Красота в поэзии А. А. Фета

Вид материалаДокументы

Содержание


Только в мире и есть, что лучистый
Чудная картина
Заря прощается с землёю
Как незаметно потухают
И всё таинственней, безмерней
Как будто, чуя жизнь двойную
Подобный материал:

Красота в поэзии А.А. Фета


В личности Афанасия Фета удивительным образом сошлись два абсолютно разных человека: огрубелый, сильно тёртый, битый жизнью практик и вдохновенный, неутомимый буквально до последнего вздоха (а умер он в возрасте 72 лет) певец красоты и любви.

Лирика Фета тематически крайне бедна: красота природы и женская любовь - вот и вся тематика. Но какой огромной мощи достигает Фет в этих узких пределах. Вот стихотворение 1883 года:

Только в мире и есть, что тенистый

Дремлющих кленов шатер.

Только в мире и есть, что лучистый

Детски задумчивый взор.

Только в мире и есть, что душистый

Милой головки убор.

Только в мире и есть этот чистый

Влево бегущий пробор.

Философской лирику Фета назвать трудно. Мир поэта очень узкий, но какой же прекрасный, полный изящества. Грязь жизни, проза и зло жизни не проникали в его поэзию никогда. Прав ли он в этом? Видимо, да, если видеть в поэзии искусство по преимуществу. Красота и должна быть главным в ней.

Гениальна лирика природы Фета: «Я пришел к тебе с приветом», «Шепот. Робкое дыханье», «Какая грусть! Конец аллеи», «Это утро, радость эта», «Жду я, тревогой объят» и множество других лирических миниатюр. Они разнообразны, непохожи, каждая являет собой неповторимый шедевр. Но есть общее: во всех них Фет утверждает единство, тождество жизни природы и жизни человеческой души. И поневоле задумываешься: где источник, откуда эта красота? Творение ли это Отца небесного? Или источник всего этого – сам поэт, его умение видеть, его светлая, открытая красоте душа, каждое мгновение готовая восславить окружающую красоту?

В своей лирике природы Фет выступает как антинигилист: если для тургеневского Базарова «природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник», то для Фета природа – единственно храм, храм и фон прежде всего любви, роскошная декорация для тончайших сюжетных изгибов любовного чувства, а во-вторых, храм для вдохновения, умиления и молитвы красоте.

Если для Пушкина была проявлением высшей полноты жизни, то для Фета любовь есть единственное содержание человеческого бытия, единственная вера. Эту мысль он утверждает в своих стихах с такой силой, что заставляет усомниться, не язычник ли он. У него и сама природа любит – не вместе, а вместо человека («В дымке-невидимке»).

Фета влекут неуловимые, загадочные и вполне ясные ощущения, навеваемые на него природой, любовью, созерцанием прекрасного, которое как бы растворено в воздухе, но которое тем не менее вполне реально подчиняет душу своей власти. Фет - поэт непосредственных, до всякого знания существую­щих переживаний. Лирика Фета не терпит рассудочности, она выражает то, что скрыто в душе, в ее отноше­ниях к миру. Фет более всего ценил в искусстве именно живую естественность влечений сердца, в которых не­виожиданно, сам того не подозревая, обнаруживается весь человек. Поэтому Фет уходит в сферу текучих, зыбких, подвижных переживаний.

Стремление выразить «невыразимое» через мгновен­ную лирическую вспышку, навеять читателю охватив­шее поэта настроение – одно из коренных свойств поэзии Фета. Лирическое переживание в этом случае не может быть длительным, и Фет, как правило, создает короткие, в две-три или четыре строфы стихотворения, Постигая красоту и увековечивая ее, Фет выходит за границы предметного смысла слова и необычайно искус­но распоряжается заложенным в слове, речи, стихе, стро­фе богатством.

Фет напрягает слух, зрение и обоняние, чтобы обратиться к чувственным, эмоциональным способностям человека («посмотри...», «слышишь...») и предельно акти­вирует их. Перемежая краски и звуки («От вершин скользя к вершинам. / Ветр ползет лесною высью./ Слышишь ржанье по долинам? / То табун несется рысью»), поэт преодолевает кажущуюся разбросанность примет. Это объясняет отчасти очевидную у Фета синхронность созерцания и его выражения, передающую иллюзию не­посредственной подлинности происходящего как бы на наших глазах, сейчас. Фет весь в настоящем, он в буквальном смысле слова «останавливает мгновенье», но вмещает в него весь мир в его предметном и чувственном богатстве.

Фетовская лирика с ее тягой к целостному воспроиз­ведению бытия со всем его разноцветьем и многозвучьем побуждает поэта сливать живописные, пластические и музыкальные образы. Фет ценит звук и краску, пластику и аромат. Но имитирует он не звуки, не мелодии, не ритмы, а музыкальную сущность мира, музыкальное бытие. Тонкими, ненавязчивыми штрихами Фет устанавливает родство между природой и человеком. С одной стороны, сладость и умиротворенность («Тихо под сенью лесной...»), а с другой – тревога («Плачась, комар пропоет...», «Словно струну оборвал Жук, налетевши на ель...»). Наконец, вся картина – воссоздание молодости любви («Хрипло подругу позвал. Тут же у ног коростель», «Спят молодые кусты...»). И вот уже все зримые и слышимые приметы обобщены в новом чувственном образе («Ах, как пахнуло весной!..») и сплетены с обли­ком возлюбленной: «Это наверное ты!».

