«Дагестанский государственный педагогический университет»

Вид материалаАвтореферат диссертации

Содержание


Глава 2 «Филологическая критика текстов. Анализ искажений и фальсификаций творческого наследия Етима Эмина и Сулеймана Стальског
Глава 3 «Восстановление поэтических текстов Етима Эмина и Сулеймана Стальского»
Глава 5 «Общие черты и особенности поэтики Етима Эмина и Сулеймана Стальского»
Использование иноязычной лексики.
Москва (Масков), Россия (Урусат, Урусият)
Язык духовных (религиозных) стихов
Индивидуальные особенности.
Некоторые стилистические особенности языка Е. Эмина и С. Стальского.
Случаи изменения орфографии лексем.
Приближение языка к разговорному.
Намус квай бермек жедайд туш Честной папахой стать не сможет
Использование диалектной и литературной форм слова.
Выпадение гласных
Объединение слов в пары.
Антонимические пары
Изменение синтаксиса.
Бязи гьайван(дин) кьилиз нажах (чуькьвейт1ани)
Использование малоупотребительных (редких) слов и сочетаний.
Использование необычных синтаксических приемов.
Кьве вилелай атай накъвар ирид чиле кьар хьана хьи – Потоки слез в семи землях слякотью стали; («Для тебя, жеманная дилбер»)
...
Полное содержание
Подобный материал:
1   2   3
Глава 1 «Обзор научно-критической литературы по творчеству Етима Эмина и Сулеймана Стальского» состоит из двух подглав.

В подглавах 1.1 «Обзор научно-критической литературы по творчеству Е. Эмина» и 1.2 «Обзор научно-критической литературы по творчеству С. Стальского» проводится краткий обзор научно-критической литературы18.

Работы о творчестве Е. Эмина и С. Стальского не отвечают на актуальные вопросы, возникающие при изучении их наследия, так как: 1) опираются на неполное и большей частью искаженное творчество поэтов (особенно Стальского); 2) в них не учитывается идеологическое вмешательство в творчество и наличие фактов «заавторства», «перепереводов», искажений и фальсификаций.

В наших работах (2000, 2001, 2002, 2003) впервые обращено внимание на наличие чужих (дубиальных) произведений в изданиях Етима Эмина и Сулеймана Стальского и на связанные с этим фактом неизбежные ошибки в исследовательских работах по творчеству этих поэтов. Выявлены и оценены случаи подмены слов, строк, строф в текстах; исследованы разного характера ошибки (авторские, механические, внесенные переписчиками, составителями, редакторами и корректорами). Произведена работа по атрибуции и аттезе произведений и их селекции; даны эдиционные рекомендации. В изданиях обнаружены чужие сочинения: у Эмина около 46, у Сулеймана более 3019. Исследованы переводы Эмина и Сулеймана на русский язык, выявлено их несоответствие оригиналам.

Глава 2 «Филологическая критика текстов. Анализ искажений и фальсификаций творческого наследия Етима Эмина и Сулеймана Стальского» состоит из 2 подглав. В подглаве 2.1 «Изменения и искажения текста в произведениях Етима Эмина» исследуются случаи искажения формы стиха в изданиях Етима Эмина. В частности это стихи «Потерявшему мед» (мухаммас превращен в восьмисложник), «Красавица Тамум» (4-сложная «летучая строфа» превращена в газель). Есть проблема излишней загруженности пунктуационными знаками и их путаницы, проблема названий произведений. Рекомендуем произведения Эмина и Сулеймана не озаглавливать, а называть их по первому стиху первой строфы. По традиции того времени названия стихам не давались.

В подглаве 2.2 «Изменения, искажения, фальсификации в произведениях С. Стальского» исследуются различные типы посторонних вмешательств в творчество поэтов: искажение авторской лексики из-за несовершенства алфавита: ттар (дерево) и тhар (муз.инструмент); камар (шаги) и кhамар (пояс); от проблем в орфографии: йада (обращение – «эй, юноша!») и йагъда (ударю); дуьнья и дуьнйа (мир, свет); югъ и йугъ (день); яд и йад (вода); из-за очищения от диалектизмов: фена и шана (идти)…

Некоторые исследователи (Гайдаров, Гюльмагомедов) относят слова Стальского и Эмина с корректорскими ошибками к «неясным по смыслу местам»; неясности объясняются устранением орфографических ошибок: не ракан-эдеб, а эркан-эдеб (нравственная культура); не хувава ая, а жува ая (сам посуди) и др.20; не мегьит зегьер (трупный яд), а Мегьди Загьир (Всевидящий Мессия)21. Возвращение олезгинившимся заимствованиям исконной орфографии, как требуют некоторые исследователи22, приводит к искажению рифмы: истик1ан (стакан), хузаин (хозяин), Т1ифлис (Тбилиси)…

Глава 3 «Восстановление поэтических текстов Етима Эмина и Сулеймана Стальского» состоит из 4 подглав.

В подглаве 3.1 «Текстологическая проблема в творческом наследии Етима Эмина и Сулеймана Стальского» показано и обосновано наличие текстологической проблемы как в изданном, так и в еще не изданном поэтическом наследии этих поэтов. Исследования показали, что стихи механически переносились из издания в издание, а тексты лишь приобретали разного рода ошибки, чуждые языку и стилю авторов.

В подглавах 3.2 «Сравнительно-сопоставительный анализ текстов стихотворений. Уточнение и восстановление исходных вариантов произведений Етима Эмина» и 3.3. «Сравнительно-сопоставительный анализ текстов стихотворений. Уточнение и восстановление исходных вариантов произведений Сулеймана Стальского» методом сопоставления исследуются тексты стихотворений Эмина и Сулеймана в разных изданиях, выявляются и объясняются причины ошибок и искажений, восстанавливаются авторские тексты.

В подглаве 3.4 «Проблемы атрибуции и аттезы поэтических текстов» исследуются спорные произведения в изданиях Эмина и Сулеймана. Методы и принципы понимания и истолкования текста основаны на теории и практике герменевтики и текстологии, на общих законах теории литературы.

Как мы уже отмечали, в изданиях разных лет Е. Эмина и С. Стальского встречаются чужие сочинения как резко отличающиеся от творческой манеры данного мастера, так и близкие ему по манере, языку и поэтике, по жанрово-тематическим параметрам. Например, автором стихотворения «Вун хвашкалди, сафагялди!» (Добро пожаловать, приветствую тебя!) во всех изданиях указан Етим Эмин. Но в рукописном альманахе стихотворение дано с нисбой «Мелик». Тот факт, что эта нисба (псевдоним, имя) участвует в сквозной рифме: цуьк – вилик – рик1 – килиг – Мелик23, говорит в пользу авторства Мелика.

Другое спорное стихотворение «Члаф хьанвай къавах к1ута» («Молот с ручкой из гнилого тополя»), ссылаясь на нисбу «Эмин», признается как произведение Етима Эмина24. Но лингво-стилистические особенности, художественно-эстетический пафос, иные признаки поэтики говорят в пользу авторства Стальского.

Далее на примере стихотворения Стальского о посте в месяце рамазан показана методика восстановления фальсифицированного текста25. Переделка осуществлялась методом превращения утвердительной формы глагола в отрицательную. При жизни поэта ни оригинал, ни искажение напечатаны не были. Лишь после смерти поэта искаженный вариант попадает в сборник 1938 года и далее – во все издания26.

Глава 4 «Текстологический анализ изданных стихотворений Етима Эмина с их вариантами из рукописного альманаха поэзии XVIII – XIX веков. Восстановление искаженных тестов» состоит из 4 подглав. В них методом сличения с вариантами из рукописного альманаха проводится текстологический анализ изданных произведений Етима Эмина27.

В подглаве 4.1 «Ви рутба гьуьндуьр авурай…» («Да возвысится сан твой …») исследуется посвящение выдающемуся ученому просветителю XIX века Гасану Алкадари. Сличая изданный текст (Эмин, 1995, с. 174)28 с текстом рукописного альманаха (2008, с. 9), выявляются и устраняются ошибки и искажения.

В подглаве 4.2 исследуя и сличая стихотворение «Эй, рабби худа, вун гьахъ язава…» («О, Всевышный, ты истинен…») (1995, с. 141) с вариантом рукописного альманаха (2008, с. 11), восстаналивается искомый текст.

