32. Принципы акмеистической поэтики в декларациях и стихотворной практике

Вид материала

Документы

Содержание Первый, самый широкий круг, образуют участники «Цеха поэтов». Второй круг Дверь полуоткрыта Звенела музыка в саду Нет, не луна, а светлый циферблат Поедем в Царское село!

Подобный материал:

• Принцип историчности: концепция исторической поэтики а. В. Михайлова, 626.52kb.
• Творчество Мюриэл Спарк в оценке литературоведов и критиков с. 23 2 Мировоззренческие, 555.53kb.
• И. С. Кудряшов Взгляд и желание мечтателя в романе Ф. М. Достоевского, 224.21kb.
• Определение поэтики, 4060.27kb.
• Igor olenev@mail ru Полная палитра методов внушения в практике убеждения и гипнотерапии, 4582.57kb.
• А. В. Михайлов поэтика барокко: завершение риторической эпохи, 3988.81kb.
• Завершение риторической эпохи. Барокко как понятие и термин, 917.14kb.
• И. В. Фоменко, Л. П. Фоменко. Художественный мир и мир, в котором живет, 3088.22kb.
• М. В. Ломоносова 20 апреля 12. 00 Круглый стол «Границы поэтики и романтическая культура», 27.84kb.
• О частной методике, разработанной при производстве финансово-экономической экспертизы,, 195.7kb.

32. Принципы акмеистической поэтики в декларациях и стихотворной практике


В этом вопросе руководствуемся мы следующими ориентирами:

1) Гаспаров М.Л. Антиномичномичность поэтики русского модернизма.

2) Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм. (1916 г.)

3) Лекманов О.А. Книга об акмеизме. Томск, 2000.

4) Ермилова Акмеизм // Русская литература рубежа веков (1890-е – начало 1920-х годов) М., 2000.

5) Литературные объединения Москвы и Петербурга 1890-1817 г. М., 2004.

1. Предыстория
   

Акмеизм вышел из недр символизма. Началось все с того, что на «башне» Вячеслава Иванова весной 1909 г. по инициативе Гумилева, П.П.Потемкина и гр. А. Толстого, осознавших себя «недостаточно владеющими своим ремеслом», Иванов читал группе молодых поэтов курс древнегреческого стихосложения. Эти штудии породили «Общество ревнителей художественного слова» (оно же «Академия стиха»), возникшее осенью того же 1909 г. при журнале «Аполлон». Для чтения лекций в «Академии» были приглашены Вяч. Иванов, И.Анненский, В.Брюсов, М.Кузмин, А. Блок.

В октябре 1911 г. Н.С.Гумилев и С.М.Городецкий основали собственное общество «Цех поэтов». Это отделение было обусловлено нежеланием Гумилева оставаться в положении ученика и эпигона символистов, а также участившимися расхождениями Вяч. Иванова и Гумилева в воззрениях на литературу, которые отразились, в частности, в рецензии последнего на стихотворный сборник Иванова «Cor ardens». (В ответ на ругательную рецензию Гумилева на сборник Иванов на одном из заседаний «Общества» разнес стихотворение Гумилева «Блудный сын». Почти через год после этого произошел окончательный разрыв, Городецкий и Гумилев 18 фев. 1912 г. заявили, о своем «отрицательном отношении к символизму».

2. «Цех поэтов»
   

Наименование литературного объединения «цехом» программно отражало установку кружка на совершенствование поэтического «ремесла»; одновременно создатели полемически дистанцировались от почитаемого символистами образа вдохновенного поэта-ясновидца. Кроме того, образованное аналогично словосочетанию «Академия стиха», название «Цех поэтов» заключало в себе также идею поворота от стиховедческой теории к поэтической практике.

Атмосферу средневековой гильдии подчеркивали, кроме самого названия также особые организационные формы ЦП: титулы синдиков для руководителей Городецкого и Гумилева, иерархическая структура кружка и строгий порядок заседаний и приема новых членов. Оба синдика попеременно председательствовали на собраниях, а рядовые члены, стихи которых читались и разбирались, должны были следовать их указаниям. При обсуждении стихов не разрешалось «говорить без придаточных», то есть без аргументированного обоснования суждений.

