Geum.ru

Взаимоотношения русской православной церкви, общества и власти в конце 1930-х 1991 гг. (на материалах областей Центральной России)

Вид материалаАвтореферат
Основное содержание работы
Подобный материал:
1   2   3   4   5

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ


Во введении обосновывается актуальность и научная значимость работы, ее территориальные и хронологические рамки, освещается новизна работы, ставятся цели и задачи исследования.

В первой главе «Историография, источники и периодизация проблемы взаимоотношений Русской Православной Церкви, общества и власти (конец 1930-х – 1991гг.)» проводится анализ разработанности темы в литературе, дается характеристика источниковой базы диссертационного исследования и анализируются различные подходы к периодизации проблемы.

Периодизация истории взаимоотношений Русской Православной Церкви, общества и власти тесно связана с историей самой Церкви. В ее основе – тип отношений Церкви и государства.

Основные этапы истории Русской Церкви, народа и государства были общими. В то же время при периодизации истории их взаимоотношений необходимо исследование самого широкого исторического контекста.

В настоящее время многие исследователи истории взаимоотношений советского государства, общества и Русской Православной Церкви ограничиваются анализом политически обособленных периодов. Выделяют до десяти таких периодов. Они, как правило, совпадают с переломными этапами в истории государства и общества. В то же время некоторые церковные историки предпочитают привязывать этапы развития церковной организации к формальным границам: деяниям патриархов или к датам проведения Поместных или Архиерейских Соборов.

Уязвимость подобного подхода в том, что обнаруживаются переходные периоды, длившиеся иногда годами и совмещавшие черты предшествующего и последующего периодов. Дробление, нередко, привязано не к кардинальным изменениям религиозной политики советского государства, а хронологическим рамкам нахождения у власти отдельных партийно-государственных или церковных руководителей, задававших тон в отношениях государственной и церковной элит. Кроме того, негатив дробного рассмотрения заключается в преувеличении степени неустойчивости государственно-церковных отношений, так как соотносится с колебаниями, лавированиями правительственного курса, которые происходили по следующему алгоритму: наступление (гонения) – относительная стабилизация (оттепель) - рецидив наступления. Случалось, что этим циклам соответствовали изменения в общественном мнении: религиозные настроения либо обострялись, либо верх брали антиклерикальные тенденции. Однако при любых колебаниях преобладающей линией был государственный атеизм, в либеральном или в консервативном исполнении.

Автор учитывает, что политический режим нередко практиковал такую тактическую уловку, как видимость веротерпимости. В этой связи любой из дробных периодов уязвим. Его можно оспорить в плане последовательности проводимой в его рамках государственно-церковной политики. Например, «десятилетие Хрущева» не было единым в плане реализации религиозной политики государства. Без сомнения, в государственной конфессиональной политике присутствовали элементы прагматизма, расчета и субъективизма.

Отход от дробной периодизации при рассмотрении истории взаимоотношений Церкви, общества и власти позволяет анализировать их эволюцию объемно, на фоне действия факторов долговременного характера. Продуктивным, по мнению автора, представляется анализ более широких исторических периодов, привязанных не только к политическим, но и социально-демографическим, социокультурным параметрам развития. Важным, например, является, учет статистических данных союзных и региональных переписей населения.

Отход от дробной, жестко привязанной только к политическим основаниям, периодизации позволил проанализировать эволюцию длительных во времени глубинных тенденций развития общества и общественного сознания, оказывавших воздействие на весь комплекс взаимоотношений Церкви, общества и власти. Это, в свою очередь, дало возможность углубить исследование объективных предпосылок колебаний религиозности населения.

