Geum.ru

В. Э. Морозов кандидат филологических наук

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
В.Э. Морозов
кандидат филологических наук

“Завершенность действия” или “совершенность действия”?
К постановке вопроса об изучении видовых значений русского глагола в средней школе

Опыт работы автора статьи в российской средней школе показал, что ученики уже в 11–12 лет различают глаголы, обозначающие одно и то же действие, но не совпадающие по виду, считая их разными словами, например: делать—сделать. Однако и в более старшем возрасте школьники затрудняются при объяснении семантической разницы между ними (в отличие, например, от объяснения основных значений форм грамматического времени, которые дети объясняют достаточно легко уже в самом начале школьного возраста, например: “Я делал значит “я ужe делал”, я делаю — “это я сейчас делаю”, я буду делать — “потом буду делать”).

Обычно школьники стремятся представить означаемое глаголов совершенного вида (далее — СВ) как законченное действие, а несовершенного вида (далее — НВ) — как незаконченное действие, но при этом делаются оговорки, например: “Я сделал значит “я ужe сделал”, а Яделал — “может быть, еще не сделал, еще делаю””. Может быть, но не обязательно. Вот на этом важном различии мы и хотели бы остановиться в настоящей статье.

Попытка школьников объяснять видовые значения с использованием представления о завершенном / незавершенном действии имеет как языковые (точнее было бы сказать, речевые), так и педагогические причины. Языковой причиной является то, что глаголы СВ чаще всего используются для обозначения таких действий, которые понимаются автором речи как полностью оконченные. По подсчетам исследователей, выбор глаголов СВ, обозначающих окончание действия, занимает, например, 87% употреблений глаголов в художественной прозе. Хотя можно не соглашаться с проделанным Л.А. Серебряковой анализом некоторых примеров, в целом она доказала преобладание выбора финитных (окончательных) глаголов над прочими глаголами СВ. Высокая частотность выбора глаголов СВ в тех случаях, когда речь идет о законченном действии, вероятно, стала причиной того, что в русской грамматике долгое время значение совершенного вида толковалось как “законченное действие”, а несовершенного вида, по контрасту, — как “незаконченное действие”. Это толкование перешло из научных грамматик в школьные учебники, где и сохраняется до сих пор, хотя А.В. Пешковский уже в 1926 г. высказался против его использования в школьном обучении. Но и по сию пору в рассматриваемом нами вопросе школьное обучение играет роль педагогического фактора, формирующего у школьников не вполне адекватное видовой семантике представление о значении глагольных видов.

Прежде всего нужно отметить, что глаголы НВ в прошедшем времени, как и глаголы СВ, чаще всего обозначают законченное действие. Отсюда у наблюдательных учеников возникают закономерные вопросы, например: “А разве “Мы читали эту книгу в шестом классе” не может быть оконченным действием?” В ответ учителю приходится давать невнятные объяснения: что, мол, действие, конечно, окончено, но об этом не сказано, а только понятно по ситуации.

Однако можно сформулировать правило, согласно которому действие, выраженное в русской речи глагольной формой прошедшего времени, обычно понимается как законченное, если только из контекста или из ситуации не вытекает обратное. Именно это правило обыгрывается в известном школьном анекдоте, в котором на вопрос учителя, читал ли школьник роман Л.Н. Толстого “Война и мир”, тот ответил: “Читал”, хотя прочитал только одну страницу. Если автор речи сообщает, что он нечто читал, не уточняя количество прочитанного, то действие, как принято говорить в школьной грамматике, только называется, а ситуация, в которой оно было произведено, автором речи не раскрывается. Адресату надлежит самому восстановить модель этой ситуации с опорой на собственный жизненный опыт и приобретенное знание ситуаций соответствующего типа. Этот опыт фиксируется в структурах сознания, называемых фреймами ситуаций. Ч. Филлмор и его последователи при помощи данного понятия описывают падежные значения. Существуют фреймы чтения книги, газеты, объявления и др. Фрейм включает абстрактное, но законченное представление о действии от начала до конца.