В подглаве 4.3 исследуется стихотворение «Балк1андин тариф» («Похвала коню»), где поэт поздравляет с приобретением коня, судя по тексту, хорошо знакомого и знатного человека; конь сравнивается со сказочным крылатым пегасом – шив. Впервые стихотворение опубликовано в сборнике 1957 года (с. 79), далее в сборниках 1960 (с. 103), 1980 (с. 35), 1995 (с. 143) под названием «Похвала коню». Во всех изданиях текст неполный (3 строфы без начала и конца). К исследованию подключен также вариант, начинающийся стихом «Шарвилидиз тамам дигай...» («Самого Шарвили достойным...»), который хранился в нашем семейном архиве29. Установлено, что стихотворение посвящено Абдулгамиду эфенди, которого дагестанский просветитель Али Каяев называл «самым знаменитым и одаренным ученым из Кюра»30.

В подглаве 4.4 проводится текстологическое исследование одного из искаженных стихотворений Етима Эмина «Гуьзял Тамум…» («Красавица Тамум…»). В сборниках 1948, 1960, 1957, 1980, 1995 годов текст состоит из 13 строф, составленных из четырех смежно рифмующихся четырехсложных стихов. В рукописном альманахе стихотворение записано в форме восьмисложника с нарушением формы и рифмы.

Исследование архитектоники стиха приводит к выводу, что стиховой размер представлен двумя двусложными (ямбическими) стопами с ударениями на вторых слогах, которые создают своеобразную легкую «воздушную» эминовскую строфу31. Возможно, к такой форме Эмин пришел от газели со стихом, насыщенным волнообразными рифмами: Гуьзял Тамум, ая фагьум, зи чанда гум къекъвезава. Очевидно, наличие серединных рифм и привело к «разрушению» растянутости стиха. Новый ритм требовал более легкой и изящной формы, чем газель. И, как великий мастер стиха, Эмин ее нашел, разбив стих газели на четыре легких стиха новой изящной формы. Эту форму Эмина мы называем «летучей строфой»32. Если газель напоминает медленно текущую по равнине реку, то эминовская строфа, словно звонкий горный ручей, легко и вольно журчит по камням: Гуьзял Тамум, / ая фагьум, / зи чанда гум / къекъвезава. Концевая рифма стиха газели становится концевой сквозной рифмой, связывающей все строфы стихотворения новой формы единой элегической мелодией – …езава: къекъвезава – ишезава – тежезава – кичIезава… Эминовская рифма в коротком стихе как бы пульсирует в строфе, наполняя ее жизненной энергией.

Глава 5 «Общие черты и особенности поэтики Етима Эмина и Сулеймана Стальского» состоит из трех подглав.

В подглаве 5.1 «Язык Эмина и Сулеймана в контексте современного литературного языка» дается характеристика языку Етима Эмина и Сулеймана Стальского. Определяется общие тенденции развития современного лезгинского литературного языка и степень его отличия от языка мастеров слова. Хотя, по мнению А. Селимова, в лезгинском языке более 3500 ориентализмов33, а по Гайдарову, у Эмина ориентализмов в 2,5 раза больше, чем у Сулеймана34, нельзя забывать, что основой языка Эмина и Стальского служил живой народный язык с давно укоренившимися в нем ориентальными заимствованиями.

Язык Етима Эмина и Сулеймана Стальского от современного литературного отличают следующие характеристики:

1. В языке Эмина и Сулеймана больше оиентализмов, многие из которых ныне стали анахронизмами.

2. Язык Эмина принадлежит к яркинскому говору гюнейского (кюринского) диалекта, который несколько отличается от гюнейского диалекта, положенного в основу лезгинского литературного языка. Нельзя согласиться с мнением Р. Гайдарова, который относит язык Эмина к чисто гюнейскому диалекту35, ибо язык Эмина близок к языку Саида из Кучхура, Али из Рухуна, Абдулгамида из Чилика и Сулеймана из Ага-Стала. Язык этих мастеров нельзя отнести к отдельному какому-либо говору – яркинскому, стальскому, курахскому, ибо вбирает в себя все наречия и говоры в пределах гюнейского (кюринского) диалекта и за его пределами. Они говорят на своем исконном говоре, являющимся единым в пределах региона Кюре (поэтому неудачный и функционально не оправданный термин «гюнейский – тюркск. «солнечносторонний» правильнее было бы заменить термином «кюринский»).

3. В современном литературном языке много русских заимствований, чего не было в языке Е. Эмина, ибо активные контакты с русской культурой в ту эпоху только начинались. За период от Эмина до наших дней лезгинский язык претерпел серьезные изменения как позитивного, так и негативного характера. Хотя и сложилась грамматика языка, в нем произошел ряд необратимых процессов: засорена лексика, ухудшилась орфоэпия; накопилась масса вопросов, требующих безотлагательного решения.

В подглаве 5.2 «Общие и индивидуальные особенности поэтики Етима Эмина и Сулеймана Стальского» рассматриваются близкие характеристики и индивидуальные особенности языка, стиля и поэтики Етима Эмина и Сулеймана Стальского.

Языку Эмина и Сулеймана характерна полисемантичность: оба мастера минимумом словесных символов достигают максимальной емкости и глубины мысли. Стих и Эмина, и Сулеймана ясный, прозрачный, легкий. Особенности словоупотребления, использование архаизмов и иноязычных заимствований, как укоренившихся в языке, так и редкоупотребляемых, отличается лишь стилевой категорией. В случае со Стальским, очевидно, нужно говорить о свойственной Востоку бесписьменной грамоте. Знание нескольких языков (лезгинского персидского и тюркского) давало поэту возможность приобщаться к трем языковым культурам, что значительно обогащало его язык и расширяло горизонты его мысли.

Эмин и Сулейман подлинные волшебники слова. В их стихах старые слова приобретают новое звучание, наполняются новым смыслом. Хотя у Эмина нет описания природы и пейзажной лирики, краски и образы он берет из окружающей жизни. Картины Вселенной, Времени и Пространства, Природы и ее стихий даны опосредованно через образы людей. И эти живые образы наделяются, кроме природных и земных качеств, чертами небесными и божественными. Стихи Эмина напитаны и воодушевлены божественным духом, духом Времени и Пространства, Неба и Небосвода – Фелек (Колеса судьбы), Рая – Фирдаус (конечной обители праведных). Мир Эмина – это мистический и иррациональный мир, воздвигнутый восточной поэзией, с одной стороны и мир традиций народной поэзии и фольклора непосредственно близкий и реалистичный – с другой.

Использование иноязычной лексики. Эмин и Сулейман легко разрушают границы родной языковой стихии, обогащая поэзию ориентальной лексикой, а Стальский – и русизмами. Но они также и значительно «облегчили» поэтический словарь от излишней религиозной терминологии. В произведениях Е. Эмина число русизмов невелико: чурт (счет), Урусат (Россия), бунт, суду (судья), что говорит о малом распространении русской культуры в Южном Дагестане в его время. Если использование Эмином и Стальским заимствований из восточных языков больше происходило непроизвольно (ибо таков состав языка), то русизмы Стальский использует целонаправленно (для усиления иронии, для показа духа времени и т.д.). Поэт высмеивает «грамотеев», коверкающих русские слова, выдавая себя за просвещенных: добри утрум (с добрым утром), дасфидани (до свидания)… В поэтическом словаре Стальского встречаются и русизмы-политические термины дум (дума), губернатир (губернатор), укруг (округ), увлас (власть), сияз (съезд) и др., которые позволяют лучше понимать ту атмосферу, делая читателя сопричастным к событиям. В повседневную жизнь входят новые слова, которые подчеркивают колорит времени: сумавар (самовар), парахуд (пароход), калхуз (колхоз) и др.

Русские собственные имена в языке Стальского претерпевают орфографические изменения, характерные лезгинской лексике: Москва (Масков), Россия (Урусат, Урусият) и др. Широко представлена идеологическая, культурная и социальная лексика: факъир-беднек (бедолага-бедняк), артел, батрак, эмтэс (МТС), Красни Арми, каституца (конституция) и мн.др.36

Анализ текстов изданных произведений показывает, что стихи Эмина и Сулеймана очищены от диалектизмов. У Эмина и Стальского свои (часто очень близкие) особенности словоупотребления и словоизменения, присущие разговорному языку; они не всегда согласуются с принятыми грамматическими нормами. «Исправление» этих особенностей под далеко несовершенные литературные нормы приводит к искажению не только рифмы, но и семантики стиха.

