Лукьянчиков Максим Александрович концепция исторического развития в наследии русских и европейских основателей цивилизационного подхода специальность 07. 00. 02. Отечественная история автореферат диссертации

Вид материалаАвтореферат диссертации

Содержание


1. Общая характеристика работы.
2. Содержание работы.
Подобный материал:

На правах рукописи.


Емельянов-Лукьянчиков Максим Александрович


КОНЦЕПЦИЯ ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ В НАСЛЕДИИ РУССКИХ И ЕВРОПЕЙСКИХ ОСНОВАТЕЛЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ПОДХОДА


Специальность 07.00.02. – Отечественная история


Автореферат диссертации

на соискание ученой степени кандидата исторических наук


Москва – 2006


Работа выполнена на кафедре Отечественной истории исторического факультета Московского го­родского педагогического университета.


Научный руководитель: кандидат исторических наук, профессор Корнилов Валентин Алексеевич.


Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Перевезенцев Сергей Вячеславович;

кандидат исторических наук, доцент Репников Александр Витальевич.


Ведущая организация – Дипломатическая академия Министерства иностранных дел РФ


Защита диссертации состоится 13 июня в 15 час. на заседании диссертационного совета Д 850.007.01 при Московском городском педагогическом университете по адресу: Москва, 2-й Сельскохо­зяйственный проезд, д. 4, ауд. 128.


С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке Московского городского педагогического университета.


Автореферат разослан 10 мая.


Ученый секретарь диссертационного Совета - кандидат исторических наук, профессор Корнилов Ва­лентин Алексеевич


1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ.

Актуальность темы. В настоящее время, трактовка понятия «цивилизационный подход» в исследова­тельской литературе весьма широка. Это побуждает к тому, чтобы остановится на вопросе: по каким признакам можно объединять разных мыслителей в одно научное направление. Для этого целесообразно обращение к принципу различения естественной и искусственной систематизации Н. Я. Данилевского. Многие исследователи создают именно искусственные классификации, основанные на одной - двух чертах, характеризующих мировоззрение того или иного мыслителя. В частности, так называемые «циклизм» и «органицизм», будучи представлены как самодостаточные признаки, приводят к включению в одни и те же списки представителей несовместимых друг с другом миро­воззрений: именно на их основе представите­ли самых разных традиций и взглядов зачастую становятся «предшественни­ками» и «родоначальниками» цивилизационного подхода.

Естественная система классификации, принимающая во внимание как можно большее число признаков, позволяет говорить о наличии четырех основоположников цивилизационного подхода. Это русские мыслители – Константин Николаевич Леонтьев (1831-1891) и Николай Яковлевич Данилевский (1822 – 1885), и европейцы – Освальд Арнольд Шпенглер (1880 - 1936) и Арнольд Джозеф Тойнби (1889-1975), теоретические и конкретно-исторические взгляды которых наиболее родственны среди взглядов множества других мыслителей и ученых.

Мыслителем, не только открывшим, но и последовательно обосновавшим существование отдельных исторических типов был Н. Я. Данилевский, имя которого, несмотря на значительный интерес исследователей к его наследию, тем не менее, пока не может быть названо общепризнанным в качестве принадлежащего основателю цивилизационного подхода. По­добное положение вещей предвидел Ф. М. Достоевский, который в 1869 году писал, что «Россия и Европа» Да­нилевского – это «будущая настольная книга всех русских» 1, и К. Н. Бестужев-Рюмин, убежденный в том, что это «одна из тех книг, значение и смысл которых уясняется временем», так как ци­вилизационнному подходу «суждено, вероятно, занять преобладающее место в философии истории»2. Книга Да­нилевского «Россия и Европа», как это давно осознали некоторые представители европейской историографии, действительно явилась новым словом в исторической науке, в том числе в методологии истории 3. Как признал известный немецкий исследователь В. Шубарт, Данилевский на полвека предвосхитил «Закат Европы» Шпенглера 4.

Еще реже, чем имя Данилевского в качестве основателя цивилизационного подхода называется имя его младшего современника - К. Н. Леонтьева, по отношению к которому известны такие восторженные определения, как принадлежащие авторству графа Л. Н. Толстого («Леонтьев стоял головой выше всех русских философов» 5) и П. Б. Струве («самый острый ум, рожденный русской культурой в XIX веке» 6), а также некото­рым современным исследователям (итальянский историк Э. Гаспарини включил его имя в число семи са­мых выдающихся русских мыслителей и писателей, поставив наравне с А. С. Пушкиным, М. Ю. Лермонтовым, Н. В. Гоголем, Ф. М. Достоевским и Л. Н. Толстым и А. П. Чеховым 7, историософ священник Александр Шум­ский уверен в том, что Леонтьев, вместе с Достоевским, «возглавляет иерархию русских мыслителей» 8). Все эти оценки не в последнюю очередь, являются следствием масштаба дарования Леонтьева, который не только состоялся как историк, систематик и методолог 9, неоднократно демонстрировавший «знание логики и приемов ве­дения дискуссии» 10, но и обосновал свою теорию триединого процесса развития (как и многие другие идеи) уже в конце 1850-х – начале 1860-х гг., – независимо от концепции Данилевского, создававшейся в 1865-1868 гг. Это важно отметить, так как уже в работе Леонтьева «С Дуная» (1868-1869) содержится ядро того цивилизационного подхода, который значительной части современной историографии представля­ется чуть ли не как заимствованный из «России и Европы» Данилевского 11.

По совокупности взглядов (что, конечно, не означает - тождественности), рядом с Ле­онтьевым и Данилевским поставить некого: не только в истории России до XIX века включительно (отсутствие предшественников и соработников), но и в современной русской мысли (отсутствие содержательно-схожих равновеликих последователей). Как подчеркивает современный исследователь В.Гусев, Н. Я. Данилевскому и К. Н. Леонтьеву принадлежит «отдельное положение» в науке, - «прежде всего благодаря высокой степени методологической универсальности выдвинутых ими теорий культурно-исторических типов и этапов развития» 12. Именно об этом, в поэтической форме писал О. Мандельштам, говоря, что Леонтьев «более других был склонен орудовать глыбами времени. Он чувствует столетия, как погоду, и покрикивает на них» 13.

Точно такими же универсальными и неповторимыми мыслителями стали два представи­теля европейской цивилизации - Освальд Шпенглер и Арнольд Тойнби.

На поразительный параллелизм 14 идей Данилевского и Шпенглера сразу же после выхода в свет «За­ката Европы» обратили внимание многие исследователи. Первый том фундаментального труда Шпенглера вы­шел в 1918 году, а уже в 1920 г. был издан сокращенный перевод «России и Европы» на немецкий язык: рос­сийская и западная критика тотчас же заметили поразительное сходство двух книг 15. Еще более порази­тельное родство обнаруживается при методичном сравнении идей Шпенглера с идеями Леонтьева: не­обходимо констатировать столь значительную перекличку идей, взглядов, стиля и даже отдельных фраз, что В. В. Афанасьев делает вывод: для того, «чтобы полнее понять Шпенглера, следует ознакомиться с точкой зрения Леонтьева, стиль которого отличается большей отточенностью и меткостью формулировок» 16.

