Geum.ru

Кузнецов Павел Григорьевич Дни боевые Проект Военная литература

Вид материалаЛитература
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   17

В ночь на 4 октября на правый берег переправились управление корпуса и 188-я стрелковая дивизия Даниленко (тоже без артиллерии). 1-ю гвардейскую воздушнодесантную дивизию Казанкина командарм оставил в своем резерве. Дивизионная артиллерия обеих дивизий закончила переправу только к 8 октября.

В ночь на 5 октября я в соответствии с приказом командующего армией произвел перегруппировку: на правый фланг у Мишурина Рога выдвинул дивизию Даниленко, а гвардейскую воздушнодесантную дивизию Иванова передвинул влево для расширения плацдарма в сторону левого фланга. С этого же дня начались ожесточенные бои за удержание и расширение плацдарма.

* * *

Сильным ударам противника первой подверглась дивизия Даниленко. Она имела задачу выбраться из плавней на крутой берег южнее Мишурина Рога, перерезать рокаду, связывавшую все правобережье от Кременчуга до Днепропетровска, и наступать на Михайловну. Только [205] в первые три дня дивизия отразила четырнадцать контратак танков и пехоты противника. Несмотря на яростное сопротивление врага, наша пехота при поддержке крайне малочисленной артиллерии продолжала карабкаться на бугры и просачиваться на рокаду. Делалось это главным образом ночью, когда огонь противника был не так меток.

С севера и юга к занимаемому армией плацдарму гитлеровцы подтягивали резервы. Это мы видели по столбам пыли и чувствовали по нарастающей силе огня. С каждым днем перед фронтом заметно увеличивалось и число танков. Сначала мы отражали контратаки 23-й и 9-й танковых дивизий, затем появилась 6-я танковая и танковая дивизия СС «Великая Германия». Против нас находились соединения 1-й танковой армии противника.

Упорная борьба развернулась за перекресток дорог у колхоза «Незаможник» и за прилегающую к нему высоту 122,2, Эта высота командовала над всей местностью. С нее отлично просматривались плавни до самого Днепра. Кто владел ею, тот был хозяином положения на этом участке.

В те дни я дважды побывал в стрелковой дивизии.

В первый раз вместе с командиром дивизии Даниленко посетил молодого, энергичного командира 580-го стрелкового полка подполковника И. Н. Еремина, готовившего свою часть к ночному штурму западных скатов высоты 122,2.

Вся южная окраина Мишурина Рога содрогалась от бомбовых ударов. Едкий дым пожаров, перемешанный с гарью, затруднял дыхание.

Следом за ударами авиации начался обстрел из артиллерийских орудий и минометов.

С большим трудом добрались мы с Даниленко до командного пункта полка, расположенного в подвале полуразрушенного дома.

Еремин ознакомил нас с планом своих действий. Атаку он намечал провести во второй половине ночи, с тем чтобы к рассвету закрепить захваченное. Против высоты Еремин выставлял на прямую наводку всю батальонную и полковую артиллерию, а пехоту стягивал к правому флангу. После короткого пятиминутного артналета пехота рывком выдвигалась вперед, захватывала высоту и, не задерживаясь, проникала на обратные скаты. Успех [206] закрепляли артиллерия и саперы. План был прост и вполне посилен.

К утру высота и ее западные скаты стали нашими.

Второй раз я побывал в дивизии, чтобы подвести итоги первых боев с танковыми частями противника. На Северо-Западном фронте нашим стрелковым дивизиям не приходилось отражать танковых атак, мало действовала там и вражеская бомбардировочная авиация. Здесь же, на юге, бои развертывались несколько иначе. Каждую крупинку нового боевого опыта надо было немедленно распространять по всем подразделениям и частям. С этой задачей в 188-и стрелковой дивизии хорошо справился политотдел, используя, в частности, дивизионную печать.

Уже 6 октября, сразу же после первой нашей встречи с фашистскими танками, дивизионная газета «На врага» поместила статью командира противотанкового ружья старшего сержанта Н. Лебедева, в которой рассказывалось, как Лебедев вместе с красноармейцем Авдеенко в одном бою уничтожил четыре вражеских танка.

«В первую атаку гитлеровцы бросили шесть танков, — писал II. Лебедев. — Развернутым строем машины мчались на меня. Неприятно, когда против тебя одного идут несколько танков. Но раз война, не будь слюнтяем, не торопись стрелять, не открывай себя раньше времени. Поспешишь, говорят, людей насмешишь. Поближе подпустишь — наверняка попадешь. А стоит только подбить один — два танка, как остальные повернут»,

Лебедев подпустил танки на 300 метров и ударил по переднему. Танк замедлил ход, но не остановился. Бронебойщик ударил по второму танку. Тот сразу вспыхнул. Как только загорелся один танк, передний начал пятиться назад, за ним двинулись и остальные.

