Почти всегда кто-то оказывается в проигрыше или считает себя ущемленным. Ялтинская конференция приятное исключение
| Вид материала | Документы |
- Я не могу описать словами, как я люблю этого поэта! Читая его стихи, плывешь по океану, 88.04kb.
- В. Г. Маранцман считает, что Чичиков родствен мёртвым душам, является их зеркалом,, 37.7kb.
- Многие приходят в см, чтобы разбогатеть. Еще больше уходят, так и не разбогатев, 60.14kb.
- Н. Г. Чернышевский Что философия как миросозерцание внутренне связана с поэзией факт, 334.74kb.
- Консультирование детей и их родителей с использованием технологий сказкотерапии, 109.06kb.
- Моё педагогическое кредо, 50.3kb.
- О методе художественно-педагогической драматургии преподавания мхк, 152.58kb.
- Сергей Кургинян россия и судьба национальных государств в XXI столетии москва, 4 мая, 228.02kb.
- События волгодонск, 318.89kb.
- -, 3119.91kb.
ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ
1
При решении важных международных вопросов, тем паче вопросов геополитических, да еще в напряженное военное время, высокие договаривающиеся стороны редко получают равноценное удовлетворение. Почти всегда кто-то оказывается в проигрыше или считает себя ущемленным. Ялтинская конференция - приятное исключение. На ней сложные проблемы были решены приемлемо для всех участников. Лидеры трех государств без особого упрямства шли на уступки - даже твердолобый Черчилль. Были согласованы позиции по послевоенному устройству Европы, по созданию Организации Объединенных Наций, очерчены, наконец, границы Польши за счет расширения оной на запад и на север. Определен срок вступления Советского Союза в войну с Японией: через три месяца после капитуляции Германии. Надо же было помочь войскам союзников, застрявших на тихоокеанских островах и рассчитывавших справиться со Страной восходящего солнца лишь к 1947 году.
Три руководителя великих держав продекларировали полный успех конференции. Случай действительно редчайший: не было ни выигравших, ни проигравших - победили все. Фарватер был расчищен, хотя, конечно, некоторые подводные камни остались. Каждая делегация, отправлявшаяся на конференцию, имела программу-минимум и программу-максимум, задачу и сверхзадачу - как получится. Иосиф Виссарионович, кроме всего прочего, ставил перед собой цель, не вписывавшуюся в рамки конференции, но очень важную для нас: сверхсверхзадачу, если так можно выразиться, которая должна была во многом предопределить дальнейшую политику нашего государства, степень доверия к союзникам и взаимоотношения с ними. К этому времени мы знали от своей разведки (о чем я уже писал), что американцы создали новое мощнейшее оружие и готовятся применить его. Знали если не всё, то многое и намеревались не отстать от заокеанских атомщиков. А вот Рузвельту и Черчиллю неизвестно было, что Сталин достаточно полно проинформирован об атомной бомбе. И конечно, Иосифу Виссарионовичу небезразлично было, доверят ему союзники или нет свою тайну. Если Рузвельт и Черчилль не упомянут об атомной бомбе при обсуждении завершающего этапа войны на западе и совместных боевых действий на востоке, то против кого же будет направлено это тщательно скрываемое от нас оружие? Против Германии и Японии, которые и без того обречены на поражение? Или против Советского Союза?!
Иосифу Виссарионовичу осточертели войны, ему хотелось мира и спокойствия, необходимых для восстановления и развития своего государства. Путь к коммунизму будет проложен не пушками, а достижениями в экономике, в культуре, в развитии личности. К тому же собственное честолюбие Сталина было полностью удовлетворено. Он был руководителем державы, которая приняла на себя главную тяжесть Всемирного сражения и фактически уже выиграла эту битву. Он достиг вершины земной славы и влиятельности. Он желал жить без больших конфликтов, в согласии с соседями. Но для согласия, для взаимного понимания требовалось доверие. Сталин надеялся, что американцы и англичане откроют ему, надежному союзнику, свою главную тайну. Иначе будет просто непорядочно с их стороны. Нельзя же дружить с теми, кто держит за пазухой камень против тебя.
