Путеводитель по "капиталу"

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3

ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО "КАПИТАЛУ"

Читать "Капитал" - дело непростое. Это плохо упорядоченное сочинение, с излишними повторениями, перенасыщенное специальной терминологией. Каждая его страница свидетельствует об одержимости автора аналитическими головоломками и гегелевскими "противоречиями". Если читатель не придет в отчаяние от утомительных подробностей, с которыми обсуждается последовательность аргументов, он будет раздражен снисходительным тоном автора по отношению к своим оппонентам или озадачен рвением, с которым излагаются даже самые абстрактные заявления. И все же "Капитал" не должен вызывать страх у тех, кто в свое время преодолел ''Принципы" Рикардо. Здесь тот же метод рассуждений и все исследование проникнуто допущениями в рикардианском духе. Кроме того, стиль Маркса, по крайней мере в I томе, который он сам подготовил к печати, значительно более эмоционален, чем у Рикардо. Есть трудности с гегелианским жаргоном Маркса, но они преувеличены. Читатель быстро привыкает к стилю, и это напоминает скорее украшение витрин - сам Маркс говорит о "кокетничаньи" со "способами выражения", свойственными Гегелю. К тому же в общий ход рассуждений вносится разнообразие благодаря частому использованию исторического материала, что вовсе не встречается у Рикардо. Читатель практически может последовать собственному совету Маркса, который он дал одному своему другу, и начать чтение не с трудной 1-й главы I тома, а с исторических глав 10, 13-15 и 25-33.

23. Ценность

Глава 1 тома 1 начинается различением между потребительной и меновой ценностью и сразу же формулируется безоговорочный тезис: товары обмениваются в отношении, пропорциональном количеству труда, которое требуется для их производства. Маркс подходит к этой проблеме на манер Аристотеля и задает вопрос: что общего имеют между собой товары, на основании чего их можно было бы приравнивать один к другому для целей обмена? Этот общий элемент должен поддаваться количественному исчислению, в то же время он сам не может иметь меновой ценности, ибо в противном случае он не может ничего объяснить; это должно быть, как говорит Маркс, нечто, что "содержится в ... и в то же время отличается от" меновой ценности товаров и представляет "большее или меньшее количество". Современный читатель может поддаться искушению и заключить отсюда, что это общее свойство есть предельная полезность благ. Но это влечет за собой идею измеримой полезности. По Марксу, "обмен товаров очевидно представляет акт, который характеризуется полным отвлечением от потребительной ценности", и при его толковании понятия "потребительная ценность", а именно как совокупная полезность, несомненно так оно и есть. Подобно Рикардо он допускает как само собой разумеющееся, что "значимость", или "полезность", продукта для человека не находится ни в какой связи с ценой, которую этот человек готов заплатить за него, и что, кроме того, эта "полезность" не поддается количественному исчислению.

24. Общественно необходимый труд

Нигде в 1-й главе Маркс не формулирует тех необходимых условий, при которых отношения конкурентного обмена проявляли бы тенденцию отражать количество труда, овеществленного при производстве товаров, а именно: одинаковая капиталовооруженность во всех отраслях экономики и неизменные издержки производства. Отсутствие каких-либо определений в самом начале изложения трудовой теории ценности как раз и озадачивает читателя. Однако допущение о неизменности затрат в неявной форме уже содержится в концепции "общественно необходимого труда", которую Маркс вводит срезу же после своего "доказательства" трудовой теории ценности. Величина ценности определяется трудозатратами в человеко-часах, требуемых для производства товаров; но интенсивность труда неодинакова на всех отрезках времени как для одного человека, так и у множества людей. Следует ли нам предпочесть в качестве общепринятой единицы рабочего времени трудовые усилия лучшего или худшего работника, первый или последний час рабочего дня? Маркс выбирает "общественно необходимое рабочее время", т. е. "при среднем в данное время уровне умелости и интенсивности труда". Он считает само собой разумеющимся, что каждый работодатель стремится использовать труд с максимальной интенсивностью. В предельном выражении это сводится к тому, что а качестве общепринятой единицы рабочего времени берутся человеко-часы с наименьшей интенсивностью. Единственным условием, при котором эта минимальная интенсивность эквивалентна средней интенсивности труда, является условие постоянства затрат - каждое предприятие работает с оптимальной производительностью, когда средние и предельные издержки совпадают, а средние издержки всех предприятий в рамках отрасли одни и те же. Отсюда следует, что долгосрочная кривая предложения в отрасли горизонтальна, а спрос и, следовательно, полезность на цену не влияют.

