Курс советской истории, 1917-1940: (Учебное пособие для студентов вузов) Соколов А. К
| Вид материала | Учебное пособие |
- Учебное пособие для вузов / Г. Р. Колоколов. М.: Издательство «Экзамен», 2006. 256, 66.37kb.
- Учебное пособие для студентов медицинских вузов Волгоград 2003г, 624.61kb.
- Учебное пособие для студентов педагогических вузов Автор-составитель, 2925.54kb.
- Учебное пособие для самостоятельной работы студентов ставрополь 2007, 1394.43kb.
- Учебное пособие для студентов специальности 271200 «Технология продуктов общественного, 2012.38kb.
- Учебное пособие для студентов педагогических вузов Москва, 712.47kb.
- Учебное пособие Для студентов вузов Рекомендовано методической комиссией механического, 1136.53kb.
- Гофман А. Б. Г 57 Семь лекций по истории социологии: Учебное пособие для вузов. 5-е, 2920.24kb.
- Гофман А. Б. Г 57 Семь лекций по истории социологии: Учебное пособие для вузов. 5-е, 2914.73kb.
- Общий курс физики т-1 Механика: учебное пособие М.: Физматлит, 2002. Сивухин Д. В.,, 679.32kb.
2. "СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ НАCТУПЛЕНИЕ" (1930—1932)
Трудности форсированной индустриализации
Взвинчивание плановых заданий первой пятилетки привело к разрушительным последствиям для экономики, хотя поначалу положение на "фронте индустриализации" внушало некоторые основания для оптимизма, усиленно подогреваемого официальной пропагандой того времени, а после — в многочисленных книгах, кинофильмах, воспоминаниях о первой пятилетке. В них насаждался миф о "ревущей индустриализации", возникающих на пустом месте заводах, создаваемых ударным трудом советских рабочих и инженеров. На самом же деле большинство объектов индустриализации начали строиться еще в годы нэпа под выделенные на них материально-технические ресурсы. Были и такие, которые возводились на строительных площадках и по проектам, оставшимся еще со времен дореволюционного предпринимательского грюндерства и программ развития производительных сил России при прежнем режиме. К ним, например, следует отнести заводы "АМО", "Электросталь", Московское метро и др.
Но нельзя отрицать и то, что в годы первой пятилетки были заложены и десятки новых объектов. Но что значит каждая такая стройка? Это реальные, а не бумажные кирпич, цемент, стекло, машины, оборудование и т. п., которых не было в наличии. Экономически необоснованные решения привели к тому, что план первой пятилетки стал "трещать по всем швам".
Массовый исход из деревни, начавшийся с проведением сплошной коллективизации осенью 1929 г., позволял обеспечивать стройки дешевой, а подчас и почти даровой рабочей силой, вооруженной тачками и лопатами. Потребность в рабочей силе была очень велика. Это позволило покончить с безработицей. На ряде строек, относительно обеспеченных материалами и оборудованием, благодаря энтузиазму и нечеловеческим усилиям рабочих, инженеров, руководителей, удавалось выдержать темпы и ввести строительные объекты в эксплуатацию. Об этом победно рапортовали газеты, сообщая о пуске Днепрогэса, Сталинградского тракторного завода, Турксиба и других объектов или публикуя репортажи с ведущих строек, напоминающие боевые сводки. В целом же, однако, возникло гигантское перенапряжение сил. Средства на индустриализацию черпались за счет дальнейшего роста поборов с деревни, особенно с индивидуальных крестьянских хозяйств, госпоставок, расширения экспорта зерна, лесопродуктов, продажи водки. В ход пошли национальные ценности, началась распродажа на мировом рынке картин, реликвий из музеев. Такими способами удавалось наращивать капиталовложения в промышленность, доведя их до 45% от национального дохода на 1932 г., и поддерживать высокие темпы. Ободренный этим Сталин похвалялся, что мы, дескать, еще более "сверхиндустриалисты", чем "левые".