Основания, по которым производится периодизация, могут быть различными, и, в качестве приоритетных, внутри каждого периода могут быть выделены разные события и явления, определяющие его смысл. Однако близость по времени различных событий с единым историческим вектором является подтверждением допустимости выбранного принципа периодизации

Представляется целесообразным исследование истории взаимоотношений Церкви, общества и власти в избранный период в контексте эволюционного развития индустриального общества в СССР, с учетом социально-экономических, демографических, политических, культурных изменений, отраженных в данных Всесоюзных переписей населения 1937, 1939, 1959, 1979, 1989 гг., содержании конституций 1936 и 1977 гг., конституционной реформы 1989 г., Программы КПСС 1961 г. Принятые конституционные акты не только конкретизировали новое политическое и социально-экономическое состояние советского общества, но и декларировали определенные правовые основы принципа свободы совести. Проявились тенденции к совершенствованию практики нормативно-правового регулирования государственно-церковных отношений. Эпохальными факторами, привнесшими серьезные коррективы в религиозную политику государства, явились вторая мировая и Великая Отечественная войны. Таким образом, периоды конца 30-х, 50-х, 70-х и 80-х гг. связаны с определенными изменениями в отношениях Церкви, общества и власти.

С указанными периодами совпадают переломные моменты в характерном для России ХХ века процессе перехода к индустриальному обществу, который оказывал воздействие на религиозную жизнь населения, организационную структуру Церкви, конфессиональную политику власти.

В результате индустриализации и послевоенного восстановления к концу 50-х гг. в СССР, по мнению ряда ученых, были созданы экономические основы индустриального общества. Доля городского населения с 1939 по 1959 гг. возросла с 33 до 52%, при этом прирост городского населения в указанный исторический период в ряде регионов Центральной России был ниже общесоюзных показателей44. Несмотря на интенсивную урбанизацию, сельские жители еще составляли заметную долю в структуре населения.

В 60-70-е гг. в СССР продолжается затянувшийся переход к индустриальному обществу. При этом серьезно отставали показатели культурно-технического развития. Новый этап научно-технической революции актуализировал эту проблему. В 80-е гг. обозначается потребность смены технологического уклада, модернизации экономики, насыщения ее информационными технологиями, отхода от ресурсно-затратной модели. Демографическим проявлением нового качества советского общества стало преобладание городского населения над сельским. Доля городского населения возросла с 52 в 1959 г. до 70% в 1979 г. Абсолютный прирост сельского населения страны прекращается45.

Эти процессы неминуемо приводили к распаду приходской общины. Церковная организационная структура уменьшалась вследствие потери сельских приходов, демонстрируя при этом высокую живучесть. Необходимым условием политики индустриальной модернизации выступала борьба с православными традициями. Однако через массированный миграционный отход село выступило своеобразным донором в распространении элементов православного сознания в города и поселки городского типа. Возникает «урбанистская» религиозность. Размытая православная культура деревни стала постепенно отставать от динамики развития религиозной жизни в городе. Возникает религиозность, характерная для нового состояния советского общества, в котором доминировало, преимущественно городское население.

Процесс эволюции взаимоотношений Русской Православной Церкви, общества и власти в период с конца 1930-х гг. – до 1991 г. автор условно разделил на три относительно долговременных исторических периода, границы которых близки к перечисленным выше индикаторам и событиям: в рамках конца 30-х – конца 50-х гг., конца 50-х – конца 70-х гг. и конца 70-х - 1991 гг.

Вторая глава «Русская православная Церковь, общество и власть в конце 30-х – конце 50-х гг.» по своему объему выделяется от других разделов диссертационной работы. Это объясняется насыщенностью содержания, большой динамикой, сложностью и противоречивостью взаимоотношений РПЦ, общества и власти в указанный период. Этому состоянию соответствуют и архивные материалы, которые, по сравнению с документами более поздней эпохи, отличаются большим объемом информации, подробным, порой эмоциональным изложением.