Не говоря уже о различиях в интенсивности труда, существует и проблема различий в квалификации труда. В разделе 2 главы 1 Маркс высказывается в пользу того, чтобы рассматривать простой неквалифицированный труд в качестве фундаментальной, создающей ценности единицы, трактуя при этом квалифицированный труд всего лишь как умноженный простой труд. Позднее, в главе 7, он выступает в защиту такого подхода, подкрепляя его тем доводом, что "производство" квалифицированной рабочей силы включает затраты рабочего времени в форме обучения; квалифицированный труд представляет большую ценность по сравнению с неквалифицированным, так как эти "товары" также обмениваются один на другой соответственно числу человеко-часов, требуемых для их производства. Но при этом игнорируется тот факт, что обучение требует времени, а расходы на обучение должны приносить процентный доход в течение всего периода учебы. Различия в заработной плате квалифицированных и неквалифицированных рабочих есть функция величины трудовых затрат, необходимых для производства этих двух видов рабочей силы, а также времени, в течение которого они производятся. Выражаясь иначе, проблема того, что определяет норму прибыли, угрожающе вырастает перед нами как раз в связи с заработной платой. К тому же имеются другие причины различий в заработной плате, кроме различий в затратах на обучение. К примеру, некоторые умения полностью или в значительной мере обусловлены врожденными способностями. Во всем "Капитале" есть только одна ссылка на смитово выравнивание "чистых преимуществ" на рынке труда. В томе III, гл. 8, Маркс показывает, что "прибавочный труд ювелира создает соответственно больше прибавочной ценности, чем прибавочный труд поденного рабочего".

Изучением подобного рода "осложняющих моментов", рассуждает далее Маркс, "можно пренебречь как случайными и несущественными в общем анализе капиталистического производства". Легко понять, почему Маркс игнорирует довод Смита, ибо это подразумевает, что для рабочих не безразличен характер их работы и что профессиональная подготовка при выборе занятий имеет отношение к определению средней ставки заработной платы. Более того, это означало бы, что стандартной единицей труда является единица тягости, а не объективные "затраты человеческого мозга, нервов и мускулов".

Несмотря на сказанное, предположения об однородности труда и данной структуре заработной платы, - а именно к этому сводится вся марксова аргументация, - в полной мере оправданы в качестве первого приближения при объяснении относительных цен. Собственно критика в адрес Маркса заключается не в том, что он сделал вышеназванные допущения, а в том, что он никогда и нигде не отступает от них ради того, чтобы спросить себя, как определяются сами относительные уровни зарплаты. Маркс просто вводит нас в ситуацию, где условия равновесия уже достигнуты, не объясняя, каким образом их удалось достичь или как установить величину "общественно необходимого" труда.

25. Товарный фетишизм

Читатель мало потеряет, пропустив педантичный третий раздел главы 1, в котором чувствуется излишне тяжелый стиль Гегеля. В то же время глава 1, раздела 4, где говорится о "товарном фетишизме", является решающей для понимания отношения Маркса к "буржуазной" политической экономии. Товарный фетишизм трактуется при этом как тенденция к материализации товаров, а именно призыв рассматривать общественные отношения между людьми как отношения между вещами. В одном подстрочном примечании Маркс набрасывается на "вульгарную политэкономию", отличая ее от "классической политической экономии". Вместо того чтобы распознать под поверхностью "реальные" или "конечные определяющие факторы", как этот делали Адам Смит и Рикардо, "вульгарный экономист" имеет дело с поверхностными понятиями спроса и предложения, субъективным отношением экономических агентов к денежным издержкам. В представлении индивидуумов мысленные отношения между товарами приобретают свойства самостоятельно действующих сил, которые регулируют функционирование рынка. На самом же деле эти силы суть не более, чем произведение независимых действий всех индивидуумов, которое сохраняет свою власть, несмотря на цели, преследуемые каждым из экономических агентов в отдельности.