Между тем среди части сталинской номенклатуры, прежде всего хозяйственных руководителей, возникли опасения, стали раздаваться призывы к более умеренной и осторожной политике, к более разумному планированию. Однако они встретили резкое осуждение со стороны Сталина и его сторонников в ЦК ВКП(б), о чем свидетельствует разгром так называемой "группы Сырцова — Ломинадзе" в конце 1930 г. Тем не менее тревожные симптомы в экономике продолжали нарастать.
Крах наступил во второй половине 1931 г., хотя признаки его наступления отмечались и ранее. Страна погрузилась в состояние экономического и социального хаоса. Размеры новых капиталовложений резко упали, снизилась их отдача. Если в 1929 г. промышленный рост составил 23,7%, то в 1931 г. — только 5%, да и то в значительной степени иллюзорный, достигнутый за счет так называемого "освоения средств". Наблюдалось их фактическое распыление по многочисленным стройкам. Нарядно-карточная система распределения и снабжения вела к тому, что повсеместно обнаруживались дефициты: кирпича, цемента, стекла и т. д. Невыполнение планов вызывало цепную реакцию задержек по всем отраслям народного хозяйства. Сложилась система приоритетов и очередности, которая распространялась на несколько ударных объектов, такие как Кузнецкстрой или Магнитострой, которые служили эталоном для всей страны. Однако нехватка ресурсов и система приоритетов вызвали острые конфликты между отраслями и предприятиями. Армии снабженцев-"толкачей" ринулись в Москву выбивать средства и ресурсы, которых катастрофически не хватало. Недостаток средств не удавалось преодолеть за счет расширения экспортно-импортных операций. Они натолкнулись на последствия мирового экономического кризиса. Цены на хлеб на мировом рынке резко упали. Увеличение вывоза зерна не давало ожидаемого эффекта, поэтому, если в 1931 г. было экспортировано около 5 млн. т зерна, то в 1932 г. — всего лишь 1,7 млн. т. Основным источником валютных поступлений был вывоз древесины. Отсюда — нацеленность на расширение лесозаготовок, сыгравшая не последнюю роль в географии ГУЛАГовских лагерей, колоний и спецпоселений, сеть которых стала опутывать страну.
"Виновники" трудностей
Экономические трудности списывались на происки "вредителей", "саботажников", к числу которых относились "старые" или "буржуазные" специалисты. Их призывы реально смотреть на вещи трактовались как саботаж политики "социалистического наступления". Им же вменялись в вину все срывы и провалы на производстве. В 1930 — начале 1931 г. состоялись многочисленные судебные процессы (над специалистами ВСНХ, над членами Крестьянской трудовой партии, над членами меньшевистского Союзного бюро и др.). Большинство из них происходило за закрытыми дверями, однако имели место и "открытые" процессы, сфабрикованные совместно ОГПУ и судебными органами. В процессе над Промпартией обвиняемые "сознались" в создании крупной подпольной организации, состоящей из 2 тыс. специалистов, цель которой якобы состояла в ведении по заданию иностранных разведок подрывной деятельности в народном хозяйстве СССР. На многих предприятиях начались увольнения и аресты специалистов. Например, шахты Донбасса в этот период лишились более половины управленческих кадров. Кризис на транспорте привел к тому, что в первой половине 1931 г. было "разоблачено" 4,5 тыс. "саботажников".
За годы "социалистического наступления", в период первых двух пятилеток, из деревни в город перешли около 12 млн. человек. История еще не ведала миграций такого масштаба. Численность только рабочих, занятых на стройках, предприятиях и т. п. увеличилась на 8 млн. человек. Основной поток мигрантов приходится на первую пятилетку и связан с проведением сплошной коллективизации и "политики ликвидации кулачества как класса". Официально она была принята только на XVI съезде ВКП(б), созванном в конце июня 1930 г., но фактически проводилась с конца 1929 г. по прямым указаниям Сталина и его окружения, и кажется, что большинство "перегибов", связанных с нею, имели место еще до ее формального принятия. "Кулаки" и "подкулачники", якобы мешающие строить социализм, также рассматривались как виновники трудностей.