В состав кружка входили: Г.В.Адамович, А.Ахматова (секретарь), Н.Д.Бурлюк, С.Городецкий, Гумилев, М.Зенкевич, Г.Иванов, Н.Клюев, М.Кузмин, Е.Кузьмина-Караваева, М.Лозинский, О.Мандельштам, В.Нарбут, В.Пяст, В.Хлебников и мн. др.

Печатным органом кружка являлся – формально независимый, но фактически печатавший почти исключительно произведения членов объединения – ежемесячник стихов и критики «Гиперборей» (издатель и отв. редактор – Лозинский), существовавший в 1912-1913 гг. Как орган «Цеха поэтов» также воспринимался журнал «Аполлон», главой литературного отдела которого стал с 1912 г. Гумилев.

В 1914 г. произошел «внутренний раскол цеха»: между Гумилевым и Городецким вспыхивает назревавший давно конфликт на почве теоретических разногласий. Не только личные разногласия, но и начавшаяся война – в августе 1914 г. Гумилев идет вольноопределяющимся в армию – приводят к окончательному распаду ЦП.

Первая попытка восстановить ЦП относится к 1916-1917 гг., когда возник второй ЦП, возглавляемый Г.Адамовичем и Г.Ивановым. В 1920-21 существовал третий ЦП.

3. Наконец об акмеизме
   

В 1912 г. внутри ЦП сформировался кружок акмеистов. Поскольку его инициаторами являлись сами синдики, ЦП и акмеисты часто отождествлялись (показателен подзаголовок статьи Блока «Без божества, без вдохновенья» - «Цех акмеистов»). Между тем в ЦП объединились представители различных течений и групп – акмеистов, футуристов, символистов, оккультистов и др.

Лекманов предлагает рассматривать акмеизм как сумму трех концентрических окружностей. Первый, самый широкий круг, образуют участники «Цеха поэтов». Второй круг – собственно шесть акмеистов (Гумилев в письме к Брюсову писал, «что «Цех поэтов» стоит совершенно отдельно от акмеизма (в первом 26 членов, поэтов-акмеистов всего шесть)». Эти 6: Гумилев, Городецкий, Ахматова, Мандельштам, Набрут, Зенкевич. Третий круг – «наиболее эзотерический» Мандельштам, Ахматова, Гумилев (по поэтике).

Слово «акмеизм» впервые появилось в печати в сентябрьской книжке журнала «Аполлон» за 1912 г. в рецензии Гумилева на сборник стихов Городецкого «Ива». К концу 1912 г. акмеиста усиленно распространяли идеи нового течения (напр. доклад Городецкого в «Бродячей собаке» под названием «Символизм и акмеизм»).

В первом номере «Аполлона» за 1913 г. появились одновременно два манифеста акмеизма: статья Гумилева «Наследие символизма и акмеизм» и Городецкого «Некоторые течения в современной русской поэзии». В мартовской книжке «Аполлона» акмеисты выступили как группа с подборкой стихотворений, сопровождаемых редакционной заметкой, что они «могут до некоторой степени служить иллюстрацией к высказанным в этих статьях теоретическим соображениям».

Название группировки объяснялось неоднократно самими акмеистами. Понятие «акмеизм» восходит к греческому «акмэ», которое Гумилев переводил как «расцвет всех духовных и физических сил» и как «высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора». Наряду с названием «акмеизм» существует еще одно – «адамизм» (Гумилевым трактуется как «мужественный, твердый и ясный взгляд на жизнь» + первобытность и инстинктивность: «Как адамисты, мы немного лесные звери»).

Просуществовал акмеизм как литературная группировка, по-видимому до того же момента, до какого и ЦП, т.е. до ссоры Гумилева с Городецким.

4. Манифесты
   

Эстетическая концепция акмеизма изначально сформировалась в полемике с эстетикой символизма. Мировоззренчески акмеисты в первую очередь отмежевывались от мистических и оккультных настроений русского символизма, от установки на неведомое и потустороннее.