Обстановка для работы конференции была создана наилучшая, не просто комфортная, но и уютная, располагающая к спокойствию, к доброте, к откровению. Огромные усилия потребовались для этого. Еще ведь и года не прошло, как Крым освобожден был от гитлеровцев. После них - руины, пожарища, разбитые дороги, минные поля. Срочно нужно было восстановить и оборудовать Ливадийский, Юсуповский и Воронцовский дворцы. Работали многие сотни людей. Водопровод в царском Ливадийском дворце удалось запустить лишь перед самым началом конференции.
На дороге между аэродромом и Ливадией было оборудовано несколько охотничьих домиков, чтобы гости могли отдохнуть в пути. Рузвельт, правда, не остановился ни разу, зато Черчилль не пропустил ни одного, в полной мере отведал и армянского коньяка, и различных массандровских вин, воздав должное шашлыку по-карски и прочим закускам. На заснеженном аэродроме, выйдя из самолета, поеживался от холода, но в дороге нагрелся так, что шинель нараспашку, а фуражка с гербом, утратив равновесие, скользила то на одно, то на другое ухо. Дочь Сарра несколько раз приводила премьера в порядок.
Конечно, февраль не самый лучший месяц на Южном берегу Крыма. Прохладно. Однако погода стояла хорошая. Не омраченное тучами высокое синее небо, на фоне которого алмазно блистала ледяная корона Ай-Петри. Чистейший бодрящий воздух. Робкое зацветание абрикосовых деревьев. Ровный, успокаивающий шум моря: ничего общего с плеском волн на Одере, за спиной Берзаринского плацдарма. Мне говорили, что Иосиф Виссарионович почти каждый день спускался к воде, подолгу стоял меж каменных глыб, обдаваемых ядреными брызгами, любовался накатом прибоя. Даже рыбу ловил удочкой. И небезуспешно.
Работала конференция планомерно, без спешки, в щадящем режиме. Первую половину дня каждая делегация в своей резиденции готовилась к заседанию, которое начиналось всякий раз ровно в 16 часов в зале Ливадийского дворца. За пять минут до этого в холл из разных дверей входили Сталин и Черчилль со своими помощниками - советниками. Распахивалась дверь из апартаментов американской делегации, рослый негр вывозил кресло-коляску Рузвельта. Три деятеля обменивались приветствиями, рукопожатиями и, во главе своих свит, направлялись в зал. Протокол был составлен так, что за все время конференции с 4 по 11 февраля руководители государств ни разу не оставались вдвоем, с глазу на глаз, - только втроем. Сталина это не устраивало. Он понимал, что, когда они все вместе, тем более при членах делегаций, ни премьер, ни президент не раскроют их общую тайну, даже не обмолвятся нарочно или вроде бы случайно об атомной бомбе. Иосиф Виссарионович не любил нарушать правила, но в конце концов нельзя же соблюдать принцип: если протокол мешает делу, брось дело и соблюдай протокол.
Сталин договорился о личной встрече с Черчиллем и побывал в его резиденции. Состоявшаяся беседа ни пользы, ни удовлетворения не принесла. Английский премьер был изрядно навеселе или умело прикидывался таковым. Сталин высказал свое беспокойство: вот сейчас, на грани краха, немецкие фашисты, впадая в отчаяние, способны пойти на любое преступление. В том числе на массовое применение боевых отравляющих средств. Данные о такой возможности есть. (Подтвердить это предположение бесспорными фактами с фронта мы тогда не смогли.) Известно, что и немцы, и японцы имеют средства ведения войны бактериологической, особенно самураи, создавшие секретный научно-производственный центр в Маньчжоу-Го и уже испытавшие бактериологическое оружие на пленных, в том числе на англичанах и на американцах. Что смогут противопоставить немецким фашистам и японским милитаристам объединенные силы трех союзных держав, если враг решится на применение отравляющих веществ и бактерий?