"Раскулачивание"
Процессу "раскулачивания" подлежали три категории крестьян: 1) так называемый "контрреволюционный кулацкий актив", подлежащий аресту и заключению с высылкой членов их семей; 2) "крупные кулаки, агитировавшие против колхозов", которые подлежали выселению вместе с семьями в другие, как правило северные, районы страны ("ликвидация кулаков в даль"); 3) "остальные кулаки", подлежащие переселению в пределах той же местности. Критерии раскулачивания были весьма неопределенными, что позволяло местным работникам толковать их "вкривь и вкось". Доподлинно известно, что крестьяне-промысловики попадали в категорию кулаков. Таким образом, "раскулачивание" наносило деревне двойной удар: и по ее земледельческому хозяйству, и по мелкой деревенской промышленности, служившей важным подспорьем в жизни сельского населения. В остальном "раскулачивание" происходило совершенно произвольно и зависело от ряда субъективных факторов: от служебного рвения местного начальства и "деревенского актива", от степени социальной напряженности в деревне, постоянно тлеющих внутри нее конфликтов, взаимного сведения счетов, доносов и пр.
Общее количество ликвидированных "кулацких хозяйств", по сведениям историков, измеряется цифрой 1,1 миллиона. Если сравнить ее с данными о социальной структуре страны накануне массовой коллективизации, то видно, что она уже существенно превышает долю зажиточных крестьянских хозяйств. Количество выселенных в 1929—1931 гг. семей составило 381 тыс., насчитывавших в общей сложности 1,8 млн. человек.
Эшелоны и обозы с раскулаченными, сопровождаемые работниками ОГПУ, двигались по всей стране, направляясь на Север, на Урал, в Сибирь. К ним присоединялись семьи священников, "бывших помещиков", отдельных представителей сельской интеллигенции и других "чуждых" и "враждебных" элементов. За каждой из таких "отправок" стояла личная и семейная трагедия. Наряду со спецпоселениями быстро увеличивалось число заключенных в тюрьмах и лагерях.
Но приведенная цифра еще не дает полного представления о социальных катаклизмах, связанных с массовой коллективизацией. Дело в том, что "раскулачивание" — лишь одна сторона этого процесса. Как уже говорилось, крестьянство в массе своей было настроено против коллективизации, оказывая ей активное противодействие в форме восстаний и бунтов, о чем свидетельствуют систематические отчеты органов ОГПУ, но больше — пассивное, которое коснулось всех слоев сельского населения и выразилось в форме "бегства из деревни" и других неуправляемых процессов. Немало было крестьян, которые просто бросали свое хозяйство и уходили на стройки и в города, не желая вступать в колхозы. Их причисляли к категории "самораскулачившихся". Среди них оказывались не только зажиточные, но и "бедняки", и "середняки", не приемлющие колхозный строй. Среди жалоб на "перегибы" в период сплошной коллективизации, поступавших в различные органы, неоднократно фигурирует письмо бедняка Белоцерковского, которого, как он пишет, "загнали в колхоз как кота". Иной раз чуть ли не всей деревней "мужики шли в пролетариат зачисляться", особенно если вблизи нее находился очередной "котлован". "Великий исход" из деревни приобрел невиданные масштабы. Многие стройки в то время напоминали таборы кочевников-цыган.
"Головокружение от успехов"
Между тем нажим на крестьян и силовые формы колхозного строительства стремительно нарастали. Если на 1 января 1930 г. было коллективизировано 20% хозяйств, то к 1 марта (всего лишь за два месяца) эта цифра увеличилась почти в три раза и составила 58,6%. Плач и стон стояли по всей стране. Раскулачивание, массовый забой скота, изъятие имущества, нередко переходящее в заурядный грабеж, выселение под дулами винтовок и многие другие трагические события были типичной картиной той поры.
Сопротивление крестьян коллективизации встревожило руководство. В начале марта 1930 г. в "Правде" появилась статья Сталина "Головокружение от успехов", в которой автор, говоря о "перегибах в колхозном движении", свалил вину за них целиком на местные органы. На деле же вся кампания была инициирована сверху, а активисты на местах, плохо представляя себе, что такое колхозы и зачем они нужны, только и ждали, когда до них дойдет очередная директива.