Таким образом, А.А. Фет по праву считается одним из самых пронзительных поэтов русской природы. Многие его произведения являются именно описаниями её волнующей красоты. Какие необычные слова умел он находить для того, чтобы привычная картина ночи, ручья, травинки превратилась в состояние души, в настроение, воспоминание, переживание: «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали лучи у наших ног…» или:

Чудная картина,

Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна,


Свет небес высоких

И блестящий снег

И саней далёких

Одинокий бег.

В заключении хотелось бы проанализировать стихотворение поэта «Заря прощается с землёю…». На первый взгляд, это стихотворение кажется совсем простым, неяркоим, спокойным. Но именно над этим сразу и задумываешься: в чём его простота? Почему, несмотря на обыденность, к нему вновь возвращаешься? Как непритязательность оборачивается притягательностью?

Автор даёт нам увидеть «кусочек вечера» глазами повествователя:

Заря прощается с землёю,

Ложится пар на дне долин,

Смотрю на лес, покрытый мглою,

И на огни его вершин.

И мы видим в высоком чистом небе яркий алый отблеск заходящего солнца, переводим взгляд вниз – там темнота земли скрадывается светлой мягкой вуалью туманной дымки пара. Контраст света и тьмы, цвета и пространства, яркости и приглушённости: «заря прощается с землёю».

Лес… Лес, конечно, лиственный: там липы, клёны, рябины, березы, осины – все те деревья, листва которых по осени становится яркой. Потому и бросаются в глаза «огни его вершин»: желтые, алые, коричнево-багряные, светящиеся и пылающие в лучах заката.

Значит, это осенний, сентябрьский вечер. Ещё тепло, но прохлада где-то совсем близко, хочется зябко передёрнуть плечами. Лес уже погрузился во тьму, птиц не слышно, таинственные шорохи и запахи заставляют настораживаться, и…

Как незаметно потухают

Лучи – и гаснут под конец!

С какою негой в них купают

Деревья пышный свой венец!

Деревья здесь - живые, думающие, чувствующие существа, они прощаются со светом дня, с теплом лета, с мягкостью и тяжестью листвы. Это очень приятно: быть молодым, стройным и сильным, ласкать каждый свой листок упругими волнами ветра, и «с такою негой», с удовольствием, с наслаждением купать в лучах вечерней зари «пышный свой венец»! Но деревьям ведомо, что скоро, скоро это окончится, и надо успеть насладиться жизнью: пышностью кроны, пением лесных пичуг, рассветами, закатами, солнышком и дождями…

И всё таинственней, безмерней

Их тень растёт, растёт как сон:

Как тонко на заре вечерней

Их лёгкий очерк вознесён!

Взгляд наблюдателя скользил вверх-вниз: «небо-земля», а теперь появилось ещё и ощущение глубины и пространства, «тень растёт», и картина становится объёмной, цельной, живой. А как красивы, очаровательны и неповторимы нежные, лёгкие, кружевные очертания куп деревьев на светлом палево-голубом экране небес. Лучи погасли, лес потемнел, цветная картинка исчезла и теперь фотография превратилась в дагерротип. А на земле вытянутыми карикатурными линиями узор повторяется, искажённый, но узнаваемый и прекрасный по-своему.

Тончайшие колебания и настроения человеческой души улавливает и передаёт эта простая привычная картина такими же простыми и привычными словами.

Как будто, чуя жизнь двойную

И ей овеяны вдвойне, -

И землю чувствуют родную,

И в небо просятся оне.

Деревья – удивительные существа. Они неподвижно прикреплены корнями к одному месту, где пьют соки матери-земли. Но они могут двигаться ветвями, листьями, всем своим телом в воздушном океане, где они живут. Необыкновенно интересно наблюдать за движением высоких деревьев в лесу, когда долго смотришь на них снизу. Возникает абсолютное ощущение, что они общаются друг с другом, понимают друг друга; они раскачиваются, шелестят, прислушиваются, отвечают, согласно кивают или отрицательно, возмущенно машут ветками, как руками. Может быть, они видят нас? умеют думать? чувствовать? любить? Они – как мы – рождаются, живут, растут, питаются, дышат, размножаются, болеют, умирают, у них бывают враги и друзья. Но часто ли мы думаем об этом?

А.А. Фет, несомненно, любил природу, много знал о ней, умел замечать и наслаждаться праздником жизни, хотя «ничто человеческое было ему не чуждо». Современники характеризовали его как человека практического склада, что не мешало ему улавливать «трепет жизни» и щедро делиться им со своим читателем.

Удивительно, что в стихотворении «Заря прощается с землёю…» ни слова не было сказано ни о времени года, ни о звуках, цветах, запахах, ни о погоде или температуре, но всё это видишь, слышишь, ощущаешь так, будто лично находишься на месте повествователя. Язык автора настолько прост, понятен и приближен к обыденной речи, что кажется: «Да я и сам запросто мог бы так рассказать». Да, оно просто, как всё гениальное. Стихотворение не открыло нам чего-то нового или неизвестного; оно стремилось приковать внимание и воображение читателя (зрителя, слушателя) к тому, что он часто видит, но не замечает, чувствует, но не отдаёт себе отчёта в этих чувствах.

«Остановись, мгновенье, ты прекрасно»! Но вместе с тем, Афанасий Афанасьевич не считает своей личной заслугой то, что он может поведать нам о чуде мгновения: «Поэт смущён, когда дивишься ты богатому его воображенью. Не я, мой друг, а божий мир богат…»


СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

  1. «Как слово наше отзовется…» Избранная лирика русских поэтов. – М.: Правда, 1986.
  2. Коровин В.И. Русская поэзия XIX века. – М.: Знание, 1983.
  3. Ревякин А.И. История русской литературы XIX века. Первая половина. – М.: Просвещение, 1981.