Греции

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 71 72 73 74 75 76 77 78 ... 84

— влечению, а не суждению.

Кроме того, следование естественным стремлениям
вызывает больше сочувствия, раз уж больше его вызывает

937

следование даже влечениям, если они общи всем, и в той
мере, в какой они общи. Порыв ярости и злость более ес-
тественны, чем влечения к излишествам и вещам, не яв-
ляющимся необходимыми. [Вспомним], например, [сына],
который, защищаясь [в деле] о побоях, нанесенных отцу,
сказал: «Ведь и он [бил] своего [отца], и тот — своего», —
и, указав на [собственного] ребенка: «И этот [побьет]
меня, когда возмужает, — так уж у нас в роду»; и [отца],
которого сын волок [за собою] и который приказал ему
остановиться в дверях, потому что и он сам доволакивал-
де [своего] отца до этого места.

Кроме того, чем больше злого умысла, тем больше не-
правосудности. А между тем ни порывистый, ни порыв не
способны злоумышлять — они действуют открыто. Зато
влечение — словно Афродита, о которой говорят: «рож-
денная на Кипре кознодейка» — и о [ее] «узорчатом
поясе» Гомер:

[... в нем заключались]
Льстивые речи, не раз уловлявшие ум и разумных.

Так что если эта невоздержность влечений действи-
тельно более неправосудна и позорна, чем та, что сказы-
вается в порыве ярости, то именно она есть невоздерж-
ность в безусловном смысле слова и в каком-то смысле
порочность.

Далее, никто не ведет себя нагло (hybridzei), при этом
страдая; а действуя в гневе, всякий испытывает страдание,
тогда как наглец (hybridzon), напротив, действует с удо-
вольствием.

Итак, если больше неправосудности в том, на что гне-
ваться наиболее правосудно, то и в невоздержности из-за
влечения [больше неправосудности, чем в невоздержно-
сти из-за порыва ярости], ибо в порыве ярости нет на-
глости (hybris).

Ясно поэтому, в каком смысле невоздержность, свя-
занная с влечением, более позорна, чем невоздержность,
связанная с порывом ярости, а также что воздержность и
невоздержность относятся к телесным влечениям и удо-
вольствиям. Осталось понять, какая между ними [ — удо-
вольствием и влечением — ] разница.

В самом деле, как уже было сказано вначале, одни из
[влечений] человеческие и естественные как по роду, так

938

и по степени, другие — звероподобные, третьи же [обу-
словлены] уродствами и болезнями. Благоразумие и рас-
пущенность связаны только с первым [видом влечения].
Вот почему мы не называем зверей ни благоразумными,
ни распущенными иначе, как в переносном смысле, —
у них ведь нет ни сознательного выбора, ни расчета — и
еще в случае, если один какой-то род животных в целом
отличается от другого наглостью, буйством и обжорством,
но это отступления от природы, так же как среди людей —
помешанные.

Зверство менее [дурно], нежели порочность, но более
страшно, ибо лучшая часть души [у зверей] не развращена
(оу diephthartai), как у [порочного] человека, а отсутству-
ет. Это похоже на сравнение неодушевленного и одушев-
ленного по степени порочности. Ведь безвреднее всегда
бывает дурное качество того, что не имеет в себе источни-
ка [действия], а ум — [такой] источник (так что это очень
похоже на сравнение неправосудности с неправосудным
человеком: большим злом в одном смысле будет одно, в
другом — другое), ведь порочный (kakos) человек натво-
рит, наверное, в тысячу раз больше зла (kaka), чем зверь.

8 (VII). В обращении с удовольствиями и страдания-
ми, а также с влечениями и избеганиями, обусловленны-
ми осязанием и вкусом, [и] по отношению к которым
ранее были даны определения распущенности и благора-
зумию, можно иметь такой [склад], что уступает даже тем
[влечениям и удовольствиям], над коими большинство
возвышается, а можно одержать верх даже над теми, коим
большинство уступает. Если [уступчивость и способность
одерживать верх] связаны с удовольствием, то [обладатель
первого склада] невоздержный, а [обладатель второго] —
воздержный, если же то и другое связано со страданием,
то первый изнеженный, а второй выдержанный. [Душев-
ный] склад подавляющего большинства людей занимает
промежуточное положение, хотя бы они больше были
склонны к худшим [складам души].

Поскольку некоторые из удовольствий необходимы,
а другие нет или же необходимы до определенной степени,
в то время как излишества [и недостатки удовольствия] не
необходимы, и поскольку с влечениями и страданиями
дело обстоит сходным образом, то человек, который ищет

939

излишеств в удовольствиях или излишне, или [ищет их]
по сознательному выбору, т. е. ради самих [излишеств],
но отнюдь не ради чего-то другого, что из этого получает-
ся, — такой человек и есть распущенный. [Распущенный,
а буквально — «необуздываемый»], с необходимостью не
склонен к раскаянию, а следовательно, он неисцелимый,
ведь именно не способный к раскаянию неисцелим.