Статья Сталина была встречена неоднозначно, обескуражила местных работников, многие из которых как виновные в "перегибах" были в духе времени подвергнуты репрессиям. Как утверждал один из них, "статью писал не Сталин, а кулак".
О масштабах насильственной коллективизации говорит тот факт, что после выхода статьи процент коллективизированных хозяйств снизился до 21. Советская историография утверждала, что после исправления "перегибов" коллективизация вошла в нормальное русло. Однако дальнейшие события показывают, что это далеко не так. С осени 1930 г. все пошло по-прежнему. К 1 июля 1931 г. доля коллективизированных хозяйств снова поднялась до 58%. О пассивном сопротивлении крестьян колхозам говорит тот факт, что именно в тот 1931 г. более 4 млн. людей покинули деревню и перебрались в город.
Насаждение колхозного строя
Появился ряд новых факторов, заставлявших крестьян, которые оставались в деревне, примириться с колхозами. По уставу сельскохозяйственной артели ее собственность представляла собой неделимые фонды, не подлежащие раздаче. Вернуть обратно "свое" было крайне трудно, зачастую это было совсем не то, что раньше. Земля выделялась другая, плохая, и где-нибудь подальше от колхозных полей. Горемыки, вышедшие из колхозов, потерявшие скот, инвентарь, вынуждены были или идти обратно, или уходить из деревни. К тому же на индивидуальные крестьянские хозяйства постоянно усиливался налоговый пресс в виде "твердых заданий". В колхозах же было разрешено вести личное приусадебное хозяйство, иметь корову, мелкий скот и птицу. Так что в последующие годы проценты коллективизации стали быстро расти. А чтобы отъезд крестьян, не желавших работать в коллективных хозяйствах, не обезлюдил деревню, в декабре 1932 г. была введена система выдачи паспортов, которые можно было получить только с согласия правления колхоза.
Бегство из деревни
Тем не менее несмотря на этот барьер отток жителей из деревни продолжался. Для этого использовались разные способы, формировавшие своеобразные "каналы" социальных перемещений в советском обществе. Одним из них стал оргнабор: вербовка рабочей силы в колхозах на стройки, на сезонные работы, на лесозаготовки и т. п. специальными уполномоченными, которым колхозное начальство не имело права чинить препятствия. Другим "каналом" стало продолжение учебы в средних школах, в школах ФЗО, в техникумах и вузах. Это давало установку на продолжение образования как реальную возможность избежать колхозной участи. Следующим "каналом", ставшим особенно широким в последующие годы, стала служба в рядах Красной Армии, после которой мало кто возвращался в колхоз. Существовали и промежуточные формы, в частности, работа в МТС, откуда механизаторы могли перейти на завод. Таким образом, через эти "каналы" из деревни происходил отток наиболее активной, дееспособной и молодой части населения.
Вследствие притока новых кадров быстро менялся социальный облик рабочего класса. Заводские цеха заполнялись выходцами из деревни, не знавшими производства, не имевшими рабочих навыков. Вырванные из привычной обстановки, неустроенные, они походили на растение "перекати-поле". Они без конца странствовали по стране в поисках лучшей жизни, порождая огромную текучесть кадров на предприятиях. Самыми привлекательными пунктами назначения были Москва и Ленинград, куда устремлялись многие деревенские жители. Это привело к неуправляемому росту этих городов, обострению в них жилищных, транспортных и других проблем, конфликтам между горожанами и выходцами из села. Не случайно именно в Москве и Ленинграде были в первую очередь введены ограничения на приток новых жителей. Несмотря на это, люди все же находили способы "устраиваться" и закрепляться в них.