Если, выдвигая свою доктрину товарного фетишизма, Маркс подразумевал именно это, то подобное обвинение с еще большим основанием можно отнести к современной политической экономии, чем к теориям таких "буржуазных экономистов", как Мальтус, Сениор и Милль. И все же названное обвинение, будучи по видимости обоснованным, покоится на элементарном неразличении между поведением, которое определяется состоянием цен с точки зрения индивидуумов, и ценами, которые определяются поведением агентов на рынке. Теория цен начинается с предпринимателей и домашних хозяйств, которые сталкиваются с данными ценами и приспосабливают величину спроса и предложения к собственным "максимизируемым показателям". Суммирование итоговых шкал индивидуального предложения и спроса образует рыночную шкалу, определяющую цены. Индивиды поступают фактически в соответствии со своими убеждениями и фетишистскими представлениями, однако цены, несмотря на это, устанавливаются объективно в результате взаимодействия индивидуальных поступков. Если бы агенты в этом процессе осознавали последствия своих действий, экономическая теория стала бы частью психоанализа. Вся проблема теории совершенной конкуренции заключается в том, чтобы дать анализ совершенно объективного результата чисто субъективных действий и реакций. Нет ничего "поверхностного" в том, чтобы приподнять покров объективной детерминированности с целью распознать "исходную" субъективную мотивацию и убеждения, от которых берет начало весь процесс. В сравнении с ортодоксальной экономической теорией именно марксистская политэкономия кажется наиболее склонной грешить "вульгарностью". Маркс мог бы, конечно возразить, что классовые отношения не находят проявления в ортодоксальной политической экономии и что они-то и составляют "подлинные" элементы определенной экономической ситуации. Но здесь мы имеем дело с обвинением другого рода - группируем ли мы экономический агентов как предпринимателей и домашних хозяев или как рабочих, капиталистов и землевладельцев, все это не имеет ничего общего с феноменом "товарного фетишизма".

Теперь читателю следует обратиться к Предисловию к второму немецкому изданию тома I. В нем Маркс объясняет причины, по которым "научная" буржуазная политическая экономия подошла к своему концу в 1830 г.: "Политическая экономия может оставаться наукой только до тех пор, пока классовая борьба находится в скрытом состоянии или проявляется только изолированно и спорадически". Однако по сути дела десятилетие 1830-х годов представляет кульминационный пункт в развитии классической экономической теории, если иметь в виду остроту дебатов и зарождение новых идей; среди выдающихся работ этого десятилетия можно назвать "Лекции о природе ценности" (1833) Ллойда и "Лекции" (1834) Лонгфилда, на которые Маркс нигде не ссылается, а также "Принципы" Скропа (1833), "Очерк о распределении богатства" Джонса (1831) и "Принципы" Сениора (1836).

26.Теория денег

Главы 2 и 3 тома I, содержат Марксову теорию денег, которую он более подробно рассматривает в своей "Критике политической экономии" (1859). В этих главах не содержится ничего такого, чего нельзя было бы найти уже у Рикардо или Милля. Уравнение обмена четко сформулировано на словах, но количественная теория денег отвергается на том основании, что V и T являются переменными величинами (глава 3, раздел 2Ь). Функция денег как средства накопления ценностей рассматривается под заголовком "Накопление сокровищ" (глава 3, раздел За). Тождество Сэя отвергается (глава 3, раздел 2а) и затем дается живое описание паники из-за ликвидности, которая знаменует начало депрессии (глава 3, раздел ЗЬ). В подстрочном примечании в главе 3, раздел 2с, содержится один из многочисленных уничижительных комментариев в адрес Дж, С. Милля.

27.Прибавочная ценность

В главе 4 и 5 части II перед нами возникает сценическое пространство для разрешения загадки прибавочной ценности. Товарообмен начинается с продажи товара (Т) за деньги (Д), заканчивается куплей товара (Т) за деньги (Д) и обозначается как (Т - Д - Т), тогда как процесс производства начинается с купли и заканчивается продажей (Д - Т - Д). Как происходит, что прибавочная ценность создается в процессе превращения денежного капитала в товары и товаров обратно в деньги? Этого нельзя объяснить тем, что товары покупаются ниже, а продаются выше своей ценности, поскольку в этом случае сумма всех отдельных выгод равнялась бы нулю. Прибавочную ценность следует объяснить на основе "обмена эквивалентов", когда все продается и покупается по своей ценности. Поставив эту проблему, Маркс дает на нее ответ в разделах 2 и 3 главы 4, которые представляют собой подлинное искусство презентации. Труд сам по себе не может покупаться и продаваться в нерабовладельческой экономике. То, что фактически покупается, это услуги труда, или рабочая сила¹⁶, "товар, потребительная ценность которого имеет особые свойства быть источником ценности". Арендуемая ценность этих услуг, "как и в случае любого другого товара", определяется количеством труда, необходимого для их производства, т.е. труда, необходимого для производства средств существования, которые обеспечили бы нормальное предложение трудовых услуг¹⁷. В силу того, что труд продуктивен физически, ценность продукции, получаемой в результате приложения труда, говорит Маркс, будет превосходить ценность использованной рабочей силы. Отсюда существование прибавочной ценности вполне совместимо с "обменом эквивалентов". Иными словами, капиталисты нанимают рабочую силу, но взамен получают нечто большее, а именно продует труда этой рабочей силы.

