Петербургской Императорской Академии наук до середины ХIХ в. Созданная по указу Петра Великого Академия наук отвечала насущным задача

Вид материалаЗадача

Содержание


ISBN 5-901006-76-3 ©Кузнецова Н.И., 1999
ВведениеПРОБЛЕМЫ «ЭКОЛОГИИ НАУКИ»
Глава 1СОЦИО-КУЛЬТУРНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИФОРМИРОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ НАУКИ 1.1. Роль социальных экспериментов и реформ Петра I
Державный дух Петра и ум ЕкатериныТруд медленных веков свершили в век единый.
Ганс Мессингейм
1.2. Просвещение и наука «по декрету»
1.3. Первый научный десант
Якоб Герман
Христиан Мартини
Иоганн Дювернуа
Готлиб Байер
1.4. Значение стартового периода
Глава 2АКСИОЛОГИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ СТАНОВЛЕНИЯ НАУКИ В РОССИИ XVIII В. 2.1. Особенности формирования научной традиции на «российской
Земля, господине, такова: не можем найти, кто бы горазд был грамоте»
2.2. Новая социальная роль, новая профессия
Скоро сам узнаешь в школе,Как архангельский мужикПо своей и Божьей волеСтал разумен и велик.
2.3. Формирование научного сообщества в России
Глава 3ФОРМИРОВАНИЕ ИНФОРМАЦИОННОЙ СРЕДЫРОССИЙСКОЙ НАУКИ XVIII В.
3.1. Историография естественных науккак способ представления научной информации
3.2. Историко-научные обзоры и системы знаний
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13


РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ИНСТИТУТ ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ И ТЕХНИКИ
ИМ. С. И. ВАВИЛОВА




Н. И. Кузнецова

СОЦИО-КУЛЬТУРНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ФОРМИРОВАНИЯ НАУКИ В РОССИИ
(XVIII
середина XIX вв.)


Москва
1999

Издание осуществлено при поддержке Российского гуманитарного научного фонда по проекту 98-03-16121


Кузнецова Н. И. Социо-культурные проблемы формирования науки в России (XVIII — середина XIX вв.). – М.: Едиториал УРСС, 1999. – 256 с.


ISBN 5-901006-76-3


В книге рассматриваются социо-культурные проблемы формирования и становления российской науки — от "стартового" периода создания Санкт-Петербургской Императорской Академии наук до середины ХIХ в. Созданная по указу Петра Великого Академия наук отвечала насущным задачам модернизации страны, однако находилась в противоречии со сложившимися традициями древнерусской культуры. Новый социальный институт был сформирован в неблагоприятной социо-культурной среде. Объективно Академия служила важным катализатором развития российской культуры. Но на примерах жизненных судеб первых российских академиков хорошо видно, сколь трудным был процесс "культурной прививки" науки в российскую реальность XVIII столетия. Изучение условий существования науки в рамках национальной культуры создает новую исследовательскую программу, которую с полным правом можно назвать "экологией науки".

Книга адресована широкому кругу специалистов и любознательных читателей — историкам науки, философам, всем, интересующимся историей Отечества.


ISBN 5-901006-76-3 ©Кузнецова Н.И., 1999

Светлой памяти моего отца —

Ивана Васильевича Кузнецова,

философа и историка науки,

главного редактора издания

"Люди русской науки"




Введение
ПРОБЛЕМЫ «ЭКОЛОГИИ НАУКИ»


Современные историко-научные и науковедческие исследо­вания словно поставили своей целью раскрыть глубину замеча­тельной метафоры Лазаря Карно:

Науки подобны величественной реке, по течению которой легко следовать после того, как оно приобретает известную правильность; но если хотят проследить реку до ее истока, то его нигде не находят, потому что его нигде нет, в известном смысле источник рассеян по всей поверхности Земли.

Рассмотрение «филиации» научных идей в истории науки было принято дополнять историей социальных институтов науки — историей деятельности научных школ, обществ и учреждений, т. е. восстановлением определенного «организа­ционного» контекста, в рамках которого порождались эти идеи.

Мало-помалу все более актуальным становилось исследование форми­рования национальных научных сообществ, а также культурной среды, в которой функционируют научные сообщества и порожда­ются определенные научные представления. Можно даже сказать, что некоторые направления современной истории науки и науковедения занимались и занимаются изучением окружающей науку «среды», а следовательно, — «экологией науки».

Мы используем словосочетание «экология науки» в несколько метафорическом смысле, однако ныне широко распространенный термин «экология» позволяет достаточно точно и емко определить тот круг представлений, в рамках которых легко указать на новые исследовательские программы для истории науки и науковедения в целом.

Термин «экология культуры» ввел Д. С. Лихачев.