Злободневный и острый вопрос требовал серьезного ответа. Однако Черчилль полностью уклонился от него, сведя всю беседу к рассуждениям о качестве армянского коньяка, об его отличии и превосходстве над ромом, бренди и другими подобными напитками. Поиграл, значит, премьер-министр в свое удовольствие, посмеиваясь втуне над попыткой Сталина проникнуть в планы и замыслы англосаксов, еще больше сблизить позиции союзников. Иосифу Виссарионовичу хватило выдержки ни словами, ни жестами не выразить своего недовольства. Улыбался спокойно и добродушно, давая возможность поторжествовать самодовольному собеседнику. Черчилль даже не осознал своей промашки. Он очень высоко ценил способности "дядюшки Джо", но все-таки недооценивал их. Иосиф Виссарионович не оставлял без последствий любой поступок, задевавший его самолюбие. Соответствующий урок был преподнесен незамедлительно.
На следующий день, как всегда, за пять минут до начала общей встречи, Уинстон Черчилль со своей всюду проникающей Саррой вошел в холл Ливадийского дворца, вальяжно подставился швейцару, почтительно и осторожно снявшему с тучного тела шинель. Появился Сталин в своей аккуратно подогнанной маршальской форме. Поприветствовав Черчилля, он неторопливо пересек холл, направляясь, однако, не в сторону зала заседаний, а к широкой двухстворчатой двери, ведущей в кабинет Рузвельта. Английский премьер в некотором недоумении последовал за Сталиным. Американский охранник, развалившийся в кресле, вскочил, распахнул перед Сталиным дверь и сразу же закрыл ее, возвысившись перед Черчиллем, показывая, что вход воспрещен. Премьеру ничего не оставалось, как отвернуть в сторону и проследовать по блистающему паркету дальше, к окну. Все, кто находился в холле, а таковых было много, застыли в оцепенении: как же так? что случилось? что будет? Первым взял себя в руки сам Черчилль, сделав вид, что ничего не произошло. Изобразив на лице улыбку, заговорил о чем-то с лысым маршалом авиации Порталом, окутываясь завесой сигарного дыма.
Странно-конфузное положение сохранялось долго. Английскому премьеру пришлось ждать двадцать три минуты, пока, наконец, дверь открылась, появилась коляска с седовласым улыбающимся Рузвельтом, вслед за которой шествовал добродушно-спокойный Сталин. Вид у обоих был такой довольный, что Черчилль не решился высказать претензий, не стал обострять конфликт, предпочел проглотить пилюлю. Тем более что Рузвельт сообщил, как бы между прочим: они со Сталиным условились встретиться, а Черчилля, к сожалению, предупредить не успели.
- Беседа была приятной? - полувопросительно произнес мучимый любопытством премьер.
- И приятной, и полезной, - подтвердил Рузвельт.
- Мы побеседовали о почтовых марках, - не без насмешки прищурился Сталин. Президент знает о них столько интересного...
- Не следует преувеличивать. - Польщенный Рузвельт был явно доволен: ведь филателия - это его слабость. - Маршал Сталин сам хорошо разбирается...
- Он во всем разобрался - и в марках, и в коньяке, -проворчал Черчилль.
Можно не сомневаться, что, проведя двадцать три минуты вдвоем (не считая личных переводчиков), Рузвельт и Сталин успели поговорить не об одной лишь филателии. Во всяком случае, Иосиф Виссарионович был удовлетворен не только тем, что проучил самонадеянного Черчилля, очень удачно для себя соорганизовав встречу с Рузвельтом, но и некоторыми результатами состоявшейся беседы. Подробностями не делился. По моему разумению, об атомной бомбе речь не шла, но Рузвельт дал понять Сталину, что до конца войны с Германией союзники не намерены применять какое-либо новое оружие. Ну, вроде бы и на том спасибо.