Маркс очень гордился тем, что установил различие между трудом и рабочей силой, что, по его мнению, позволило распутать смитово смешение овеществленного и располагаемого труда [см. гл. 2, раздел З]. Но то, что он действительно открыл, это вальрасово различие между потоком используемого труда и запасом трудовых ресурсов, к совершенно правильно, что это различие свойственно нерабовладельческой экономике. Но доказывает ли это что-либо в отношении природы прибыли как прибавочной ценности - вопрос, естественно, другой.

Более того, если рабочие в самом деле продают свою рабочую силу, а не свой труд, то излюбленное выражение "неоплаченный труд" неким хитроумным образом вводит нас в заблуждение, побуждая принять за окончательную истину то, что еще следует доказать: может быть неоплаченный труд, но не существует неоплаченной рабочей силы. Маркс замечает, что в определение ценности рабочей силы входит некий "исторический и нравственный элемент", т. е. нечто, не имеющее никакого отношения к другим товарам (глава 6). Но он оставляет без внимания то обстоятельство, что конкуренция не имеет механизма, который позволил бы свести "рыночную цену" рабочей силы к ее "естественной цене". Трудовая теория ценности как таковая не дает гарантии того, что рабочая сила продается по своей (трудовой) стоимости.

В главе 6, дается определение постоянного и переменного капитала; в главе 7 дается определение нормы прибавочной ценности. Стоит обратить внимание на сноску в конце главы 7, раздела 1, где указывается, что цены принимаются равными соответствующим ценностям: "В томе III мы увидим, что это равенство устанавливается не таким простым путем даже для средних цен". Это замечание, не говоря уже о прочих подобных свидетельствах, с достаточной убедительностью показывает, что Маркс с самого начала отдавал себе полный отчет в существовании так называемого "большого противоречия" (см. ниже).

Глава 7 раздела 3, содержит известные нападки Маркса на выдвинутую Сениором теорию последнего часа - великолепный образец полемического дара Маркса. Но и без критики со стороны Маркса книжка Сениора давно была бы предана забвению. Она натолкнулась на единодушное осуждение ее всеми экономистами, современниками Сениора - они возражали против нереалистических числовых выкладок, на которых были основаны его выводы. Своим числовым примером Сениор на деле не сумел доказать, будто вся чистая прибыль производится в течение "последнего часа". По собственному признанию, он всего лишь показал, что сокращение рабочего дня на один час при неизменной часовой продуктивности одного человеко-часа приведет к снижению нормы прибыли с 10 до 8%. Маркс рассматривает числовые примеры Сениора, но указанного момента не замечает.

28. Фабричное законодательство

Обширная глава 8 - целиком исторического характера - содержит обличения условий труда на тогдашних предприятиях и рассказывает историю политической борьбы за регламентирование рабочего времени и запрещение детской занятости. Эта глава имеет целью доказать, что капиталисты потому противятся фабричному законодательству, что они стремятся максимизировать норму и массу прибавочной ценности. И лишь много позднее Маркс соглашается с мнением о том, что отдельных капиталистов вовсе не интересует прибавочная ценность сама по себе; если бы их целью была максимизация нормы прибавочной ценности, то было бы трудно объяснить, почему они постоянно прибегают к замещению труда капиталом. Дело в том, что они стремятся довести до максимума величину г, а удлинение рабочего дня не обязательно приводит к увеличению этого г. Если даже, при прочих равных условиях, по возможности интенсивное использование машинного оборудования в любом случае окупается, все же дополнительное рабочее время предполагает добавочные накладные расходы и может повлечь за собой даже снижение производительности человеко-часа. Сопротивление капиталистов введению законов, регулирующих рабочее время, нельзя объяснить только "вампировой жаждой прибавочного труда". Это результат расхождения между частными издержками, а также неспособности атомистической конкуренции установить цену общественных издержек, связанных с превышением времени использования труда. По замечанию Маркса: "После меня хоть потоп!" - таков пароль любого капиталиста. .. Отсюда пренебрежение капитала здоровьем и продолжительностью жизни рабочих, если он не испытывает принуждения со стороны общества"; и далее, "английские фабричные законы ... сдерживают стремление капитала к беспредельному истощению рабочей силы тем, что принудительно ограничивают длительность рабочего дня с помощью государственных предписаний, выработанных государством, которым управляют капиталисты и крупные землевладельцы. Не говоря уже о движении рабочего класса, которое с каждым днем приобретает все более угрожающий характер, ограничение рабочего времени на фабриках было продиктовано той же необходимостью, что и разбрасывание гуано на полях Англии". Это разительное замечание, поскольку не всегда должным образом осознается тот факт, что в марксистской теории государства - государство есть всего лишь исполнительный орган правящего класса - нет ничего, что мешало бы социальному законодательству в интересах общества.

