Сергей Эфрон Крылатый лев, или…

Вид материалаДокументы

Содержание


Славный дворянский род
Подобный материал:

.

Сергей Эфрон

Крылатый лев, или…


Судите сами


Предисловие




Количество книг, посвящённых великому русскому поэту Марине Цветаевой, исчисляется десятками. О её не менее великом отце, Иване Владимировиче Цветаеве, создателе Музея изящных искусств им. императора Александра III (ныне Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина), написано всего две. Об остальных членах её семьи – фактически ни одной. Все эти по-своему замечательные люди упоминаются в книгах о самой Марине в контексте её жизненной и творческой судьбы. Мне захотелось каждому из них воздать должное, ибо они это заслужили, и написать о каждом отдельное исследование. Если задуманное удастся, то в скором времени появится серия из шести книг с биографиями самых близких Марине людей: матери и отца, мужа, детей, сестёр, близких друзей и самой Марины.

Эту серию открывает книга, которую вы держите сейчас в руках. Она посвящена мужу Марины Цветаевой, Сергею Яковлевичу Эфрону, и его семье. Вряд ли самому Сергею Яковлевичу понравился бы закрепившийся за ним статус «мужа Марины Цветаевой», но тут уж ничего не поделаешь. Слава его жены оказалась так велика по сравнению с его собственной, что быть ему «Марининым мужем» во веки веков. Однако Сергей Яковлевич Эфрон и сам по себе личность достаточно интересная, особенно если рассматривать эту личность в историческом аспекте того непростого времени, которое выпало на его долю.

«Крылатый лев» – забавное название, не правда ли? – звучит обворожительно. Крылатых львов я видела в Венеции, на самой красивой площади Сан-Марко. Стоят они каменные на колоннах, а за спиной крылья. В Венеции их полным-полно – в каждой сувенирной лавке. В жизни крылатых львов не бывает. Думаю, вы уже догадались, к чему я клоню. Да, да, на мой придирчивый взгляд, крылатый лев Сергей Эфрон был Марининой выдумкой, ведь Марина была фантазёркой от Бога.

С первых же дней их знакомства она назвала его «Львом», а он её – «Рысью». Потом она приделала своему «Льву» крылья, а он так и не взлетел, потому что львы не летают.

Известный цветаевед Анна Саакянц, делая на парижском симпозиуме доклад о Марине Цветаевой, «доложила», что её брак с Сергеем Эфроном был самым «естественным» жизненным поступком Марины. Если меня когда-нибудь пригласят на парижский симпозиум, я непременно «доложу», что это был её самый «противоестественный» поступок. Однако шутки шутками, а брака этого не одобрил никто, кроме самих брачующихся. Сочувственно отнеслась лишь Ася Цветаева, юная семнадцатилетняя сестра Марины (которая в эту пору тоже собиралась замуж за восемнадцатилетнего юношу Бориса Трухачёва). Родным было от чего схватиться за голову: Марине – девятнадцать, Сергею – восемнадцать. У него ни профессии, ни образования – недоучившийся гимназист. Но от судьбы никуда не денешься, и Марина с Сергеем, вопреки общественному мнению, всё-таки поженились. Они были счастливы целых два с половиной года. Много это или мало? По мне, не так уж и плохо. Марина и Сергей стали настоящими друзьями, а это, поверьте, большая редкость. Беда в том, что Сергей не стал Марининым мужчиной, Марина же была для него, помимо друга, ещё и любимой женщиной. Что поделать – так случилось. Зато настоящие друзья не предают друг друга и любят по-настоящему. Они и любили…

Не может не вызвать интереса и многочисленная семья Сергея Эфрона, тем более, что мать его, Елизавета Петровна, происходила из древнейшего дворянского рода Дурново.

В биографии семьи Дурново-Эфрон много белых пятен, и далеко не на все вопросы мне удалось найти ответы. Но всё же смею надеяться, что приведённое ниже аналитическое исследование, касаемое этой семьи, окажется наиболее полным на сегодняшний день.