Что касается Тойнби, до его заслуга относительно развития содержания цивилизационного подхода, в частности, заключалась в том, что он на значительно более богатом историческом материале подтвердил перечень цивили­заций, составленный его предшественниками – Данилевским и Шпенглером 17, а при анализе исторического разви­тия, обобщив историю всех известных цивилизаций, подробно обосновал теорию развития своих предше­ственников, в первую очередь Леонтьева 18.

Таким образом, актуальность настоящего исследования является следствием очевидной необходимости сравнительного изучения взглядов всех четырех основателей цивилизационного подхода на исторический процесс, - посред­ством системного анализа и, одновременно, синтеза основных положений их наследия.

Состояние научной разработки темы исследования.

Вся русская и европейская историография темы закономерным образом делится на четыре периода, ве­хами для определения которых являются события исторического развития России и Европы XIX-XXI веков. Так, первый период, начавшись в конце 1860-х - 1870-е годы (с первыми откликами на фундаментальные труды Данилевского и Леонтьева), закончился в связи с революционными событиями 1917 года в России и Герма­нии. Второй период охватывает время с 1917 по 1945 годы, которое, при всем отличии советского политиче­ского режима и реалий Третьего Рейха, характеризуется схожими явлениями в историографии. Затем, Вторая Мировая война пролагает границу между вторым периодом и третьим, который оканчивается в 1991 году - вме­сте с Холодной войной. Наконец, современный период продолжается с 1991 года по настоящее время.

Уже в первый период в дискуссию о значении ле­онтьевского наследия включились многие известные представители русской мысли: А. Белый, Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Д. С. Мережковский, П. Н. Милюков, Е. Поселянин, В. В. Розанов, Вл.С. Соловьёв, В. В. Страхов, Л. А. Тихоми­ров, С. Н. Трубецкой, П. Флоренский, С. Л.  Франк. Однако, можно констатировать, что на данном этапе наследие мыслителя не столько изучалось, сколько додумывалось, и тем самым искажалось: авторы посвященных ему работ, «цепляясь за слова, приписывали Леонтьеву то, чего у него не было и в помине, и по-детски (а иногда мошеннически) сочи­няли своего собственного Леонтьева, склеивая в одно фантастическое целое его парадоксы, не умея понять (или стараясь не понять) мыслей, в них костюмированных» 19. С этим суждением начала XX века согласны многие современные исследова­тели (например, С.В. Хатунцев), что говорит в пользу того, что Леонтьев и его современники жили в одно время, но в разных «мирах», почти на разных континентах мировоззрения: «образ Леонтьева не укладывался в прокрустово ложе схем и четких формул» 20.


В отличие от Леонтьева, Данилевский был практически незамечен русским обществом: «лишь немногие из современников оценили книгу [«Россия и Европа»] по достоинству» 21. Этими немногими стали сам Леонтьев, В.В. Розанов, а также К.Н. Бестужев-Рюмин и Н. Н. Страхов, которым принадлежит значительная заслуга в раскрытии значения трудов ученого. На этом фоне редкие сравнения наследия Леонтьева и Данилев­ского были эпизодическими.

В Европе того времени Леонтьева практически не знали, а Данилевского заметили в основном разгоряченные жаром «национальной» борьбы славяне 22, по мнению которых Россия была «обязана» использовать свой исторический по­тенциал для того, чтобы освободить славян. Этот подход в значительной мере нивелировал ценность европей­ской историографии рассматриваемого периода.

Второй период. Советская историография до начала 1930-х годов представляет некоторое число заинтересованных отзывов на наследие Леонтьева, Данилевского и ставшего на пороге революции (первый том «Заката Европы» вышел в 1918 г.) Шпенглера, но вторая поло­вина тридцатых годов приносит обвинения в «обскурантизме», «мракобесии» и «реак­ции». Подобная оценка, - с зарождением фашизма в Италии и нацизма в Германии соседствующая с обвине­ниями в «махровом национализме», - характерна для работ Б. Быховского, С. Вольфсона, А.  Деборина-Иоффе, В. Ермилова, Н. Мещерякова, Ф. Перельмана, М. Покровского, И. Разумовского. После их работ в отношении Леонтьева наступает молчание, о наследии Шпенглера пишут не иначе как о «философии германского фашизма», а имя Данилевского называется лишь периодически (в связи с изучением славянофильства и движения петрашевцев)

Между тем, в Германии сложилась очень схожая ситуация с восприятием наследия Шпенглера: вначале ответы на «Закат Европы», а затем на последующие работы немца посыпались как из «рога изобилия», но с приходом к власти Гитлера, отношение к Шпенглеру резко меняется: некоторые работы, - посвященные жесткой и недобросовестной критике его трудов с нацистских позиций, - все же выходят, однако, их гораздо меньше, чем в донацистский период.

Кроме того, в Европе развивается историография русской эмиграции, в работах представителей которой (Н. А. Бердяев, священник Сергий Булгаков, Георгий Иванов) продолжается тенденциозная оценка взглядов Леонтьева и Данилевского (лишь немногие авторы, - такие как П. Б. Струве 23, оказались объективны). Подобное положение вещей характерно и для более поздней историографии русской эмиграции: вновь и вновь повторялись устоявшиеся штампы: Н. Лосский, как будто дублируя П. Н. Милюкова, писал о «дегенеративной форме славянофильства» 24. Фактологически весьма ценной, но методологически спорной является фундаментальный труд Ю. Иваска, автор которой значительно обесценил свой труд тем, что поставил фигуру Леонтьева в обрамление ми­фов о Нарциссе и Алкивиаде 25.

Как в России (работы Н. А. Бердяева и других авторов сборника «Освальд Шпенглер и закат Европы» 26), так и в Европе 27 этого периода появился ряд работ, которые закладывали основы сравнительного изучения трудов Леонтьева, Данилевского и возникшего на пороге революции О. Шпенглера, однако их число было незначительно, а идеологическая наполнен­ность практически сводила «на нет» их научную ценность. В целом, интерес к Леон­тьеву, Данилевскому и Шпенглеру был буквально задавлен революционными изменениями в России и Европе.

Переходя к освещению третьего периода историографии, надо отметить, что в 1960-1980 годы появляется гораздо более значительное число работ, посвященных Леонтьеву, Данилевскому, Шпенглеру и ставшему широко известным незадолго до начала Второй Мировой войны Тойнби.