29. Использование Марксом исторического материала

Хотя Маркс осознавал важность методологических вопросов в гораздо большей мере, чем, скажем, Рикардо, в своих работах он так и не предпринял серьезных попыток подтвердить собственные выводы или проверить прогнозы на материале имеющихся фактических данных. Это наше утверждение может показаться странным, если иметь в виду изобилие эмпирического материала в "Капитале". Но статистические и исторические данные используются в "Капитале" не для подтверждения теоретических выводов, а для того чтобы представить наглядную картину капиталистического общества. Маркс никогда не стеснялся признать, что приводимые им данные имеют выборочный характер; они имеют целью скорее проиллюстрировать выдвигаемый тезис, чем его обосновать. Сам стиль изложения, однако, оказывает сильное воздействие на читателя. Создается впечатление, будто описываемые обстоятельства суть неизбежный продукт капитализма, порожденный специфической природой этой системы, и подобные обстоятельства можно встретить везде, где такая система реально существует. Однако уже глава 8 о "рабочем дне" заставляет спрашивать какие выводы допустимы в каждом отдельном случае из представленного материала. Например, было бы абсурдным поверить, будто обстоятельства, описанные в исторических главах, отражают "эксплуатацию", а не низкую производительность на душу трудоспособного населения в ранний период XIX столетия ¹⁸. Уровень жизни британского рабочего класса во время Промышленной революции невозможно было поднять сколько-нибудь значительно даже путем уравнительного распределения доходов. Беглый взгляд на новейшую статистику национального дохода убеждает нас в том, что даже если бы мы в таких странах, как Великобритания и Соединенные Штаты, конфисковали сейчас весь доход с недвижимости и всю прибыль, все дивиденды и процентный доход и передали их рабочему классу, заработная плата и оклады увеличились бы на 20-25%, предполагая при этом, что объем выпускаемой продукции останется прежним. Если мы согласимся с марксистским догматом, в соответствии с которым богатые становятся богаче, а бедные беднее, то этот аргумент с удвоенной силой применим к XIX столетию. Окончательный анализ свидетельствует в пользу того мнения, что прискорбно низкий уровень материального благосостояния большей части рабочего класса в лучшую пору Промышленной революции объясняется скорее родовыми муками индустриализации, чем капиталистическими методами организации производства. Подобным же образом "отчуждение" рабочих при капитализме, а именно ощущение обособленности, самоотчужденности и бессилия, связано, несомненно, с иерархической структурой разделения труда на фабриках, а не с частной собственностью на средства производства. Маркс остается непревзойденным мастером софистического жонглирования произвольно тасуемыми конкретными фактами: во всех несчастьях индустриализации и урбанизации обвиняется капитализм, а вопрос о том, сможет ли социализм в самом деле избежать этих бед, отметается прочь как утопическая футурология ¹⁹.

30. Разделение труда и машины

В главе 10, рассматривается различие между "абсолютной прибавочной ценностью", получаемой путем удлинения рабочего дня, и "относительной прибавочной ценностью", получаемой в результате увеличения производительности труда, которое, в свою очередь, приводит к удешевлению жизненных средств²⁰. Затем следует то, что в сущности является отступлением от главной темы: в главах 11 и 12 речь идет о преимуществах, вытекающих из разделения труда. Трактовка Маркса более разносторонняя, чем у Смита, но в целом она скорее дополняет детали, чем дает новое понимание. Глава 11 примечательным образом иллюстрирует склонность Маркса к гипостазирова-нию нормы прибавочной ценности. "Руководящим мотивом, пределом и конечной целью капиталистического производства, - замечает он, - является извлечение максимально возможного количества прибавочной ценности". И все же, как признает сам Маркс, движущей силой для капиталиста является максимизация не суммы прибыли, общей массы прибавочной ценности, или даже нормы прибавочной ценности, а скорее нормы прибыли на весь инвестированный капитал. Глава 11 содержит также одно из редких замечаний Маркса о сущности предпринимательства.