Однако, ближе к делу…


Славный дворянский род



Корни рода Дурново уходят глубоко – в XIV век. Этот род вышел из рода Толстых. Первый Толстой был тóлстым, а первый Дурново – дурным. Василий Юрьевич Дурной и положил начало славному роду Дурново. Его потомки служили российскому престолу и стольниками, и воеводами, и окольничими, и «в иных знатных чинах и жалованы были от Государя поместьями». Род Дурново был внесён в шестую часть дворянских родословных книг Вологодской, Калужской, Костромской, Московской, Орловской, С.-Петербургской, Тамбовской и Тверской губерний.

Одним из потомков этого древнего рода явился Пётр Аполлонович Дурново (1812-1887), отец Елизаветы, матери Сергея Эфрона. У родителей Петра Аполлоновича, Аполлона Ефремовича и Прасковьи Ивановны (урождённой Кушниковой), кроме Петра было ещё два сына (Михаил и Николай) и семь дочерей (Екатерина, Елизавета, Александра, Анна, Татьяна, Хиония, Наталья). О родителях, братьях и сёстрах Петра Аполлоновича мало что известно. Мне лишь удалось узнать, что сестра его, Анна Аполлоновна, была певицей, и похоронена в Троице-Сергиевой Лавре.

Надо заметить, что вопреки бытующим легендам, ни московский генерал-губернатор Пётр Павлович Дурново, ни министр внутренних дел Пётр Николаевич Дурново не являлись близкими родственниками Петра Аполлоновича, а стало быть, и его единственной дочери Елизаветы.

Пётр Аполлонович был кадровым военным, а посему имел послужной список, содержащий достоверные сведения о его материальном и семейном положении, образовании, службе и даже чертах характера. Родители его были дворянами средней руки: в 1844 году им принадлежало 315 душ крепостных в Калужской губернии и 95 крестьян в Ярославской губернии.

В 1828 году шестнадцатилетний Пётр Дурново был «определён кадетом» в Московский кадетский корпус, откуда выпущен в 1833 году корнетом с определением в кирасирский полк, расквартированный под Новороссийском. В кирасирском полку Пётр Аполлонович прослужил 10 лет и получил в 1835 году чин поручика, а в 1840-м штабс-ротмистра. Командовал эскадроном, участвовал в военных манёврах. За манёвры на территории царства Польского при городе Калише, проходившие в присутствии российского императора и прусского короля в 1835 году, поручик Дурново, как и многие другие офицеры, получил благодарность главнокомандующего, а шеф полка, принц Алберт Прусский, наградил Петра Аполлоновича золотыми часами.

Полковое начальство П.А. Дурново по службе оценивало высоко, отличало его способность и знания: «Российской грамоте читать и писать умеет, Закону Божию, священной истории, рисованию, черчению ситуационных планов, географии, истории, арифметике, алгебре с применением оной к геометрии, простой физике, правилам: полевой, гарнизонной и лагерной службы, главным правилам тактики и малой войны, полевой фортификации, начальным понятиям об артиллерии, военному судопроизводству и письмоводству, французскому и немецкому языкам обучался». Есть сведения о том, что он «жалобам никаким никогда не подвергался», «в нравственности хорош» и «в поступках неприличных званию и потемняющих честь никогда не был», «штрафам, суду, выговорам не подвергался», «в хозяйстве хорош».

Надо заметить, что при всех благожелательных отзывах, наградами Петра Аполлоновича начальство не баловало. Из документов явствует, что Дурново «к повышению чинов и награждению достоин», однако «всемилостивейших рескриптов и похвальных листов от своего начальства не получал» и «за отличие по службе и по другим действиям чинами, орденами, знаками отличия награждён не был». Думается, что причина этого кроется в систематических опозданиях Петра Аполлоновича из отпусков без должных объяснений. В 1844 году тридцатидвухлетний штабс-ротмистр Дурново, всё ещё холостяк, расстался с кирасирским полком. Он был переведён в конный гвардейский полк поручиком. В 1846 году получил звание штабс-ротмистра, в 1852 году – ротмистра.