Думаю, что Рузвельт и Черчилль допустили большую ошибку, не приобщив Иосифа Виссарионовича к своей тайне, не продемонстрировав тем самым откровенность и дружелюбие. Для Сталина с его недоверчивостью и подозрительностью это было особенно неприятно. Соответствующие выводы он сделал: дружба дружбой, а табачок врозь. Хотя, повторяю, результатами Крымской конференции был удовлетворен вполне. По его словам, урожай созрел на всех грядках, даже в слякотном и капризном британском климате. Пора собирать.
2
Не упомню, чтобы какое-нибудь мероприятие охранялось у нас столь же тщательно, сверхнадежно, как ялтинская встреча "Большой тройки". Сказывалось несколько факторов. Прежде всего то, что конференция проводилась на нашей территории, мы в первую голову отвечали за безопасность участников встречи, а если уж Сталин брался за что-либо, особенно в международном плане, то вершил дело по самому большому счету, без сучка без задоринки. Давала знать себя осторожность Иосифа Виссарионовича, резко возросшая после раскрытия группы Таврина - Шиловой, после выявления других попыток организовать покушение на него. Ясно, что Гитлер, скатившись до терроризма, не упустил бы малейшей возможности обезглавить сразу всю противостоявшую ему коалицию.
Внешний охранно-оборонительный обвод "объекта особого значения" состоял из пяти колец. На дальних подступах к Крыму непрерывно, и днем и ночью, барражировали истребители-перехватчики. На них, на воздушный патруль, как и на второе кольцо из двух зенитных дивизий, работала новейшая техника, операторы тогда еще вручную крутили антенны радиолокаторов, внимательно вглядываясь в отметки, которые высвечивали на голубоватых экранах движущиеся полоски. В полной боевой готовности находились корабли и береговые части Черноморского флота. Во всех населенных пунктах Крыма, особенно в тех, что ближе к Ливадии, несли службу сотрудники НКВД, прибывшие из разных городов и весей на усиление местных органов. Это - на подходах к объекту. А сам объект охранял, составляя пятое кольцо, Отдельный сводный правительственный полк войск НКВД, которым командовал опытный полковник Шимберев, по штатной должности командир 236-го конвойного полка, который дислоцировался в Москве, в Сокольниках.
Являясь формированием временным, предназначенным для выполнения лишь одной конкретной задачи, Отдельный правительственный полк создан был за полгода до начала конференции из курсантов сержантских школ конвойных, охранных, железнодорожных соединений все тех же войск НКВД и, частично, за счет бывалых бойцов из отдельных мотострелковых бригад особого назначения - ОМСБОН. Отбирались молодые люди с безукоризненными биографиями, главным образом деревенские, имевшие крепкое здоровье и рост не ниже 170 сантиметров. Всему остальному их обучили.
Солдаты и офицеры Отдельного правительственного полка охраняли Юсуповский дворец, где размещалась советская делегация, а также Воронцовский дворец, отведенный для англичан, и наиболее комфортабельный царский Ливадийский (он же Свитский) дворец, где обретался малоподвижный Рузвельт и где для его удобства проводились все заседания. Это охранно-оборонительное кольцо считалось наиболее важным. Несение службы, кроме командира полка и других должностных лиц, систематически проверяли такие высокопоставленные деятели, как Абакумов и сам Берия. Ходили с поста на пост вместе с разводящими и начальниками караулов, испытывая часовых нестандартными действиями в ответ на уставный вопрос: "Стой, кто идет?!" Но солдаты свои обязанности и возможности знали досконально, на искушения и хитрости не поддавались. Не пропустили бы самого изощренного домогателя.