По идее, манифестов 3 (три):


1). Гумилев «Наследие символизма и акмеизм» 1913 Аполлон

2). Городецкий «Некоторые течения в современной русской поэзии» 1913 Аполлон

3) Мандельштам «Утро акмеизма» (опубликована только в 1919 г.)

Можно еще упомянуть статью М.Кузмина «О прекрасной ясности» 1910 Аполлон, предвосхитившую появление идеи акмеизма.


Итак:

М.Кузмин «О прекрасной ясности» (1910 г. !!!)

Есть художники, несущие людям хаос, а есть другие – дающие миру свою стройность. Вторые, при равенстве таланта, естественно, выше и целительнее первых. В произведении важна «кристальность формы», зачем «пускать туман» и «заставлять не понимать то, в чем и понимать-то нечего». Несоответствие формы и содержания, ненужный туман и «акробатский синтаксис» - это всё безвкусие.

Напротив логичность в замысле, в постройке произведения, в синтаксисе – стремление упорядочить хаос, сдержать его ясной формой – это все «кларизм» (он же «прекрасная ясность» - для Кузмина – идеал).


При том, что статью Кузмина обычно рассматривают как непосредственно предвосхитившую идеи акмеистов, Кузмина к акмеистам обычно не относят. Лекманов в отдельной главке своей «Книги об акмеизме» рассматривает вопрос о роли Кузмина в акмеизме, и приходит к выводу, что «влияние Кузмина на творчество акмеистов не могло не быть весьма существенным» (особенно это касается Ахматовой).

В то же время Жирмунский в статье «Преодолевшие символизм» пишет и вовсе о трех поколениях поэтов-символистов (!):

- Брюсов /Бальмонт и их последователи

- Блок /А.Белый /Вяч. Иванов и их последователи

- !!! Кузмин и его последователи (то бишь акмеисты, они же – преодолевшие символизм).


Гумилев «Наследие символизма и акмеизм»

Первой же фразой Гумилев провозглашает конец символизма. Не смену символизму идет акмеизм, направление, «требующее большого равновесия сил и более точного знания отношений между субъектом и объектом».

Гумилев противопоставляет символизм акмеизму как направление «германское» направлению «романскому» (акмеисты, подобно французам, ищут более свободного стиха, и подобно французам, наполняют свои произведения светлой иронией, которой чужда безнадежная немецкая серьезность символистов).

Важнейший принцип акмеизма – «всегда помнить о непознаваемом, но не оскорблять своей мысли о нем более или менее вероятными догадками».


Очевидно, центральное понятие акмеизма, по Гумилеву, – равновесие, заключающее в себе стремление к гармонии всех составных частей поэтического произведения, т.е. фонетики, стилистики, композиции и эйдологии. Кроме того, «равновесие» предполагает еще и уравнение мистического и земного, акмеисты не отказываются совершенно от изображения души, «когда она дрожит, приближаясь к иному», они лишь считают, что «ангелы, демоны, стихийные и прочие духи» не должны больше земной тяжестью перевешивать другие взятые поэтом образы.


Городецкий «Некоторые течения в современной русской поэзии»

Городецкий, как и Гумилев, первым делом хоронит символизм, уверяя при этом, что пациент помер сам, оттого что давно уже гнил изнутри. Символизм, «заполнив мир «соответствиями», обратил его в фантом, важный лишь постольку, поскольку он сквозит и просвечивает другими мирами, умалил его высокую самоценность». Соответственно, задача акмеизма – принять мир обратно, во всей совокупности его красот и безобразий: «У акмеистов роза опять стала хороша сама по себе, своими лепестками, запахом и цветом, а не своими мыслимыми подобиями с мистической любовью или чем-нибудь еще». Акмеисты не ищут в каждом мгновении просвета в вечность, а берут в искусство те мгновения, которые могут быть вечными.

Как и Гумилев, Городецкий упоминает о равновесии, которого у символизма якобы нет, а потому символизм годен только для отдельных частей произведений искусства, а не для произведений целиком.