Стихи Эмина и Сулеймана имеют и некоторые близкие тематические и жанровые общности. У обоих мастеров встречаются традиционные для восточной поэзии стихи о соловье, о соответствии друг другу предметов, людей и явлений, о возлюбленной, о хороших и плохих женщинах и женах, о друзьях, о пороках и достоинствах людей и т.д. Ряд стихов является честной летописью времени. К таким эпическим полотнам относятся стихи Эмина, посвященные бунтам 1877 года, и Стальского, посвященные Кюра, Дагестану, Кавказу, России.

Язык духовных (религиозных) стихов Стальского более прост и изящен; он более близок к разговорному стилю. Духовная лирика Эмина, как одного из просвященных людей своего времени, ближе к книжному стилю. В них использованы арабские словосочетания и фразы: лав лам такун фи къарйати «в наших местах» («Красавица дилбер ханум…»)37. Лухма йух жем йукъал кери («Похвала коню»)38.

В отличие от Етима Эмина, у Стальского много стихов о простых людях, о тружениках села, предприятий, где он бывал. География поэзии Стальского шире географии Эмина. У Эмина и Стальского упоминаются имена современников, благодаря чему мы лучше представляем описываемые события и их роль в жизни.

Индивидуальные особенности. При всех общих характеристиках стихи Эмина и Стальского спутать невозможно. Стих Стальского отличается высокой афористичностью, свободным обращением со словом и смелостью словотворчества, специфичностью, своеобразием и частотой употребления иноязычной лексики, широким применением поэтических эллипсисов и энжамбементов. Сулейман Стальский сочинял стихи устно, а Етим Эмин их записывал, что наложило своеобразный отпечаток на стилистику их творчества. Стихи Стальского записывались разными людьми в разных алфавитах: арабском (аджаме), усларовско-казанфаровском, кюринском, латинице, кириллице. Поэтому при графическом изложении стихов Стальского возникают проблемы орфоэпики: не всегда фонетика речи соответствует орфографии слова.

Поэтические образы Е. Эмина и С. Стальского конкретны, поэтическая ткань произведений и их выразительные средства тесно связаны с конкретной действительностью, с окружающим миром. Отсюда и предельная ясность образов, правдивость чувств, точность и выразительность поэтического языка, меткость и остроумие фразы.

Для поэтики Стальского характерны лаконизм, глубокомысленные фразеологизмы, рефрены и редифы и, совершенно не используемые Эмином, эллипсисы и энжамбы39. А.Ф. Назаревич подчеркивает сжатость и легкость сулеймановской фразы, «скупость» на слово и грамматическую упрощенность его стиха до разрыва связей в предложении, что «в сочетании с богатством образов и языковых форм» приводит «к замечательному лаконизму фразы»40.

Некоторые стилистические особенности языка Е. Эмина и С. Стальского.

Эмин и Сулейман непревзойденные мастера, чьи стихи отличаются сочным языком, четким ритмом, звучной рифмой, безукоризненной формой. Корни поэзии Эмина и Стальского питаются истоками богатейшего народного фольклора. Близость стиля Е. Эмина и С. Стальского характеризуется общностью языковых и диалектных сторон их поэтики, близкими общеупотребительными народными формами словоупотребления, некоторой близостью к истокам фольклора и народной песни.

Случаи изменения орфографии лексем. Для достижения той или иной поставленной цели употребляются разные (полные и усеченные) формы одного и того же слова (деформация слова).

Приближение языка к разговорному. У Эмина: сар, йисар (195, 19), къар (1995, 73), йикъар (1995, 59), къалди (1995, 128), фер, йифер (1995, 59), къуз (1995, 59), йукъуз (рук.альм.2008, с. 12), имир (1995, 34; 44), ийимир (1995, 44), чарая (1995, 101), чара ая (1995, 45).

У Сулеймана: йифер-фер, йикъар-къар, йисар-сар, иви-ви, авуна-уна-на, айиз-из, лугьуз-луз и др.: Яру вийрин фена селлер (1947, 174). Полное слово ивийрин, усечена первая гласная буква. Гьахьтин къуз (1947, 175). Полная форма йикъуз, усечена коренная часть слова: йи. Рахкурда-луз (1947, 76). От глагола лугьуз отсечена вторая часть -гьу- (окончание з присоединяется к первой части).

Для усиления иронии стиха. У Стальского в стихах Намус квай бермек жедайд туш Честной папахой стать не сможет (1947, 121); Яру шикил яз вичин ренг Красное обличье его цвет (1947, 165) Вичин рикIиз кIанда шуьшке Сам за шашку хвататься желает (1947, 133) литературные формы бармак «папаха», ранг «цвет», шашка изменены в бермек, ренг, шуьшке, которые настраивают слушателя, читателя на саркастическое восприятие стиха. У Эмина случаи изменения орфоэпии слов не замечены.

Использование диалектной и литературной форм слова. У Эмина: дуьне-дуьнйа, мийир-ийимир, жемир-мижер, лана-лагьана, луда-лугьуда, кьарай-кьарар, заман-замана, фена-шана, гьарай-гьарагъ, къарай-къарагъ… У Сулеймана: дуьнйа-дуьне, ажиз-ажуз, ламерт-намерт, камил-камал, факъир-фагъир-факъир, фугъара-фукъара, гевил-гуьгьуьл, нашар-нешер, серреф-сарраф, жаван-живан, кьарай-кьарар, фена-шана, гьарай-гьарагъ, ванер-ванар…

Вместе с разными лексическими формами встречаются и такие диалектные формы, которые характерны лишь для их собственного поэтического языка. Например, инжитмишиз (инжикли ийиз), тий (тир), хъулгьудай (хълагьдай) и др. – у Эмина; минкин (лит. форма мумкин), жемят (жемият), сярай (сагърай), саламдвяй (салам-дуьа), айиз (ийиз), вериз (звериз), вуч (вич), зуъ(н) (зун), фуъ (фу), ламерт (намерд), гевил (гуьгьуьл) и др. – у Сулеймана.

Особенности употребления отрицательной формы глагола (отнесение суффикса отрицания ми перед корнем в форме жемир-мижер). У Эмина: мийир т1ун, ваз минет, чара, дад-бидад (не делай, прошу, помоги…) (1995, 44); у Сулеймана: лугьуналди мижер чIалахъ – атIласдилай хун хъсан туш (не верь хоть и говорят, бязь атласа не лучше) (1995, 125). В данном случае употребление формы мижер вместо жемир, мийир вместо айимир усиливает иронический оттенок стиха.

В поэтическом языке Эмина и Сулеймана нередки и случаи слияния слов (обычно существительного и глагола) в одно словосочетание (чараячара ая, гьик1дагьик1 ийида)… – у Эмина; и (тумунквай – тумуник квай, анавай – ана авай, вунавур – вуна авур, файдавачиз – файда авачиз, гъуьргъуьвунач – гъуьргъуь авунач, чухьтинбурвай – чун хьтинбурувай)… – у Стальского

Выпадение гласных в середине и конце слова: гъвеч1ид я луз, неч лагьана, аквач лагьана, къвеч лагьана… – у Эмина; абуру-абру, хайитIа-хьайтIа, физавай-физвай, жезамай-жезмай, масадаз-масдаз…– у Стальского.

Выпадение первой части слова: иви-ви, итим-тим, ипек-пек, акъваз-къваз, йифиз-физ, йукъуз-къуз…

Выпадение согласных: са къуз вместо «са йукъуз», нани ая вместо «вунани ая», хъидачни вместо «хъийидачни», кьин ян вместо «кьиникь яни» и т.д. – у Эмина (в меньшей степени: сказывается письменная грамотность поэта); вун-ву, зун-зу, чун-чу, цIай-цIа.., или целых слогов на стыке двух слов: физ жеда-фи жеда, къачуз жеда-къачу жеда, вуч авуртIани-вучайтIани, гьикI хьайитIани-гьикайтIани и т.д. – у Стальского.

Объединение слов в пары. Синонимические пары.