И хотя автор речи не указывает особо на начало действия, адресат ни в коем случае не делает вывода, что начала не было. Подобным же образом отсутствие указания на конец действия не предполагает того, что действие осталось неоконченным. Коль скоро автор не указывает ни начала, ни конца, то адресат делает вывод, что таковые подразумеваются, и полагает, что действие было совершено от начала до конца. Если же автор речи не дочитал книгу, то он должен сообщить об этом адресату или же построить свое высказывание так, чтобы в нем была имплицирована информация, достаточная для вывода о количестве прочитанного: 1) употребить СВ с отрицанием, например: не дочитал; 2) указать прочитанную или/и непрочитанную части:прочитать половину; 3) использовать формы настоящего времени: читаю; 4) употребить конструкции с инфинитивами: еще нужно прочитать и т. п.

Это требование нормативного общения. Анекдот, как известно, отражает не нормативные, а анекдотические случаи, в основе которых нередко лежит игра слов. В вышеупомянутом анекдоте игра слов строится на противоречии между категориями истинности и искренности. Утверждение мальчика о том, что он читал книгу, истинно. Но школьник не искренен в своих намерениях, т. к. не сообщает учителю всю информацию, необходимую для правильного понимания ситуации, а пытается ввести его в заблуждение, употребляя для этого глаголы НВ.

Попытка рассмотреть СВ как так называемый маркированный член грамматической категории, то есть всегда обозначающий законченное действие, а НВ — как немаркированный член, который в зависимости от случая обозначает то законченное, то незаконченное действие, была бы неубедительна. Дело в том, что сочетание прочитать книгу вызывает представление о завершенном действии не только благодаря использованию глагола прочитать, но и его сочетанию с существительным книга, обозначающим целый объект. Другие сочетания с тем же глаголом, наоборот, вызывают представление о незавершенном действии, например: прочитатьполовину книги, прочитать часть книги. В последнем сочетании количество сделанного не оговорено никак. Закончилось ли на этом действие, то есть ограничено оно сделанным или нет, может быть понятно только по контексту и по ситуации.

Вообще, законченность действия выражается не видом глагола, а завершительным способом глагольного действия (так называемыми окончательными, или финитными, глаголами). Впечатление, будто завершенность выражает именно СВ, не более чем иллюзия, порождаемая тем, что большинство завершительных глаголов относятся к совершенному виду, в то время как глаголы несовершенного вида в своей основной массе не принадлежат ни к какому способу действия, ср.: Бревно горело три часа / Бревно сгорело за три часа. Завершительный глагол СВсгорело в данном контексте однозначно подчеркивает полную завершенность действия, в отличие от глагола НВ горело, безразличного к завершенности действия. Но если оба глагола принадлежат окончательному способу действия (хотя такое бывает нечасто), то оба они выражают завершенность действия, ср.: Бревно сгорало три часа / Бревно сгорело за три часа.

Возражение, основанное на том, что фраза Бревно быстро сгорело выражает законченное действие, а Бревно быстро сгорало — незаконченное, было бы неубедительным, так как не доказывает “законченность / незаконченность” видов, а лишь подчеркивает то, что понимание действия как законченного / незаконченного зависит от контекста. Ср.: Бревно сгорело лишь наполовину — в данном случае остается неопределенным, закончено действие или нет. В конечном счете это подтверждает вывод о том, что значения способов действия склонны к нейтрализации в условиях контекста, причем завершительное значение глаголов НВ сильнее подвержено нейтрализации, чем то же значение глаголов СВ. В этом косвенно проявляется влияние видовых значений, однако это свидетельствует не о том, что глагол НВ не может выражать законченное действие, а СВ — незаконченное действие, а лишь о том, что для такого их употребления нужны особые основания, о которых будет сказано ниже.

Среди глаголов СВ есть и такие, которые не относятся ни к какому способу действия, напримерпопросить. То, что это не завершительный глагол, понятно из его сравнения с финитным глаголом упросить: Я его упрашивал, упрашивал и упросил, ср.: Я его просил, просил ипопросил.