Мандельштам «Утро акмеизма»

Статья Мандельштама более метафорична, чем декларации Гумилева и Городецкого. Мандельштам утверждает необходимость принятия действительности (художник «не хочет другого рая, кроме бытия»). Особое внимание в статье уделяется слову, которое требует равноправия формы и содержания. В отличие от футуристов, выбросивших смысл «за борт», акмеисты возвращают смыслу ту важную роль, которую он должен играть. Именно смысл заменяет акмеистам музыку, которая была так важна для символистов.

Центральнее место в статье занимает метафора строительства, архитектуры. Слово – камень (тютчевский камень, низвергнутый с горы и легший в долине), из которого возводится прекрасное здание. Строить – значит бороться с пустотой, чтобы строить, необходимо принять трехмерность пространства, от чего отказывались символисты.

Требование логичности, доказательности искусства: «Доказывать и доказывать без конца: принимать в искусстве что-нибудь на веру не достойно художника, легко и скучно…»

Идея равновесия: «благородная смесь рассудочности и мистики и ощущение мира как живого равновесия» роднит акмеистов и эпохой средневековья.

5. Стихотворная практика акмеистов
   

Список литературы к госам предлагает нам рассмотреть творчество акмеистов на примере следующих стихотворных сборников:

- Ахматова: «Четки»(1914), «Белая стая»(1917) (однако я всё же предлагаю не забывать, что первый стихотворный сборник Ахматовой, вышедший одновременно с появлением концепции акмеизма и демонстрировавший на практике его теоретические постулаты, – это «Вечер» (1912 г.))

- Гумилев: «Колчан» (1916) или «Костер» (1918) или «Огненный столп» (1921 – после смерти). (Опять же, предлагаю не забыть о сборнике «Чужое небо» (1912) как самом акмеистическом из всех).

- Мандельштам: «Камень» (1913) тут как раз я ничего не предлагаю, потому как это первый сборник Мандельштама, и, по мнению Ермиловой, Мандельштам периода «Камня» - самый образцовый акмеист.


При рассмотрении вопроса о соответствии деклараций акмеистов и их стихотворной практики, важно помнить, что акмеисты не породили четкой эстетической программы, и главный их пафос кратко можно передать так: «мы не такие как символисты!» Попытки нахождения позитивного ядра акмеизма явились делом позднейших толкований.

Тем не менее, рассмотрим основные «постулаты» деклараций в практическом применении:


1). Конкретность, вещность, предметность как неотъемлемые свойства поэтики акмеистов, внимание к «земному» в противоположность мистически-абстрактному (важно, что «земное» уравнивается в правах с абстрактным, а не вытесняет его – та самая идея равновесия).

Проще всего показать вещность на примере Ахматовой. Между прочим, по Жирмунскому, Ахматова – самая типичная представительница новой поэзии (акмеизма).

Своеобразие вещности у Ахматовой в том, что поэтесса понимает и любит вещи в их непонятной связи с переживаемыми минутами (что отметил Кузмин в рецензии на «Вечер»). Всякое душевное состояние у Ахматовой обозначается соответствующими ему явлениями внешнего мира.

Примеры:

- Открываем «Вечер» и видим:


Дверь полуоткрыта,

Веют липы сладко…

На столе забыты

Хлыстик и перчатка.


Круг от лампы желтый…

Шорохам внимаю.

Отчего ушел ты?

Я не понимаю… и т.д.

Стихотворение о брошенной женщине, но описаны не ее переживания, а окружающие ее предметы: дверь, липы, хлыстик и перчатка на столе и т.п.


- Открываем «Четки» и видим, как не странно, то же самое:


Звенела музыка в саду

Таким невыразимым горем.

Свежо и остро пахли морем

На блюде устрицы во льду. и т.д.

или


Потертый коврик под иконой,

В прохладной комнате темно,

И густо плющ темно-зеленый

Завил широкое окно.


От роз струится запах сладкий,

Трещит лампадка, чуть горя.

Пестро расписана укладка

Рукой любовной кустаря… и т.д.

Это, кстати, взгляд на религию: потертый коврик под иконой вместо мистический религиозных прозрений символистов.