У Етима Эмина: гьуьруь-гъилман «гурии-гилманы» (1995, 72), ашкъи-гьава «настрой» (1995, 73), яр-ашна «возлюбленная-подруга» (1995, 38), дамагъ-чагъ «бодрый» (1995, 22), рагьи-рагьмет «мир праху» (1995, 153), муькуьр-фитне «кляузы» (1995, 157), якъут-агьмер «яхонт-рубин» (1995, 23), Лейла-Зулейха (1995, 23), дуьшуьш-къаза «несчастный случай» (1995, 177), Къадир-Аллагь «Создатель-Аллах» (1995, 49), Мегьти-Загьир «всевидящий мессия» (1995, 200).

У Стальского: ресед-салагъа имеют одно и то же значение – «порядок» (1947, 56), гьарай-эвер в значении «шум-гам» (1947, 82), ламус-гъейрат «совесть-честь» (1947, 121), гъам-гъусса «горе-скорбь» (11947, 40), дяве-саваш «война-война» (арабск. и тюркск.) (1947, 188), чубанрилай къир-савайи «кроме-окромя» (1947, 70), мирвет-рава «пощады-снисхождения» (1947, 58), мектеб-ушкула «мектеб-школа» (1947, 242), тарсар-кIелер «уроки-учения» (1947, 192)…

Антонимические пары. У Эмина: геже-гуьдуьз «ночью-днем» – тюркизм (1995, 38), йиф-йугъ «ночь-день» (1995, 19), чилер-цавар «земли-небеса» (1995, 201)…У Стальского: ийир-тийир «быть-не быть» (1995, 80), хийир-шийир «добро-зло» (1995, 80), диши-эркек «баба-мужик» (1995, 140)…

Те и другие пары употребляются Эмином и Стальским для образования смежных пар и антипараллелей, для усиления интонации в стихе и задержки внимания слушателя, а также для легкости запоминания.

Изменение синтаксиса. Нередко в поэтической речи Стальского встречаются синтаксические нарушения и отступления, когда в стихе опускается главное (центральное слово), иногда целое словосочетание заменяется одним ключевым словом, что делает стих предельно лаконичным вплоть до разрыва грамматических связей. Нередко разрывы приводят к трудному пониманию семантики стиха: Гьей, Сулейман! Заз чиз, анжах / Бязи гьайванд кьилиз нажах (Эй, Сулейман! По-моему, однако Иной твари (хоть) по голове топор(ом) (1947, с. 103) .

Второй стих требует стилистической и грамматической завершенности: Бязи гьайван(дин) кьилиз нажах (чуькьвейт1ани) или: Бязи гьайванд(ин) кьилиз (чуькьуькь) нажах (Иной твари и по голове дай топором) пропущено сказуемое чуькьвейтIани ( хоть тресни). Такие особенности языку Эмина не присущи.

Использование малоупотребительных (редких) слов и сочетаний.

У Етима Эмина: къизил ичер хурар ава (груди как яблоки золотые) (1995, 30), гьар пакамахъ экъеч1дай рагъ (по утрам восходящее солнце), гьар са ширин емиш авай багъ (сад со сладкими плодами) (1995, 18). У Сулеймана Стальского: уьмуьраллагь (1947, 62), мирвет-рава (1947, 58), дуьмме-дуьз (1947, 190), ахшам сегьер (1947, 59), сам-Папавдин чай (1947, 61)…

Авторские неологизмы. В стихе «Абаздална, кьуна машин» («Опаздывая, занял машину»), добавляя лезгинский глагол авуна к глаголу опоздал, поэт конструирует новое емкое слово абаздална: опаздал+на (усеченная форма от авуна, уна – сделал, совершил) = опаздална, т.е. совершил опоздание (лезгинское -на выполняет такую же роль, как и русское окончание –ал) (1947, 89). В стихе Нивди я ви а силиста? С кем же этот твой допрос? к существительному силис добавлено непривычное окончание –та, и получено новое слово силиста со значением сыр-бор. (1947, 131).

У Етима Эмина неологизмов почти нет (есть некоторые сложные слова: слово бигъбазар составлено из бигъ «исповедь» и базар «рынок, торг» (1995, 230); встречаются также усечения, типа чайнайт1а – составлено из слов чай авунайт1а «превратил бы в чай», (1995, 126); Межнунна – Межнун авуна «сделала Меджнуном» (1995, 126), белаламиш хьана «бедой охвачен» (1995, 136), кушун агъ «льняная бязь» (1995, 57), къенфетдаллай зар «золотая обертка на конфете» (80, 1995), дилверен «тот кому дан красивый язык» (Рук.альм., 2008, с. 16); использование имен сказочных персонажей дадагьбуба «дедушка сна»41.

Использование необычных синтаксических приемов. Употребление глагольной частицы хьи, обычно идущей после глагола, позволяет С. Стальскому обходиться без вспомогательных слов вич тир (сам, который был…): А бенде хьи гзаф лавгъа / Вак текьий вуч амаз ягъва. (1947, 120). Тот бедолага, кто очень спесив, / Пусть вепрь на косогоре не сдохнет, пока он жив. А в стихе Чидач гьич ар чIугвар улам Когда реветь брода [поры?] не знает (1947, 68) употребление слова улам (брод) в смысле место, время, пора, отличном от своего основного значения, расширяет его семантическое поле.

В произведениях Эмина по сравнению с сочинениями Стальского количество афоризмов и неологизмов крайне мало: Кьве вилелай атай накъвар ирид чиле кьар хьана хьи – Потоки слез в семи землях слякотью стали; («Для тебя, жеманная дилбер») (1995, 31).

В подглаве 5.3 «Сравнение поэтики Етима Эмина и Сулеймана Стальского (на примерах однотипных стихотворений)» рассматриваются общие черты и индивидуальные особенности поэзии Етима Эмина и Сулеймана Стальского путем сравнения однотипных в жанрово-тематическом плане произведений, посвященных соловью и возлюбленным (Туквезбан и Марият).

Стихотворение о соловье у Эмина по форме является кошмой (11 слогов), «Соловей» Стальского сложен в форме герайлы (8 слогов). Соловьи Эмина и Сулеймана похожи своей беззаботностью, оба резвы и сладкоголосы… Соловей Эмина пережил холодную зиму и поет песни на заре, играет с цветами, питается прохладными водами, прихорашивается и ведет беззаботную жизнь. Хорошо ему, беспечному, воплощающему всю свою страсть в пение. Он, «счастливый», и не ведает, каково влюбленному поэту: Страсть – в песне, в тебе терпенья нет, Зимних забот, холодов для тебя нет. Что ж делать, ты не видел и не знаешь, О скорби Етима Эмина, счастливый. Соловей Стальского также беспечен и голосист словно «граммофон-машина»:– Зря шума не поднимай, скоро наступит весна, сядь ближе к Сулейману, дай погляжу на тебя, соловей,– наставляет поэт. Если соловей Эмина – реальная птица, в ком поэт хочет видеть друга, кому бы он мог излить душу, то соловей Стальского персонифицируется с человеком. Через полушутливую беседу с соловьем поэт обращается к своему сельчанину, чтобы вместо беззаботного пения, он занимался обустройством своей жизни.

Близкие черты имеют и лирические посвящения возлюбленным – Тукезбан Е. Эмина (1995, 18) и Марият С. Сулеймана (1994, 115). Стихотворение «Туквезбан» сложено в форме «кошма» и состоит из четырех строф, в каждой из которых по четыре 11-сложных стиха с цезурой 4 / 7. «Марият»42 имеет форму пятистрофного «герайлы» с ритмическим рисунком 4 / 4. В обоих стихотворениях использована одинаковая система рифмовки с перекрестной рифмой абаб в первой и смежной рифмой аааб остальных строфах. В качестве тавтологической рифмы (редифа), следующей после обычной рифмы в 2 и 4

стихах первой и в 4-х стихах всех остальных строф, использованы имена возлюбленных (Тукезбан и Марият). Рифма Эмина и Сулеймана полная, легкая изящная. У Сулеймана: в 1-й строфе трех- и односложные существительные рифмы: етимриз – итимриз, рагъ (Марият) – сагъ (Марият). Рифмы 2-й строфы составные, многосложные (состоят из двух-трех слов вперемежку существительных, глаголов, местоимений): атанва зун (пришел я)акваз к1анз вун (увидеть желая тебя…) – гьа и дугун (и эта вот долина…). В 3-й строфе односложная рифма первого стиха ван (голос), забирая падежное окончание «-ин» предшествующего слова гафарин (слов), преобразовывается в (ин)ван, чтобы гармонично подстраиваться под двусложные рифмы: (ин)ванинсан – масан второго и третьего стиха.