Существуют глаголы НВ и СВ других, нефинитных способов действия. Эти глаголы остаются безразличными или к завершенности действия, отмечая лишь его прекращение, или к определенному моменту, например: почитать, или обозначают начало действия, например:заговаривать—заговорить. Когда наблюдательный ученик замечает такие глаголы, он задает вопрос: “А “Я заговорил” — это тоже законченное действие?” В ответ делаются попытки толковать значение начинательных глаголов СВ как “конец начала”. В большинстве случаев можно ясно представить себе “начало начала”, то есть самый начальный момент действия, но что считать “концом начала”, обычно сказать очень затруднительно. “Конец” является достаточно объективным признаком, требующим соответствующего однозначного, а не расплывчатого понимания. Ссылки на то, что “все в мире относительно”, в данном случае неприемлемы. Конечно, то, что в данном случае понимается как законченное действие, в другом случае может быть понято как незаконченное, но в каждом из этих случаев выражается именно одно, а не другое понимание. В конечном счете из речи какого-либо лица становятся понятны не факты как таковые, а представление данного лица об этих фактах, но что такое “конец начала”, в большинстве случаев сказать невозможно. Если считать, например, что начинательный глагол запеть обозначает “конец начала пения”, то относительно чего следует определять этот конец: по концу первого слова песни, первого стиха или первого куплета? Иными словами, выделять конец и говорить о законченности чего-либо можно лишь тогда, когда понятно, что именно закончено.

Иное дело — показать, что начало действия совершено. Для этого не требуется никаких объективных данных. Если начинательный глагол НВ, например запевать, фиксирует внимание на начале, представляя его как некоторую часть действия, весьма неопределенно выраженную от начального момента и далее, но не достигающую середины действия, то выбор глагола СВ подчеркивает, что та же самая условно выделяемая часть действия понимается как уже совершившаяся, из чего вовсе не следует, что нечто окончено, тем более завершено.

Тем же самым образом глагольные виды представляют означаемое финитных глаголов, хотя часть действия, выделяемая этими глаголами, много больше, чем только его начало; вплоть до целого действия, но обязательно до него, например: Когда дойдешь до коровы, не смотри на нее, а то она пойдет за тобой. В данном случае автор речи произвольно выделяет часть действия, которая, по его мнению, должна продолжаться от момента речи (если движение уже начато) или от начала движения до момента, отмеченного в данной фразе сочетаниемдойдешь до коровы. В этом случае место, занимаемое животным, становится тем пределом, достижением которого ограничивается интерес адресанта к действию. Но это не предел самого действия. Мало того, то же место может быть представлено как территориальная координата, относительно которой можно представить себе дальнейшее продолжение того же действия: Когда будешь проходить мимо коровы, не смотри на нее, а то она пойдет за тобой. В предыдущей фразе выделена только начальная граница данной ситуации. Более подробно данная ситуация могла бы быть представлена следующим образом: Когда дойдешь до коровы ибудешь проходить мимо нее, не смотри на нее, а то она пойдет за тобой. Использование двух глаголов СВ потребовало бы выделения двух пределов (перед указанным местом и за указанным местом), которые стали бы начальной и конечной границей данной ситуации: Когда дойдешь до коровы, пройди мимо нее, не глядя на нее, а то она пойдет за тобой.

Окончание ситуации не свидетельствует об окончании действия. Завершение или прекращение действия — явления более объективные, чем выделение ситуации, которое имеет субъективный характер, так как связано с ограниченной природой человеческого восприятия. Не будучи в состоянии воспринять мир во всей его пространственной и временнó й бесконечности и одновременно во всех его деталях, мы произвольно ограничиваем свое представление о мире выделением тех или иных более или менее крупных фрагментов, называемых ситуациями, причем делаем это субъективно, в зависимости от целей, с которыми выделяем ситуацию. Именно поэтому упоминаемое в речи действие не обязательно должно начинаться и оканчиваться в ситуации, ставшей предметом речи, а может выходить за одну или за обе ее границы.

При обозначении действия глаголом НВ оно предстает как некоторое обстоятельство ситуации, выделенной автором речи, который как бы говорит: “Я имею в виду ту ситуацию, в которой происходит данное действие”. Для создания такого представления о действии выбирается некоторый центр (координата) ситуации, которым может стать место, время, действующее лицо, объект действия. Несовершенный вид подчеркивает связь действия, обозначаемого глаголом, с центром ситуации. Например, объективно между действием и временем действия устанавливается одна и только одна связь. Но в фразе Сяду, посижу, пока тепло оба глагола представляют действия как равновеликие изменения ситуации: начальное и конечное. Во фразеСяду и буду сидеть, пока тепло второе действие представлено не как граница, а как основное обстоятельство ситуации благодаря тому, что подчеркнута его связь с временем действия: пока тепло. Объективной границей выделенной автором ситуации является наступление холода. Но совсем не обязательно, чтобы производимое им действие закончилось с наступлением холода, ср.: Сяду, посижу, пока тепло, в рубашке, а потом кофту накину, чтобы было теплее сидеть. Действие может стать центром (координатой) ситуации само по себе, если оно является наиболее общим (Мы готовили обед: мама сварила суп, папа пожарил картошку, я сделалакомпот), длительным (Пока ты сидел, мы и обед приготовили и квартиру убрали), или наиболее ярким из всех действий, а также если оно периодически повторяется (Я всегда сиделв первом ряду).