Однако, в 1950-1960 годы их наследие (особенно, труды отечественных основателей цивилизационного подхода) продолжало ассоциироваться с обра­зом врага 28. Даже положительно настроенные исследователи часто оговаривались: вот в этом, этом и этом рассматриваемый автор позитивен, но в остальном – враг «прогрессивных» ценностей, недоросший до «истинного» понимания исторического процесса. Вместе с тем, происходила трансформация от чисто кри­тических работ 1950-60 годов до более объективных и позитивно настроенных работ 1970-80 годов. Так, авторы «Социологической мысли в России», и авторы посвященных Данилевскому диссертаций – историк А. А. Захаров и философ С. И. Бажов, писали, что «типология культуры» Данилевского «идейно повто­рена О. Шпенглером и отчасти А. Тойнби» 29. Появилась явная тенденция перехода к сравнительному изучению наследия основателей цивилизационного подхода, что несмотря на категоричность оценок, уже весьма позитивно 30. Критикуя так называемую «концепцию локальных цивилизаций» Шпенглера, Данилевского и Тойнби (Леонтьев редко упоминался в этой связи – например, С.С.Аверинцевым), советские авторы постепенно выходили на качественной иной уровень изучения их трудов, при котором даже с точки зрения линейно-стадиального подхода невозможно не увидеть позитивных черт в работах рассматриваемых авторов.

В 1940-1970 годы на Западе появляется целый ряд работ, как специально посвященных Леонтьеву и Данилевскому, так и, в той или иной мере, касающихся их наследия 31, сополагаемого с взглядами Шпенглера (как последователя). Но, в большинстве из них, ак­цент делается не столько на научной мысли, сколько на чисто политической, интерпретация которой у некоторых авто­ров доходит до абсурда 32. В качестве положительного явления западной историографии этого периода можно назвать вклад П.Сорокина, который в целом ряде работ сравнивает идеи Данилевского с мировоззрением Шпенглера и Тойнби 33.

Нельзя не отметить, что в конце 1950 - начале 1970 годов в Германии и Европе, в целом, наблюдается всплеск интереса к наследию Шпенглера, имя которого ассоциируется с безоговорочной антинацистской позицией мыслителя и «прогностическими достоинствами его философии в вопросах глобального развития» 34. Неудивительно, по­этому, что большая часть работ посвящена его политической историософии.

Пожалуй, наименее политизированной в этот период, следует признать историографию, посвященную Тойнби, причем с годами наблюдалась некоторая тенденция к преобладанию критических работ (например, против цивилизационного подхода, - и в лице Тойнби и в лице Шпенглера, - активно выступал представитель школы «Анналов» Л. Февр 35). Для понимания характера этих работ важно отметить, что, например, весьма спорные представления Тойнби о христианстве часто расценивались позитивно, поэтому далеко не всегда можно согласиться не только с критикой его идей, но и с их апологией.

Таким образом, в отношении данного периода историографии можно говорить о значительном, но фрагментарном прорыве в области изучения как наследия основателей цивилизационного подхода, так и связей между их взглядами: изучение и сравнение происходили на базе произвольно выделенных, оторванных от системы взглядов сужде­ний, в первую очередь, политического характера.

Четвертый период. При рассмотрении современной историографии, можно констатировать, что, начиная с конца 1980-х годов, и особенно с 1991 года интерес к Леонтьеву и Данилевскому настолько вырос, что можно говорить о сравнении работ за последние пятна­дцать лет с работами всех предыдущих периодов леонтьевской историографии. Начинается «леонтьевский ре­нессанс» 36: появляется серьезная и устойчивая историографическая традиция, возникают талантливые, объективные и столь актуальные еще с последней четверти XIX века монографии, посвященные Леонтьеву 37. В рас­сматриваемый период, взгляды мыслителей сравниваются с мировоззрением самых разных деятелей XIX-XX ве­ков, среди которых и О. Шпенглер 38, к которому, правда, современные российские исследователи испытывают гораздо менее значительный интерес, чем к его отечественным коллегам. Признаками некоторого движения в этой области, являются плодотворные попытки описания жизни и творчества Шпенглера 39, освещение его взглядов на судьбы России.

Несколько более насыщенной, чем историография, посвященная Шпенглеру, можно назвать отечественную историографию, посвященную наследию Тойнби, которое, как это не парадоксально, будучи справедливо позиционируемо как принадлежащее цивилизационному подходу, тем не менее, редко сополагается с наследием Леонтьева, Данилевского и Шпенглера. Можно констатировать, что оперирование неко­торыми терминами Тойнби (такими как «вызовы») стало весьма распространенным, ссылки на него присутствуют в необозримом количестве работ; плодотворное изучение английским историком русской истории не могло не вызвать интереса к соответствующим работам историка 40.

Работ европейских авторов, посвященных основателям цивилизационного подхода весьма мало, и такое положение вещей находится в русле общего падения ин­тереса западных исследователей к цивилизационному подходу: «тихий интерес» 41 проявляется к Данилевскому 42, Шпенглеру 43 и А. Д. Тойнби 44: как справедливо отмечает О. Воробьева, отечественный интерес к наследию Тойнби, который значи­тельно вырос во второй половине 1980 – 1990 годах, «сопровождается почти полным ее забвением на Западе» (за исключением США, где, например, сравниваются его взгляды на племенизм с воззрениями Шпенглера 45).

Исследование наследия Леонтьева в современной европейской историографии представлено хотя и скромно, но разнообразно. Например, изучаются его взгляды на христианство 46. Исследователей продолжает волновать взгляд Леонтьева на «Восточ­ный», славянский, и «евразийский» вопросы, причем весьма показательно, что интерес к этим темам распро­странился на Японию 47. Наследие нашего соотечественника изучается в Университете Майами (США); в Вестфальском Вильгельм-Университете в Мюнстере (Германия); на отделении истории Факультета философии и литературы университета Буэнос-Айреса (Аргентина). Если в рассмотренной работе не раз упоминается Данилев­ский, то в некоторых статьях периодических изданий (например, у Витторио Страда, в итальянской га­зете «Corriere della sera» 48), имена обоих русских мыслителей сополагаются со Шпенглером. Между тем, в совре­менных западных оценках леонтьевского наследия продолжают присутствовать и недоброкачественные, весьма близкие к наследию Холодной войны оценки.

Таким образом, на современном этапе развития отечественной историографии (на фоне падения инте­реса в Европе), посвященной наследию основателей цивилизационного подхода, произошел качественный ска­чок в положительную сторону.

Подведем итоги историографического обзора. Конкретно-исторические события и господствующие идеологии последней четверти XIX – XX веков наложили неизгладимый отпечаток на рассмотренную историо­графию: ее взлеты и падения в значительной мере повторяют направление трансформации русской и европей­ской истории. К сожалению, даже на современном этапе развития историографии цивилизационного подхода, наследие его основателей часто противопоставляется по «партийному», а то и по «классовому» признаку. По справедливому замечанию О. А. Сергеевой, именно политические взгляды Данилевского, Шпенглера и Тойнби зачастую мешают анализировать их наследие в совокупности 49.