Задний ход у танков медленный. Прежде чем они успели скрыться, за бугром запылала еще одна машина.

Вскоре танки показались снова. Шли они вдоль фронта, подставив под удары наиболее уязвимое место — бортовую броню. С дистанции в 200 метров были подбиты еще два танка.

«Десять немецких танков не прошли там, где была лишь одна советская бронебойка, — писал в заключение Лебедев. — Почему? Потому, что я не торопился, не стрелял понапрасну, а бил с близкой дистанции наверняка». [207]

Последователей у Лебедева нашлось много. Черные столбы дыма от горящих вражеских танков все чаще и чаще стали появляться на поле боя.

В эти первые дни боев на плацдарме гремела в дивизии слава и пулеметных расчетов взвода лейтенанта Артемьева. Особенно отличились младший сержант Мусаев и сержант Федяев.

Пулеметчики поклялись: «Мы скорее ляжем костьми, чем уступим хотя бы одну пядь советской земли». Они действовали мастерски, истребляя гитлеровскую пехоту.

С 6 октября внимание штаба корпуса и мое было в значительной степени приковано к полосе действий 10-й гвардейской воздушнодесантной дивизии и стыку с левым соседом.

С 3 октября тяжелые бои с крупными силами танков и пехоты противника развернулись на плацдарме 7-й гвардейской армии, в районе Бородаевка (западная) и Тарасовка. На это направление немецко-фашистское командование стянуло части танковой дивизии СС «Великая Германия», 6-й и 9-й танковых дивизий, 306-й пехотной дивизии. Ценой огромного напряжения и больших потерь гитлеровцам удалось выдвинуться узким клином к Днепру, рассечь армейский плацдарм на две части и отрезать 213-ю стрелковую и 15-ю гвардейскую дивизии от главных сил армии. 49-й стрелковый корпус генерала Терентьева, в состав которого входили эти две дивизии, в последующих боях прижимался к левому флангу нашей армии и дрался с противником во взаимодействии с 82-м стрелковым и 1-м механизированным корпусами.

1-й механизированный корпус, которым командовал генерал-лейтенант М. Д. Соломатин, поступил в подчинение 37-й армии 30 сентября и был переправлен на правый берег вслед за 188-й стрелковой дивизией.

82-му стрелковому и 1-му механизированному корпусам 6 октября было приказано наступать в направлении Анновка, высота 177,0 (5 км юго-восточное Анновки), Одинец и во взаимодействии с 7-й гвардейской армией уничтожить вражескую группировку в районе Тарасовка, Бородаевка.

Позже выяснилось, что эта задача для наших корпусов была непосильной. 82-й стрелковый корпус, скованный противником на правом фланге у колхоза «Незаможник» [208] и высоты 122,2, смог выполнять свою новую задачу только силами 10-й гвардейской воздушнодесантной дивизии. 1-й механизированный корпус вышел недавно из длительных боев и не был еще укомплектован.

— У меня в строю две — три роты танков да 150 бойцов пехоты. Вот и вся моя реальная сила,-сказал мне генерал Соломатин. — Правда, есть еще десятка два броневиков, но они годятся лишь для обороны командного пункта.

Таким образом, для задуманного командармом широкого маневра ни у меня, ни у Соломатина сил и средств не было. Развернувшиеся наступательные бои 188-й стрелковой дивизии в направлении Михайловки и 10-й гвардейской воздушнодесантной дивизии в направлении Анновки приобрели упорный характер. Обе стороны несли большие потери.

Бои 1-го механизированного корпуса протекали главным образом на участке 49-го стрелкового корпуса у Сусловки и Тарасовки.

Наиболее напряженные бои разгорелись 7-9 октября. За эти три дня части только нашего корпуса отбили 26 контратак.

8 октября 10-я воздушнодесантная дивизия в результате успешных ночных действий овладела северной окраиной Анновки, тремя курганами с отметкой +1,5 (южными) и вышла на дорогу, которая вела из Анновки на Бородаевку.

Два дня подряд предпринимал противник яростные контратаки, стремясь восстановить утраченное положение. До 60 танков, 20 самоходных орудий и полк пехоты действовали против 24-го гвардейского воздушнодесантного полка, занимавшего Анновку, и 30-го гвардейского воздушнодесантного полка, закрепившегося на гребне с тремя курганами.