Из Мандельштама можно привести классический пример:


Нет, не луна, а светлый циферблат

Сияет мне, – и чем я виноват,

Что слабых звезд я осязаю млечность?


И Батюшкова мне противна спесь:

- Который час, – его спросили здесь,

А он ответил любопытным: вечность!


Стихотворение это обычно рассматривают как ключевое для понимания перехода Мандельштама от символизма к акмеизму. Отрицаются символические образы, нагруженные множеством коннотаций и смыслов: луна, вечность и утверждается первенство земных, вещных образов: циферблат, час.

Кстати говоря, конкретность и вещность у Мандельштама осложняется историзмом. Вещь вписана в его поэзии в культурный контекст, человек окружен не безличными предметами, а «утварью» (предметы обретают также библейский подтекст). Поэзия Мандельштама вообще ориентирована на реминисцентность, на изображение чужого художественного восприятия мира


Справедливости ради надо отметить, что о вещности можно говорить, естественно, далеко не во всех произведениях акмеистов.


2). Второй постулат акмеизма – безоговорочное и радостное приятие мира. Тут начинаются явные проблемы соотносимости теории с практикой. Ермилова отмечает, что чистая радость бытия только у Мандельштама периода «Камня» очевидна. Ну, видимо, имеется в виду что-то вроде этого:


Поедем в Царское село!

Там улыбаются мещанки,

Когда гусары после пьянки

Садятся в крепкое седло…

Поедем в Царское село! и т.д.


Что же касается, скажем, Гумилева, его поэзия в целом глубоко пессимистична (по Ермиловой), для нее характерно «дуалистическое» томление, мука по далеким мирам. Интересно, что двоемирие характерно именно и в первую очередь для поэзии символизма, единственно что у символистов это мистические, нездешние миры, в которых есть «то, чего нет на свете» (Гиппиус), а у Гумилуве – реальные, но далекие миры. И все же по ним тоскует лирический герой, как тоскуют по своему «чуду» символисты.

Показательно в этом отношении стихотворение Гумилева «Жираф».

Еще один пример хрестоматийный – «Я и Вы».

Тяга к открытию новых миров, к экзотическим образам и сюжетам – это еще и воплощение «адамизма» (Адам – первый человек, впервые открывающий для себя мир, называющий окружающие предметы). Лирический герой Гумилева – воин, конквистадор, первооткрыватель. Муза для него – это «Муза Дальних Странствий».


Со временем в творчестве Гумилева все отчетливей проявляется тоска о пленности души земной тяжестью, мечта о воссоединении утраченной гармонии тела и души (стихотворения «Душа и тело», «Шестое чувство», «Снова море»).


3) Наконец, последнее – немного о концепции слова и ее воплощении. Перед акмеистами встала проблема обновления слова (см. «Утро акмеизма»). Решали они эту проблему по-разному:


- Ахматова: острота слова, острота восприятия обусловлена тем, что слово называет вещь, увиденную как бы в последний раз. Плюс к этому слово Ахматовой - слово «крепкое и стройное», слово очень точно находится к каждому волнению, к мимолетнейшему переживанию. Не намеки и полутона символистов, а предельная точность.


- Мандельштам: чтобы вернуть слову утраченную им первозданную свежесть, надо сдвинуть слово с предмета, создать новую логику стиха с пропущенными звеньями, с определением, относящимся не к предмету, а к контексту. Он ищет слово, в котором еще ничего не устоялось, все неопределенно и выводится из ассоциаций.


Заключение


В заключение можно сказать, например, что творчество всех без исключения акмеистов одним акмеизмом не ограничивается, поэтика их со временем все усложнялась и стихи наполнялись философским звучанием.

А можно сказать, что роль акмеизма в истории русской поэзии велика, и что он повлиял на развитие русской поэзии в эмиграции, на «парижскую ноту». Эмигрировавшие ученики Гумилева, Г.Иванов, Г.Адамович, Н.Оцуп, И.Одоевцева развивали акмеистические принципы: сдержанность, приглушенность интонации, выразительный аскетизм, тонкая ирония.