Но и это еще не все. На ночь у стен и у входа каждого дворца заступали на пост оперативные работники госбезопасности, лучшие "волкодавы", владевшие приемами меткой стрельбы и рукопашной борьбы, натренированные для противодействия вражеским лазутчикам, "паршам" - парашютистам, диверсантам. Их можно считать шестым кольцом. Ну а кроме этого, у каждого из членов "Большой тройки" имелась личная охрана. Непосредственно самого президента Рузвельта оберегали преданные ему парни из морской пехоты и наглые агенты службы "Сикрет сервис". Черчилль же, как человек более эмоциональный и разухабистый, сочетавший эгоистичную расчетливость и практицизм с фатализмом, помноженным на постоянно-оптимизирующий алкогольный допинг, к собственной безопасности особого внимания не проявлял: кому положено, тот пусть и заботится.
Старательно потрудились наши особые органы. Абакумов, говорят, пошучивал удовлетворенно: жук не проползет, посторонняя муха не пролетит. И мух во дворцах действительно не было. Померзли, наверно, в полуразрушенных зданиях, которые лишь недавно быстро восстановили. Да и вообще, "не сезон" для них. Организаторы наши были довольны собой и в последние дни конференции уже прикидывали, на какую награду можно рассчитывать: нет чрезвычайных происшествий - готовь дырку для ордена. Однако ЧП все же произошло, хотя и не по нашей вине - капля дегтя подпортила вкус меда. Правда, меда американского, но мы тогда очень уж хорошо относились к своим союзникам и сопереживали с ними.
Персональный самолет президента Рузвельта дожидался своего хозяина на основном аэродроме Черноморского флота. Если говорить об особенностях этой машины, то их было по крайней мере две. Самолет оснащен был особым подъемником для кресла-коляски Рузвельта и специальным приспособлением, на котором оная коляска крепилась. А еще машина имела свое название - "Священная корова" нечто связанное, вероятно, с индусскими поверьями, в которых пользоприносящая корова всепочитаема и неприкосновенна. Американцы, естественно, пасли свою "корову" с большим усердием. Ее оберегал экипаж во главе с шеф-пилотом президента, караул из морских пехотинцев, сотрудники секретной службы. Они были в ответе за все. С ними поддерживали контакт несколько наших специалистов под руководством авиационного инженера в майорском звании - Деменкова Николая Ивановича. Нормально сотрудничали до того дня, когда был назначен срок отправления Рузвельта в обратный путь.
Совместными усилиями "Священную корову" заправили всем, чем положено, "накормили" досыта. В контрольном облете должен был принять участие майор Деменков, дабы произвести запись в формуляре о полной готовности машины и проводить американцев со спокойной душой. Но едва запустили моторы, один из них зачихал и заглох. Осмотр показал, что разрушилась так называемая кулачковая шайба. Как это произошло, уму непостижимо, такого практически не случалось, фирма гарантировала сверхпроцентную надежность этой детали. Шеф-пилот был потрясен: а если бы авария произошла в воздухе с президентом на борту?! Этого, слава Богу, не случилось, но и без того неприятность из ряда вон выходящая. Лететь с неисправным мотором нельзя, ремонт же возможен только на заводе, а завод-то на другой половине земного шара.
Засуетились, задергались все инстанции снизу до самого верха - и американские и наши. Что делать? Задержать вылет Рузвельта на неопределенный срок - удар по престижу не только американской техники, американской администрации, но и самого президента. Это мелкотравчатый правитель какой-нибудь банановой республики, безответственный алкоголик и демагог, может переносить сроки мероприятий или отменять их, способен опоздать или проспать протокольную встречу, но чтобы президент великою государства допустил бы нечто подобное, даже по объективным причинам - это непростительно. Хотя бы потому, что время таких людей точно рассчитано, сбой в одном месте влечет за собой целую цепочку других сбоев. Точность, как известно, - вежливость королей. И мера их достоинства.