Конный гвардейский полк, в котором П.А. Дурново прослужил до отставки, был верной опорой императорской власти. Сюда отбирали самых видных и обеспеченных представителей крупнейших дворянских фамилий. За всю историю своего существования, со времён Петра I, полк получал награды и за боевые действия против неприятеля, и за подавление восстания декабристов, и за расправу с польским восстанием 1831 года. Почти одновременно с Дурново в полк прибыл его новый командующий – сорокатрёхлетний «генерал-майор Пётр Петрович Ланской 4-й», женатый в то время на Наталье Николаевне Гончаровой, вдове поэта Александра Сергеевича Пушкина, официально «камер-юнкера двора Его Императорского Величества титулярного советника».

Существует семейное предание о тёмной истории, связанной с растратой полковой кассы ротмистром Дурново. Легенда гласит, что будучи кассиром полка, раздав все деньги из кассы в долг сослуживцам и не сумев вернуть их к ревизии, Пётр Аполлонович вынужден был жениться на богатой девице и за счёт приданого покрыть долги. Это действительно могло иметь место, поскольку П.А. Дурново в 1846 году был утверждён полковым казначеем, в 1852-м сдал эту должность и «по собственному желанию обращён во фронт». Достоверно неизвестно ни о пустой кассе, ни о ревизии, ни о должниках. Только вот подозрительно участились отпуска ротмистра Дурново. Вполне вероятно, что они были нужные ему для поисков денег и выгодной женитьбы. Во всяком случае, к моменту отставки он был «женат по первому браку на дочери Почётного гражданина Посылина девице Елизавете Никаноровой».

В прошении об отставке П.А. Дурново указал причину, по которой желает оставить службу: «Усердно желал бы я продолжать воинскую, Вашего Императорского Величества, службу, но совершенно расстроенные домашние обстоятельства не дозволяют мне иметь счастье продолжать оную». Государь уволил П.А. Дурново со службы, как тот и просил, «по домашним обстоятельствам с мундиром».

14 ноября 1852 года лейб-гвардии полка ротмистр П.А. Дурново ушёл в отставку, сделав заявление в том, что «если по всеподданнейшей моей просьбе разрешается мне увольнение со службы, то о казённом пропитании просить нигде не буду. Жительство же по отставке буду иметь Калужской губернии и уезда в сельце Селивановке».

Может быть, в этой Селивановке и родилась у супругов Дурново дочь Елизавета, по одним сведениям в 1855 году, по другим – в 1854? Возможно, в этой Селивановке и провела самые первые годы своей жизни будущая страстная революционерка Лиза Дурново?

Но нет, документы говорят о другом. Согласно метрике, Елизавета Петровна Дурново родилась в Москве 3 сентября 1853 года, а 14 сентября была крещена.

По каким-то причинам Селивановка не устроила молодых супругов Дурново, и они поселились в Москве, скорее всего, снимали квартиру, хотя достоверных сведений на этот счёт нет.

Известно, что после женитьбы Пётр Аполлонович получил довольно большое наследство от дальнего родственника, князя Ромадоновского, в виде родового имения в Пензенской губернии.

В декабре 1858 года супруги Дурново купили в Москве, в «Гагаринском переулке Пречистенской части 3 квартала», домовладение площадью 560 квадратных сажен. Домовладение в старой Москве, как правило, представляло собой что-то вроде маленькой усадебки, состоящей из огороженного участка земли, на котором располагались главный дом, флигель и хозяйственные постройки.

На какие деньги был куплен дом, из наследства Петра Аполлоновича или на приданое его жены, не совсем понятно, но факт остаётся фактом: Пётр Аполлонович купил дом на своё имя, но сразу же «ввёл в домовладение», как тогда называли передачу собственности, свою жену Елизавету Никаноровну. Надо заметить, что в течение всей своей жизни Пётр Аполлонович придерживался этого правила и передавал всё своё имущество жене. Оттого мне кажутся сомнительными «слухи» от И. Жук-Жуковского, биографа Е.П. Дурново, что жена Петра Аполлоновича была ревнива и сварлива и что жили они неладно. Что-то не похоже.