Вместе с тем, обзор показывает, что в обширном море работ наличествуют весьма значительные тен­денции и достижения. Труды основателей этого подхода, будучи не поняты и искажаемы при жизни их авторов 50, даже в самые трудные исторические отрезки все же обретали объективных исследователей и заинтересован­ных последователей. Ныне значительная часть составляющих мировоззрения Леонтьева, Данилевского, Шпенглера и Тойнби, в той или иной мере, освещена историками, философами, культурологами, социологами, литературоведами, религиоведами, политологами, публицистами.

Однако, чаще всего каждая часть наследия конкретного основателя цивилизационного подхода рас­сматривалась по отдельности, и весьма редко в одном и том же труде проводился совокупный анализ феномена цивилизации. В том случае если это происходило, то анализировались взгляды какого-то одного мыслителя, иногда двух, или даже трех (чем дальше друг от друга во времени находятся годы жизни конкрет­ных основателей цивилизационного подхода, тем реже их имена сополагаются друг с другом: Данилевский и Шпенглер – часто, Леонтьев и Тойнби – редко). Поэтому, при всей многочисленности монографий, диссертаций и статей, за всю почти столетнюю ис­торию историографии цивилизационного подхода 51, не появилось ни одной работы, в которой бы изучалась сово­купность взглядов всех четырех основателей цивилизационного подхода на ключевой вопрос этого под­хода – из чего состоит цивилизация, и как она развивается во времени, - не только нет работ, изучающих этот вопрос на конкретно-историческом материале, но и работ, освещающих его в теории.

Объектом исследования являются теоретические и конкретно-исторические основы цивилизационного подхода в русской и европейской науке.

Предметом исследования являются взгляды основателей цивилизационного подхода, - К. Н. Леонтьева, Н. Я. Данилевского, О. А. Шпенглера и А. Д. Тойнби, - на содержание феномена цивилизации, и на основные признаки ее исторического развития, освещаемые, преимущественно на материале русской истории.

Таким образом, концепция исторического развития цивилизаций в наследии русских и европейских основателей цивилизационного подхода исследуется в двух измерениях: первое предполагает выявление того, что развивается (например, русская цивилизация в совокупности ее составляющих), а второе – выяснение того, как развивается (посредством зарождения, расцвета и упадка, стимулируемых вызовами времени и соседних исторических типов).

Хронологические рамки исследования охватывают историю существования русской и европейской цивилизаций вплоть до конца XIX века. Это вызвано обращением К. Н. Леонтьева, Н. Я. Данилевского, О. А. Шпенглера и А. Д. Тойнби к соответствующему конкретно-историческому материалу, призванному продемонстрировать основные положения цивилизационного подхода. Обозначение крайней хронологической границы целесообразно в связи с годами жизни Данилевского (1822 – 1885) и Леонтьева (1831-1891).

Территориальные рамки исследования включают в себя границы русской и европейской цивилиза­ций. Это является следствием того, что основатели цивилизационного подхода, с одной стороны, - представи­тели этих цивилизаций, а с другой стороны, - для иллюстрации своих теоретических воззрений наиболее часто оперируют конкретно-историческими примерами из истории России и Европы.

Целью настоящего исследования является раскрытие - на основе наследия основателей цивилизационного подхода К. Н. Леонтьева, Н. Я. Данилевского, О. А. Шпенглера и А. Д. Тойнби, и на материале русской истории, - содержания феномена цивилизации и сущности процесса исторического развития цивилизаций.

Из цели проистекают задачи исследования:

- раскрыть общие черты между мировоззрением основателей цивилизационного подхода и русской и европейской традицией;

- дать определение феномена цивилизации и раскрыть его структуру;

- показать значимость религии в жизни цивилизаций;

- обнаружить роль государства в существовании цивилизаций;

- раскрыть периодизацию, признаки и суть исторического развития цивилизаций;

- показать значительную перспективность сравнительного изучения трудов основоположников цивилизационного подхода.

Источники, употребленные для написания данного исследования можно разделить на три основ­ных типа.

К первому типу относятся книги Священного Писания, использование кото­рых обусловлено постоянным апеллированием рассматриваемых авторов к библейским текстам. И ветхозаветные, и новозаветные книги представляют собой бесценный источник для раскрытия цитат и аллюзий основателей цивилизационного подхода. Многие места из исторических книг Священного Писания используются в качестве конкретно-исторических примеров, послуживших формированию взглядов рассматриваемых авторов.

Особенно надо выделить второй тип источников: это архивные материалы из фондов 10 (семья Акса­ковых), 290 (К. Н. Леонтьев), 1496 (Н. А. Бердяев) и 2980 (литературовед С. Н. Дурылин) Российского государ­ственного архива литературы и искусства (РГАЛИ), впервые вводимые в научный оборот. Наиболее значитель­ный интерес представляет значительное число записей на полях и отметок в тексте, сделанных Леонтьевым на полях книги Н. Я. Данилевского «Россия и Европа» (СПб., 1888). Значение этого источника трудно переоценить, так как исследователю, задавшемуся целью сравнительного анализа трудов разных мыслителей, весьма редко приходится рассчитывать на то, что полученные выводы удастся сравнить с собственно­ручными пометами и записями одного из мыслителей, наследие которого изучается, сделанными на книге дру­гого изучаемого автора (и без какой бы то ни было оглядки на цензуру). Вышесказанное относится и к анало­гичным маргиналиям, оставленным Леонтьевым на страницах книги В.С. Соловьева «Великий спор и христианская политика» (М., 1883), использование которых важно в связи с активной включенностью Соловь­ева в спор вокруг судеб России.

Кроме того, используется ряд писем Леонтьева: графу Н. П. Игнатьеву (государственный деятель, генерал от инфантерии, во время переписки с Леонтьевым - русский посол в Константинополе, в 1881 -1882 гг. - министр государственных имуществ и министр внутренних дел), Губастову К. А. (после смерти Леонтьева - генеральный консул в Вене, посланник в Ватикане и Белграде, автор нескольких работ по истории русской ди­пломатии), иеромонаху Оптиной пустыни Клименту (в миру: Константин Карлович Зедергольм – духовный пи­сатель, друг и наставник Леонтьева) и племяннице М. В. Леонтьевой (одна из главных хранительниц наследия и памяти Леонтьева в последней четверти –XIX – первой четверти XX века). Эти письма среди многих повсе­дневных забот Леонтьева вскрывают четкие и емкие характеристики его личности, способствующие понима­нию его наследия. Далее, употребляется письмо О. Шпенглера Н.А. Бердяеву, и ответ послед­него (1923 г.) 52, которые в концентрированном виде демонстрируют взаимный интерес русской и немецкой мысли, тем более, что Николай Александрович, не называя имен, ссылается в своем письме и на Леонтьева и на Данилевского. И, наконец, письмо Н. Я. Данилевского И. С. Аксакову (написано между 1877 и 1885 г.) – цен­ный источник для понимания положения Данилевского в русском обществе последней четверти XIX века 53.