Качественные и количественные исследования звукового рисунка строф Эмина (Туквезбан) и Сулеймана (Марият) показывают, что звуковую организацию стихов обеспечивают одни и те же гласные – а – и – у – е… В фонической инструментовке стихов в текстах Эмина и Сулеймана участвует соответственно 176 и 160 звуков. И при соотношении 176 / 160 частотность их выглядит так: А – 70 (0,4%) и 78 (0,49%); и далее соответственно:

И – 46 (0,3%) и 42 (0,26%); Е – 21 (0,12%) и 12 (0,07%); У – 17 (0,1%) и 12 (0,07%); Уь+Э – 10 (0,04%) и 5 (0,03%); Я – 7 (0,04%) и 9 (0,05%)… То есть сравнение звукового рисунка показывает, что особенности благозвучия в анализируемых стихотворениях Эмина и Сулеймана обеспечивают звуковые переходы А – И – Е – У – Уь – Э – Я с достаточно близкой частностью, что создают акустическую ритмику, неповторимое элегическое звучание и минорный мотив стихотворения:




А

И

Е

У

Уь

Э

Я

У Эмина 176 звуков

70

46

21

17

8

2

7

У Стальского 160 звуков

78

42

12

12

5

-

9


Вся поэзия Етима Эмина, особенно его любовная лирика, трагична. Стихи проникнуты глубокими переживаниями, смятением влюбленной души. Они пропитаны печалью разочарований, болью неисполненных чувств и желаний: Как быть, сердце забывать не желает, / Твоими лишь болями болею, Тукезбан.

Любовную поэзию Сулеймана Стальского отличает оптимистический пафос. Стихи проникнуты верой в завтрашний день, в счастье с любимой: Тебя послушав, понял я: /Что будешь верным другом мне. /И стал твой образ дорогой / Частью моей жизни, Марият. Любовная лирика Стальского утеряна, осталось всего три стихотворения. Любовных посвящений другим женщинам у Стальского нет, он более сдержан в любовной страсти, чем Эмин. В любовной лирике Эмина несколько имен: Тукезбан, Гьалимат, Селминаз, Назани, Султанбеги, Ифриз, Тамум, Суна, Пакисат, Гульселем… (возможно, некоторые имена являются только эпитетами). В любовной лирике Сулеймана лишь одно имя – Марият. Нет у Сулеймана и жалоб о несчастной любви43. Возлюбленная для Эмина с одной стороны сладкий мед и плод желанный, восходящее солнце по утрам и плодами полный сад… Она же и источник его страданий: Твоими лишь болями болею, Тукезбан…

Сулейман не рисует непосредственный портрет возлюбленной, не описывает ее внешние черты и красоту… Духовный и физический образ Марият воспринимается опосредованно через те чувства, которые вызывает она в поэте: Услышал я музыку слов, Милая общалась со мной. Лик твой, образ дорогой, Небо души моей, Марият. И возлюбленная отвечает ему взаимностью. «Счастье встрепенулось», пришла любовь и для него больше ничего не нужно: здесь на земле «в долине, где зреют хлеба», Сулейман находит свой «райский сад».

И финалы стихотворений у поэтов разные. Для одного: Страдание Эмина ты одна, Тукезбан; для второго: Наши сердца радостны, Марият.

О поэзии Етима Эмина в целом можно сказать, что это антология болей и невзгод. В творчестве Эмина преобладают произведения лирического минорного звучания. А поэзия Стальского в целом мажорна, оптимистична, хотя под конец жизни его поэзия приобретает пессимистические мотивы: он потерял веру в возможность построения счастливого общества и разочаровался в социализме44.

Эминовская и сулеймановская любовная лирика – школа утонченной поэзии, где нет запретных тем. Высочайшая культура стиха позволяет говорить обо всем. Говорить не впрямую, а намеками, используя традиционные символы лезгинской любовной лирики: куропатка, сокол, соловей, цветок, урожайный


сад, зрелый урожай, заветный плод, два яблочка, два граната, золотые яблочки, ароматные дыни и др.

С тонким лиризмом и емкой философией, присущим лучшим образцам восточной поэзии, в стихотворении Сулеймана Стальского влюбленные говорят о чувственной любви и страсти, нисколько не нарушая нормы морали и нравственные устои общества («Юноша и девушка»). Ни у Эмина, ни у Сулеймана в поэзии нет выспренних слов, пустых высокопарностей, слащавых сравнений.

Говоря о посвящениях женщинам, нельзя обойти стихи о вредных женах Эмина и Стальского. Эти сочинения настолько близки по тематике и жанру, по форме (кошма) и языку, что только очень тонкий знаток поэзии Эмина и Стальского может их не перепутать. И Эмин и Сулейман описывает приметы вредных жен, остерегая от встреч с таковыми.

Посвящения простым труженикам и труженицам (Инжихан, Милейсат, девушкам ковровщицам…) среди посвящений Стальского занимают особое место. Это прекрасные образцы поэтического искусства, в которых славится свободный труд, ставятся вопросы социальных и общественных отношений. По характеру и тематике они близки к песням. Следует подчеркнуть, что посвящения Сулеймана (да и Эмина) не соответствуют классическим оде и панегирике, где идет чрезмерное восхваление достоинств героя. Сулеймановские посвящения лишены низкопоклонства и раболепия, поэт всегда обращается достойно и на равных с адресатом своих посвящений, независимо от их положения и сана. Такого рода посвящения правильнее называть авсият, что означает «разговор на равных». У Эмина нет стихов о труде простых людей.

В посвящениях – авсият друзьям и знакомым проявляются приятельская забота и сострадание, легкая и добрая ирония. Таковы посвящения Эмина Хаджи Исмаилу, приславшему поэту груши (1995, 118 – 119), скупому сыну приятеля Велимета (1995, 89), посвящение скупому Гаджи Тагиру, пожалевшего для больного поэта мед и у которого впоследствии этот мед был кем-то украден (1995, 114–115). У Сулеймана доброй иронией выделяется посвящение радушной хозяйке Рукуя-бажи, угостившей поэта пересоленной долмой (голубцами). Легкая ирония лучится и в стихах-славословиях друзьям и знакомым, не забывающим о поэте. Таковы стихи-посвящения Бейбале из Нютюга, который отправил для поэта чай, но «забыл» приложить к гостинцу сахар, по поводу чего поэт иронизирует45 (1947, 163). Есть у Стальского также посвящения собратьям по перу (Хаджи-Юсуфу из Табасарани, Гаджи из Ахцаха, Пушкину, Горькому, Абдулле Магомедову), руководителям государства (Ленину, Сталину, Кирову, Орджоникидзе и др.). Стальский радуется строительству консервного завода и многопролетного моста через реку Гергер в его районе; его печалят стихийные бедствия от разлива Срединной реки.

Тяжелые чувства навевают стихи Етима Эмина о бунтах 1877 года, где поэт сочувствует пострадавшим участникам Абдулгамиду-эфенди, Абдулвагиду-эфенди, Агамирзе-эфенди, Гаджимураду-эфенди Гасану-эфенди, Пир-Шихбубе. По смелости и искренности, драматичности и элегическому пафосу сопоставимы с ними посвящения Стальского репрессированным и объявленным врагами народа Нажмудину Самурскому, Гаджибеку Гаджибекову, Абдулле Вагабову, Рабадану Нурову. В них также сострадание несчастью людей, социальный протест, тревога за жизнь и судьбу как отдельного человека, так и общества и страны, для которой самые избранные, самые лучшие умы вдруг стали не нужными, а то и враждебными.

Скорбью пронизаны строфы сочинений-эпитафий Эмина по поводу смерти учителя Абдуллаха-эфенди и друзей, казненных в бунтах. Полны сопереживания и сочувствия посвящения Сулеймана по поводу смерти друга Эмир-Гамзы-бека, построившего светскую школу в селении Кулан-Стал, и кончине мастера Исмаила, без которого осиротели жители всех окрестных селений. Откликался Сулейман и на смерть писателей Н. Островского, М. Горького, народного поэта Дагестана Абдуллы Магомедова, советских руководителей Ленина, Кирова, Орджоникидзе. Полны душевного потрясения стихи на смерть внука и внучки.