Глава 13 - самая длинная в книге, также имеет по преимуществу исторический характер. Здесь речь идет о влиянии машин на условия труда, на структурный состав рабочей силы и общий объем занятости. В то же время раздал 6, касающийся теории "компенсации", представляет теоретический интерес. Маркс приписывает Миллю, Мак-Куллоху, Сениору и Торренсу мнение о том, что весь вытесняемый техникой труд должен быть обязательно вновь поглощен отраслью, производящей трудосберегающие машины. Это карикатура на классическую теорию технологической безработицы. Маркс нигде не упоминает о влиянии низких цен на товарный спрос - обстоятельство, представляющее существенный элемент в классической экономической теории. Последняя сноска в главе 13 касается сформулированного Миллем закона об уменьшении доходов и представляет показательный пример критического стиля Маркса. Но уже в главе 22 Маркс признает, что Милля не следует ставить в один ряд с "вульгарными экономистами-апологетами".

31. Прибавочная ценность и производительность труда

Отдел пятый тома 1 посвящен последствиям изменений в абсолютной и относительной прибавочной ценности. На первых страницах главы 14 дается определение "производительного труда" как труда, который производит прибавочную ценность; этот вопрос рассматривается более подробно во II томе "Капитала" и в так называемом IV томе, озаглавленном "Теории прибавочной ценности". На последних немногих страницах главы высмеивается теория прибыли Милля; хотя изложение Милля вряд ли можно назвать удачным, его взгляды не столь абсурдны, какими их представляет нам Маркс. В главе 15 рассматривается эффект изменений в комбинации длительности рабочего дня и производительности труда. Следует обратить внимание на утверждение о том, будто "рабочий день данной длительности всегда создает одну и ту же сумму ценности, как бы ни изменялась производительность труда и вместе с ней масса продукта, а следовательно, и цена единицы товара". Ценность единицы выпускаемой продукции падает с ростом производительности, но совокупная ценность продукции остается неизменной. Это было бы верно, если бы мы могли согласиться, что капиталовооруженность одинакова во всех отраслях экономики, так как в этом случае данный рост производительности труда вызывает такой же рост производительности капитала.

В главе 17 автор бойко и вольно манипулирует различием между трудом и рабочей силой. "Труд - это субстанция и имманентная мера ценности, но сам по себе он не имеет ценности". Под этим подразумевается, что рабочий как таковой не имеет ценности; оценке поддаются лишь его трудовые услуги. Рикардо выразил то же самое, говоря, что цена труда зависит от его количества, которое необходимо для производства жизненных средств. Эта глава содержит также одно из характерных для Маркса утверждений относительно закона спроса и предложения. "Если спрос и предложение находятся в состоянии равновесия ... тогда спрос и предложение уже не могут ничего объяснить. Цена труда к тому моменту времени, когда спрос и предложение уравновешены, есть его естественная цена, которая определяется независимо от соотношения спроса и предложения" (см. также том III, глава 10). Сказанное означает движение назад от Рикардо, который, хоть и неявно, придерживался идеи рыночного механизма;

предполагая знакомство с изложением вопроса у Милля в его "Принципах", марксово превратное толкование поистине непростительно. И все же трудно сказать, насколько оно сбило его с толку²¹: во всех своих рассуждениях он имеет дело с неизменными затратами, полностью игнорирует проблему краткосрочного ценообразования и, как кажется, пребывает в полнейшем неведении об ограничительных рамках своей теории. Глава 18 не представляет интереса, однако глава 19 о "сдельной оплате труда" заслуживает упоминания. Глава 20 содержит поверхностную и бесцветную версию доктрины Сениора о межгосударственных уровнях заработной платы [см. гл. 4, раздел 22].

32. Накопление капитала

После несколько вялого изложения в отделах пятом и шестом тома 1 ход рассуждений становится более живым в отделе седьмом. В главе 21 обсуждается стационарное состояние, или "простое воспроизводство", как его называет Маркс. Следует отметить, что прибавочная ценность видится здесь автором положительной даже в стационарных условиях. Глава 22 полна интересного критического материала то в отношении тезиса "сбережение есть потребление" (раздел 2), то теории процента как результата воздержания (раздел 3) или же доктрины рабочего фонда (раздел 5). Марксова критика теории воздержания оказывается ниже всяких приемлемых стандартов: нет даже упоминания о понятии временного предпочтения, без которого сама эта теория теряет всякий смысл. Сбережение для целей производственных инвестиций, как объясняет Маркс, происходит при капитализме в сущности автоматически, в результате конкурентной гонки ради получения преимуществ внедрения новейших технических достижений. "Накопляйте, накопляйте! В этом Моисей и пророки!" Как ни странно, но он сам же признает "фаустовский конфликт между страстью к накоплению и жаждой наслаждений", т.е. ту же самую, хотя и замаскированную, идею воздержания.