Третий тип источников – опубликованные труды основателей цивилизационного подхода. Помимо на­званных архивных работ, наследие К. Н. Леонтьева представлено в настоящем исследовании тридцатью ше­стью наименованиями, которые являют собой центральную часть научных и публицистических работ Леонть­ева 54, и освещают как теоретические, так и конкретно-исторические вопросы исторического развития России и мира.

Фундаментальная книга Н. Я. Данилевского «Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо – Романскому» - первое в истории монографическое исследование, обосновывающее исходные положения цивилизационного подхода. Кроме нее, в той или иной степени, исполь­зуются и другие работы Н. Я. Данилевского: «Владимир Соловьев о православии и католицизме», «Нескольких слов по поводу конституционных вожделений нашей «либеральной прессы», «Происхождение нашего нигилизма. По поводу статьи: "Этюды господствующего ми­ровоззрения"», «Россия и Франко - германская война», а также «Показания» Данилевского по делу петрашев­цев.

Что касается трудов О. А. Шпенглера, то в силу объективно всегда весьма сложного процесса воспри­ятия текста, принадлежащего перу иноязычного автора, применяется пять различных переводов его фун­даментального произведения «Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории» (в двух томах): это позво­ляет снять значительную часть того, что можно назвать субъективным восприятием переводчика. Кроме того, используются такие концептуальные работы Шпенглера как практически неизвестная русскоязычному исследователю «Годы решений. Германия и всемирно - историческое развитие», а также «Прусская идея и социализм» и «Два лика России и германская восточная проблема».

Тот же подход применяется в отношении работ А. Д. Тойнби: фундаментальная выборка из 12-томного «Постижения истории» сополагается с изложением этого труда, сделанным в 1947-1957 годах Д. Ч. Сомервеллом. Последнее издание ценно тем, что оно было отредактировано самим Тойнби, выказывавшим свое восхищение трудом Сомервелла. Кроме того, используются такие значительные работы Тойнби как «Мир и Запад» и «Цивилизация перед судом истории». В целом работы Тойнби, как и труды Леонтьева, Данилевского и Шпенглера охватывают все стороны исторического бытия, включая теорию цивилизационного подхода и рефлексию русской истории.

Методологической основой исследования является совокупность принципов историзма, научной объективности, логического анализа и методов: системно-структурного, сравнительно-исторического и меж­дисциплинарного.

Системно-структурный метод в нашем исследовании понимается как такой подход к изучению истори­ческого развития, при котором принимается во внимание совокупность всех цивилизационых составляющих (религии, государства и культуры) в их взаимодействии, что позволяет уйти от абсолютизации роли какой-либо одной стороны этого процесса. Междисциплинарный метод используется в силу того, что цивилизацион­ный подход находится на стыке целого ряда наук. Сравнительно-исторический метод подразумевает рассмотрение фе­номена цивилизации как в отношении его внутренних структурных связей (религии и го­сударства), так и в отношении внешних связей со схожими и родственными об­разованиями (разных цивилизаций друг с другом). В нашем случае это две цивилизации - Россия и Европа, с преимущественной акцентуацией на истории русской цивилизации.

Научная новизна исследования определяется содержанием основных положений, выводов работы, представляющей собой первый опыт комплексного анализа наследия основателей цивилизационного подхода – К. Н. Леонтьева, Н. Я. Данилевского, О. А. Шпенглера и А. Д. Тойнби, - в совокупности их религиозных и го­сударственных взглядов, как теоретического, так и конкретно-исторического характера. При этом, в научный оборот вводится ряд новых архивных источников.

Теоретическая и прикладная значимость исследования являются следствием систематического из­ложения ключевых положений теории цивилизационного подхода: это позволяет предполагать востребован­ность результатов данного исследования представителями исторической науки, исследователями, представ­ляющими философию, политологию, культурологию, социологию, а также, в целом, небезучастными к своей истории гражданами.

Апробация работы. Материалы диссертации были представлены на V Всероссийской выставке Научно-технического творчества молодежи (29 июня - 3 июля 2005 г., Всероссийский выставочный центр) в качестве визуального проекта (стенд с графиками, схемами и фотографиями). Проект носил название «Столкновение цивилизаций. «Культурная война» в концепции исторического развития России Константина Леонтьева», и был отмечен Благодарственным письмом Международной кафедры-сети ЮНЕСКО и Федерального агентства по образованию, и дипломом Правительства Москвы.

Кроме того, материалы диссертации нашли отражение в ряде публикаций и докладов. Доклад «Человек и война» в системе взглядов русского мыслителя ХIХ столетия К. Н. Леонтьева» был заслушан на третьем заседа­нии общероссийского «круглого стола» «Военно-историческая антропология: актуальные проблемы изучения» (Москва, 27-28 ноября 2002 г., Институт Российской истории РАН); доклад «Исторические взгляды К. Н. Леонтьева и О. А. Шпенглера в системе естественной классификации цивилизационного под­хода» представлен на заседании семинара «Русская философия», посвященном 175-летию со дня рождения Ле­онтьева, и состоявшемся 24 февраля 2006 г. (Библиотека-фонд А. И. Солженицына «Русское зарубежье»); тема исследования и основные его положения неодно­кратно обсуждались на заседаниях кафедры Отечественной истории Московского городского педагогического университета.

Структура работы определяется целью, задачами и методологией данного исследования, и включает в себя Введение, четыре главы, Заключение, списки источников, литературы и принятых сокращений.

2. СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Во Введении к диссертационному исследованию обосновывается актуальность изучения выбранной темы, на широкой отечественной и зарубежной ис­ториографической базе выявляется состояние научной разработки темы исследования, определяются хроноло­гические и территориальные рамки, объект и предмет исследования, формулируются цель и за­дачи; характеризуется источниковая и методологическая база, научная новизна, теоретическая и прикладная значимость исследования; дается информация об апробации данного исследования и структуре работы.

Глава 1 «Цивилизационный подход и традиции мировых цивилизаций» посвящена изучению генезиса цивилизационного подхода в России и Европе и выявлению основопола­гающих представлений цивилизационного подхода об историческом процессе.

Появление цивилизационного подхода в России в XIX веке (Леонтьев и Данилевский) предшествовало аналогичному явлению в Европе в XX веке (Шпенглер и Тойнби). Цивилизационный подход возникал в каче­стве традиционного ответа интеллектуальной элиты обеих цивилизаций на упрощенное понимание историче­ского процесса как единого прогрессирующего развития на базе Европы: на смену пониманию Запада как цен­тра прогрессивного «человечества», которому противостоит отсталый «Восток» пришел тезис о множественно­сти самобытных исторических миров, число которых на протяжении истории составило не менее полутора де­сятков цивилизаций.