Адаптация новых рабочих к современному производству была исключительно болезненным процессом. Случаи пьянства, отлынивания от дела, порчи станков и оборудования, производственного травматизма, и без того типичные для рабочей среды, с приходом новых кадров стали более частыми. Эти явления обычно объяснялись в те годы происками кулацких элементов, сознательно препятствующих строительству социализма со всеми вытекающими отсюда мероприятиями.
Попытки преодоления кризисных явлений
Катастрофические последствия первых лет "социалистического наступления", хаос и беспорядок в стране требовали от сталинского руководства предпринять какие-то шаги. Первые симптомы изменения политики можно проследить в выступлении Сталина перед хозяйственными руководителями 23 июня 1931 г. Сказывалось влияние наиболее прагматично настроенной части партийно-хозяйственной номенклатуры. Сталин говорил теперь о необходимости организованного набора рабочей силы в колхозах, ликвидации текучести, уравниловки, улучшении бытовых условий, правильной расстановки кадров, внедрении хозрасчета. Наряду с призывом создавать новую рабочую интеллигенцию, Сталин осудил травлю специалистов старой школы. Руководство осознало, что гонения на них в условиях нехватки квалифицированных кадров только усугубляют трудности на производстве. Специалистов сначала под присмотром органов ОГПУ стали возвращать на прежние места, потом было объявлено о "прощении" ряда лиц, связанных с "вредителями" ввиду их готовности работать на благо социализма. Были отменены некоторые ограничения, установленные ранее по социальному признаку, введены дифференцированные ставки оплаты труда, осуждалась уравниловка. Зарплата ставилась в зависимость от непрерывного производственного стажа. Был приторможен процесс выдвиженчества, поскольку многие специалисты-практики не оправдали возложенных на них ожиданий и своими действиями только подрывали авторитет руководства. Предпринимались шаги для укрепления дисциплины на производстве. В сентябре 1932 г. были введены трудовые книжки, в которых отражались все трудовые перемещения, становившиеся объектом внимательного изучения со стороны отделов кадров. На предприятиях вводилась сдельщина, т. е. оплата труда, размеры которой зависели от количества произведенной продукции. Неявка на работу по закону от 15 ноября 1932 г. была чревата увольнением с производства, лишением продовольственных карточек и выселением с занимаемой жилплощади. С конца года началось введение системы паспортов и прописки (декабрь 1932 г.), одной из задач которой была борьба с текучестью кадров. Таким образом, большинство предпринимаемых мер лежало в русле усиления административного режима и расширению карательных функциий, мало способствующих реальному преодолению трудностей, число которых продолжало расти.
Голод 1932 г. и его причины
Проведение насильственной коллективизации сильно отразилось на результатах сельскохозяйственного производства. По официальным данным в 1930 г. (год, исключительно благоприятный по погодным условиям) было собрано 84 млн. т зерна, в 1931 г. — 70 млн. т, в 1932 г. — 67 млн. т, в 1933 г. — 68 млн. т. Цифры вроде бы и немалые, хотя и на порядок ниже, чем в годы нэпа, однако им есть основания не доверять из-за возросших масштабов потерь сельскохозяйственной продукции в колхозах и организационной неразберихи в период сбора урожая. На этом фоне важно сопоставить их с данными государственных хлебозаготовок, которые возросли за тот же период с 23 до 27 млн. т. Они означают, что для внутреннего потребления селян продуктов оставалось все меньше и меньше. Хлеб зачастую, минуя колхозные амбары, шел на государственные хлебозаготовительные пункты.
Больше всего от коллективизации пострадало животноводство вследствие массового забоя скота при вступлении крестьян в колхозы. Число голов крупного рогатого скота сократилось с 60 млн. в 1928 г. до 33 млн. в 1932 г., лошадей — с 32 до 15 млн., свиней — с 22 до 9 млн., овец — с 97 до 33 млн. и т. д. Если бы не запретительные меры со стороны государства на забой скота, его убыль, наверное, была бы еще выше.