Командир 24-го полка подполковник Дворников, окруженный на своем НП танками противника, дважды вызывал огонь на себя. Заместитель командира полка по политической части капитан Шапкин с возгласами «За партию, за Родину, за Советскую Украину, вперед!» неоднократно бросался на врага в атаку и увлекал за собой личный состав полка.

Стойкость и выдержку при отражении контратак показали гвардейцы стрелковых батальонов капитана [209] Портного и капитана Литвинова. Бронебойщики сержант Ашарахметов и гвардии рядовой Ершов подбили из противотанковых ружей по три танка. Взвод противотанковых орудий офицера Уткина вывел из строя 15 вражеских танков.

Не менее успешно дрался и 30-й гвардейский воздушнодесантный полк. Три южных кургана на гребне по нескольку раз переходили из рук в руки. Днем их занимали танки противника, а ночью вновь отбивала наша пехота. Шло единоборство танков и орудий прямой наводки. На прямую наводку пришлось выдвинуть всю полковую и почти всю дивизионную артиллерию.

За два дня боев гитлеровцы потеряли более сорока танков и самоходных орудий и пятьсот человек пехоты. С 10 октября бои на плацдарме стали несколько стихать. Противник был измотан, ударная сила его танковых дивизий ослабла. К этому времени 82-й стрелковый корпус расширил полосу своего наступления до 8 километров и продвинулся от Днепра на 12 километров. Весь армейский плацдарм па правом берегу Днепра за двенадцать дней боев достиг по фронту 35 километров и в глубину 6-12 километров. [210]

В полосе нашей армии имелись две мостовые и четыре паромные переправы. Были созданы условия для проведения новой наступательной операции.

10 октября командующий Степным фронтом решил сосредоточить на плацдарме 5-ю гвардейскую армию генерала Жадова. Совместными усилиями с 37-й армией она должна была прорвать оборону противника и обеспечить ввод в прорыв 5-й гвардейской танковой армии генерала Ротмистрова для развития оперативного успеха.

С 11 октября наша армия стала готовиться к новой наступательной операции, а через день — два начал подготовку к ней и 82-й стрелковый корпус.

* * *

Главный удар при прорыве вражеской обороны генерал Шарохин решил нанести силами 57-го стрелкового корпуса (62-я гвардейская стрелковая дивизия, 1-я гвардейская воздушнодесантная дивизия, 188-я стрелковая дивизия) в общем направлении на колхоз «Незаможник», Михайловка, Катериновка, Хрисановка; вспомогательный-силами 82-го стрелкового корпуса (92-я гвардейская и 10-я воздушнодесантная дивизии) вдоль высот восточное Анновка, Лиховка.

Во втором эшелоне армии оставалась 89-я гвардейская стрелковая дивизия, а 110-я гвардейская стрелковая дивизия вместе с правым участком армейского плацдарма переходила в состав 5-й гвардейской армии.

С 11 по 15 октября в соответствии с планом армейской операции происходили перегруппировка войск, занятие исходного положения и непосредственная подготовка к наступлению. 188-я стрелковая дивизия распоряжением командарма от 12 октября вошла в состав 57-го стрелкового корпуса, а вместо нее к нам в корпус в ночь на 13 октября прибыла от Дериевки 92-я гвардейская дивизия, которая заняла Калужино и колхоз «Червонный партизан».

Днепр с утра до ночи был затянут плотной дымовой завесой, прикрывавшей переправу и сосредоточение войск. К 13 октября на правом берегу сосредоточивалась 5-я общевойсковая, а к 15 октября — 5-я танковая армии. [211]

Враг чувствовал нависавшую над ним угрозу, нервничал, переносил свои танковые удары вдоль плацдарма с одного направления на другое, стремился отбросить наши части к плавням и сорвать готовившуюся нашим командованием крупную наступательную операцию.

Особенно беспокоил гитлеровцев выступ нашего корпуса у Анновки и на гребне высоты с пятью курганами. Этот выступ глубоко вдавался в их оборону. После небольшой передышки противник решил срезать его. [212]

Утром 14 октября, за сутки до перехода наших войск в наступление, фашисты нанесли на этом участке сильный удар. Мы еле-еле, с величайшим напряжением отразили его.

Накануне противнику удалось несколько потеснить 213-ю стрелковую дивизию Буслаева. Стык с ней еще больше оголился. Для его обеспечения генерал Иванов направил ночью батальон капитана Переверстова.