Согласно рассмотренным авторам, прафеномен цивилизации является наибольшей категорией истори­ческого процесса, методологически сводимой к совокупности трех составляющих – религии, государства и культуры. Автор диссертационного исследования пришел к выводу об органичности такого подхода относительно христианской традиции: это от­носится к представлению о дискретности исторических типов как явлении, которое предохраняет мир от ги­бельной для исторического развития унификации. Представления основателей цивилизационного подхода о трехсоставности цивилизации, с одной стороны, являются развитием христианской традиции, а с другой сто­роны, отражают реальную структуру исторического бытия, которая запечатлена и в наследии многих других ис­торических типов (например, индийского, греческого и римского).

Глава 2 «Религиозная составляющая цивилизации, ее роль в истории России и Европы» посвящена совокупному рассмотрению взгля­дов основателей цивилизационного подхода на роль религиозной составляющей, - посредством анализа на не­скольких уровнях.

На первом уровне анализа, теоретическом, наблюдается согласие всех четырех основателей цивилизационного подхода относительно роли религии, которая позиционируется в качестве ключевой составляющей цивилизации: её значимость заключается в духовном стимулировании и, одновре­менно, сдерживании конкретно-исторического развития каждой цивилизации в рамках присущего той или иной религии содержания. На втором уровне, конкретно-историческом, прослеживается представление цивилизационного подхода о том, что подобная роль религии характерна и для таких цивилизаций, как Россия и Европа, ибо их становление и развитие завязано на хри­стианской составляющей (роль которой на разных этапах исторического развития менялась).

И, наконец, на личностном уровне анализа следует отметить разную степень включенности рассматриваемых мыс­лителей в религиозную жизнь своих цивилизаций. С точки зрения вероисповедания, соответствие религиозных взглядов Леонтьева и Данилевского ортодоксальному христианству не вызывает никаких сомнений, то­гда как о мировоззрении Шпенглера и Тойнби этого сказать нельзя. С другой стороны, цивилизационные по­строения не только русских, но и европейских мыслителей, энциклопедически фундированы в отношении их знаний об истории религий и генетически родственны христианской историософии. Это – следствие происхождения мыслителей из христианских исторических типов. Поэтому, тезис об агностицизме у Шпенглера и Тойнби не противоречит ранее произведенному выводу о том, что их цивилизационные доктрины представляют традиционное мировоззрение. Такая двоякость их наследия, равно как и дискуссии вокруг рели­гиозных взглядов Леонтьева и Данилевского – следствие духовных исканий русского и европейского общества.

Глава 3 «Государственная форма русской цивилизации» посвящена роли государственности, диа­лектика отношений которой с цивилизацией показывает, что изучение истории целесообразно через призму ци­вилизации в целом, а не посредством лишь государственной ее составляющей.

Государственная теория цивилизационного подхода (представленного взглядами Леонтьева, Данилевского и Шпенглера) заключается в соположении вертикальной иерархично­сти и горизонтальной дифференциации. Социальные страты общества позиционируются как представленность в государстве всех трех составляющих цивилизации, разность служения которых предопределяет четкость границ между стратами. Этому не противоречит естественность перехода между ними.

Подобные представления о государстве тяготеют к идеальному развитию, вместе с тем, рассматриваемые ав­торы всегда обращали пристальное внимание, как на исторические примеры, так и на современные им государ­ственные реалии. На конкретно-историческом уровне анализа их взглядов выявляется представление о том, что генезис рус­ской монархии и сословного строя подтверждает вышеприведенные теоретические построения: зарождение, становление, развитие и расцвет русской государственности (в рамках самодержавия) происходили параллельно со складыванием сословий (как вида социальной страфикации), и были освещены идеалом духовно-государственной симфонии, а также представлением о соборности русской нации. То же самое можно сказать и о европейской концепции трех сословий, до XVI века имевшей место, на­пример, во Франции. Это позволяло русскому православию нести функцию национального одухотворения, го­сударству – материального охранения, а культуре – расти и приобретать самобытный вид, (подобное положение вещей стало разрушаться лишь в XVII веке – с приходом новых идей и иных приоритетов). В качестве ответа на вызовы времени у основателей цивилизационного подхода (например, у Леонтьева), сложились само­бытные программы, призванные способствовать, с одной стороны, охранению традиционных идеалов, а с дру­гой стороны, - дальнейшему развитию России и Европы (при этом, значительное внимание уделялось эконо­мике).

При изучении личной причастности основателей цивилизационного подхода к государственной службе, отмечается выдающийся масштаб личностей: Леонтьев, проявил себя как талантливый дипломат, внесший собственную лепту в налаживание отношений России с православным «Востоком»; Данилевский, окончив государственную службу в чине тайного советника, реально повлиял на русскую политику в области освоения Крайнего Севера и на финансовую политику И.А. Вышнеградского; Шпенглер остался в истории не только одним из флагманов консервативной политики постверсальской Германии, но и единственным в «Третьем Рейхе» автором, последовательно выступавшим с критикой нацизма; Тойнби более тридцати лет был основным британским аналитиком по вопросам международных отношений, и принял участие в обеих Париж­ских мирных конференциях.

Глава 4 «Феномен исторического развития и генезис русской цивилизации» посвящена прояснению сути исторического развития, которое определено как восхождение от простейшего к сложнейшему, посредством постепенной индивидуали­зации, дифференциации и обретения единства в многообразии. Процесс развития необратим и конечен, а по­тому важно знать о трех периодах этого явления (которые, в свою очередь, делятся на такты): первичной про­стоты, цветущей сложности и вторичного смесительного упрощения.

Конкретно-историческая иллюстрация теории развития вновь продемонстрировала представление цивилизационного подхода о глубокой взаимо­связи между религией и государством: татаро-монгольское иго воспринималось русской нацией как «горнило» духовного очищения (разновидность «вызовов» Тойнби), и способствовало активизации, сохранению и укреп­лению русской цивилизационной жизни. Несмотря на значительный урон русской цивилизации, оно в значительной мере стимулировало оформление и ге­незис русской государственности.

Если названные исторические реалии были сугубо традиционными ответами России на исторические вызовы, то петровские реформы уже несли в себе двойственный характер, что стало следствием утраты Россией значительной части традиционных ценностей. Очевидно, что события имперского периода истории русской ци­вилизации, привели, с одной стороны, к беспрецедентному государствен­ному возвышению, но с другой стороны к внушительным потерям в области духовной и культурной жизни рус­ской нации. Этот период сделал Россию «расколотой страной». Следствием первого признака подобной поли­тики стала возможность сохранения и приумножения отдельных национально-самобытных качеств русской жизни, последствием второго признака – крушение Российской империи и изменение всего уклада цивилизаци­онной жизни.

Что касается личностного уровня анализа, то приведенный материал показал, что, несмотря на извест­ную меру сторонних влияний (например, влияния славянофилов на Леонтьева), приход каждого из основателей цивилизационного подхода к собственным циви­лизационным построениям был самостоятельным, и потому уникален (это верно в отношении всех рассматри­ваемых авторов).