Стихи Эмина о восстании 1877 года и Сулеймана о гражданской войне проливают свет на неизвестные стороны исторических событий, сообщают о важных фактах отечественной истории. Произведения такого плана являются лучшими образцами эпической поэзии. Ф. Вагабова справедливо называла обращение к «Наибу Гасану» Эмина поэмой46. К таким эпическим полотнам относятся также стихотворение Стальского «Кто затеял эту войну» и поэма «Дагестан».

В своем особом изобретении – политическом апологе Стальский высмеивает грубую некомпетентность и своекорыстые людей, облаченных властью. Они обманывают народ: «Нам говорят, что новая власть свет, но почему она с таким уродливым лицом?»; «Нам говорят, что свобода – это мед, но почему такой кислый он на вкус?» – вопрошает поэт. Анти-одой бесчестным руководителям – начальнику дагестанского НКВД Ломоносову и 2 секретарю дагестанского ВКП(б) Сорокину звучит стихотворение «Стена, которую возвели рабочие», где Стальский говорит, что «власти лезут к нам и в постель», «чангур теперь у власти оказался»47… Сурово осуждает поэт людей, которые нарушают законы мира и общежития, руководителей, превративших страну в постоялый двор. Глубоким социальным звучанием исполнены стихи Сулеймана Стальского «Стальцы», «Кюра», «Дагестан», «Кавказ», «Россия» и посвящения лжекоммунистам и чиновникам, двуногому ослу и миханнату-негодяю, глупцам, судиям и муллам. В них изобличаются пороки времени, которое порождает тунеядцев и доносчиков, чванливых чиновников и жадных мулл.

Апологи Стальского звучат апофеозом сатирического пафоса. Произведения этого плана напрямую связаны с традицией народной смеховой и сатирической культуры. М. Бахтин связывал трудности восприятия Рабле с трудностью «умения отрешиться от многих укоренившихся требований литературного вкуса, пересмотра многих понятий», а также «глубокого проникновения в мало и поверхностно изученные области народного смехового творчества»48. Некоторая трудность восприятия Стальского для переводчиков и нелезгиноязычного читателя, очевидно, также обусловлена малоизученностью народной смеховой культуры. Апологи Сулеймана не издавались (в искаженном виде публиковались лишь 7 из более 50 стихотворений)49.

У других поэтов до и после сулеймановского периода жанр аполога не развит. Отдельные стихи Эмина («Дуьнйадикай бейхабардаз» «Для отрешенного от мира», «Я невс, вун зав хьана душман» «О, желанье, ты стало мне врагом», «Невсиниз» «Желанию», «Сабур ая, акъваз, гуьгьуьл» «Потерпи, настроенье, погоди», «Рик1ел гъваш» «Вспомните», «Къах т1уьр кац» «Кот, сожравший мясо», «Вирт квахьайдаз» «Потерявшему мёд», «Перни къедек чуьнуьхайдаз» «Укравшему шаль и лопату» и др.) имеют некоторые, близкие к апологам Стальского, идейно-тематические признаки. Но они, кроме «Для отрешенного от мира», представляют собой внутренний дидактический монолог. Это произведения чисто сатирического (памфлетного) плана с обращенной вовнутрь энтропией. Лирический герой предупреждает себя, свою душу от мирских желаний и советует не забывать о боге, ибо все хорошее и все плохое, совершенное им в этой жизни, вспомнится и зачтется в жизни вечной. Их дидактика лишена философской широты и глубины развития детали, в них нет едкой и емкой сулеймановской аллегории и сатиры.

Творчество Етима Эмина и Сулеймана Стальского важнейшее явление словесного искусства лезгин в своем непрерывном движении. Они выработали самобытные приемы композиции и формы: «летучая строфа» Эмина, политический аполог Стальского. В стихах Эмина и Стальского основная идея растворена в контексте. Никакая конкретная отдельная строфа не раскрывает идейного содержания, замысла автора (особенно у Стальского). Их творчество оказывает громадное воздействие на развитие поэтической мысли и словесного искусства, влияет на литературные вкусы масс.

Отличительная особенность этих поэтов – четкая ритмическая и звуковая организация произведений, что свидетельствует о связи их с песенно-музыкальным фольклором.

Стих Стальского отличает простота языка, благозвучие рифмы и четкость ритма, лаконичность и емкость фразы. Однако простота эта не примитивизм, а, наоборот, результат большой художественной культуры, богатой фольклорной традиции, упорной огранки слова и поэтической формы. Если стихи Эмина понятны с первого раза, то философия Стальского требует особого «послойного» восприятия. Стихи Сулеймана не всем открываются одинаково: каждый черпает в чистом и щедром роднике его поэзии по своему черпаку.

В стихах Эмина более важным компонентом выступает звуковой рисунок. У Стальского же на первое место выходит содержательная часть, а все другие составляющие поэтики работают на усиление лишь этой части. Поэтому стихи Эмина более близки к лирике, песенной поэзии, а сочинения Стальского – к эпической, философской поэзии и сатире.

Глава 6. «Ритмико-рифмические характеристики поэзии Етима Эмина и Сулеймана Стальского».

Ритмическая структура стиха. Основным принципом лезгинского стихосложения является равное количество слогов в стихотворной строке, т.е. силлабический принцип. Но наряду с принципом равносложности (акустическим равенством) выявляются также тонические (равное количество песенных акцентов) и силлабо-тонические свойства лезгинского стиха. Важной предпосылкой формирования метрической структуры лезгинского стиха явилась также и специфика слога в языке как единицы размера стиха. Вспомогательными ритмообразующими средствами лезгинского стиха выступают ритмические паузы, клаузулы, акценты, ударения, созвучия, стечения, повторы, анафоры и эпифоры, рифмы и др.

Е. Эмин и С. Стальский обогатили форму строфической композиции и ритмический рисунок стиха, конкретизировали форму стиха и содержание. Как известно, ритм – это та форма закономерности, которой подчинена речь в поэзии50. Хотя у Сулеймана встречаются стихи в 5 и 11 слогов, эти закономерности в строфической структуре его стиха подчинены законам вольного 8-сложника; он больше предпочитает форму «герайлы». У Эмина форма стиха разнообразнее и богаче, чем у Стальского: размер ритмического рисунка его стиха 4, 5, 8, 11, 16 слогов (кошма, герайлы, газель, мухаммас, «летучая» строфа»51).

Ритмообразующими факторами стихов Сулеймана Стальского и Етима эммина выступают: соответствующий форме размер стоп, размер стиха (силлабический и силлабо-тонический), цезура, рефрен, редиф, рифма (обычная, предредифная; чередование мужских, женских и дактилических рифм), соответствующий строфе способ рифмовки. Другие элементы, встречающиеся в поэзии Стальского, всевозможные повторы, параллели и антипараллели (аста-аста, гзаф-гзаф, т1имил-гзаф, гъвеч1и-ч1ехи…), синонимические пары (мирвет-рава, эркан-эдеб намус-гъейрат…), антонимические пары (диши-эркек, йифер-йикъар, тимар-папар…), аллитерации (затIар-шартIар-ратIар…) у Эмина встречаются редко. А такие явления, как ломка цезуры и перенос части слова в следующий стих – (энжамбемент), пропуски ключевых слов (поэтические эллипсисы), не встречаются вообще52.

В исследовании выявлены такие особенности лезгинского слова, как «скрытый слог» и «плавающее ударение». Скрытый слог, появляющийся на стыке двух согласных звуков, как и обычный явный слог, влияет на размер стиха: кихьиз, хьитин, чикал, кухунда… А плавающее ударение способно перемещаться с одного слога на другой, подстраиваясь под фоноритм стиха.

Характер рифмовки стихов и у Эмина, и у Сулеймана в строфе зависит от той формы, в которую оформляется тот или иной стихотворный текст. Сулейман рифмует с лезгинскими словами русизмы, характеризующие приметы нового времени октябир (октябр), жадурна (дежурный), пиркавур (приговор), балшавик…(большевик).., имена Гуьрке (Горький), Лейна (Ленин).., даже непрывычный для себя русифицированный псевдоним Ст1алиски (Стальский).