В самом начале раздела анализируется ситуация в сфере взаимоотношений Церкви, общества и власти в конце 30-х гг. Освещаются малоизученные в отечественной истории факты бойкота верующими выборов в Верховный Совет первого созыва. Наряду с партийно-советскими органами подробный мониторинг избирательной кампании проводили региональные отделения «Союза воинствующих безбожников»(СВБ). Их донесения в партийные органы явились важными источниками информации46.

Помимо прямой конфронтации с властями по поводу участия в голосовании, были зафиксированы примеры протестных высказываний, заносимых в бюллетени. Избирательные предпочтения, отраженные в таких бюллетенях, противоречили ожиданиям властей. Православная жизнь и традиция в провинции демонстрировали свою живучесть. СВБ сообщал в центр о многочисленных проявлениях религиозной жизни в провинции: наличие икон, участие в церковных обрядах и праздниках.

В то же время деятельность самого СВБ пошла на спад. Интерес власти к нему был утрачен. ЦК ВКП(б) получал большое количество сигналов с мест о кризисе работы на «религиозном фронте». Антирелигиозная пропаганда к 1938 г. перестала носить системный характер и находилась на пороге кризиса. Всесоюзная перепись населения 1937 г. вскрыла неожиданную картину: 56,7% населения страны заявили о своей вере в Бога47. Поэтому ранее планируемая «безбожная пятилетка» санкционирована не была.

Определяя стратегическую линию во взаимоотношениях с Церковью, власть учитывала «западный фактор» - вхождение в СССР территорий с практически нетронутой религиозной жизнью. Рост военной опасности побуждал к терпимости на религиозной почве. При определении стратегической линии в отношениях с Церковью учитывались не только внешний фактор, но и, несомненно, настроения православной провинции, вскрывшиеся в ходе принятия Конституции 1936 г., а затем – избирательной кампании в Верховный Совет СССР. Наглядный материал дали также результаты Всесоюзной переписи 1937 г. К 1939 г. этап наступления на Церковь, начатый в 1929 г., выдохся, не принеся ожидаемой победы над религией. Методы пропагандистского воздействия оказались неэффективными. Физическое уничтожение духовенства не привело к уничтожению православного сознания. Политическое руководство, осознав ошибочность своего убеждения в том, что религия потеряла свое влияние на граждан, перешло к созданию первичных элементов политики религиозной терпимости. До предела минимизированная, но официальная и строго контролируемая Церковь представляла меньшую опасность, чем подпольная. Патриархия в последующем получила возможность совершать архиерейские хиротонии, замещать пустующие кафедры. Власть заключает с Церковью компромисс, не закрепленный никакими законодательными актами. Религиозная политика государства приобретает, по терминологии М.В. Шкаровского, «характеристику двойственности», заключавшуюся, с одной стороны, в попытке сдерживания с тем, чтобы не допустить возрождения церковных институтов и религиозности населения, а с другой – в прагматической терпимости48.

Великая Отечественная война, актуализировавшая тему жизни и смерти, способствовала подъему религиозных чувств населения, сближению Церкви, общества и власти. Автор подробно анализирует многообразные проявления патриотической деятельности Русской Церкви в годы войны: от сбора средств в фонд обороны до морально-нравственного влияния. За годы войны пожертвования верующих Ивановской и Владимирской областей составили около 3 млн руб.49. Одной из сторон духовной борьбы с фашизмом стала охрана памятников национальной культуры. Несмотря на военное время, были выделены деньги на реставрацию историко-архитектурных памятников Владимира и Суздаля50.