Единственное положение, которое Маркс выдвигает против доктрины "рабочего фонда", приписываемой им без всяких видимых оснований Бентаму, сводится к тому, что подобный фонд не зафиксирован или не предопределен в самом начале периода производства. Классическая доктрина, по которой "что сберегается, то тратится" или "потреблено производительными работниками", отвергается на том основании, что сбережения инвестируются не только в переменный капитал, но и в постоянный.

В главе 23 вводится понятие органического строения капитала, которое различает соотношение "капитал-труд" в физическом и стоимостном выражении. В этой главе заложена марксова концепция определения реальной заработной платы (раздел 1). Он берет на себя труд показать, что как номинальная, так и реальная заработная плата может расти и расти до бесконечности, пока она не начнет "угрожать самой этой системе". Беспомощность Маркса в вопросе о сущности инвестиционной функции проявляется достаточно очевидно, когда он высказывает предположение, что рост заработной платы вызывает замедление в темпах накопления, "так как притупляется стимул наживы". Это подразумевает, что инвестиции есть функция текущей нормы прибыли, но он тут же высказывает более типичный для него взгляд, будто не существует проблем с побуждениями инвестировать: "Норма накопления есть свободная, а независимая переменная; ставка заработной платы, напротив, зависимая переменная, а не свободная переменная". Эта идея продолжена в высказывании о том, что заработная плата увеличивается в периоды деловой активности, таким образом сдерживая инвестиции, в результате чего заработная плата снова падает: "Таким образом, повышение цены труда не выходит из таких границ, в которых не только остаются неприкосновенными основы капиталистической системы, но и обеспечивается ее воспроизводство в расширяющемся масштабе". Любопытная сноска в этом разделе содержит замечание по поводу монополии "преподобных отцов протестантской теологии" в области теории народонаселения. Вероятно, речь о Мальтусе...

33. Абсолютное м относительное обнищание

В разделе 2 главы 23 обсуждается увеличение органического строения капитала в качестве фундаментального закона капиталистического развития. Этот процесс сопровождается "концентрацией и централизацией" капитала, т.е. увеличением размеров компаний и сокращением числа компаний в рамках одной отрасли - заметим, что марксову "централизацию" капитала мы сегодня называем "концентрацией" промышленности. Раздел 3 главы 23 посвящен понятию "промышленной резервной армии", Маркс цитирует мальтусовский тезис о медленной приспособляемости населения к изменениям в заработной плате и на этом основании отвергает классический механизм "заработная плата - народонаселение". В разных местах Маркс говорит о том, что по мере накопления капитала безработица возрастает по абсолютной величине. Чем больше промышленная резервная армия, тем больше "официальный пауперизм"; "это - абсолютный, всеобщий закон капиталистического накопления". Здесь Маркс предусмотрительно добавляет: "Подобно всем другим законам в своем осуществлении он модифицируется под воздействием многочисленных обстоятельств, анализ которых сюда не относится". Два абзаца спустя он продолжает перечислять последствия рассматриваемого закона, такие, как "нищета, агония тяжелого физического труда, рабство, невежество, жестокость, умственная деградация". Очевидно, что так называемая доктрина абсолютного обнищания - выражение, которым сам Маркс не пользуется, - вовсе не означает и не влечет за собой с необходимостью падения реальной заработной платы. Но Маркс был убежден в том, что доля труда будет уменьшаться - он как бы случайно замечает в разделе 4 главы 22, что "реальная заработная плата ... никогда на растет пропорционально увеличению производительной силы труда". Раздел 5 главы 23 задуман, чтобы дать наглядный материал для иллюстрации "абсолютного всеобщего закона", но, сколь ни шокируют приводимые Марксом свидетельства, они никак не доказывают, что этот "закон" действует (см. также: Капитал. Т. II. Глааь 4и5).

