы. Обладает ли этим свойством материя, находящаяся вне нашей системы, вся мировая материя, из которой состоят звездные миры, космические туманности и туманы? Чем связаны между собою и удерживаются в известном положении и на извест­ных расстояниях отдельные члены звездного мира и один звезд­ный мир относительно другого? Что объединяет Вселенную и слу­жит общею связью для нее, — тяготение ли, подобное существую­щему на нашей системе и действующее по тем же законам, или же какая-нибудь особенная, еще неизвестная нам сила, или же. может быть, между отдельными самостоятельными членами Все­ленной нет никакой реальной динамической связи, кроме взаим­ного освещения? — Эти вопросы не все и не вполне разрешены опытным путем. Астрономия с вероятностью доказала, что сила тяготения действует по известным нам законам и вне солнечной системы, что ею обладают некоторые члены звездного мира; но мировая всеобщность ее не доказана положительно, хотя по всему кажется естественной догадкой.

Между так называемыми неподвижными звездами есть двой­ные звезды, т. е. системы, состоящие из двух звезд, соединенных между собою очевидною динамическою связью и составляющих одно парное целое. Эти парные звезды движутся одна вокруг дру­гой или, точнее говоря, вокруг своего общего центра притяжения; из свойств этого движения, его формы и направления астрономы с несомненностью заключают, что оно совершается силою тяготе­ния, действующею по механическому закону, открытому Ньюто ном в нашей системе. Неподвижные звезды на деле подвижны; относительно многих из них доказано, что они имеют собственное движение. В движении Сириуса были замечены возмущения, кото­рые на основании вычислений, сделанных при предположении силы тяготения, действующей обыкновенным образом, объяснены существованием какого-нибудь невидимого и еще неизвестного возмущающего тела, которое действительно и было открыто, по­добно тому как возмущения в движении Урана дали основание предполагать существование новой планеты дальше его, действи­тельно открытого Нептуна. Все это показывает, что тяготение со­ставляет свойство материи и вне нашей системы, что оно принад-

316

лежит массам, из которых состоят далекие от нас звезды. Затем существует смелая догадка, будто все звездные миры во Вселенной или по крайней мере наше Солнце и все звезды, входящие в состав Млечного Пути, тяготеют к одному общему мировому центру и вращаются вокруг него по законам тяготения; но это одна догадка, не имеющая никаких опытных опор.

Свет и тяжесть — это общие свойства всякой материи; но су­ществует ли во всей Вселенной одинаково квалифицированная материя, т. е. существуют ли разные виды материи с такими же индивидуальными свойствами, какие есть, напр., у нас на Земле? Другими словами: из одинаковых ли химических элементов со­стоят все тела Вселенной или по крайней мере есть ли в беско­нечно далеких от нас звездных мирах хоть некоторые из тех эле­ментов, какие составляют и окружают нас на Земле? Для реше­ния этих смелых, кажущихся неразрешимыми вопросов предста­вил довольно материалов спектральный анализ — это новое орудие науки, дающее возможность подвергнуть качественному химиче­скому анализу всякое тело, посылающее к нам свет; а мы полу­чаем свет со всех концов необъятного мирового пространства. По свидетельству спектрального анализа, исследованные посредством его неподвижные звезды суть твердые огненные тела, окруженные светящейся атмосферой, как наше Солнце; в состав их кроме хи­мических элементов, не существующих на Земле или по крайней мере неизвестных нам, входят многие совершенно такие же эле­менты, какие есть на нашей планете; во многих звездах этот ана­лиз открыл присутствие железа, калия, магния, кальция, висмута, ртути, водорода и др.; во многих из них водород составляет пре­обладающий элемент. Таким образом, эти далекие миры родствен­ны нам по плоти и крови и состоят из такой же материи, как наш земной мир. Спектральный же анализ показывает, что космические туманности, не разрежающиеся на звезды даже сильнейшими-теле­скопами, действительно состоят не из звезд и вообще не из твердой массы, а из газообразного, чрезвычайно разреженного и раскален­ного вещества, которое образовано, между прочим, из двух газов, азота и водорода, столь знакомых нам на Земле.

После этого нам уже кажется вероятным, a priori, что наша солнечная система состоит из совершенно одинаковой материи и что земные химические элементы должны находиться и на других членах нашей системы. Относительно Солнца это доказано несо­мненно посредством спектрального анализа, который удостоверяет, что на Солнце существуют: железо, цинк, калий, магний, кальций, водород и некоторые другие элементы. — О составе планет дают нам некоторое понятие аэролиты или метеорические камни, кос­мическое происхождение которых несомненно и которые могут считаться микроскопическими планетками, попадающими в сферу земного притяжения и падающими на Землю; в них найдены: же­лезо в разных соединениях с серою, кислородом и фосфором, ка­лий, натрий, кальций, магний, медь, олово и др. Кроме того, эти же тела могут дать нам некоторое понятие о материи, находящейся в междупланетных пространствах. Известно, что некоторые рас­плавленные и даже раскаленные металлы поглощают в себя не­которые окружающие их газы и по охлаждении удерживают в себе последние на неопределенное время; этим свойством между прочими металлами обладает и железо. Это обстоятельство придает

317

особенный интерес следующему факту. Из одного куска метеори­ческого железа было извлечено, без разложения его, количество газа, по объему более чем в 2'/₂ раза превосходящее объем куска, и преобладающую часть в этом газе составлял водород. Откуда этот газ? По всей вероятности, он был поглощен метеорическим железом там, где оно вращалось в междупланетных пространствах, и принесен им на Землю как образчик содержания тамошней кос­мической атмосферы.

Таким образом, все вероятности говорят в пользу того, что беспредельный космос, все звездные миры его, отдаленные один от другого на бесконечные расстояния, все, что существует в нем И доступно нашим чувствам, состоит между собою в родственном единстве; существование космических далеких миров выражается тою же материальностью, какую мы видим близ себя; не только общие свойства материи, но и индивидуальные виды и качества ее одинаковы во всей Вселенной (стр. 289—294).