Глава 7 «Етим Эмин и Сулейман Стальский в переводах. Принципы перевода произведений Эмина и Сулеймана» состоит из трех подглав.

В подглаве 7.1 «О состоянии переводов на русский язык Етима Эмина и Сулеймана Стальского» говорится о сложившемся в дагестанской и российской литературе неудовлетворительном качестве переводов произведений Етима Эмина и Сулеймана Стальского.

Е. Эмин и С. Стальский подлинно народные поэты. Образ мышления их неразрывно связан с мировосприятием и мироощущением – ментальностью своего народа. Поэтому стихи таких поэтов трудно поддаются переводу. Их богатый метафорами и образами, искусно переплетенный идиоматическими и фразеологическими конструкциями, гармонично впитавший этническую психологию стих невозможно адекватно передавать на другом языке. Зачастую переводчики, говоря словами Белинского, не понимают, «что тайна национальности каждого народа заключается не в его одежде и кухне, а в его, так сказать, манере понимать вещи»53. Кроме прочих характеристик произведения, переводчик должен учесть национальную культуру и историю, особенности языка и поэтики, этническую психологию и мировосприятие народа. Хотя отношение перевода к оригиналу сопоставимо со сравнением обратной стороны ковра с лицевой. На обратной стороне не только не видно всей палитры красок, но и теряются особые сочетания цветов и узоров, которые образуют таинственный язык цвета и рисунка54.

В подглавах 7.2 «Поэзия Етима Эмина в переводах на русский язык» и 7.3 «Сулейман Стальский в русских переводах» на конкретных примерах показаны те ущербные методы и установки, которыми руководствовались переводчики при работе с наследием Эмина и Стальского. Сопоставление переводов и оригиналов показывает, что по переводам невозможно получить полную и ясную картину о творчестве этих поэтов.

В переводах дух эминовской поэзии все еще остается нераскрытым. В лучшем случае переводы передают состояние души лирического героя, а не состояние его духа. Гордый и непокорный эминовский дух для переводчиков так и остался непонятым. Иной раз боль и душевные терзания лирического героя застилают душевные качества (твердость духа и ясность ума, нравственность, достоинство…) автора, часто сливающегося со своим лирическим героем.

Ярким примером вольного отношения к переводам Етима Эмина отличается издание 1986 года (составитель Г. Гашаров). К примеру, в переводе Я. Козловского55 красавица Тамум предстает фривольной и «опасной ханум», которая «в плоть вливает пламень» и «блаженно кружит ум». Из переводов исчезли не только богатый и образный язык Эмина, изящные рифмы, свежие метафоры, но и искажены форма и содержание эминовских стихов56.

Переводы произведений Стальского не могли быть полными и адекватными, ибо: 1) на большинство стихов поэта (политических апологов), идущих вразрез с существующей идеологией, был наложен запрет, и они никогда не печатались; 2) в числе вышедших в печать произведений Эмина и Стальского выявлено много чужих версификаций, а в изданиях Стальского – сочиненные от его имени стихи; 3) почти все сочинения Стальского по решению идеологической цензуры подвергались всевозможным переделкам и очищениям от слов, строк, строф, приведших к искажению и фальсификации авторской идеи и воли57; 4) поэтическое наследие Эмина и Сулеймана не было текстологически исследовано и атрибутировано.

Поэзия Стальского афористичная и емкая, насыщенная идиомами и непереводимыми выражениями, трудно поддается точному и адекватному переводу. Выявлены конкретные факты активного вмешательства Э. Капиева в творческий процесс Стальского. К примеру, факт «браковки» двух стихотворений Стальского – «о казаках» и «об утильсырье», где поэт тонко иронизирует над тем, что обещавшая новую счастливую жизнь рабочим и крестьянам революция сама нуждается в утильсырье – тряпье. Капиев говорил о них как политически несостоявшихся58. О фактах активного вмешательства в творческий процесс Стальского свидетельствует написанный Капиевым текст-заказ для Стальского. Лезгинские тексты этих «горских песен» не обнаружены, стилистика, язык, форма сочинений (особенно стихотворения «Красный партизан») не характерны для Стальского59. «Переводя Стальского, Капиев часто искал себя, пробовал свой голос. <...> Эффенди не был точен <...>. Его манера перевода Стальского уже немыслима в наши дни...»,– писала Н. Капиева60.

Иные переводы из Стальского настолько разнятся со своими оригиналами, что их принимают за совершенно другие произведения. Их обратно переводят («перепереводят») на лезгинский язык.


Глава 8 «Неизданные стихи Етима Эмина и Сулеймана Стальского» состоит из двух подглав. В подглаве 8.1 «Новые находки из наследия Етима Эмина» исследуются и восстанавливаются тексты вновь найденных стихов Эмина (их язык и стиль, форму и идею, разные искажения…). Приводятся тексты неизданных стихотворений Етима Эмина61.

В подглаве 8.2 «Неизвестные стихи Сулеймана Стальского» исследуются тексты неизвестных стихотворений Сулеймана Стальского. В литературу возвращаются стихотворения, которые по политическим соображениям не были в свое время напечатаны.

В двух приложениях уточнены вопросы творческой биографии Эмина и Сулеймана, приведены списки приписываемых им сочинений-dubia.

В Заключении приведены основные выводы, полученные в результате исследования, определены актуальные задачи эмино- и сулеймановедения.

1. Значительная часть творческого наследия Етима Эмина и особенно Сулеймана Стальского искажена и фальсифицирована вмешательством идеологической цензуры. Выявлены факты «соавторства» и «заавторство», «подмены», «браковки» неугодных стихов и т.п. Возникла необходимость полного и объективного изучения наследия поэтов без идеологических пристрастий, исходя из сегодняшних требований литературоведения.

2. В работе приведен полный анализ научно-критической литературы по творчеству поэтов. Эти исследования не отвечают актуальным запросам литературоведения, ибо опираются на неполную и искаженную часть творчества Эмина и Сулеймана. Они не затрагивают вопросов тексткритики, атрибуции и аттезы спорных сочинений.

3. Наше исследование является новаторским в дагестанском литературоведении по следующим критериям:

3.1. Впервые определены принципы критического анализа и восстановления искаженных текстов через анализ особенностей языка и стиля автора, изложены методы по решению вопросов атрибуции и аттезы; впервые

дано научное обоснование искажениям, фальсификациям, подменам текстов, ложным интерпретациям в произведениях Эмина и Стальского и восстановлены авторские тексты стихотворений.

3.2. Оно опирается на полное творческое наследие Эмина и Стальского, в том числе и неизданное; на наследие очищенное от искажений и фальсификаций.

3.3. Впервые проведен сравнительный анализ поэтики произведений двух классиков дагестанской поэзии.

4. В изданиях Эмина и Стальского встречаются чужие сочинения, кочующие из одного издания в другое (у Эмина 46, у Сулеймана около 28); в то же время до 30 стихотворений Эмина и более 50 сочинений Сулеймана в их издания не попало.

5. Имеющиеся на сегодня переводы на русский язык Эмина и особенно Стальского, за исключением лишь немногих, своим оригиналам не соответствуют. В переводческой работе выявлены и исследованы случаи «переперевода» (обратного перевода на лезгинский язык с русских искаженных переводов), «недоперевода» (умышленного сокращения некоторых стихов и строф), «вольного перевода».

6. Вмешательства Э. Капиева в творческий процесс Стальского принесло большой ущерб творчеству и поэтическому образу Сулеймана. Это явствует даже из одного примера фальсификации идеи в переводе Капиева, где сулеймановское Счастливы дни у отца, Умное чадо коли будет. Исполняя любой наказ, Смышленым коли будет превращено в социалистический лозунг: Семью советскую любя, С прекрасной справишься задачей. Коль твой сын отважнее тебя, Гордись отцовскою удачей. Другой пример – факт «браковки» Э. Капиевым двух стихотворений Стальского – «об утильсырье» и «о казаках», о которых Капиев говорил на съезде фольклористов в Москве в 1940 году, как о политически несостоявшихся. О вмешательстве в творчество поэта говорят также заранее подготовленные Э. Капиевым тексты стихов для Стальского.