В итоге коллективизации усилились пауперизация и обнищание деревни. Чтобы прокормиться, сельские жители были вынуждены рыскать повсюду. Появились так называемые "парикмахеры", т. е. лица, выстригавшие колоски на колхозных полях, участились случаи воровства и хищений колхозного имущества. Появление техники на колхозных полях, пока еще довольно немногочисленной, тоже породило немало проблем. Из-за низкого качества она быстро выходила из строя, слабой была ремонтная база МТС, да и квалификация кадров оставляла желать лучшего. Частые поломки нередко рассматривались как акты вредительства и саботажа. В связи с этими явлениями в августе 1932 г. был принят закон об охране социалистической собственности, предполагавший поистине драконовские наказания за хищения и порчу государственного имущества вплоть до 10 лет заключения и даже расстрела.
1932 год не был неурожайным, наблюдалось лишь некоторое снижение сбора зерновых вследствие неблагоприятных погодных условий. В ряде районов выполнить намеченный план хлебозаготовок не удалось. Это вызвало неистовый гнев руководства и прежде всего Сталина ввиду явно обозначившихся трудностей в снабжении городов и наращивании внешней торговли. Для проведения хлебозаготовок были созданы чрезвычайные комиссии, которые выгребли, что называется, "под метелку" зерно в колхозных амбарах, включая семенные фонды, в таких хлебных районах, как Украина, Северный Кавказ, Поволжье. Впервые в истории страны в отсутствие неурожая разразился голод. До поры до времени его обстоятельства тщательно скрывались и циркулировали на уровне слухов. Сегодня же его описание можно прочесть во многих источниках и в литературе. Число погибших от голода оценивается по-разному: от 3 до 10 млн. человек. Ближе к истине, учитывая страсть к преувеличениям и разоблачительный пафос авторов, находится первая цифра, которая, кстати, подтверждается демографическими расчетами. Однако и в этом случае масштабы голода выглядят катастрофическими. Трагедия состояла в том, что официально голод в стране не признавался. Толпы людей, заполнявших вокзалы, словно призраки, скитавшиеся в поисках пропитания и подаяния, считались париями общества, кулаками, которые, как сообщалось в печати, "в целях борьбы с Советской властью нарочно голодали и умирали назло ей". Все же в порядке успокоения общественного мнения было расстреляно 10 руководителей Наркомзема якобы за организацию голода в стране.
Итоги первой пятилетки
Зима 1932/33 г. была одной из самых тяжелых в истории 1930-х годов. Как раз наступило время подведения итогов первой пятилетки. По большинству показателей она была провалена, в том числе и по отраслям тяжелой индустрии. Ее контрольные цифры были достигнуты только к концу 1930-х годов. Несмотря на огромные капиталовложения в промышленность, отдача от них оказалась значительно меньшей, чем ожидалось. Производительность труда рабочих в 1932 г. была ниже на 8%, чем в 1928 г. Объем сельскохозяйственного производства составлял только 73% от 1928 г., а животноводческой продукции — 47%. В сельском хозяйстве наблюдался упадок производительных сил. Производство тракторов и комбайнов не компенсировало убыли рабочего скота и оказалось очередной иллюзией "социалистического преобразования деревни".
Между тем реальное положение дел в народном хозяйстве тщательно скрывалось. Пресса на все лады трубила лишь о замечательных успехах, якобы достигнутых в результате пятилетки. Чтобы воспрепятствовать распространению правды о действительных ее итогах, руководство разослало всем ведомствам и учреждениям на местах телеграмму о том, чтобы не публиковать в печати никаких цифр, помимо официальных данных Госплана СССР. С этого времени становится очень трудно судить о реально протекавших в обществе процессах. Редко публикуемые официальные итоги были сфальсифицированы и рапортовали только о "выдающихся достижениях СССР на фронте социалистического строительства".