В годы войны начался качественно новый этап во взаимоотношениях власти, общества и Церкви. Для него было характерны серьезные уступки Церкви, уже закрепляемые на законодательном уровне. Эта перемена была вызвана целям комплексом причин: обращением в годы войны к национально-патриотическим традициям, массовым религиозным возрождением на оккупированной территории, стремлением нейтрализовать воздействие фашистской пропаганды на верующих, активной патриотической деятельностью Московской Патриархии, потребностями формирования позитивного имиджа религиозной политики СССР перед общественностью стран антигитлеровской коалиции, славянскими народами. Кроме того, власть не могла не ощущать давления религиозной стихии снизу – настойчивых требований открыть церкви. Кардинальный поворот в религиозной политике власти, происшедший осенью 1943 г., был не только следствием политического расчета и конъюктуры, но и результатом накопленного опыта. В некоторых своих чертах ситуация напоминала осень 1939 г., когда были расширены границы СССР за счет территорий с практически нетронутой религиозной жизнью. Красной Армии предстояло освобождение оккупированных территорий, где ранее были восстановлены приходы.

После известной встречи 4 сентября 1943 г. Сталина с тремя митрополитами Русской Православной Церкви, состоялся Собор епископов, на котором 19 иерархов единогласно избрали Патриархом Московским и всея Руси митрополита Сергия (Страгородского). Это было второе в истории РПЦ восстановление патриаршества. Для контроля над деятельностью Церкви по решению Совнаркома был создан специальный орган - Совет по делам РПЦ при правительстве СССР со штатом уполномоченных на местах.

Нормализация государственно-церковных отношений способствовала возрождению канонической структуры Церкви. В то же время, нельзя не отметить, что легализация церковной структуры, улучшающая возможности государственного контроля над Церковью, ее кадрами и финансами, практически ликвидировала нелегальную и полулегальную деятельность, ранее в силу вынужденных обстоятельств, сопутствующую РПЦ. Преследованию стало подвергаться любое неканоническое проявление веры. В феврале 1944 г. НКГБ занимался делом об «обновлении икон» в Иваново, которое сопровождалось массовыми богослужениями на дому. Почитаемая икона была конфискована, виновные предупреждены об ответственности51. Летом 1944 г. происходит массовая депортация в Сибирь общин истинно-православных христиан из ряда районов Рязанской, Воронежской и Орловской областей52.

31 января - 4 февраля 1945 г. в Москве впервые с 1918 г. работал Поместный Собор РПЦ. На Соборе был избран новый патриарх Алексий I(Симанский) и было принято «Положение об управлении РПЦ». Его проведение, по мнению историков А.А. Данилова и А. В. Пыжикова, стало кульминацией признания роли и авторитета Церкви в жизни послевоенного советского общества53. Ее статус соответствовал обновленному фасаду политической власти, освобождающемуся от внешних черт чрезвычайности (замена наркоматов на министерства и т.п.).

Победа подняла на небывалую высоту не только международный престиж СССР, но и авторитет режима внутри страны. Она как бы закрыла тему антицерковных репрессий 20-30-х гг., растворив ее в своих результатах. Ссылка на Победу стала тезисом для подчеркивания сближения государства и Церкви, обоснования консолидирующей идеи: не допустить следующей кровопролитной войны. Сближение государства и Церкви отражало приверженность послевоенного руководства страны мессианской идее в собственной политической интерпретации. Церковь становится, как справедливо отмечает Т. Чумаченко, дополнительным источником легитимности режима54.

Контроль государства над Церковью стал базироваться на законодательной основе. По контрасту с пережитыми гонениями 20-30-х гг., послевоенное состояние РПЦ воспринималось многими церковными деятелями того времени, как возвращение к синодальному периоду, обер-прокуроры которого напоминали уполномоченных по делам РПЦ.

Наблюдался интенсивный религиозный подъем. В церковь потянулись те, кто ранее был далек от религии. Она давала людям необходимое успокоение после экстремальности и тяжелых потерь военных лет, выполняя своеобразную компенсаторную функцию. Большую часть прихожан составляли женщины, поскольку послевоенное общество в демографическом плане стало женским. Более разнообразным был половозрастной и социальный состав церковных советов. В 1948 г. из 342 членов церковных советов Ивановской области мужчин было 192 человека (56%), в т.ч. 18 человек – участники войны. По социальному положению колхозников было 180 человек (53%), остальные – инвалиды, крестьяне-единоличники, домохозяйки55.