7. Стихи Эмина и Сулеймана трудно поддаются переводу. Растворенные в них афоризмы, устойчивые выражения, иносказания, идиомы, поговорки и пословицы, отражающие психологию и дух народа, практически невозможно адекватно переводить.

8. В русском литературоведении оценка творчества Е. Эмина и С. Стальского базируется большей частью на вольных переводах, сделанных по искаженным текстам. Большая часть переводов нуждается в новом, более качественном исполнении.

9. Исследованы общие и индивидуальные характеристики языка, поэтики и стиля Эмина и Стальского: особенности словоупотребления и словоизменения, соблюдения грамматических норм, искажения авторской лексики и стилистики, использования иноязычной, диалектной, религиозной и политической лексики.

9.1. Эмин и Сулейман пользуются заимствованиями из восточных языков как давно усвоенными лезгинским языком, так вновь самими используемыми.

9.2. Язык Стальского ближе к языку простого народа, Но он более легок и лаконичен, образен и афористичен; широко насыщен идиомами, эллипсами и энжамбами, чего нет у Эмина. Это дает ясность образам, правдивость чувствам, точность и смысловое наполнение фразе. Для достижения сатирического эффекта Стальский деформирует слова или пользуется лексикой из других диалектов и языков. Для передачи примет нового времени Стальский первый использует русизмы и имена в ткани стиха и рифме. У Эмина русизмов нет.

10. Поэзия Эмина и Сулеймана имеет жанровую и тематическую близость с традициями восточной поэзии: стихи о соловье, о возлюбленной, о хороших и плохих женах, о пороках и достоинствах и др.; эпические полотна, являющиеся честной летописью своего времени (у Эмина – посвящения бунтам 1877 года, у Сулеймана – стихи о Кюра, Дагестане, Кавказе, России), духовные стихи и др.

10.1. Герои Эмина, наряду с земными, наделяются небесными чертами. Мистико-иррациональный мир Эмина навеян мотивами восточной поэзии и традициями народного фольклора. Герои Стальского живут в реальном мире.

11. Эмин и Сулейман обогатили форму строфической композиции и ритмический рисунок стиха, конкретизировали его форму и содержание. Не соответствуют действительности определение формы строфы Стальского как «кошму» (Агаев, Гайдаров и др.) и «рубаи» (Капиев). Строфическая структура Стальского подчинена законам вольного восьмисложника – «герайлы» (хотя у него встречаются стихи в 5 и 11 слогов). У Эмина, с ритмическим рисунком 4, 5, 8, 11, 16 слогов (кошма, герайлы, газель, мухаммас, «летучая» строфа»), форма стиха разнообразнее. Не соответствует действительности также называние Сулеймана «ашугом», что больше связано с его песенно-речетативной манерой чтения стихов, нежели с его внутренним миром и поэтическим мастерством.

Эмин и Сулейман придумали свои особые, отличающиеся от классических, формы: Эмин – легкую «летучую» строфу, Сулейман – упрощенную, свободную форму 8-сложного «герайлы» и политический аполог.

В политическом апологе Стальский показывает грубую некомпетентность и корыстолюбие людей, облаченных властью и обманывающих народ. «Нам говорят, что свобода добра, но почему она так худа? Нам говорят, что наш прочен мост, но почему он так шаток и с валунами на пути?» – вопрошает поэт. У Эмина жанр аполога не развит.

12. Для стихов Эмина и Сулеймана, как для лезгинского стиха вообще, характерен силлабический принцип (равносложие), но выявляются также тонические и силлабо-тонические свойства (равное количество песенных, ударных акцентов). Определяя общие ритмообразующие факторы стихов Эмина и Сулеймана (силлабический и силлабо-тонический размеры стоп и стиха, цезура, рефрен, редиф, разные рифмы и способы рифмовки…), отмечаем элементы поэтики Стальского, редко встречающиеся у Эмина повторы, параллели и антипараллели, синонимические и антонимические пары, аллитерации или не встречающиеся вообще энжамбементы и эллипсисы.

12.1. Впервые выявлены такие особенности лезгинского стиха, как рождение в слове скрытого слога на стыке двух согласных звуков, который влияет на размер стиха. Другая особенность – наличие в фоническом ритме, наряду с основным (связанным), и плавающего (несвязанного) ударения, которое способно перемещаться с одного слога на другой, влияя на фонику стиха.

13. Рассмотрены проблемы атрибуции и аттезы поэтических текстов, исследованы спорные произведения в изданиях Эмина и Сулеймана, последовательно решены проблемы восстановления авторских текстов.

13.1. Определены характерные поэтике Стальского признаки: особенности лексики, стилистики и словоупотребления; типы редифа и предредифной рифмы, синтаксически перекликающиеся с характерной для поэта рифмой методы рифмовки; сатирический пафос и дидактика; наличие иносказаний, намеков, аллегорий, философских размышлений; богатая афористика с литотами и гиперболами; уничижительный тон сатиры и патетика, психологические параллели и антипараллели; наличие поэтического «конвоя» и проч.

13.2. На примере стихотворения Стальского, посвященного месяцу поста рамазан, показана методика восстановления фальсифицированного текста, где сожаление поэта по поводу исчезновения религиозных традиций превращено в злорадствующую иронию и атеистическую хулу религии.

13.3. Современная филологическая наука для анализа и сравнения существующих текстов имеет дело с оригиналами. Уникальность нашего случая в том, что мы не располагаем рукописями Эмина (кроме нескольких автографов) и Сулеймана, ибо поэт стихи свои создавал устно. Отсутствие возможности исследовать авторские тексты восполнялось исследованием психогерменевтики их творчества и соотнесением ее с традициями и морально-нравственными ценностями их времени.

13.4. В теоретических положениях использованы известные принципы и методы литературоведения, теории литературы, текстологии и герменевтики. При определении художественной ценности произведения предпочтение отдается эстетико-герменевтическому принципу: тип поведения исходит как из морально-этических норм его общества, так и из нравственных ориентиров личности. О морально-эстетическом мире поэта мы можем судить, лишь исходя из его произведений.

Такие принципы и категории, как «вкус» и «чутье», «интуиция» и «воля автора», основаны на полное перевоплощение в авторский образ, вхождение в авторскую историческую эпоху с присущим ей общественно-нравственным климатом. При необходимости использованы транскрипции и конъектуры.

13.5. Хотя в силу своей трудности метод атрибуции посредством анализа языка и стилистических факторов разработан слабо, в исследовании использован и развит лингвостилистический метод.

14. Исследование вводит в научный оборот новые произведения, источники и документы: 1) рукописный альманах поэзии XVIII – XIX веков, где среди 463 произведений 97 авторов есть стихотворения Эмина (44) и Мелика (24); 2) тетради № 1, № 2 А. Мамедова (1925 г.) и тетради Мусаиба (1937, 1940 гг.) со стихами Стальского; 3) неизданные произведения Эмина (более 30) и Сулеймана (около 50); 4) автографы Э. Капиева.

15. На основании архивных документов (посемейных записей 1886 года) решены вызывавшие постоянные дискуссии вопросы их биографий: Эмин родился 20 октября в селении Ялцуг, а Сулейман – 18 мая 1872 года в селении Ага-Стал (Нижний Стал; лезгинское слово Стал означает «гребень» и не связано со сталью, не исходит от имени «Сталин»).

16. Исследования творчества художника без предварительного решения текстологических вопросов, без привлечения полного корпуса восстановленных произведений объективными и научно состоятельными быть не могут.

17. Надеемся, что данная работа внесет скромную лепту в очищение от идеологического налета и хрестоматийного глянца образа яркого и самобытного, мужественного и честного поэта Сулеймана Стальского.

Структура диссертации определена объектом исследования, состоянием разработки темы, целью и задачами работы. Состоит из введения, восьми глав, заключения, двух приложений и списка литературы. Общий объем работы 429 страниц А-4, в т.ч. приложений – 55 с., библиографии – 36 с.

Основное содержание диссертации отражено в монографиях и статьях, прочитанных на научных конференциях докладах. Опубликовано более 50 публикаций в различных изданиях периодической печати, в том числе 11 в реферируемых ВАК изданиях, докладов в виде тезисов (общий объем опубликованных материалов – более 2000 страниц).