Рост общественного недовольства
Тем не менее полностью заглушить голос правды не удавалось. Многочисленные источники того времени, которые хранятся в архивах, свидетельствуют о нарастании общественного недовольства, выражаемого в тысячах писем, жалоб, обращений в различные органы. Условия жизни в деревне и в городе по сравнению с нэпом резко ухудшились. Большая часть писем с мест в различные инстанции говорит об обострении продовольственных затруднений, лишениях, нарастании дефицитов, об отвратительном питании в рабочих столовых, о безобразиях, творившихся в очередях. Нормы карточного снабжения, установленные для различных категорий населения, не удовлетворялись. Для "отоваривания" карточек не хватало продуктов. На этой почве нередко были случаи злоупотреблений и коррупции. Поступали сообщения о разгроме магазинов, кооперативных лавок, "бабьих бунтах". Характерной чертой этого времени стало возникновение своеобразной ностальгии по нэпу. Вот, например, типичная частушка:
Вставай, Ленин, вставай, дедка,
Замучила нас пятилетка!
Ленин встал, взмахнул руками:
"Что ж поделать с дураками!"
Можно отметить некоторое усиление оппозиционных настроений внутри ВКП(б). Об этом свидетельствуют письма коммунистов в руководящие органы партии. О том же говорит, например, дело М. Рютина и его сторонников из числа так называемых "марксистов-ленинцев". Рютин от лица недовольных распространил документ, в котором вина за многие негативные явления в стране возлагалась непосредственно на Сталина и ставился вопрос о необходимости его смещения с поста генсека. Примерно те же мысли выражала арестованная органами ОГПУ группа руководящих работников советского аппарата ("группа Смирнова — Толмачева — Эйсмонта").
Положение в партии
Вместе с тем численность партии за годы первой пятилетки вследствие массовых кампаний по приему увеличилась более чем вдвое и достигла в 1932 г. 3,7 млн. членов. ВКП(б) все более утрачивала черты политической партии, превращаясь в аморфную организацию, встроенную в государственный организм. Фактически всеми делами в партии заправляли примерно 30 тыс. работников партийного аппарата различных уровней: от ЦК до освобожденных партийных секретарей на местах.
На рост недовольства и оппозиционных настроений в партии и обществе сталинское руководство отвечало усилением репрессий и чисток, которые становились практически перманентным явлением в жизни советского общества. Вслед за Генеральной чисткой партии 1929 г. последовали чистки различных советских учреждений, продолжавшиеся вплоть до 1932 г., в которых на первый план постепенно выходят новые социальные и политические мотивы. Если раньше активную роль при проведении чисток играли партийные собрания или присланные с производства рабочие бригады, то в дальнейшем усиливается роль аппаратных методов чисток и органов ОГПУ (заполнение всевозможных анкет, сбор "компромата", проверка фактов и т. п.).
Быт, культура, идеология
С началом "социалистического наступления" существенные изменения претерпевают бытовая и духовные стороны в жизни общества в соответствии со складывающейся новой расстановкой социальных и политических сил. В этот период им свойственны крайние формы радикализма и экстремизма, поиски и эксперименты в духе провозглашаемых новых социалистических ценностей. Отвергались прежние формы быта под флагом критики обывательщины, мещанского образа жизни и существования, агрессивно насаждались коллективистские начала, велась атака на такие традиционные общественные понятия, как любовь, семья, брак, воспитание детей, времяпрепровождение, досуг и т. д. Однако в борьбе этих весьма противоречивых тенденций, в столкновении нового и старого, начинают вырисовываться черты советского образа жизни и новой "социалистической" культуры, продиктованные идеологическими установками правящей элиты.
Идеология "социалистического наступления" характеризовалась дальнейшим свертыванием многообразия процессов духовной жизни, присущих 1920-м годам, и утверждением монополизма, вождизма и культового сознания. Рассчитанная на восприятие "широких масс трудящихся" идеология схематизируется и примитивизируется. Под нее приспосабливаются и догматизируются отдельные положения марксизма, а роль главного и единственного их интерпретатора закрепляется за Сталиным. В этой связи следует обратить внимание на то, как Сталин преподносил свои мысли и идеи. Рубленные, близкие к афоризмам, прямолинейные и не допускающие двусмысленности, блуждания в "потемках" противоречий фразы были присущи текстам его речей и сочинений. Они легко усваивались и воспринимались в качестве руководящих установок и ориентиров в общественной жизни. Сталинские положения отличались удивительным догматизмом, абсолютной нетерпимостью ко всяким "отклонениям" и "теоретическим рассуждениям". Они облекались в официально принятые партийные и государственные решения, которые были обязаны выполнять не только члены партии, но и беспартийные под страхом оказаться в числе противников советской власти и "врагов народа".