Глагол СВ выражает представление о том же самом действии, что и глагол НВ, но при этом он констатирует частичное или полное изменение ситуации. Автор речи как бы говорит: “Я имею в виду то действие, которое изменило данную ситуацию”. В этом случае предел полагается не самому действию, а вниманию к нему. То есть автор как бы говорит: “Только вот эта часть действия меня интересует”. Объективно эта часть может быть одной и той же независимо от того, глаголом какого вида обозначено действие, ср.: Мы жили / прожили тут уже несколько лет, прежде чем ты сюда приехал. Но если выбор НВ подчеркивает самое внимание к данной части действия, то выбор СВ подчеркивает именно ограничение внимания к действию данной его частью. Этому не противоречит то, что чаще всего глагол СВ обозначает завершенное действие в целом. Весьма часто как раз завершенность действия является одной из наиболее важных причин ограничения интереса к действию, ср.: Вы уже читали новую книгу нашего профессора? — Уже прочитал / Еще не прочитал, еще читаю. Но мера совершенного может быть и не оговорена, если не она является причиной ограничения внимания к действию, ср.: Вычитали новую книгу нашего профессора? — Так, почитал. Здесь внимание к действию ограничено не чем иным, как малостью интереса к его предмету, но нет никаких оснований полагать, что книга не была прочитана целиком, как, впрочем, нет причин считать, что она была прочитана полностью. О каком-либо объективном ограничении, нецелостности или, напротив, о целостности, исчерпанности совершенного действия в данном высказывании речь не идет. Выбирая ограничительный (делимитативный) глагол СВ почитал, автор лишь подчеркивает, что кое-что в смысле чтения книги совершено, а что именно совершено, остается неоговоренным, и вообще, внимание следует сосредоточить не на упомянутом действии, а на его эффекте — на разочаровании прочитанным. Таким же неопределенным образом к объективному пределу действия относится и ответ читал, произнесенный, например, со вздохом. Но в отличие от предыдущего случая выбор глагола НВ подчеркивает, что действие совершалось, несмотря на отсутствие у действующего лица интереса к предмету действия, то есть внимание сосредоточивается именно на факте действия. При всем этом реальная внимательность автора речи к объекту действия может быть одинаковой в обоих случаях.

Предел внимания к действию как бы делит действие на две части, одна из которых мыслится как уже совершенная, а вторая вовсе исключается из поля зрения. Как совершенное может мыслиться и все действие в целом. Тем самым автор как бы делит существование мира во времени на две стадии: предшествующую, включающую выделенную часть действия или все действие, и последующую, причем свое внимание автор речи переносит именно на последующую стадию. Благодаря этому внимание адресата переключается с действия, которое обозначает глагол СВ, на эффект, произведенный этим действием. При обозначении действия глаголом НВ внимание адресата сосредоточивается на самом факте совершения действия.

Такое распределение внимания между фактом и эффектом действия породило мнение о том, что глагол СВ обозначает наступление состояния, которое возникает в результате последовательного осуществления действия, обозначаемого глаголом НВ. Согласно этой теории, например, глагол сесть имеет значение “начать сидеть”. Думается, однако, что любой глагол обозначает только то действие, которое отражено его лексическим значением, и, с этой точки зрения, глаголами НВ и СВ, соотносимыми друг с другом по лексическому значению, выражается одно и то же действие. В частности, означаемым глаголов садиться—сесть является движение, а не состояние покоя. Последнее передается глаголами сидеть—посидеть / просидеть. Хотя понятно, что последовательное завершение данного движения приводит к наступлению определенного состояния покоя, но из этого вовсе не следует ни то, что НВ сидеть обозначает движение, приведшее к выражаемому им состоянию покоя, ни то, что СВ сесть наряду с движением обозначает и то состояние покоя, наступлением которого это движение заканчивается. Каждый из этих глаголов выражает свое означаемое.