Кто недостаточно ищет удовольствий, противополо-
жен распущенному, кто находится посредине, благоразу-
мен. Соответственно распущен тот, кто избегает телесных
страданий не потому, что уступает [сильному влечению к
удовольствию], а по сознательному выбору. Из тех, в ком
сознательного выбора нет, одного ведет удовольствие, а
другого — то, что он избегает страдания от влечения, зна-
чит, между ними есть разница.

Любому, пожалуй, тот покажется худшим, кто совер-
шает какой-нибудь постыдный поступок, не испытывая
влечения или испытывая его слабо, а не тот, кто испыты-
вает сильное влечение, так же как, если человек бьет, не
будучи в гневе, [он представляется худшим], нежели тот,
кто бьет в гневе. Что бы он делал, право, будь он охвачен
страстью?! Именно поэтому распущенный хуже невоз-
держного.

Из названных [выше складов души] последний пред-
ставляет собою скорее вид изнеженности, а [обладатель
другого] — распущенный. Воздержный противоположен
невоздержному, а изнеженному — выдержанный, ибо вы-
держка (to karterein) заключается в том, чтобы противо-
стоять, а воздержность — в том, чтобы сдерживаться (to
antekhein), а между тем «противостоять» и «сдерживаться» —
разные вещи, так же как «не уступать» и «побеждать»; вот
почему воздержность — это что-то такое, что больше за-
служивает избрания, чем выдержанность.

Если человеку недостает [сил противиться] тому, чему
большинство противится и с чем справляются, он изне-
жен и избалован, ибо избалованность — это тоже разно-
видность изнеженности. Такой человек волочит плащ,
чтобы не пострадать от усилия его подтянуть, и изобража-
ет недужного, и хотя похож на жалкого, не думает, что
жалок.

С воздержностью и невоздержностью дело обстоит
сходным образом. В самом деле, не удивительно, если че-

940

ловек уступит сильным и чрезмерным удовольствиям или
страданиям; напротив, он вызывает сочувствие, если про-
тивится им так, как укушенный змеей Филоктет у Фео-
декта, или как Керкион в «Алопе» Каркина, или как те,
что, пытаясь сдержать смех, разражаются взрывом хохота,
как случилось с Ксенофантом. Удивляет, причем не вы-
зывает сочувствия, если человек уступает и не может про-
тивиться таким вещам, которым большинство способно
противостоять, причем это не обусловлено ни его приро-
дой, передающейся по наследству, ни болезнью, как, на-
пример, наследственная изнеженность царей скифов, ни,
[наконец], такими [причинами], по каким женский пол
уступает мужскому.

Ребячливый (paidiodes) тоже считается распущенным,
но в действительности он изнеженный. Ведь ребячьи за-
бавы, [развлечения] (he paidia) — это расслабление, коль
скоро это отдых, а ребячливый относится к тем, кто пре-
ступает меру [в отдыхе].

С одной стороны, невоздержность — это опрометчи-
вость, а с другой — бессилие. В самом деле, одни, приняв-
ши решение, из-за страсти [бессильны] его придержи-
ваться, а других страсть увлекает за собою, потому что
они не приняли [никаких] решений. Между тем некото-
рые благодаря предчувствию и предвидению и приведя
себя и свой рассудок (logismos) в бодрую готовность — по-
добно тому как, пощекотавши себя, не чувствуют щекот-
ки—не поддаются ни страсти от удовольствия, ни стра-
сти от страдания. Опрометчивой невоздержностью прежде
всего [страдают] резкие и возбудимые (melagkholikoi): одни
второпях, другие в неистовстве не дожидаются [указаний]
суждения, потому что воображение легко увлекает их за
собою.

9(VIII). Распущенный, как было сказано, не способен
к раскаянию, потому что он придерживается своего соб-
ственного выбора, но всякий невоздержный способен к
раскаянию. Поэтому в действительности дело обстоит не
так, как [показалось] при постановке вопроса, но один,
[распущенный], неисцелим, а другой, [невоздержный],
исцелим. В самом деле, испорченность [нрава] похожа на
такие болезни, как, скажем, водянка или чахотка, а невоз-
держность — на эпилептические припадки: первая пред-

941

ставляет собою непрерывнодействующую, а вторая —
приступообразную подлость. Да и в целом невоздерж-
ность относится к иному роду, нежели порочность, ибо
порочность скрыта [от порочного], а невоздержность [от
невоздержного] не скрыта.