Главный дом купленного домовладения, выходивший фасадом в Гагаринский переулок, был построен прежним хозяином К.Ф. Шаповаловым в конце сороковых годов девятнадцатого века. В этом доме и выросла Елизавета Дурново, мать Сергея Эфрона.

Гагаринский переулок был именован по фамилии крупного землевладельца в этой части Москвы князя Б.И. Гагарина. Со временем эта земля была распродана по частям именитым гражданам. Огромное домовладение №29–31, на одной из частей которого обосновался впоследствии П.А. Дурново с семьёй, принадлежало в начале XIX века бригадиру Д.А. Новосильцеву. На его незаконной дочери Анне Васильцовской был женат известный в своё время писатель М.Н. Загоскин (автор «Юрия Милославского» и других романов), с которым поддерживал близкое знакомство А.С. Пушкин. Писатель Загоскин жил здесь в 1827-1831 годах до переезда в собственный дом в Денежном переулке. Так уж случилось, что могилы писателя М.Н. Загоскина и отставного ротмистра П.А. Дурново оказались неподалёку друг от друга на кладбище Новодевичьего монастыря. Правда, в отличие от аккуратной и ухоженной могилы Загоскина, могила отставного ротмистра Дурново не сохранилась.

Жизнь и быт Гагаринского переулка, в то время центра бывшей Староконюшенной слободы, описывалась нашим «главным» анархистом П.А. Кропоткиным в «Записках революционера» и А.И. Герценом в книге «Былое и думы». П.А. Кропоткин, бывший коренным жителем Староконюшенной слободы, сумел красочно описать даже мельчайшие штрихи быта «слободчан», хотя во многих существенных для нас вопросах память подвела его. П.А. Дурново он величал «старым генералом», несмотря на то, что тот генералом никогда не был. Вот как Кропоткин описывает дом «генерала» Дурново: «… После смерти бабушки этот дом перешёл её дочери Елене Петровне Друцкой, а потом был продан генералу Дурново (?). Здесь выросла известная революционерка Елизавета Петровна Дурново, вышедшая впоследствии за Якова Эфрона и трагически умершая в Париже в 1910 году.

Вправо, наискось от этого дома, тоже в Гагаринском переулке, стоял такой же деревянный дом, одноэтажный, с мезонином, тоже в семь окон на улицу».

Описанный П.А. Кропоткиным дом был типичным явлением бытовой застройки того времени. Примерно такой же по описанию дом, принадлежащий историку Д.И. Иловайскому, стоял в Трёхпрудном переулке, тот самый дом, в котором родилась (в 1892 году) и выросла Марина Цветаева. Стоимость такого дома по записям Кропоткина составляла примерно 4 тысячи рублей, а стоимость остальных строений домовладения – 18 тысяч рублей ассигнациями (по состоянию на 1839 год).

Приведу также воспоминания Петра Кропоткина о самом П.А. Дурново: «… Один из наших соседей, генерал Дурново, вёл дом на широкую ногу; а между тем ежедневно между барином и поваром происходили самые комические сцены. После утреннего чая старый генерал, посасывая трубку, сам заказывал обед.

– Ну, братец, – говорил он повару, являвшемуся в малую столовую в белоснежной куртке и колпаке, – сегодня нас будет немного, не более двух-трёх гостей. Ты соорудишь суп, знаешь, с какой-нибудь первинкой: с зелёным горошком, фасолью…

– Слушаю-с, ваше превосходительство.

– Затем, что там хочешь на второе.

– Слушаю-с, ваше превосходительство.

– Конечно, спаржа ещё дороговата, хотя я видел вчера в лавке такие славные пучки…

– Точно так, ваше превосходительство, по четыре целковых за пучок.

– Совершенно верно. Ну, твои жареные цыплята и индейки нам надоели до смерти. Ты приготовь нам что-нибудь новое.

– Не прикажете ли дичи, ваше превосходительство?

– Да, да, братец, что-нибудь такое.

Когда все шесть блюд бывали обсуждены, старый генерал спрашивал:

– Ну, а сколько тебе на расходы? Я думаю, три рубля хватит.

– Десять целковых, ваше превосходительство.