И вот утром враг нанес в этот стык удар крупными танковыми силами. После короткой артподготовки фашисты бросили в атаку свыше 100 танков и самоходных орудий, из них около 30 тяжелых типа «тигр». За танками двигалось не менее полка пехоты. Вскоре несколько танков пересекли гребень и появились на его западных скатах, обращенных к Калужино. Пехота 30-го и 24-го гвардейских воздушнодесантных полков, занимавшая плато с тремя южными курганами, оказалась отрезанной от своих штабов.

Танки утюжили траншеи, засыпали их, давили пехоту и, сраженные огнем, замирали на месте. Густые столбычерного дыма потянулись в небо. Гребень клокотал от взрывов, захлебывался автоматным огнем. Все это происходило у нас на глазах, но мы не могли вести артиллерийский и минометный огонь с закрытых позиций: велик был риск поразить своих в этом слоеном пироге.

Выбить противника с плато можно было только мощной контратакой, но сил для этого мы не имели.Ничем не могли помочь и мои соседи.

В эти тяжелые минуты, используя небольшое затишье, я решил побывать среди защитников гребня. Оставив на своем НП полковника Муфеля, я проскочил на машине в Днепровокаменку, а оттуда поднялся по северному скату на перегиб, где начинались плато с пятью курганами, за которое и шел бой.

Здесь на перегибе, рядом с обрывистым оврагом, размещались врезанные в небольшой курганчик наблюдательные пункты Буслаева и командира нашего левофлангового 19-го гвардейского воздушнодесантного полка полковника Гринева.

— Как дела? — спросил я у офицеров.

— Тяжеловато. Отбили три атаки. Совсем выдыхаемся.

— Курганы удерживаете? [213]

— Два северных еще у нас, а три южных занял противник.

Мы выбрались из щели и по ходу сообщения поднялись на вершину кургана.

Передний край, занимаемый нашей пехотой, проходил в 300 метрах южнее НП. Там же, в непосредственой близости, зарылась и остановленная огнем пехота противника.

Вражеские танки прорывались через наш передний край, подходили почти вплотную к НП, но каждый раз вынуждены были возвращаться обратно. Они не рисковали отрываться от своей пехоты. Атаки противника не прошли для него бесследно: семь его танков остались на поле боя.

Вдоль гребня тянулась полоса лесной посадки, которая делила плато на две части и закрывала всю ее правую половину, обращенную к Калужино.

С наблюдательного пункта не было видно ни трех южных курганов, ни того, что делалось там.

Влево, метрах в двухстах, начиналась глубокая и широкая балка, поросшая кустарником. Она тянулась в сторону противника.

— Где ваш стык? — спросил я у Буслаева и у командира полка.

— У балки, — показал мне рукой Буслаев.

— Разрыв между флангами есть?

— Есть, небольшой.

— А где батальон Переверстова? — обратился я к командиру полка.

— Не знаю. У меня его нет, — неуверенно ответил он и посмотрел на Буслаева.

— О каком батальоне вы спрашиваете? — переспросил Буслаев.

— О том, который выдвинулся сюда ночью для обеспечения стыка.

— Я о нем ничего не знаю, — сказал Буслаев.

— А вы ночью ничего не слышали? — спросил я у офицеров.

— Да нет как будто, — ответили они, посматривая друг на друга.

— Перед рассветом вот тут, в балке, вспыхнула было стрельба, но она быстро прекратилась, — вспомнил [214] командир полка. -Там действовала наша разведка, И я этой стрельбе не придал значения,

После разговора с командиром полка и Буслаевым у меня зародилось сомнение — выслал ли на самом деле командир дивизии Переверстова или только доложил мне об этом? Выяснить надо было у генерала Иванова.

Подтвердив командиру полка и Буслаеву их задачи — во что бы то ни стало удерживать занимаемый рубеж, я уехал.

Вскоре противник предпринял новую атаку. Теперь его главный удар перемостился на север, на Днепровокаменку, откуда я только что прибыл. Вновь загрохотало, и все плато заволоклось облаком разрывов, дыма и пыли.

На этот раз противнику удалось смять передний край, очистить северную часть гребня с двумя курганами и выйти на перегиб, где начинался скат к Днепровокаменке. Несколько «тигров» прорвалось на окраину населенного пункта, и только заградительный огонь артиллерии, в том числе и гаубичных батарей, спешно выдвинутых на прямую наводку, вынудил их отойти обратно. Вражеская пехота, ослабленная большими потерями, особой активности не проявила и поддержать прорыв своих танков не смогла.