Среди самих невоздержных исступленные (ekstatikoi)
лучше, чем те, кто, обладая суждением, не придерживает-
ся его, ведь последние уступают менее [сильной] страсти
и в отличие от первых [действуют] не без предварительно-
го решения. Действительно, [такой] невоздержный похож
на того, кто пьянеет быстро и от малого количества вина,
т. е. от меньшего, чем большинство людей.

Итак, очевидно, что невоздержность — это не пороч-
ность (хотя в каком-то смысле, вероятно, [все же пороч-
ность]). Действительно, первая действует вопреки, а вто-
рая — согласно сознательному выбору. Тем не менее
сходство есть, по крайней мере в поступках; как сказал
Демодок о милетянах: «... милетяне, право, не глупы, но
поступают во всем жалким подобно глупцам», так и не-
воздержные, не будучи неправосудными, поступают все
же неправосудно.

Поскольку один, [а именно невоздержный], таков, что
не по убеждению ищет телесных удовольствий и чрезмер-
но и вопреки верному суждению, а другой, [т. е. распу-
щенный], — по убеждению, потому что он такой человек,
которому свойственно их искать, постольку первого легко
переубедить, а второго нет. Дело в том, что добродетель
блюдет принцип, а испорченность [нрава] уничтожает,
для поступков же принцип — целевая причина, подобно
тому как предположения [являются целевыми причина-
ми] в математике. Конечно, как в ней [рас]суждение не
обучает началам, так и в случае с поступками, зато добро-
детель, от природы ли она или от привычки, [научает] со-
ставлять правильное мнение о начале [как принципе].
Таким образом, [обладатель этой добродетели] — благора-
зумный, а противоположный ему — распущенный.

Может существовать такой человек, от страсти исступ-
ленный вопреки верному суждению, который одержим
страстью настолько, чтобы не поступать согласно верному
суждению, но не настолько, чтобы быть убежденным в
том, что кое-какие удовольствия надо беззастенчиво пре-
следовать. Этот человек и является невоздержным <как>

942

лучший, чем распущенный, и не безусловно дурной, по-
тому что самое лучшее, а именно принцип, в нем сохра-
няется. Другой, противоположный этому, придерживает-
ся [верного суждения] и не приходит в исступление, во
всяком случае от страсти. Отсюда, наконец, ясно, что этот
последний склад [души] добропорядочный, а первый —
дурной.

10 (IX). Является ли, таким образом, воздержным тот,
кто придерживается какого бы то ни было суждения и ка-
кого бы то ни было сознательного выбора, или же тот, кто
придерживается правильного выбора?

А также является ли невоздержным только тот, кто не
придерживается какого бы то ни было сознательного вы-
бора и какого бы то ни было суждения, или только тот,
кто не придерживается неложного суждения и правильно-
го выбора? Таков поставленный ранее вопрос. Но может
быть, только привходящим образом человек придержива-
ется любого выбора, а по сути (kath'hayto) один придер-
живается, другой не придерживается только истинного
суждения и правильного выбора? Ведь если что-то опре-
деленное избирают или преследуют ради чего-то опреде-
ленного, то, по сути, преследуют и избирают «то, [ради
чего]»; а первое — привходящим образом. Понятие «по
сути» означает для нас «безусловно» (haplos). Итак, полу-
чается: хотя в каком-то смысле человек придерживается
мнения любого рода, так же как и отступает от него, но в
безусловном смысле [один придерживается, а другой от-
ступает] от истинного мнения.

Есть люди, которые крепко держатся своих взглядов,
их зовут упрямыми (iskhyrognomones), т. е. это такие, кого
трудно убедить (dyspeistoi) и нелегко заставить изменить
убеждения (oyk eymetapeistoi). У них есть какое-то сходст-
во с воздержным, так же как у мота со щедрым и у смель-
чака с отважным, но во многом они различны. Ведь воз-
держным будет не переменившийся под влиянием страсти
и влечения, хотя при известных обстоятельствах и он под-
дается убеждению. А те, другие, не убеждаются рассужде-
нием, поскольку все-таки восприимчивы к влечениям
и большинство ведомо удовольствиями.

Упрямы самоуверенные (idiognomones), неучи и неоте-
санные, причем самоуверенные упрямы из-за удовольст-

943

вия и страдания; действительно, они радуются победе,
когда не дадут себя переубедить, и страдают, когда их
[мнения] отводятся, наподобие поставленного на голосо-
вание. Этим они больше похожи на невоздержных, чем на
воздержных.

Есть и такие, кто не придерживается [своих собствен-
ных] мнений, но не из-за невоздержности; таков, напри-
мер, в Софокловом «Филоктете» Неоптолем: пусть он из-
за удовольствия не стал держаться [своего], но это
удовольствие прекрасно, ибо для Неоптолема прекрасно
было говорить правду, а Одиссей убедил его обманывать.
Действительно, не всякий, кто совершает известный по-
ступок ради удовольствия, является распущенным, дур-
ным или невоздержным, но только тот, кто делает это
ради некоторого постыдного [удовольствия].