Донесения послевоенных лет отражают впечатляющие картины активизации церковной жизни. В областных центрах ремонтировались и открывались кафедральные соборы, повышалась доходность храмов. Это позволяло епархиальным управлениям обустраивать здания епархиальных управлений, подсобных помещений, арендовать жилье, покупать утварь.

Открытие храмов вызвало легализацию религиозной жизни части подпольных церковных общин. Ряд иереев во главе с свщмч. Афанасием (Сахаровым), бывшим катакомбным епископом Ковровским, викарием Владимирской епархии, ранее не поминавшие митрополита Сергия, признали Алексия законным главой Патриархата56.

В 1948-1949 гг. в Рязанской, Тамбовской и некоторых других епархиях была предпринята попытка издания периодического епархиального бюллетеня, предназначенного для информирования настоятелей храмов. Наибольшее количество бюллетеней (4 номера) было выпущено Рязанской епархией57. Было бы неправильно идеализировать состояние государственно-церковных отношений тех лет. Ресурс прочности положения Церкви не был безграничным. Показательным в этом плане является арест летом 1947 г. епископа Ивановского и Шуйского Михаила (Постникова), которому инкриминировалась антисоветская агитация58. Активизируется преследование коммунистов и комсомольцев, участвующих в православных обрядах. 28 октября 1948 г. правительство отменяет свое же ранее принятое распоряжение об открытии 28 храмов под предлогом того, что оно не было подписано Сталиным59. Следуют новые аресты церковных иерархов: архиепископа Оренбургского Мануила (Лемешевского), архимандрита Вениамина (Милова)60. В августе 1948 г. по настойчивому требованию Совета по делам РПЦ Синод был вынужден принять решение о запрещении крестных ходов из села в село, похоронных процессий, духовных концертов в храме вне богослужения, молебнов на полях, разъездов правящих архиереев в период полевых работ, издательской деятельности в епархиях без разрешения Синода и т.п.61.

В 1949 г. проходит кампания против русского национализма, инициированная старым окружением Сталина. Эта политическая кампания косвенно не могла не отразиться на государственно-церковных отношениях, поскольку РПЦ ассоциировалась с русскими национальными традициями и культурой. Массовое совершение обряда крещения в Саратове, о котором рассказала газета "Правда"62, явилось подходящим поводом для продуцирования антицерковных настроений и административных мер к верующим и духовенству. 20 июня 1949 г. выходит постановление ЦК КПСС «О состоянии и мерах по улучшению работы Всесоюзного общества по распространению политических знаний»63.

Опасность разгрома церковной организации в 1949 г. была отодвинута благодаря активизации деятельности РПЦ в антивоенном движении. На ХIХ съезде партии вопрос о задачах антирелигиозной пропаганды был обойден молчанием. Атеистическая лекционная пропаганда на местах находилась в запущенном состоянии. Об этом свидетельствует постановление Совета Министров РСФСР 13 февраля 1952 г. «О состоянии культурно-просветительной работы среди сельского населения Рязанской области». В нем отмечалось, что наиболее запущенным участком культурно-просветительской работы является лекционная пропаганда научно-атеистических знаний64. Подобная ситуация, несомненно, наблюдалась во многих регионах страны и преодолена была далеко не сразу. В начале 50-х гг. сельские храмы стали соперничать по притягательности с клубами. Об этом свидетельствовало письмо в «Комсомольскую правду» учительницы из с. Фирюлевка Рязанской области65.

Период 1953-1958 гг. был довольно противоречивым в плане взаимоотношений Церкви, общества и власти. При сохранении внешне лояльного отношения со стороны власти, Церковь постепенно вытесняется на периферию общественной жизни. Делопроизводство уполномоченных было перегружено работой с жалобами священников на незаконные действия местных властей. Факты произвола и администрирования не обошли стороной ни один регион.

В 1954 г. ЦК КПСС принимает два противоположных по духу постановления: «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения» (7 июля) и «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения» (10 ноября)66. От священства ряда епархий, например, Ивановской направляются благодарственные телеграммы в адрес Н.С. Хрущева, в которых отмечалась проявленная мудрость при принятии более взвешенного в оценках и умеренного в рекомендациях ноябрьского постановления ЦК КПСС, исправившего, по мнению отправителей, ошибки прежнего, июльского67. Оба постановления, по мнению М.И. Одинцова, отражали два противоположных подхода к религии и церкви в высшем политическом руководстве68.

В 50-е гг. растут финансовые показатели Церкви. Доход, например, Ивановской епархии составлял в 1952 г. 5,1млн руб., а в 1953 г. – уже 6,7 млн руб.69. Не всякая отрасль экономики могла похвастать такой динамикой. На фоне общего увеличения церковных доходов начинает расти благосостояние духовенства. Отпечаток былой маргинальности духовенства исчезает: покупка домов, ссуды на строительство стали обычной нормой.

Отношения Церкви, общества и власти оставались внешне нормальными. Тем не менее, приходские священники все больше ощущали на себе возрастающую требовательность прихожан и непокорность своих подчиненных. С их стороны предпринимаются попытки обозначить тему внутрицерковной демократии. Показателен в этой связи конфликт членов приходской общины Борисо-Глебского кафедрального собора с настоятелем и поддерживающим его епископом. В мае 1955 г. члены «двадцатки» потребовали созыва общего собрания, чтобы заслушать отчеты исполнительного органа и ревизионной комиссии, работавших без переизбрания с 1948 г.

В середине 50-х гг. идея демократизации приходской жизни, прозрачности экономики и финансов Церкви витала в настроениях церковных служащих. Она была официально озвучена и запущена в работу властью на старте антирелигиозной кампании 1958 г. Церковь стала представляться властью как институт, инкорпорированный Сталиным в политическую систему прошлой эпохи, а потому характеризующийся отходом от демократических норм управления. В силу ряда объективных и субъективных обстоятельств Церковь не смогла нейтрализовать эти настроения.

Этим умело пользовалась власть, используя трафареты антирелигиозной пропаганды 20-30-х гг., которые вдалбливали в сознание поколений, выросших вне церкви, неприглядный образ «попа-обманщика». В попытках дискредитировать Церковь в глазах общества, власть, спекулируя на идее построения коммунизма, рисовала Церковь архаичным препятствием на пути к светлому будущему. Поддержку этим настроениям Хрущев искал в поколении детей военной поры, прошедшего воспитание в трудовых коллективах, вне процесса внутрисемейного воспроизводства православной традиции. Смерть главного гаранта относительной стабильности государственно-церковных отношений открывала дорогу новому наступлению на Церковь.

В четвертом пункте второго раздела диссертации дается обобщающий портрет уполномоченного по делам РПЦ в послевоенную эпоху. Уполномоченным пришлось работать в совершенно новой сфере деятельности — государственно-церковных отношениях. Распространенным явлением был формализм к подбору кадров. В большинстве случаев рекрутировались люди со стажем работы в репрессивных органах. Серьезной проблемой были взятки уполномоченному. Весьма остро на местах стоял кадровый вопрос. Взаимодействие архиереев и уполномоченных в ряде случаев складывалось непросто. Это было следствием мировоззренческой позиции многих уполномоченных, сформировавшейся в предыдущие годы. Кроме того, Церковь нередко рассматривалась ими как новое звено в сложившейся структуре советского общества, что побуждало применять командный стиль в работе.

Специфика статуса уполномоченного заключалась в его двойном подчинении Центру и местным властям. Подобный статус вынуждал его лавировать между региональной властью и центральным руководством. В целях самосохранения уполномоченные старались угодить и московскому и местному руководству. И все же для верующих связь с Советом по делам РПЦ и  его уполномоченными, нередко выступавших в роли третейских судей, на местах была необходимой. Взаимоотношения Церкви, общества и власти ставились в рамки стабильных официальных отношений. Порой уполномоченные были разумнее и лояльнее тех местных руководителей, которые не могли нащупать оптимальные варианты компромисса с духовенством и верующими.

После легализации Церкви в годы войны власть повела наступление на внехрамовую религиозную жизнь, легальные и нелегальные проявления активности верующих. К ним относились, прежде всего, паломничества к святым источникам и подача ходатайств об открытии храмов.

В 40-50-е гг. святые источники были центрами, вокруг которых сосредоточивалась религиозная жизнь определенных групп верующих (легальных и нелегальных общин), не приемлющих установленных властью принципов существования и лишенных возможности вести нормальную церковную жизнь из-за недостатка храмов и священников.

Паломничества к источникам, крестные ходы, моления около них были древними, массовыми проявлениями веры, ярко демонстрирующими народный характер православия. Власть рассматривала их не просто в качестве безобидных религиозных предрассудков и суеверий. Она видела в паломничестве к святым местам проявление религиозного фанатизма и нарушение общественного порядка. В соответствии с секретным постановлением ЦК КПСС от 28 ноября «О мерах по прекращению паломничества к «святым местам», (каковых в СССР насчитывалось около 700, в том числе в РСФСР - более 60) деятельность власти по ликвидации святых источников развернулась во всех регионах70. В наиболее массовых и острых формах она проходила в Рязанской, Липецкой и Тамбовской (например, знаменитое паломничество к Мамонтовскому озеру71) областях. Вопреки распоряжениям светской, а порой и церковной власти, верующие выступили хранителями древней традиции. Война, объявленная властью паломничествам к святым источникам, была проиграна. Полностью остановить его не удалось.

Другим значимым проявлением активности верующих, с которой власть боролась на протяжении десятилетий, были ходатайства об открытии храмов. Они являлись основным каналом взаимодействия граждан с центральной и местной властью в сфере религиозной политики, способом отстаивания права на свободу вероисповедания.

Их количество по РСФСР за период 1944 - 1947 гг. составило 19772 (95,6 % от союзных показателей), в т.ч. по Тамбовской области – 615, Владимирской – 506, Ивановской – 600 и т.д. За указанный период в Совет по делам РПЦ и его рязанскому представителю поступило 2490 ходатайств об открытии храмов, что составляло 12% от общесоюзной цифры. Рязанский уполномоченный по делам РПЦ за указанный период принял 10754 посетителя. По числу поданных прошений об открытии храмов Рязанская область с 1944 г. до начала 1950-х гг. занимала первое место в РСФСР72.

Верующими была отработана целая технология продвижения ходатайств. Особым рефреном в ходатайствах звучала апелляция к исторической памяти: о вкладе Церкви и верующих в Победу. Акцентировались мотив поминания погибших в годы войны, необходимость использования Церкви в антивоенной деятельности. Для демонстрации многочисленности и материального ресурса церковной общины представлялось большое количество подписей под ходатайством. Авторы ходатайств подчеркивали свою лояльность политической системе. Верующие пожилого возраста нередко убаюкивали власть заверениями, что религия сама скоро отомрет вместе с ними. Практиковалась массовая заброска писем и отправка делегаций во все инстанции. В качестве основной причины обращения верующие указывали потребность в предсмертном покаянии и принятии церковных таинств. Были характерны ссылки на отсутствие близлежащих храмов и трату времени на поездку в отдаленную церковь в ущерб общественно-полезному труду.

Уполномоченные тщательно проверяли каждое ходатайство с тем, чтобы выяснить его причину и инициаторов. Сложилась даже специальная технология отклонения ходатайств в целях закрытия православных обществ.