Заключение. В качестве центрального положения цивилизационного подхода к его изучению было выявлено пред­ставление о трехсоставности цивилизации, последовательно проходящей через три стадии исторического раз­вития. При этом, органический метод оказывается не более чем методом аналогии: цивилизация развивается не в силу некой принадлежности к органическому миру, но в силу принадлежности к миру историческому, неотде­лимому от понятия времени. Следствием этого является понимание, что всякая цивилизация ограничена во времени. Вклад Леонтьева и Шпенглера в историческую хронологию ставит человека каждой ныне существующей цивилиза­ции перед лицом значительной ответственности и уводит от утопического сознания исторической действи­тельности как бесконечной и неизменно прогрессирующей.

На основе анализа наследия основателей цивилизационного подхода характеризуются основные признаки каждого из периодов, при этом, наибольшее внимание уделено третьему, в котором, по мнению рас­сматриваемых мыслителей, в настоящее время находятся Россия и Европа. Его признаками являются упроще­ние (приводит к диссонансу религиозного, государственного и культурного элементов) и смешение (утрата гармоничного разделения цивилизационых служений) цивилизации. Примером упрощения может служить сведение слож­ного феномена цивилизационного развития лишь к экономике или технике: такая гиперболизированная часть цивилизации сама по себе развивается весьма бурно, но это именно развитие недуга, тогда как в целом части цивилизации упрощаются, а затем и смешива­ются.

Смешение характеризует не только внутрицивилизационное, но и межцивилизационное взаимодействие: если сотрудничество исторических типов является неизбежным следствием контактов между цивилизациями, то воздействие в период распада чаще всего оборачивается утратой национальной идентично­сти. Через стремление к унификации и стандартизации мир теряет великое разнообразие жизни, достигнутое трудами многих поколений и цивилизаций, а потому цивилизационным подходом акцентируется внимание на пагубности попыток одной цивилизации приобрести характерные черты другой цивилизации.

Автор диссертационного исследования пришел к выводу, что анализ генезиса взглядов основателей цивилизационного подхода целесообразно, в первую очередь, вести в направлении изучения синхронного развития России и Европы. При таком подходе возникает понимание того, что зарождение данного под­хода было закономерно. Его появление в России оказалось следствием саморефлексии общественной мысли, а также результатом конкретно-исторических реалий русской истории, с XVIII века разделенной между двумя векторами развития - европейским и русским. Шпенглер и Тойнби наследовали русским мыслителям, отвечая на проблемы, присущие их собственной, европейской, цивилизации. Но так как Россия и Европа находились на одном и том же, позднем, этапе исторического развития, взгляды русских и европейских основателей цивилизационного подхода оказались удивительно схожими.


  1. Список публикаций по теме исследования:
  1. Концепция «племенизма» К. Н. Леонтьева в цивилизационной историософии XIX-XX веков. // Вопросы истории. 2004, № 9. С. 120-132. (1, 26 п. л.)
  2. «Proteia Antropolatria». Диагноз болезни от Константина Леонтьева. // Вестник Московского городского педагогического университета. 2005. № 1. С. 125-141 (1, 50 п. л.)
  3. Леонтьев и Шпенглер. / К. Н. Леонтьев. Учитель смелости. «Круглый стол» журнала «Москва». // Москва. Журнал русской культуры. 2006. № 1. С. 198-202 (0, 34 п. л.)
  4. Столкновение цивилизаций. «Культурная война» в концепции исторического развития России Константина Леонтьева. // Сборник материалов Всероссийской выставки научно-технического творчества молодежи НТТМ – 2005. М., 2005. С. 77-79 (0, 16 п. л.)




1 Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 тт. Т. XXIX. Кн. 1. Л., 1986. С. 30.

2 Бестужев – Рюмин К. Н. Николай Яковлевич Данилевский. Известия Санкт-петербургского Славянского благотворительного общества. 1885. № 10. С. 458.

3 Балуев Б. П. Споры о судьбах России: Н. Я. Данилевский и его книга «Россия и Европа». М., 1999. С. 70.

4 Шубарт В. Европа и душа Востока. М., 2003. С. 247.

5 Маковицкий Д.П. Яснополянские записки. // Литературное наследство. Т. 90: В 4 кн. У Толстого (1904–1910). Кн. 1 (1904–1905). М., 1979. С. 352.

6 Струве П. Б. Константин Леонтьев. // К.Н. Леонтьев: Pro et contra. Антология: В 2 кн. Кн. 2: Личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей после 1917 г. СПб., 1995. С. 181.

7 См.: Gasparini E. Scrittori russi: Puchkin, Lermontov, Gogol, Dostoevski, Tolstoj, Chechov, Leontiev. Padova, Marsilia, 1966.

8 Александр Шумский, священник. Предел против беспредела. / К. Н. Леонтьев. Учитель смелости. «Круглый стол» журнала «Москва». // Москва. Журнал русской культуры. 2006. № 1. С. 190.

9 Володихин Д. М. «Высокомерный странник». Философия и жизнь Константина Леонтьева. М., 2000. С. 102, 171.

10 Андронов Ю. В., Мячин А. Г., Ширинянц А. А. Русская социально - политическая мысль XIX- нач. XX века. К. Н. Леонтьев. М., 2000. С. 43.

11 С этим, например, согласен С.В. Хатунцев: Хатунцев С. В. Общественно-политические взгляды К. Н. Леонтьева в 50-е - начале 70-х гг. XIX века: Дис. ... канд. ист. наук. Воронеж, 2004. С. 29, 42, 45.

12 Гусев В. А. Русский консерватизм: основные направления и этапы развития. Тверь, 2001. С. 212, 218.

13 Мандельштам О. Собрание сочинений. Т. 2. М., 1966. С. 140, 145.

14 Захаров А. А. Циклические теории всемирно-исторического процесса в русской исторической литературе XIX века. Автореф дис. … канд. ист. наук. Томск, 1987. С. 16.

15 Репников А.В. Консервативная концепция российской государственности. М., 1999. С. 42.

16 Афанасьев В. В. Философия политики О. Шпенглера. М., 1999. С. 15, 16, 17.

17 Леонтьев был согласен со списком Николая Яковлевич, добавив к нему Византию.

18 Учитывая при этом, что он, видимо, не был знаком с его наследием.

19 Никольский Б. В. К характеристике К. Н. Леонтьева. // Памяти К. Н. Леонтьева. 1891 г.: Литературный сборник. СПб., 1911. С. 373.

20 Козырев А. П. Константин Леонтьев в «зеркалах» наследников. // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Антология: В 2 кн. Кн. 1: Личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей 1891-1917 гг. СПб, 1995. С. 432.

21 Балуев Б. П. Споры о судьбах России. Н. Я. Данилевский и его книга «Россия и Европа». Тверь, 2001. С.103.

22 Например: Skupiewski I. I. la doctrine panslaviste d apres N. I. Danilevski. Bucarest. 1890.