Впечатление, будто СВ обозначает наступление нового состояния, возникающего в результате последовательного осуществления действия, выражаемого глаголом НВ, создается при анализе завершительных глаголов СВ, обозначающих такие действия, которые не могут быть приостановлены или изменены в ходе своего осуществления, в силу чего эти глаголы всегда обозначают полное завершение действия, непременно заканчивающееся наступлением соответствующего нового состояния: сесть, лечь, встать, родиться, умереть, выздороветь,понять, узнать и т. п.

Но это впечатление ослабевает при обращении к глаголам, обозначающим действие хотя и с более или менее предсказуемым результатом, но такое, которое может быть приостановлено или изменено в ходе своего осуществления, например: Строю себе дом, уже построил первый этаж; Стал я было строить душ, а потом передумал и построил баню.

Эффект действия, которое не имеет непосредственного результата, непредсказуем, например:чихнуть, прыгнуть, ударить, подумать. Делаются попытки считать наступлением нового состояния выход из предшествующего. Но, очевидно, выход из одного состояния и переход в другое — не одно и то же. Выход из предыдущего состояния можно расценивать как одну из разновидностей изменения ситуации наряду с усилением или ослаблением состояния и т. п. Но следует учесть, что каждое изменение имеет две стороны: предшествующую и последующую. Так вот, любой глагол СВ однозначно выражает только первую из них, вторая же или обозначается в том же тексте другими словами, или ее понимание оставляется на усмотрение адресата. Понимание это может быть более или менее предсказуемым в зависимости от особенностей обозначаемого глаголом действия. Вот пример более или менее предсказуемого соотношения действий, каждое из которых является эффектом предшествующего и порождает в качестве эффекта последующее действие: стоять—постоять, простоять / садиться—сесть /ложиться—лечь / сидеть—посидеть, просидеть / лежать—полежать, пролежать /вставать—встать... и т. д.

Возможные связи действий в ситуации отражаются ее фреймом. Соотношение в речи глаголов разного вида, выражающее эту взаимосвязь действий, мы называем “аспектуальным фреймом”. Аспектуальный фрейм, воспроизводящий последовательность действий в ситуации настолько полно, что адресату не требуется ничего домысливать в этом отношении, считаем предельно развернутым аспектуальным фреймом. Как правило, аспектуальный фрейм в речи свертывается, то есть некоторые действия не обозначаются, пропускаются, оставляются “на усмотрение адресата”. Так, из глаголов садиться—сесть—сидеть—посидеть обычно выбираются один–два, например: Сяду, посижу / Сяду и буду сидеть / Посижу-ка я немного.

Минимально развернутым аспектуальным фреймом можно считать такой, в котором вербально выражены хотя бы одна координата ситуации, а также начало и конец этой ситуации, например: Мы (координата) начали эту работу утром, а закончили вечером. Аспектуальные фреймы, в которых не выражен какой-либо из этих компонентов ситуации, считаются свернутыми, даже если информативно они более нагружены частными подробностями, чем минимально развернутые, так как для более или менее точного понимания того, о какой именно ситуации говорит адресант, адресату не всегда обязательно знать ее частности, но всегда необходимо представлять себе центральные и пограничные компоненты ситуации.

Невысокая степень предсказуемости эффекта действия, обозначаемого глаголом чихнуть, интересно обыграна в известном рассказе А.П. Чехова “Смерть чиновника”: “В один прекрасный вечер не менее прекрасный экзекутор, Иван Дмитриевич Червяков, сидел во втором ряду кресел и глядел в бинокль на “Корневильские колокола”. Он глядел и чувствовал себя на верху блаженства. Но вдруг¼ Но вдруг лицо его поморщилось, глаза подкатились, дыхание остановилось¼ он отвел от глаз бинокль, нагнулся и¼ апчхи!!! Чихнул, как видите. Чихать никому и нигде не возбраняется. Чихают и мужики, и полицмейстеры, и иногда даже тайные советники. Червяков нисколько не сконфузился, утерся платочком и, как вежливый человек, поглядел вокруг себя: не обеспокоил ли он кого-нибудь своим чиханием? Но тут уж пришлось сконфузиться. Он увидел, что старичок, сидевший впереди него, в первом ряду кресел, старательно вытирал свою лысину перчаткой и бормотал что-то. В старичке Червяков узнал статского советника генерала Бризжалова, служащего по ведомству путей сообщения. “Я егообрызгал!” — подумал Червяков”.