11. Поскольку бывают и такие люди, которым свойст-
венно наслаждаться телесными [благами] меньше, чем
следует, причем не придерживаясь [верного] суждения, то
находящийся посредине между таким человеком и невоз-
держным — воздержный, ибо если невоздержный не при-
держивается [верного] суждения из-за некоего превыше-
ния (to mallon ti) [меры в удовольствиях], то второй —
из-за определенного занижения (to hetton ti); что же каса-
ется воздержного, то он придерживается [верного] сужде-
ния и не изменяет [ему] ни по одной, ни по другой при-
чине.

Если же воздержность в самом деле есть нечто добро-
порядочное, то обе ее противоположности должны быть
дурными складами [души], как оно и видно; но от того,
что одна из противоположностей заметна только у немно-
гих людей и в редких случаях, кажется, будто благоразу-
мие противостоит только распущенности, так же как воз-
держность — только невоздержности.

Поскольку во многих случаях названия даются в силу
сходства, то и тут получилось, что по сходству благора-
зумному приписывают воздержность; действительно, как
воздержный, так и благоразумный способен не делать ни-
чего вопреки суждению ради телесных удовольствий, но
первый имеет дурные влечения, а второй нет, и он спосо-
бен не испытывать удовольствия, если оно противоречит
суждению, а первый [в этом случае] способен их испыты-
вать, но не поддаваться.

944

Подобны друг другу и невоздержный с распущенным,
хотя они и разны, ибо телесных удовольствий ищут оба,
но при этом один думает, что так и надо, а другой так не
думает.

(X). Невозможно одному и тому же человеку быть
одновременно рассудительным и невоздержным, ибо, как
было показано, быть рассудительным — значит быть
добропорядочным по нраву. Кроме того, быть рассуди-
тельным — это не только «знать», но и быть способным
поступать [в соответствии со знанием]. Между тем невоз-
держный так поступать не способен.

Ничто не мешает, однако, чтобы изобретательный был
невоздержным; именно поэтому создается впечатление,
будто люди рассудительные, [а в действительности только
изобретательные], одновременно невоздержные. Это свя-
зано с тем, что изобретательность отличается от рассуди-
тельности таким образом, как было сказано в предыдущих
рассуждениях, т. е. эти вещи близки в том, что касается
суждения (kata ton logon), и различны в том, что касает-
ся сознательного выбора (kata ten proairesin).

Невоздержный не похож также на знающего и приме-
няющего знание, а похож он на спящего или пьяного. И хо-
тя он [поступает] по своей воле (ибо в каком-то смысле
он знает, что и ради чего он делает), он не подлец, ведь
сознательно он избирает доброе, так что он полуподлец.
И неправосудным он не является, так как не злоумышля-
ет; ведь один невоздержный не способен придерживаться
того, что решил, а другой из-за своей возбудимости вооб-
ще не способен к принятию решений. И в самим деле, не-
воздержный похож на государство, где голосуют за все, за
что следует, и где есть добропорядочные законы, но
ничто из этого не применяется [на деле], как посмеялся
Анаксандрид:

И воля государства закон не беспокоит.

Что же касается подлеца, то он похож на государство, ко-
торое применяет законы, но подлые.

Невоздержность и воздержность возможны в том, что
превышает меру применительно к складу большинства
людей, ибо воздержный держится больше, а невоздерж-
ный меньше, чем способно подавляющее большинство.

945

Среди разного рода невоздержностей та, от которой
невоздержны возбудимые, исцеляется легче, нежели та,
что у людей, принимающих решение, но его не придер-
живающихся, и легче исцелить приучившихся к невоз-
держности, нежели невоздержных по природе, потому что
привычку проще переменить, чем природу. В самом деле,
даже привычку трудно переменить именно в той мере,
в какой она походит на природу, как говорит Эвен:

Друг мой, скажу я, что станет занятье природою в людях,
Если за долгое время оно совершенства достигнет.

Итак, сказано, что такое воздержность, что — невоз-
держность, что такое выдержанность и что — изнежен-
ность и как эти склады относятся друг к другу.

12 (XI). Понять удовольствие и страдание — задача для
философствующего о государственных делах, кто словно
зодчий воздвигает [высшую] цель, взирая на которую мы
определяем каждую вещь как зло или как благо в безотно-
сительном смысле.

Кроме того, внимательно рассмотреть это — одна из
необходимых [задач]. Ранее мы поставили нравственную
добродетель в связь с удовольствием и страданием, а о
счастье почти все говорят, что оно сопряжено с удоволь-
ствием. И недаром

Blog

Греции