– Не говори глупостей, любезный. Вот тебе три рубля. Я знаю, что их за глаза достаточно.

– Как же так? Четыре целковых за спаржу да два с полтиной за зелень.

– Ну, слушай, любезный, посовестись. Так и быть, прибавлю ещё три четвертака, а ты экономничай.

Торг, таким образом, продолжался около получаса. Наконец сходились на семи рублях с четвертаком с условием, что обед на другой день стоил бы не больше полутора рублей. Генерал, счастливый тем, что устроил всё так выгодно, приказывал закладывать сани и отправлялся в модные лавки, откуда возвращался сияющий и привозил жене флакон тонких духов, за который заплатил бешеную цену во французском магазине, а единственной своей дочери он сообщал, что пришлют от мадам такой-то для примерки «очень простенькую», но очень дорогую бархатную мантилью.

Вся наша родня со стороны отца жила точно таким же образом».

Я сомневаюсь, чтобы Пётр Кропоткин присутствовал при разговоре П.А. Дурново со своим поваром. Скорее всего, через образ «старого генерала» Дурново Кропоткин попытался показать среднестатистический быт обитателей Староконюшенной слободы. Однако нельзя не заметить, что написано изумительно живо и интересно. Ещё замечу, что спаржа нынче стоит четыреста «целковых», а прошло-то всего-навсего 130 лет.

Когда Марина Цветаева в 1939 году после ареста дочери Ариадны и мужа Сергея Эфрона написала письмо на имя Берии в защиту своих близких, она заметила в этом письме, что о матери Сергея, народоволке Лизе Дурново, тепло отзывался П.А. Кропоткин и С.М. Степняк-Кравчинский. Прочитав это, я воодушевилась и стала листать воспоминания и того, и другого. Но, увы, как ни вглядывалась я в драгоценные строчки, ни у того, ни у другого тёплых отзывов о Елизавете Дурново не нашла. У меня поначалу создалось впечатление, что они её толком и не знали. Потом, правда, выяснилось, что Кропоткин в эмиграции в 1908 году написал Елизавете Петровне по крайней мере два письма (хранятся в ЦГАЛИ) (то есть хотя бы эпистолярные контакты у них были) и подарил свою фотографию.

Бедная Марина Ивановна наивно рассчитывала, что Л.П. Берия учтёт «славное» революционное прошлое матери Сергея Эфрона, связанное с такими замечательными именами, как Пётр Кропоткин и Степняк-Кравчинский, и выпустит Сергея на свободу. Не думаю, чтобы Берия внимательно читал воспоминания старых революционеров, но даже если и читал, «связь» с Кропоткиным Сергею Эфрону судьбы не облегчила, и он был расстрелян в 1941 году органами НКВД.

После отмены крепостного права в 1861 году Александром II в России появилась должность мирового посредника для урегулирования взаимоотношений между помещиками и бывшими крепостными. Должность эта была общественной, и избирались на неё весьма уважаемые люди. Так например, великий русский писатель, граф Лев Николаевич Толстой, занимал должность мирового посредника в Крапивинском уезде.

В ЦГАЛИ хранится блюдо, сделанное из серебра с золочением, чернью и резьбой русскими мастерами во второй половине XIX века. А на дне блюда изумительная надпись: «Г. Мировому Посреднику Петру Аполлоновичу Дурново. От благодарных крестьян Богословской волости».

Пётр Аполлонович Дурново умер в 1887 году на руках у своей единственной, горячо любимой дочери Елизаветы и похоронен, как уже упоминалось, на кладбище Новодевичьего монастыря. Там же была в 1876 году похоронена и некая Александра Никаноровна Посылина, очевидно, сестра жены Петра Аполлоновича и матери Лизы. Сама же Елизавета Никаноровна умерла, скорее всего, в 1904 году и похоронена на Ваганьковском кладбище. Сергей Эфрон в одном из своих писем сёстрам в 1911 году сообщал, что он с Мариной ездил на Ваганьковское кладбище, но так и не нашёл могилу бабушки. К сожалению, мне это тоже не удалось.