В начале рассказа образуется более развернутый, но не максимально развернутый, аспектуальный фрейм. Ситуация задана четырьмя координатами: время события (в один прекрасный вечер), место события (во втором ряду кресел), действующее лицо (Червяков) и наиболее общее действие (смотрел). В этом фрейме действие, обозначенное глаголом чихнул, представлено как частичное изменение ситуации. Представление об эффекте этого действия сперва как бы полностью оставляется для воображения читателя. Ситуация восстанавливается адресатом по “ближайшему сценарию”, следовательно, возникает представление только о легком звуке, который, может быть, услышали ближайшие соседи Червякова. Далее аспектуальный фрейм прерывается упоминанием текущей речевой ситуации: указанием на действия читателя. Затем он возобновляется, но происходит расширение ситуации при помощи введения новых координат — новых действующих лиц (мужики, полицмейстеры, тайные советники) и их периодически повторяющихся действий, обозначенных глагольными формамичихать, чихают. Тем самым автор посредством общения переносит внимание читателя с эффекта, которое производит действие, обозначенное вначале глаголом СВ чихнул, на само это действие, выражаемое теперь глаголом чихать, чихают. Далее следует перечисление некоторых изменений в ситуации, причем эти изменения оказываются как бы непосредственным, ближайшим и единственным эффектом действия, выраженного глаголом чихнул. И лишь в прямой речи персонажа указывается действительно важный эффект, который произвело это действие. Эффект выражен глаголом обрызгал. При таком изображении ситуации установить связь между действиями читатель может только благодаря переструктурированию ситуационной модели путем воссоздания хронологических и причинно-следственных связей между действиями с опорой на имеющийся в его сознании фрейм ситуаций данного типа. Именно поэтому данный аспектуальный фрейм невозможно считать максимально развернутым, несмотря на высокую информативную нагрузку фрагмента текста.

В следующем фрагменте того же рассказа в пределах одного предложения возникает максимально развернутый аспектуальный фрейм с последовательным изложением произошедших событий, границы которого обозначены глаголами чихнул, обрызгал. Координатами ситуации служат говорящий (Я), его неактуальное время (вчера) и место действия (“Аркадия”). Союз и подчеркивает связь между действием, которое обозначает глагол чихнуть, и произведенным этим действием эффектом, который выражен в том же предложении глаголом обрызгать: “Вчера в “Аркадии”, ежели припомните, ваше-ство, — я чихнул-с и нечаянно обрызгал вас. Изв¼ ”.

Аспектуальный фрейм может возникать не только в монологе, но и в диалоге, так как собеседники выстраивают некоторую модель ситуации, иногда в согласии друг с другом, иногда противореча друг другу, например:

“— Извините, ваше-ство, я вас обрызгал... я нечаянно...

— Ничего, ничего...

— Ради бога, извините. Я ведь... я не желал!

— Ах, сидите, пожалуйста! Дайте слушать!”.

В реплике Червякова формируется свернутый аспектуальный фрейм не желал — обрызгал, который выражает виденье ситуации, соответствующее намерению чиновника оправдаться перед генералом. При этом он стремится привлечь внимание именно к непреднамеренности поступка, чему соответствует то, что действие выражается глаголом СВ обрызгал, а отсутствие намерения — глаголом НВ не желал. Конечно, в данном контексте глагол однократного способа действия обрызгал невозможно заменить многократным глаголом брызгал в прошедшем времени. При желании привлечь внимание к действию этот глагол можно использовать в настоящем времени, причем значение многократного способа действия нейтрализуется (то есть становится не так важно, было ли совершено действие один или более раз), например: Кто это тут меня брызгает?! — Я не брызгаю, а чихаю! Однако собеседники не пытаются привлечь внимание друг друга к этому действию. Наоборот, Червяков старается всячески подчеркнуть не его, а тот эффект, к которому оно привело, — свою удрученность от случившегося. Бризжалов принимает такую интерпретацию.