23 Струве П. Б. Константин Леонтьев. // К.Н. Леонтьев: Pro et contra. Антология: В 2 кн. Кн. 2: Личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей после 1917 г. СПб., 1995. С. 180-186.

24 Лосский Н. История русской философии. М., 1991.

25 Иваск Ю. П. Константин Леонтьев (1831—1891). Жизнь и творчество. 1961. // К.Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2. С. 429, 439.

26 Освальд Шпенглер и закат Европы: Сб. статей Н.Бердяева, Я. Букшпана, Ф.Степуна и С.Франка. М.: Берег, 1922.

27 Лютер А. Русский предшественник Освальда Шпенглера. Лейпциг, 1921.

28 Ср.: Шацилло К. Ф. Русский либерализм накануне революции 1905-1907 годов. Организации, программы, тактики. М., 1985. С. 31; Очерки истории исторической науки в СССР. Т. II. / Под ред. М. Н. Тихомирова. М., 1960. С. 93.

29 Данилевский Н. Я. // Социологическая мысль в России: Очерки истории немарксистской социологии последней трети XIX- начала XX века. под редакцией Б. А. Чагина. С. 228-244.

30 Маркарян Э. С. О концепции локальных цивилизаций. Ереван, 1962; Чесноков Г. Д. Методологические принципы критики концепции исторических кругов. М., 1973.

31 Hare R. Pioneers of Russian social though. N. Y., 1964; Kohn H. The mind of modern Russia: Historical and political thought of Russia’s great age. New Jersy, 1955; Thaden E. Conservative nationalism in nineteenth century Russia. Seattle, 1964.

32 Например: Mac-Master A. Danilevsky: Russian totalitarian philosopher. Cambridge, Massachusetts, 1967.

33 Sorokin P. A. Social Philosophies of an Age Crisis. Boston, 1950; Sorokin P. A. Sociological Theories of Today. N. Y., L., 1966.

34 Карулина Т. Б. Освальд Шпенглер и немецкая философия истории 1920-30-х годов XX в. Автореф. дис. … канд. филос. наук. М., 1993. С. 5, 22.

35 Февр Л. От Шпенглера к Тойнби. // Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 95-96.

36 Название работы Крестининой Е. в книге: Возвращение в Россию. Историко-философский сборник. М. 1996.

37 Балуев Б.П. Споры о судьбах России: Н.Я. Данилевский и его книга «Россия и Европа». Тверь, 2001; Володихин Д.М. «Высокомерный странник». Философия и жизнь Константина Леонтьева. М., 2000; Долгов К.М. Восхождение на Афон: Жизнь и миросозерцание Леонтьева. М., 1995; Корольков А. А. Пророчества Константина Леонтьева. СПб., 1991; Сивак А.Ф. Константин Леонтьев. Л., 1991.

38 Белов А.В. Культура глазами философов - органицистов. Ростов-на-Дону, 2002; Гагарин А.С. Кризис европоцентризма и судьба России (Культурологические воззрения К.Н. Леонтьева и О. Шпенглера). // Диалог культур. Екатеринбург, 1992. Вып. 1. С. 14 - 37; Емельянов-Лукьянчиков М. Леонтьев и Шпенглер. / К. Н. Леонтьев. Учитель смелости. «Круглый стол» журнала «Москва». // Москва. Журнал русской культуры. 2006. № 1. С. 198-202; Кольцов Б. А. Идея органицизма Н. Я. Данилевского и К. Н. Леонтьева. Автореф. дис. … канд. филос. наук. Саратов, 2003.

39 Афанасьев В.В. Философия политики Освальда Шпенглера. М., 1999; Патрушев А.И. Миры и мифы Освальда Шпенглера (1880-1936). // Новая и новейшая история. М., 1996. № 3. С. 122-144.

40 Например: Каспэ С. Российская цивилизация и идеи А.Дж. Тойнби. // Свободная мысль. М., 1995. № 2. С. 76-83; Янов А. Три лика «русского деспотизма». // Свободная мысль. № 10 М., 1992. С. 53-73.

41 Выражение В. В. Афанасьева (Афанасьев В. В. Философия политики О. Шпенглера. М., 1999. С. 97).

42 Например: Nowak A. Teoria walki cywilizacji Mikolaja Danilewskiego. // Rosja XIX i XX wieku. Olsztyn, 1998. S. 59-76.

43 Farrenkopf J. Prophet of Decline: Spengler on World History and Politics. 2001.

44 Граматиков С. Метафизика на историята. // Философски алтернативи. Г. 5, № 2. София, 1996. С. 69-82; Duara P. The discourse of civilization and pan-Asianism. // Journal of world history. Vol. 12. № 1. Honolulu, 2001. P. 99-130; Farrenkopf J. Weber, Spengler, and the origins, spirit, and development of capitalism. // Comparative civilizations rev. Fall. № 27. Carlisle (PA), 1992. P. 1-30.

45 Duara P. The discourse of civilization and pan-Asianism. // Journal of world history. Vol. 12. № 1. Honolulu, 2001. P. 99-130.

46 Dostoevsky and the Christian Tradition. / Pattison G., Thompson В. O. eds. / Cambridge Studies in Russian Literature. Cambridge, 2001.

47 Абэ Г., Жуков К. А. Интересы России на Балканах: уроки Константина Леонтьева. // Annals of the Japanese Association for Russian and East European Studies. Tokyo, 1996. Vol. 25. P. 107-118. Абэ Г., Жуков К. А. On the roots of Eurasianism: the epilogue of Leo Tolstoy's Anna Karenina and Byzantinism and Slavdom of Konstantin Leontiev. // Studies in Languages and Cultures (University of Tsukuba). 2000. Vol. 52. P. 241-262.

48 См.: Corriere della sera Sabato. 1996. 27 Gennaio.

49 Сергеева О. А. Теоретические модели цивилизационной концепции. Дисс. … докт. филос. наук. Москва, 2002. С. 4, 9, 11.

50 Это относится к Леонтьеву, Данилевскому и Шпенглеру.

51 С того времени как возникла возможность сравнительно-целокупного изучения взглядов Леонтьева, Данилевского и Шпенглера (1918-1922 – выход двухтомника «Закат Европы»), и за более чем полвека после выхода первых томов «Постижения истории» Тойнби.

52 Основная содержательная часть обоих писем опубликована. См.: Емельянов-Лукьянчиков М. Леонтьев и Шпенглер. / К. Н. Леонтьев. Учитель смелости. "Круглый стол" журнала "Москва". // Москва. Журнал русской культуры. 2006. № 1. С. 198-202.

53 Кроме того, в тексте диссертации цитируется глубокое высказывание академика С. Б. Веселовского, полезное для характеристики отношения цивилизационного подхода к родовым традициям русской истории (фонд 620 (С. Б. Веселовский) Архива Российской Академии наук).

54 Также используются некоторые опубликованные письма, автобиографические и художественные произведения.