Экологию, — писал он, — нельзя ограничивать только задачами сохранения природной биологической среды. Для жизни человека не менее важна среда, созданная культурой его предков и им самим. Сохранение культурной среды — задача не менее существенная, чем сохранение окружающей природы... Убить человека биологически может несоблюдение законов биологической эволюции, убить человека нравственно может несоблюдение законов экологии культурной1.

Нам представляется, что так понятое экологическое изучение культуры может разумно и емко сформулировать задачи переориентации тради­ционных направлений в области историко-научных и науковед­ческих исследований. Историко-научное исследование в этом плане становится культурологическим.

Такая ориентация вполне очевидна, когда речь идет о возможностях развития науки в различных регионах мира. Для культуры и общества, связавших свой путь развития с научно-техническим прогрессом, наука — важнейшая компонента социаль­ной и культурной жизни. Для многих стран Азии и Африки, Латинской Америки вопрос о необходимости перенесения научной традиции в контекст национальной культуры, «прививка» западно-европей­ской традиции экспериментального иссле­до­ва­ния приро­ды, критического рационального мышления, к автохтонным культурным традициям — это вопрос сложный, болезненный и ответственный.

Но даже если государственные и общественные деятели данных регионов признают это перенесение и заимствование необходимым, встает вопрос о принципиальной возможности такой пересадки, такой культурной прививки.

«Специфика текущего момента», — писал М. К. Петров, — состоит в том, что до недавнего времени вопрос о возникновении науки волновал только малочисленную группу специалистов по истории и социологии науки. Теперь же это вопрос иного ранга. Многие страны, не имевшие ранее науки в наличном наборе социальных институтов, стараются сегодня привить ее на своей почве, видят в этом одно из условий перехода из «развивающегося» в «развитое» состояние. В процессе таких попыток накапливаются огромные массивы информации о строительстве науки и трудностях такого строительства, о том, что именно строится, как оно сочленяется в целое2.

Подчеркнем: опыт подобных попыток приносит нам важнейшие знания о социо-культурном, т. е. экологическом, пространстве существования науки. Действительно, наука включает в себя целый комплекс часто не отрефлексированных и даже не названных предпосылок, прежде всего ценностных ориентаций данного социума и конкретных людей (ученых). Поэтому современные историко-научные и науковед­ческие исследования ставят проблему «наука как целое» в новом ракурсе, включают в традиционную проблематику новые вопросы и новое содержание.

В социуме, развитом во всех отношениях, наука автономна в том смысле, что границы ее заданы особенностями целеполагания, ценностных ориентаций, профессиональных умений людей, особым образом организованных. Тогда и в научной рефлексии возникает представление о возможности чисто имманентного развития науки. Важно подчеркнуть, что появление науки как особого института — это показатель социального и культурного развития всего общества. Необходимость создания (форми­рования) определенных социальных, экономических, политических, культурных условий явно обнажается тогда, когда наука признается предметом полезного «импорта».

Несоблюдение законов экологии науки может привести к угасанию соответствующих традиций, к тому, что в некоторых регионах при внешне налаженном функционировании института науки не удается воспроизводить «дух» научной деятельности. Почему это возможно?

Как убедительно показал М. Полани, научная традиция покоит­ся на «неявном» знании, т. е. на знании нерефлексивном и невер­ба­лизованном. На первый взгляд, это кажется пара­доксаль­ным.

В современной европейской культуре «наука» представлена не только непосредственными образцами экспериментальной дея­тель­ности, не только в виде учебных курсов и обобщающих моно­гра­фий, но и в виде многочисленных правил — методо­логических норм и предписаний. Все перечисленные феномены не имеют, казалось бы, континентальных и государственных границ. И тем не менее культурологи — что является очень важным результатом для дальнейших размышлений — обнаруживают здесь незримые, но довольно четкие границы.

Хотя содержание науки, заключенное в ясные формулировки, — пишет М. Полани, — преподается сегодня во всем мире в десятках новых университетов, неявное искусство научного исследования для многих из них остается неведомым. Европа, где 400 лет назад зародился научный метод, до сих пор является более продуктивной в плане науки, несмотря на то, что на некоторых других континентах на научные исследования выделяется больше средств. Если бы, с одной стороны, не существовала возможность для молодых исследователей учиться в Европе, а с другой — отсутствовала миграция европейских ученых в другие страны, неевропейские исследовательские центры едва сводили бы концы с концами3.

Нерефлексивность и даже невербализованность предпосылок становления и развития науки — это специфическая проблема, с которой сталкивается историк, имеющий интенцию на экологическое изучение науки. Речь идет об исследовании «ментальности», «менталитета» социо-культурной, национальной среды.

Методология исследования «менталитета» восходит к французской школе «Анналов»; в отечественной литературе она развивалась в работах С. С. Аверинцева, А. Я. Гу­­ревича, Ю. Н. Афанасьева, Ю. Л. Бессмертного и других.

Реконструкция духовного универсума иных эпох и культур, — отмечал А. Я. Гуревич в своей книге «Категории средневековой культуры», — характерная черта современного гуманитарного исследования в отличие от традиционного. Историей идей, как и историей художест­венных творений, занимаются очень давно. Однако читатель... не может не заметить, что в книге нет ни истории идей, ни истории художественных творений, будь то литература или искус­ство. Внимание направлено на изучение не сформули­рованных ясно, не высказанных эксплицитно, не вполне осознанных в культуре умственных установок, общих ориентаций и привычек сознания, «психологического инструментария», «духовной оснастки» людей средних веков — того уровня, интеллектуальной жизни общества, который современные историки обозначают расплывчатым термином «ментальность». Это особый уровень жизни и отражение ее...4

В экологии науки большая группа вопросов связана с реконструкцией «текстоневыразимых» ситуаций (по крайней мере, в собственно научных текстах, взятых в качестве исторических источников, мы не найдем попыток такой вербализации и описания). Это — специфическая методологическая трудность, но осознание этой трудности позволяет избавиться от иллюзии, что можно искать в анализируемом тексте, который можно использовать в качестве историко-научного источника, все, что нам нужно знать для решения поставленных задач.

Экология науки — это прежде всего изучение культурной, семиотической среды, в которой формируется и живет ученый, изучение явных и неявных правил (предпочтений) выбора будущих профессий, традиций пользования книгами и другими источниками информации; это реконструкция явных или неявных представлений о смысле жизни, об отношениях с людьми — вне круга профессиональных обязанностей и с коллегами, определенное понимание общения, видение долга и ответственности человека перед людьми и обществом.

* * *

Цель данной работы, как хотелось бы подчеркнуть автору, состояла в том, чтобы попытаться спроецировать в единое изображение отдельные, воссозданные в совершенно различных контекстах фрагменты описаний исторического пути развития российской науки.

В последнее время появились блестящие, можно сказать — захватывающе интересные исследования как в области общей отечественной истории, так и в области истории российской науки. Невозможно кратко перечислить эти работы и их авторов. Список этот обширен. В научный оборот введены новые источники, исследованы разнообразные архивные документы, предлагаются совершенно неожиданные интерпретации и версии прошлых событий, совершенствуется категориальный аппарат исторических описаний. Появился целый спектр новых исследовательских идей и подходов, а также новой тематики, т. е. вопросов, которые ранее не ставились, не обсуждались, не анализировались. Естественно возникает потребность собрать из отдельных отрывков целостную картину, для начала хотя бы и неполную и не везде проясненную. Работа исследователей идет, как нам представляется, в каком-то общем русле, и надо отдать себе отчет, что же в конечном итоге является «невыявленной предпосылкой» этого потока исследований на современном этапе, выявить внутреннюю логическую связь этого мощного поиска. Необходимо также, чтобы результаты различных работ усваивались, аккумулировались, создавая некоторое целостное видение развития российской духовной культуры, где естествознанию принадлежит весьма существенное место.

Набросок общей картины развития российской науки в социо-культурном контексте и выявление в этой связи новой историко-научной тематики было основной задачей, которая ставилась автором в данной работе. Хотелось бы, чтобы именно на это обратили внимание заинтересованные читатели.

В частности, можно указать, что для самого автора центрами кристаллизации нетрадиционной тематики были такие вопросы и проблемы, как
  • развитие науки в рамках импортной модели ее заимствования и укоренения («индигенизации») в данной культуре;
  • соотношение развития собственно науки и того, что называют просвещением. На несовпадение этих процессов и траекторий развития соответствующих социо-культурных институтов впервые, как нам представляется, обратил внимание В. И. Вернадский. Тема эта была не осознана или забыта и никогда не обсуждалась в развернутом виде;
  • исследование общественного аксиологического пространства, в рамках которого формировалась российская наука, воспитывались первые русские ученые и профессора — так сказать, общественный аксиологический менталитет;
  • различие и «разновекторность» траекторий развития общественной оценки российской академической науки и ее собственной рефлексии о своих профессиональных целях, задачах, конечном назначении;
  • исследование информационной среды российской науки, которая обычно не попадала в поле традиционного историко-научного анализа. И к этой тематике наше внимание привлек В. И. Вернадский.

Еще одно предварительное замечание: данную работу следует рассматривать не более как черновой набросок общей «экологической» картины развития российской науки — предварительное, пилотажное культурологическое исследо­вание, которое автор надеется продолжить и углубить.