“— Я вас обрызгал, ваше-ство… Простите… Я ведь… не то чтобы…

— Ах, полноте… Я уже забыл, а вы все о том же! — сказал генерал и нетерпеливо шевельнул нижней губой.

“Забыл, а у самого ехидство в глазах, — подумал Червяков, подозрительно поглядывая на генерала. — И говорить не хочет. Надо бы ему объяснить, что я вовсе не желал… что это закон природы, а то подумает, что я плюнуть хотел. Теперь не подумает, так послеподумает!..””.

Возобновляя разговор на ту же тему, Червяков использует глагол обрызгал, возвращая адресата к своему виденью ситуации. Генерал продолжает развертывать аспектуальный фрейм, открытый в предыдущем диалоге, но использует глагол забыл, надеясь, что эффектом обозначаемого им действия станет прекращение разговора. Аспектуальный фрейм приобретает вид: не желал — обрызгал — забыл.

Но Червяков не принимает то виденье ситуации, которое предлагает ему Бризжалов. Не возражая вслух, он про себя обосновывает другое, альтернативное мнение, развертывая аспектуальный фрейм, соответствующий этому мнению: не желал — обрызгал — не забыл(отрицание имплицируется в подтексте благодаря выражению ехидство в глазах) — не хочет говорить — подумает, что хотел — надо объяснить, что не хотел. Таким образом, аспектуальный фрейм как бы образует замкнутый круг в соответствии с основной целью Червякова — доказать случайность происшествия.

“— Вчера в “Аркадии”, ежели припомните, ваше-ство, — начал докладывать экзекутор, — ячихнул-с и… нечаянно обрызгал… Изв…

— Какие пустяки… Бог знает что! Вам что угодно? — обратился генерал к следующему просителю.

“Говорить не хочет! — подумал Червяков бледнея. — Сердится, значит… Нет, этого нельзя такоставить… Я ему объясню… ”

Когда генерал кончил беседу с последним просителем и направился во внутренние апартаменты, Червяков шагнул за ним и забормотал:

— Ваше-ство! Ежели я осмеливаюсь беспокоить ваше-ство, то именно из чувства, могу сказать, раскаяния!.. Не нарочно, сами изволите знать-с!

Генерал состроил плаксивое лицо и махнул рукой:

— Да вы просто смеетесь, милостисдарь! — сказал он, скрываясь за дверью”.

Принуждая генерала к продолжению разговора о происшествии, Червяков выражает не только то самое виденье прошлой ситуации, с которым генерал ранее уже согласился, но и свое виденье новой, текущей речевой ситуации, которую Червяков описывает с использованием аспектуального фрейма осмеливаюсь беспокоить — могу сказать — изволите знать. Генерал в ответ выражает свое, противоположное мнение, используя предельно свернутый до одного глагола аспектуальный фрейм смеетесь. Этим глаголом он обозначает фактически то же самое действие, которое экзекутор выразил сочетанием осмеливаюсь беспокоить, но намерение Червякова интерпретируется собеседниками по-разному. Следующая реплика Червякова представляет собой попытку оспорить виденье речевой ситуации, выраженное генералом:

“— Я вчера приходил беспокоить ваше-ство, — забормотал он, когда генерал поднял на него вопрошающие глаза, — не для того, чтобы смеяться, как вы изволили сказать. Я извинился за то, что, чихая, брызнул-с… а смеяться я и не думал. Смею ли я смеяться?”.

Для того чтобы подчеркнуть, что он обсуждает не столько действия генерала, сколько свои вчерашние, но не позавчерашние действия, Червяков все свои вчерашние действия обозначает глаголами НВ, а все остальные — глаголами СВ. Тем самым внимание адресата должно быть сосредоточено на вчерашних действиях Червякова. Это достигается тем, что их изображение в качестве обстоятельств ситуации привлекает внимание к собственно совершению, благодаря чему действующие лица как бы переносятся во времени во вчерашнюю ситуацию. Прочие действия, представленные как изменения ситуации, делят существование мира во времени на предшествующие стадии, причем совершенное действие остается на предыдущей стадии, а собеседники переходят на следующую. В силу этого внимание с самого действия переносится на то, к чему оно привело, а именно: чихнул позавчера — приходил и извинялся вчера,изволили сказать вчера — пришел и объясняюсь сегодня.