Примитивность и догматизм идеологии сочетались с претензией на универсализм. "Социалистическое наступление" отмечено атакой буквально на все области научного творчества. Сталин, подчеркивая свою верность марксизму, избрал тактику обвинения в отходе от него своих политических противников, наклеивая на них ярлыки "троцкистов", "зиновьевцев", "бухаринцев" и т. д., которые становились поводом для политических преследований. Образующийся после дискредитации других соратников Ленина вакуум заполнялся личностью Сталина. С именами "двух вождей" олицетворялись история большевизма, Октябрьская революция, победа в гражданской войне. С именем Сталина связывалось воплощение "заветов Ленина" и построение социализма.
Для утверждения этих представлений в начале 1930-х годов проводились инициированные самим Сталиным кампании критики и переосмысления состояния философии, политэкономии, истории. Результатом их стали осуждение "рубинщины", "деборинщины" (т. е. якобы враждебных направлений в экономической и философской науке, названных по имени ученых, их возглавлявших), исторической школы М.Н. Покровского. Разворачивалась "неустанная работа по искоренению враждебных взглядов и теорий" и утверждению одного авторитета во всех областях — товарища Сталина.
Литература, искусство, кино в период "социалистического наступления" переживают процесс организационной и идейной унификации. Единственно верными и разрешенными были объявлены только те направления, которые "вписывались" в новую идеологию и концепцию социалистического строительства. На этой основе в апреле 1932 г. ЦК ВКП(б) принял постановление о перестройке литературно-художественных организаций. В нем отмечалось, что рамки прежних объединений создавали "опасность превращения этих организаций из средства наибольшей мобилизации советских писателей и художников вокруг задач социалистического строительства в средство культивирования кружковой замкнутости, отрыва от политических задач современности..." В соответствии с постановлением создавались союзы писателей, художников, композиторов, архитекторов, объединявшие творческих работников. Каждый из этих союзов представлял собой бюрократическую организацию, поставленную под строгий контроль партийных органов. Творческие союзы возглавлялись секретариатами, состоявшими из специально подобранных людей, лояльных по отношению к власти и поставленных в привилегированное положение. Творческие работники, не входившие или исключенные из союзов, превращались в "изгоев" общества.
Единственно приемлемым творческим методом был провозглашен так называемый "социалистический реализм". В его основе лежало стремление превратить деятелей литературы и искусства в апологетов строящегося социалистического общества. Критериями оценки произведений становились непременное наличие жизнеутверждающего оптимизма, трудового пафоса, веры в "завтрашний день". Теоретически принцип социалистического реализма допускал разнообразие приемов художественного творчества, однако большинство произведений, созданных в традициях этого жанра, признанных в тот период эталонными, проникнуты духом вульгарной политизации, классовой вражды и ненависти. Отношение к ним не может быть однозначным. Многие из них были созданы действительно талантливыми людьми и оказывали огромное воздействие на общество, формируя в нем новые идеалы, интересы, потребности, стандарты и стереотипы поведения людей. Сколь бы далеко ни отстояли эти произведения от исторической правды, они все равно остаются своеобразными памятниками и символами эпохи.
Дополнительным штрихом к утверждению основ новой идеологии и культуры стало ужесточение деятельности цензурных органов: Главлита, Главискусства и Главреперткома. Основное их назначение — идеологический контроль за деятельностью издательств, редакций газет и журналов, творческих организаций, над проведением выставок, конкурсов, выпуском кинофильмов, репертуаром театров и т. п. Практически прекратилась закупка иностранных кинолент. В этот период проводились частые "чистки" библиотек, легло на полки спецхранов огромное число научных трудов, художественных и публицистических произведений, не укладывавшихся в новую систему ценностей.