И все-таки над нами нависла страшная угроза. От мысли, что противник может сбросить нас с бугров, прорваться к плавням и сорвать замыслы нашего командования, сжималось сердце. Этого нельзя было допустить.

Вечером, попросив у Даниленко выслать в Днепровокаменку его резерв — сто человек учебного батальона, я выехал вместе с Муфелем на НП Иванова. Надо было принимать срочные меры.

Гвардейская воздушнодесантная дивизия Иванова к концу дня оказалась в очень тяжелом положении. Почти вся ее пехота осталась на гребне, захваченном противником. Часть людей погибла там, часть продолжала бороться в небольших опорных пунктах вокруг курганов.

Натиск сдерживался теперь артиллеристами, связистами, саперами и офицерами штабов. Передний край проходил по скатам гребня на непосредственных подступах к Калужино и Днепровокаменке. [215]

С наступлением темноты надо было если не восстановить, то хотя бы улучшить свое положение, привести оставшиеся подразделения в порядок, усилить их и наладить управление.

Генерала Иванова мы с Муфелем застали в песчаном карьере на северной окраине Днепровокаменки. Он настолько был подавлен неуспехами, что я с трудом узнал его.

— Да, была дивизия и нет ее, — произнес он задумчиво.

— Ну, положение у вас не такое уж плохое, — пытаясь успокоить Иванова, сказал Муфель. — Противник ведь не прорвался? А вашими артиллеристами мы просто восхищены — не люди, а золото.

— Да и не только артиллеристы! — поддержал я своего командующего артиллерией. — Прекрасно действовали стрелки и пулеметчики. За проявленную стойкость, мужество и отвагу передайте полкам мою благодарность.

— Спасибо! — сразу оживился Иванов. — Действительно, люди сегодня были крепче стали. Благодарность я передам!

— А что слышно о Переверстове? — спросил я.

— Пропал и не можем найти, — развел Иванов руками. — И куда он мог деваться? Не иголка — целый батальон, а найти не можем. Ума не приложу.

— А остальные комбаты живы?

— Командиры полков живы, а о комбатах сведений нет. Скоро должны подойти офицеры штаба с докладами.

На пути к дому, в котором жил Иванов, нас догнал майор Кравченко — начальник оперативного отдела штаба дивизии. Он едва держался на ногах от усталости, но бодро доложил комдиву, что задание его выполнено.

Кравченко несколько часов пробыл в Калужино. в правофланговых полках, помогал наводить там порядок. Понеся большие потери, потеряв гребень высот, остатки полков с трудом удерживались на западных скатах. Развить успех в сторону Калужино противник не мог. Его пехота была почти полностью истреблена, а одни танки без пехоты ворваться в населенный пункт не рискнули.

— Вот видите, дела-то не такие уж плохие, — сказал [216] я комдиву. — А какое настроение у людей? — спросил я у Кравченко.

— Хорошее, вымотались только. Командиры полков просят помочь им восстановить положение. Надо освободить гребень. Оттуда и вечером доносилась стрельба, видимо, кое-кто из наших продолжает сопротивляться.

— Вот, может быть командир корпуса поможет? — посмотрел Иванов на меня.

— Конечно, поможем. Пойдемте в дом, там при свете разберемся.

После доклада Кравченко Иванов немного приободрился.

В домике Иванова меня ждал начальник оперативного управления штаба фронта. Он прибыл по поручению И. С. Конева, успел уже побывать в штабе корпуса, переговорил с начальником штаба дивизии и был полностью осведомлен о положении на плацдарме.

— Жарко вам пришлось сегодня, жарче, чем мы предполагали, — полушутя, заметил генерал, здороваясь со мной и с Ивановым.

— К вечеру жара спала, — ответил я. — Мы выдохлись, но и противник выдохся не меньше нас. Теперь мы думаем укрепиться и восстановить утраченное.

— Вот я и прислан за тем, чтобы еще раз напомнить вам о вашей задаче, — сказал генерал. — Командующий фронтом очень обеспокоен боями на вашем участке. Напрягайте свои силы до предела и держитесь. Не подведите. Скоро поможем вам.

Провожая генерала, я попросил его доложить командующему мою просьбу усилить нас в эту ночь.

Меня очень беспокоил завтрашний день. Если за ночь противник сумеет подбросить пехоту и атаки его будут такие же яростные и настойчивые, как сегодня, то нам слишком трудно будет сдержать их.