Рузвельту предложили лететь на советской машине. Однако такой вариант его не совсем устраивал. И не только потому, что "Священная корова" была оборудована под его кресло-коляску, но опять же из соображения престижа. А на аэродроме тем временем специалисты пытались спасти положение. Майор Деменков сказал шеф-пилоту: у нас есть однотипный американский самолет, давайте снимем с него вполне исправный мотор и поставим на вашу злополучную "корову". Шеф обрадованно согласился, но с условием, что все работы по установке двигателя будут вести только сами янки.
Николай Иванович Деменков, прирожденный инженер с большими знаниями, обладавший недюжинной силой, был по натуре человеком уравновешенным, покладистым, но на этот раз очень обиделся. Проморгали американцы, недосмотрели за двигателем, может, по небрежности, может, от диверсии не убереглись на аэродроме подскока на острове Мальта. Им посоветовали, им подсказали, как дело поправить, а они еще и куражатся, недоверием оскорбляют - ну и хрен с ними, пусть разбираются как хотят.
Экипаж "Священной коровы" состоял, конечно, из специалистов высокой квалификации. Но слишком избалованы были янки благостным житьем. Техники у них навалом. Забарахлил какой-то узел, его выбрасывают, заменяют новым. Капризничает машина - давай другую. И уж двигатели-то у них заменяли не члены экипажа в полевых условиях, а производилось это на стационарных ремонтных предприятиях, на фирме. Повозились американцы с мотором и запнулись: не смогли снять шплинты с узлов крепления двигателя. Так оные шплинты расположены, что добраться до них было действительно почти невозможно. Не помогла даже электродрель. Янки вновь забили тревогу: наступила ночь, утром вылет, а дело на мертвой точке. Представители американской делегации официально обратились к советской делегации: помогите! Любой ценой! Командующий Черноморским флотом вызвал командующего авиацией флота. Тот, в свою очередь, майора Деменкова.
- Николай Иванович, справишься?
- Они сами с усами. Не доверяют.
- Сверху приказано. Срок - до рассвета.
- Тогда не будем терять время, - ответил майор.
У него предусмотрительно подготовлен был подъемный кран и необходимые материалы. Осмотрел все четыре шплинта. Нет, к ним не подступишься. Однако до гаек, через которые проходили шплинты, можно было дотянуться ключом. Деменков выбрал гаечный ключ помассивней, хоть и не без труда, но зацепил гайку, чтобы "срубить" ее вместе со шплинтом.
- Вы не знаете нашу сталь, она не поддастся, - сказал шеф-пилот.
Николай Иванович только усмехнулся в ответ: он-то не знает?! Слабое представление у служителя "Священной коровы" о русских авиаспециалистах, три с половиной года ремонтировавших, восстанавливавших самолеты в условиях войны, то есть почти без всяких условий: в аэродромных походных мастерских, в разрушенных цехах, а то и просто в сараях, в колхозных кузнях. Искалеченные машины вновь превращались в полноценные летательные аппараты, в истребители и бомбардировщики. Чего стоила одна лишь битва за господство в воздухе в 1943 году над "Голубой линией" - над Кубанью, над Таманским полуостровом, над Керчью! Бои непрерывные, на истощение, на полный моральный и физический износ, на уничтожение. Лучшие летчики и с той, и с другой стороны плюхали на аэродромы искореженные, иссеченные снарядами и пулями обгорелые груды металлолома. Из них, из ничего, опять делали самолеты и отправляли навстречу противнику. И пересилили, одолели немецких асов, немецкую технику, добились-таки перелома, превосходства над вражеской авиацией.
Довелось Деменкову восстанавливать не только ниши МиГи, Илы и Яки, но и машины самых разных конструкций, в том числе и заокеанские с такими устрашающими названиями, как "Томагавк" или "Аэрокобра". Ну, названиями-то немцев не запугать, а сами машины, присланные нам, оставляли желать много лучшего, наши летчики всячески открещивались от них, предпочитая отечественные истребители и штурмовики. Ироническую песенку кто-то сложил: