Врачи-иностранцы на службе у русских царей XV-XIX вв

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3
-старший (в России его звали Лаврентий Алферович). Он родился в Саксонии, изучал медицину в университетах Гельмштадта, Иены, Лейпцига. В Иенском университете защитил диссертацию и получил степень доктора медицины. Приехав в Россию, он за короткий срок получил репутацию хорошего врача. После смерти царя Алексея Михайловича Лаврентий Блюментрост служил его сыну Федору. Особенно его ценила дочь царя Алексея Софья, которая спасла врачу жизнь в 1682 г. во время бунта стрельцов, поднятого в защиту Милославских, когда чинились жестокие расправы с «изменниками». Умер доктор Блюментрост в 1705 г. в возрасте 86 лет. Его четверо сыновей стали известными российскими врачами.

В последние годы царствования Федора Алексеевича о его здоровье заботился доктор Даниил фон Гаден. Судьба его трагична. После смерти царя Федора началась борьба за престол между наследниками. Не последнюю роль в этом сыграли стрельцы, которые обвинили доктора в смерти царя Федора. Несмотря на уговоры царицы Софьи и ее заверения в невиновности доктора, его подвергли страшным пыткам, а после разрубили на части на Красной площади.

Царь Федор Алексеевич пригласил на службу еще одного врача из числа потомственных медиков – Генриха Келлермана (Андрея, как его звали в России). Он был сыном врача Томаса Келлермана, избравшего Россию своей второй родиной. Из Москвы Генрих был отправлен изучать медицину в Германию, Францию, Англию и Италию. В Падуанском университете он получил степень доктора медицины и спустя 16 лет вернулся в Россию. Здесь он был принят на службу в Аптекарский приказ. В отличие от большинства врачей-иностранцев Г. Келлерман свободно владел русским языком. Помимо этого говорил еще на шести языках и имел блестящие знания по практической медицине. Он 37 лет состоял на царской службе и умер в Москве в 1715 г.

Более 30 лет прожил в России Сигизмунд Зоммер, принятый лекарем в Аптекарский приказ. Царь Федор, отметив старания медика, в 1684 г. произвел его в «докторы медицины». (Россия не Европа, здесь воля царя – закон.)

После смерти Федора Алексеевича из опасения за судьбу юных правителей Ивана и Петра решено было обновить штат Аптекарского приказа и пригласить на русскую службу новых врачей-иностранцев. Новому царю присягнули 6 докторов, 2 алхимиста, 2 аптекаря, 5 иноземныхных лекаря, 14 русских лекарей, 27 лекарских учеников, 1 костоправ и 3 алхимистского и аптекарских дела ученика. Из них 17 иноземцев и 45 русских медиков41. При этом, симпатии русского двора все больше склонялись не к традиционно английским, а к немецким специалистам. От имени мальчиков-царей было направлено письмо немецкому императору Леопольду с просьбой прислать в Москву ученого и опытного врача, которому можно было бы доверить их здоровье. Только через семь лет, в 1789 г. с рекомендательным письмом от императора приехал доктор медицины Григорий Карбонарий. Он знал не только медицину, но и несколько иностранных языков (в т.ч. русский). Находился на царской службе до 1714 г., выполняя разные поручения Петра, но так и не стал лейб-медиком. Молодому царю Петру оставался верен доктор романовской семьи Лаврентий Блюментрост-старший. Именно ему было поручено экзаменовать прибывающих на службу к русскому царю новых врачей-иностранцев.

XVIII столетие открыло новую страницу в истории придворной медицины. Доктор Блюментрост был одним из первых, кому было присвоено звание «лейб-медикуса», введенное Петром Великим. Впервые должность «лейб-медикуса» упоминается в петровской «Табели о рангах» (1722). Положение личного врача царя приравнивалось к чину коллежского советника или полковника и соответствовало чиновнику VI класса. В 1833 г. было введено звание «почетного лейб-медика». Если раньше придворные врачи, будучи служащими Аптекарского приказа, относились к челяди, т. е. к низшему разряду придворных, то теперь лейб-медики были включены в состав свиты императорского двора, им присваивались высокие чины, вплоть до чина действительного тайного советника, они награждались орденами, некоторым из них были пожалованы родовые титулы.

Во время визита Петра I в Англию с ним находился его врач, а заодно и стряпчий - Петр Постников, которому было поручено набрать медицинский персонал, купить лекарства, инструменты и книги для России. Постников обучался медицине в Падуанском университете, став первым русским дипломированным доктором медицины. По приказу царя Петра он оставил медицину и занялся дипломатией.

Русский посланник в Голландии граф А.А. Матвеев пригласил на должность лейб-медика Петра профессора и ректора Лейденско-Батавской академии доктора медицины Николая Бидлоо, который приехав в Россию в 1702 г., остался здесь навсегда. Одним из первых заданий, данных новому хирургу, было распоряжение сделать чучело любимой собаки царя Лизетты. По-видимому работа Петру понравилась и голландец несколько лет оставался его личным врачом, сопровождал его в поездках по России, выполняя самые разные (нередко далекие от медицины) царские поручения. Это тяготило доктора и он отпросился на другую службу. Бидлоо многие годы был главным доктором Московского госпиталя и директором госпитальной школы, где с успехом преподавал анатомию и хирургию. В 1710 г. Николай Бидлоо завершил объемный (1306 страниц) труд «Наставление для изучающих хирургию в анатомическом театре». По поручению царя доктор Бидлоо занимался подготовкой отечественных медицинских кадров. За каждого выученного лекаря полагалась премия в 100 рублей и за подлекаря (врача-практика) – 50 рублей.

Значительное место в окружении Петра занимал его лечащий доктор, а позже друг и соратник – Роберт Эрскин. Именно он стал первым иностранцем, возглавившим Аптекарскую канцелярию (прежде это было привилегией только представителей российских знатных боярских родов). Эрскин был выходец из старинного шотландского дворянского рода. Еще в юности он всерьез увлекся медициной, изучал ее у лучших врачей Германии. Франции, Голландии. В 1700 г. защитил докторскую диссертацию в Утрехском университете (Голландия), став доктором философии и медицины. В Россию Эрскин прибыл в 1706 г. и был принят на государственную службу, где отвечал за лекарственное обеспечение русской армии. Вскоре его приблизил к себе князь А. Д. Меншиков, которого Эрскин повсюду сопровождал в течение семи лет. Профессиональные качества доктора были замечены и оценены не только светлейшим князем. На старательного шотландца обратил внимание царь. В 1713 г., когда скончался лейб-медик Петра Иоганн Донель, именно Роберту Эрскину было предложено занять освободившее место. Наслышанный о больших практических знаниях Эрскина, Петр оказывал большое доверие новому лейб-медику, строго следовал его рекомендациям, брал доктора в военные походы и многочисленные поездки. Петр доверял Эрскину не только заботу о своем здоровье. Помимо непосредственной службы при дворе врач-иностранец решал вопросы государственного порядка. Петр лично ему поручил возглавить Санкт-Петербургскую походную канцелярию. Не последнюю роль доктор сыграл и при подготовке нового Военного Устава, где подробно расписывались обязанности военных и полковых медиков.

В 1716 г. доктор Роберт Эрскин был объявлен действительным статским советником и получил должность архиатра, т.е. стал главой Медицинской канцелярии, ведавшей управлением всех медицинских учреждений в стране, главного на лестнице чинов в медицинской службе. Теперь на нем лежала ответственность за порядок во всей медицинской сфере российского государства. Не оставляя своей главной должности лейб-медика и следя за самочувствием императора, Эрскин с большой энергией взялся за решение вопросов назначения и увольнения докторов и лекарей, обустройства больниц и госпиталей, открытия госпитальных школ и поставкой необходимых лекарственных средств. В тогдашней России действовали два центра управления отечественной медициной. Новый в Петербурге (Аптекарская медицинская канцелярия) и прежний (Аптекарский приказ) в Москве. Архиатру полагалось управлять обоими учреждениями. Стараниями доктора Эрскина недалеко от Петербурга, на Большой Охте, был открыт целебный источник минеральной воды.

Часто врач общался с царем в неформальной обстановке. Не раз бывал с ним на званных обедах, приемах, сопровождал Петра в поездках. Вместе с Эрскином Петр присутствовал на операции парижского профессора анатомии, который в их присутствии сделал операцию по удалению катаракты 65-летнему инвалиду. Первым, кого увидел прозревший пациент был русский царь.

Эрскин был назначен царем первым начальником и главным хранителем открывшейся Кунсткамеры, приобретал для музея экспонаты, следил за сохранностью. Петр выкупил огромную библиотеку Эрскина, содержащую около 4 тысяч книг. Нередко доктор выполнял поручения научного характера - он вел переписку с Лейбницем о возможности изобретения вечного двигателя. При этом, он успевал заниматься еще и личными торговыми делами, успешно вкладывая деньги в Ост-Индскую кампанию. Внезапная смерть в декабре 1718 г. доктора Эрскина стала несчастьем для царя. Он лично шел за гробом, неся восковую свечу до самой могилы доктора в Александро-Невском монастыре, где была похоронена мать царя.

Ближайшим помощником Эрскина был молодой доктор Лаврентий Блюментрост-младший (сын придворного доктора Лаврентия Блюментроста, служившего еще при отце Петра). Он изучал медицину в университетах Лейдена и Оксфорда. Вернувшись в России, он исполнял обязанности лейб-медика сестры царя – Натальи Алексеевны. Эрскин привлек молодого доктора к себе в помощники, поручив ему заботу о Петре и после смерти лейб-медика сменил его на этом посту. Кроме того, он заведовал Кунсткамерой и царской библиотекой. Доктор Л.Л. Блюментрост, немало содействовавший открытию Академии Наук (1725), стал ее первым президентом.

После смерти Петра I и Екатерины I лейб-медик впал в немилость и был отстранен от придворной службы. Он уехал в Москву, где продолжил врачебную практику. Позже Л.Л. Блюментрост занял должность директора Госпитальной школы и стал главным доктором Московского военного госпиталя. В 1754 г. его назначили куратором создававшегося тогда Московского университета, но через год в возрасте 63 лет он умер, не успев проявить себя на этой должности.

Его родной Иоганн Блюментрост (Иван Лаврентьевич) учился медицине в Кенигсберге и Галле, куда его послал за свой счет царь Петр. Там Иоганн защитил диссертацию (1702) и стал доктором медицины. Вернувшись в Россию, он сначала был личным врачом царя сопровождал его в поездках, а позже лейб-медиком царевича Алексея и младших царевен. Он деятельно взялся и за решение государственных дел, предложив царю свой проект преобразования медицины в России. Став архиатром, И.Л.Блюментрост принимал самое деятельное участие в реформировании сферы здравоохранения в России. Благодаря его стараниям, появились новые аптеки, госпитали, больницы. В 1728 г. им была учреждена лечебница при Московской придворной аптеке для приходящих больных. С его именем связано открытие минеральной воды в окрестностях Петербурга и в Олонецкой губернии. Пробы воды делал лично доктор Блюментрост, дав заключение о ее целебных свойствах. Настойчиво рекомендовал царю начать строительство курорта на месте открытого источника железистых вод.

Как и у его брата, карьера молодого доктора, удачно начавшись, в дальнейшем сложилась печально. Через 8 лет после назначения на должность архиатра его уволили со службы (несправедливо обвинив в неискусном лечении умершего от оспы императора Петра II), отлучили от двора. В возрасте 80 лет Иван Лаврентьевич Блюментрост умер в Петербурге, практически забытый всеми.

С именем императрицы Анны Иоанновны связаны имена придворных медиков грека Антона Севасто, родившегося в Италии и изучавшего медицину в Падуе, а также немца Иоганна Ригера из Пруссии, известного своими интригами при дворе, рекомендованного царице графом А. Остерманом, получившего должность архиатра не без помощи герцога Бирона. Большую известность при дворе получил доктор Иоганн Бергард Фишер из Любека, защитивший диссертацию в Лейденском университете. Успешно практикуя в Риге, Фишер пользовался большим уважением среди горожан, о чем стало известно вдове герцога курляндского (будущей императрице). Доктора несколько раз приглашали для консультаций к Анне Иоанновне. Став императрицей она предложила доктору переехать в Петербург, став ее лейб-медиком. Вскоре Фишер занял освободившееся после Ригера место архиатра. В отличие от своего предшественника, прославившегося доносами на коллег и беззастенчивой компиляцией их научных трудов, доктор Фишер был большим знатоком своего дела, умело сочетая врачебную практику с административной работой.

Нередко к числу штатных придворных врачей присоединялись доктора, приглашенные на короткие сроки (по контракту). Одним из таких лейб-медиков был доктор Готлиб Листениус, с которым Анна Иоанновна подписала в 1739 г. контракт на четыре года.

После ее смерти (1740) весь штат лейб-медиков стал подчиняться ее племяннице Анне Леопольдовне, объявленной регентшей при малолетнем (двухмесячном) императоре Иване VI. В свое недолгое правление Анна Леопольдовна успела составила «Краткие наставления… лейб-медикусам», утвержденные 5 ноября 1740 г., где говорилось, в частности: «К сему управлению две персоны определяются, а именно архиатр Фишер первым, а доктор Ребейра Санхец вторым лейб-медикусом, за что им годового жалованья каждому по 3 000 рублей, кроме свободной квартиры, стола и экипажу определено». Лейб-медикам вменялось в обязанность принятие коллективных решений в лечении младенца-императора, ведение специального журнала, а также забота о здоровье родителей императора. Им разрешено было лечить других лиц двора, но только в свободное время.

Время Елизаветы Петровны, вошедшей на престол осенью 1740 г., в истории придворной медицины тесно связано с именем Иоганна Германа Лестока, в России прозванного Иваном Ивановичем. Потомок старинного французского дворянского рода, Лесток родился в 1692 г. Германии. Хирургии его научил отец, лейб-хирург. В 1713 г. Лесток приехал в Россию и стал лейб-медиком царицы Екатерины I. Петр вскоре выгнал его и выслал в Казань по жалобе на неосторожное поведение с дочерью одного придворного служителя. В столицу Лесток вернулся уже после смерти Петра и его жены и сразу был назначен лейб-медиком цесаревны Елизаветы Петровны. Ловкий придворный интриган, кутила. Как пишет Соловьев: «Деятельный, веселый, говорливый, любивший и умевший со всеми сблизиться, всюду обо всем разведать, Лесток был дорогой человек в однообразной жизни двора опальной цесаревны»42. Елизавета охотно доверяла ему свои тайны. Лесток был одним из инициатором и активным участником дворцового переворота, приведшего Елизавету на трон. Позже в изгнании он рассказывал французскому путешественнику, что долго не мог убедить Елизавету начать переворот. Исход решили картинки, нарисованные наскоро на игральных картах – на одной Елизавете обрезали волосы в монастыре, на другой - она вступала на престол в окружении народа43. Став императрицей, Елизавета пожаловала Лестоку «за особливые и давние заслуги и чрезвычайное искусство» звание первого лейб-медика в ранге действительного статского советника, а также назначила его архиатром и директором медицинским факультетом с жалованием в 7 тыс. рублей. Это был не единственный источник доходов доктора. Тонкая дипломатическая игра при французском и английском дворах приносила стабильные гонорары. Лесток приобрел невиданный вес при дворе и имел безграничное доверие императрицы. Именно ему была дана привилегия «пускать кровь» царице. Имея при дворе немало противников, он, заручась поддержкой Елизаветы, распоряжался не только судьбами российских подданных, но и самой России. Лесток был одним из тех, кто принял деятельное участие в выборе невесты Петру III. Вместо дочери польского короля Марианны (предложенной Бестужевым), в Россию была привезена Софья Фредерика Ангальт Цербская. Если бы доводы Лестока оказались неубедительными («Принцесса из сильного дома вряд ли будет склонна к послушанию»), у России не было бы императрицы Екатерины Великой. Но и сам доктор не избежал насмешек судьбы. Оболганный врагами, в 1748 г. Лесток был арестован, подверг­нут ужасным пыткам, был безвинно осужден, лишен всех чинов и званий, в том числе и звания лейб-медика (хотя это звание давалось пожизненно). Лесток был выслан из Петербурга и отправлен в ссылку, восстановлен же в правах он был лишь в царствование Петра III (1761) и через шесть лет в возрасте 75 лет скончался.

Еще одним лейб-медиком императрицы Елизаветы был Герман Каау Бургав (Буэргав), он тоже, как и Лесток, был из семьи медиков. Родился в Гааге в 1705 г., окончил Лейденский университет, стал доктором медицины, имел обширную частную практику в Голландии, был приглашен в Россию и по личной рекомендации Лестока стал лейб-медиком императрицы.

В штате личных докторов императрицы состоял известный доктор Кондоити, грек по происхождению. Ее лейб-хирургом был француз-эмигрант Фузадье, который не раз пускал императрице кровь, что приносило ей облегчение. В последние годы правления Елизаветы Петровны за ее самочувствием следили несколько придворных врачей-немцев – Монсей, Шилинг и Круз. 17 ноября 1761 г. императрица почувствовала лихорадочные припадки, но после принятия лекарств оправилась. 12 декабря Елисавете стало опять дурно – началась жестокая рвота с кашлем. Медики решили отворить кровь и очень испугались, заметив ее сильное воспаление. 22 декабря в 10 часов вечера ее состояние ухудшилось и врачи заметили явные признаки решительного ухудшения здоровья императрицы (рвота с кровью, кашель). Агония продолжалась всю ночь и большую половину другого дня. В полдень двери растворились и всем стало ясно, что это значит.

В правление Екатерины II штат придворных врачей расширился. Как и прежде, помимо профессиональных способностей от лейб-медиков требовались личная преданность, но еще большей ценностью считалось умение хранить дворцовые тайны. Сразу после переворота, освободившего трон для жены императора, в Ропшу к свергнутому Петру III были отправлены придворный врач голландец Людерс и хирург Паульсен. Интересно отметить, что доктора прибыли уже не с лекарствами, а с хирургическими инструментами (для вскрытия тела), не надеясь застать пленника в живых. Насильственная смерть императора не вызвала у них удивления, молчание же – было частью их работы. За время правления императрицы лейб-медики были не только свидетелями многих придворных интриг, но нередко и их прямыми участниками. В дворцовые тайны были посвящены занимавшие важные посты при дворе немецкий врач Мельхиор Адам Вайкард и Конрад Г. Брандау, образованный и умелый доктор. Известно, что Екатерина II в своей дипломатической переписке пользовалась посредническими услугами своего корреспондента – ганноверского лейб-медика Иоганна Георга Циммермана.

В написанных Екатериной «Записках», есть немало упоминаний о докторе Бургаве, который лечил молодую принцессу. Екатерина вспоминает, что во время ее пребывания в Москве в 1744 г., она была вынуждена прятаться целыми днями в своей комнате «из-за необыкновенного количества прыщей, выпавших на лице». Лечение было долгим, пока однажды, как пишет императрица, - доктор не «вытащил из кармана маленький пузырек талькового масла и велел мне капнуть одну каплю в чашку воды и мочить этим лицо». Уже через 10 дней Екатерина смогла показаться на людях44. Верным и преданным ей оставался лейб-хирург француз Гюйон. Он сопровождал Екатерину на прогулках, присутствовал на уроках верховой езды. Правда, большим мастерством он не отличался и свидетельством тому – история о больном зубе, который мучил ее более четырех месяцев и который она все-таки решилась вырвать. Бургавом был приглашен Гюйон. «Я села на пол, - пишет Екатерина, - Гюйон рвал мне зуб, но в ту же минуту, как он вырвал его, глаза мои, нос и рот превратились в фонтан, изо рта лила кровь, из носу и глаз вода». Оказалось, что Гюйон вместе с зубом «оторвал кусок нижней челюсти». «Я очень страдала», - вспоминает императрица45.

До самой смерти Екатерины при ней находился лейб-медик Роджерсон. Он лично пускал кровь императрице, получая за это дополнительную плату – каждый раз по 2 тысячи рублей. За несколько дней до ее кончины доктор советовал сделать кровопускание, чем рассердил Екатерину, которая упрекнула его в жадности к деньгам. Обиженный доктор ушел, а вскоре с императрицей случился удар, от которого она так и не смогла оправиться. Уже умирающей императрице Роджерсон все-таки пустил кровь, приложил к ногам «шпанских мушек», но это не помогло.

Нередко Екатерина II приглашала из-за границы дипломированных врачей-иностранцев.Так, с именем приехавшего по просьбе императрицы английского доктора Томаса Димсдаля связано событие, наделавшее много шума в столице в 1768 г. В то время оспа опустошала города России и Европы. Но сторонников оспопрививания было мало. Против выступали не только отцы церкви, но даже врачи. Искусный доктор Димсдаль, который уже привил оспу 6 000 человек, сохранив им жизнь, был специально выписан из Англии для того, чтобы сделать прививку от оспы русской императрице. Это случилось 12 октября 1768 г. Тогда же оспа была привита и великому князю Павлу Петровичу, сыно императрицы. Ее примеру последовала большая часть столичной знати. В ноябре проблему оспопрививания специально обсуждал Сенат. Было отправлено специальное поздравление Екатерине по случаю привитой оспы. Отвечая сенаторам, императрица писала, что «своим примером желала спасти от смерти многочисленных моих верноподданных, кои, не зная пользы сего способа, оного страшася, оставалися в опасности»46. Доктор Димсдаль был пожалован в бароны. Ему было присвоено звание лейб-медика ,а также звание действительного статского советника, пожалована ежегодная пенсия в 500 фунтов стерлингов за то, что «весьма попечительно, искусно и счастливо прививал оспу и разрушил для пользы всенародную гидру предубеждения относительно к сей поныне столь бедственной болезни»47. Не оставлен без внимания и семилетний Александр Маркок, от которого была взята оспенная материя для императрицы, пожаловано было дворянское звание, причем из Маркока мальчик был переименован в Оспенного.