34. Первоначальное накопление

Вместо того чтобы естественно развиваться из феодализма путем последовательного проявления "духа рационального расчета", капитализм появляется на свет, "с головы до ног, каждой своей порой пропитанный кровью и грязью". Посредством работорговли, пиратства и колониального грабежа богатство оказалось сконцентрированным! руках немногих, в то время как насильственное огораживание пахотных земель породило неимущий пролетариат. Вся глава 24 тома! (см. также том III, главы 20, 36и47 посвящена описанию этого исторического процесса "первоначального накопления" i XIV и XV столетиях: "Эра капитализма берет свое начало в XVI веке". Сомнительно чтобы марксово сообщение о работорговле и колониальных трофеях доказывало то, что ему хотелось доказать. Кроме того, его толкование роли огораживании не делает различия между огораживанием пахотных и бросовых земель, тогда как в XVIII в огораживание большей частью имело целью увеличить общую площадь возделываемой территории. В разделе 7 главы 24 находится наиболее часто цитируемый из "Капитала" пассаж о конечной "экспроприации экспроприаторов".

35. Издержки распределения

Одной из нерешенных в томе 1 проблем остается вопрос о том, создается ли прибавочная ценность в сфере распределения, рассматриваемой отдельно от производства.

Эта проблема обсуждается в отделе первом тома II и еще раз в главах 16-19 тома III. Читатель может пропустить главы 1-5 тома 11, которые чрезмерно утомительны для чтения и мало добавляют к пониманию марксовой системы; имеют прямое отношение к вопросу только гл. 6 в томе II и указанные гл. в томе III.

На первый взгляд кажется, что не только производство, но и "обращение" товаров увеличивает их ценность, так как существует очевидная разница между "покупной ценой", которую платит оптовый торговец, и "продажной ценой", по которой этот товар реализуется потребителю. И все же Маркс заявляет, что труд, затраченный на распределение товаров, не прибавляет ценности продукту: клерки, машинистки, бухгалтеры и продавцы относятся к категории "непроизводительных" рабочих. Торговый капитал просто присваивает себе часть прибавочной ценности, созданной в производственной сфере, - посредник покупает товары ниже их трудовой ценности, продает же эти товары по их ценности и разница образует его валовую торговую прибыль. При этом не имеет значения, осуществляется ли процесс распределения фактически независимыми посредниками; конторский персонал и торговые агенты, входящие в штат предприятия, в такой же мере "непроизводительны", как и рабочие, занятые на предприятиях оптовой и розничной торговли. И все же транспортировка, отгрузка, складирование и упаковка товаров составляют элементы производственного процесса и, следовательно, создают ценность, Однако все действительно торговые в марксовом понимании издержки: накладные расходы на управление и содержание персонала, затраты на рекламу и финансирование транзитных перевозок причисляются к "непроизводительным издержкам" (том II, глава 6, разделы 2 и 3)²².

Подобно Смиту Маркс отрицает существование какой-либо связи между "производительным" трудом и "полезным". Никто не сомневается в полезности непродуктивной функции торговли о экономике с высокой специализацией, где покупатели и продавцы должны быть сведены вместе. Также и любое сокращение "времени обращения" повышает среднюю норму прибыли (том III, глава 16). Ясно, что Маркс перенимает "ценностный вариант" учения Смита о производительном труде, но в "Капитале" эта концепция играет роль, отличную от ее роли в "Богатстве народов". Положение о том, что норма накопления капитала есть функция от соотношения между трудом производительным и непроизводительным, - стержень трактовки Смита, - трудно выявить в "Капитале". У Маркса проблема имеет чисто формальный характер: пропорциональна ли "ценность" товара величине совокупного труда, затраченного на его производство и распределение (и тогда в формуле для о знаменателем служит весь фонд заработной платы в экономике), или же эта ценность является только функцией труда, затраченного на изготовление и транспортировку, так что некоторая часть совокупного капитала общества "должна быть отложена в резерв для проведения вторичных операций, которые не являются частью процесса создания ценности" (том III, глава 17)? Поэтому марксово различие между производительным и непроизводительным трудом²³ имеет или не имеет значение в зависимости от того, принимается или отвергается трудовая теория ценности, и не представляет никакого другого интереса. Так что не стоит беспокоиться, что Маркс временами сам себе противоречит, когда говорит о наемных рабочих в сфере услуг как производительных просто потому, что они наняты для создания товарных услуг (том I, глава 14; том III, глава 17). Если продолжить этот ход мыслей, то окажется, что только государственный сектор экономики не производителен. В конечном счете, если норма прибыли в стране может быть настолько же увеличена за счет усовершенствований в торгово-посреднической сфере, насколько она может быть увеличена техническим прогрессом в сельском хозяйстве или промышленности, - как это допускает сам Маркс, - большинство из нас придет к выводу, что утверждение, будто работа продавца или машинистки "непроизводительна", бессмысленно.

Значение марксова учения о производительном труде состоит в том, что норма прибыли фактически равна не величине

Blog

Путеводитель по "капиталу"